Тая хотела умереть, но кто бы ей это позволил? Каждая клеточка её измученного тела молила Богинь и смерти, но сердце разрывалось и продолжало сопротивляться. Тая ненавидела и благодарила тварь, которая истязала её уже бесчисленное количество дней, недель, месяцев, лет за то, что она была ещё жива.

Острые когти были давно сточены о камни её тюрьмы. Чешуя местами отсутствовала напрочь, и незащищенная кожа саднила и уже привычно ныла и болела. Губы искусаны в мясо. Острые зубы заметно шатались, плохо удерживаемые почти обескровленными дёснами. Рёбра и позвонки выпирали заметно сильнее, чем должны были.

Она была не одна в этой Бездне и хорошо это знала. Здесь часто можно было услышать душераздирающие крики, звуки пыток – «экспериментов» – как их называла эта мерзость болотная. – запах гари, крови, запах горящей плоти. Она нередко это слышала, стараясь спрятаться под смешным количеством воды и зажимая перепончатые уши, но ничего не спасало. Она слышала их боль, но почти никогда не видела – их старались держать как можно дальше друг от друга, кроме тех периодов, когда их становилось слишком много. Не так давно из второго прохода сюда притащили какого-то паренька. Тая даже не сумела его разглядеть – сил не было даже поднять тяжёлую голову после очередной порции какой-то новой дряни этого безумца. Вероятно, он был без сознания, либо совсем ребёнок, потому что не сопротивлялся и ни о чём не умолял. Здесь было только две этих крайности. Не помогала ни одна.

Её тюрьма почти особенная. Водных тут было не много. Небольшой колодец, да воды меньше половины. Чтобы не могла спрятаться от безумств твари. Это нельзя назвать ливрийцем. Это – тварь, которая умудрилась подмять и вогнать в ужас тех, кого все за барьером считали «самыми ужасными и опасными».

Тварь хотела научиться изменять саму магическую суть существа. Её противный, мерзкий шёпот, рассуждающий о том, не желает ли Тая сменить свой хвост на ноги или на возможность менять одно на другое, она не забудет никогда. Кто угодно мог бы сказать, что это невозможно. Тварь отчего-то вбила себе в голову, будто она всемогущая.

Послышался стук каблуков. Тае не нужно было быть провидицей, чтобы понять, что их владелица в ярости. Голос, раздавшийся после, это лишь подтвердил. Тая сжалась под водой, свивая хвост в кольца и пытаясь спрятаться, сжаться, стать как можно меньше и незаметнее.

Всё стихло так быстро, что она и не заметила. Очнулась от беспамятства Тая только когда сильная рука больно вытащила её голову за волосы наверх. Голос, чтобы кричать или сказать хоть что-то, она сорвала бесчисленное множество дней назад. Здесь не было ничего, по чему можно было узнать хотя бы примерное время.

От знакомого оскала стало не по себе. От ярости и ненависти, плещущих через край хотелось сглотнуть панику, но горло было вытянуто дугой так, что это было невозможно. Пришлось давиться вязкой, возможно, снова кровавой, слюной. Её ждали новые пытки-эксперименты. Она молила об освобождении, не важно живой или мёртвой.