Я рядом

Кавех упёр руки в бока, его лицо покраснело от злости, а брови нахмурились. Не стесняясь в выражениях, он кричал, говоря быстрее, чем соображая.

— Не делай вид, что тебе не плевать! — крикнул он аль-Хайтаму. — Даже если я умру где-то посреди пустыни, ты и пальцем не шевельнёшь! Тебя ничего не заботит, кроме своей собственной тупой физиономии!

Кавех резко поджал губы и опустил руки, сжимая кулаки. Осознание того, что он только что сказал, заставило вину густой тяжестью осесть в груди. Он впился ногтями себе в ладонь и прикусил язык, желая отмотать время назад и не говорить этих гнусных вещей.

— Хайтам… — прошептал он, не веря тому, что действительно не уследил за словами.

Он смотрел аль-Хайтаму в глаза, надеясь увидеть, понять, что тот думает. Но встретил лишь холодный, пронзительный взгляд в ответ.

Задело.

аль-Хайтам развернулся и направился к своей комнате, не говоря ни слова больше.

— Хайтам, стой!

Кавех встрепенулся и рванул было за ним, но дверь закрылась перед носом и была уже заперта изнутри.

Кавех постучал, но его проигнорировали. Вина заполняла собой всё тело, прибивая своей тяжестью к полу. Губы задрожали, а в горле появился ком.

Он ведь знает, что случись с ним что, аль-Хайтам бы лично поменял небо и землю местами, лишь бы найти его.

***

Кавех лежал в кровати, но сон никак не шёл. Мысли заполняли голову, вопросы не давали провалиться в дрёму. Если бы он этого не сказал? Если бы извинился сразу, а не стоял, как истукан? Что теперь будет?

В чём вообще была причина ссоры? Опять какая-то глупость. День не задался с самого начала. Сначала он проспал из-за ночных работ и чуть не пропустил важную встречу с заказчиком. Мужчина оказался слишком уж придирчивым, и они обсуждали детали здания несколько часов подряд. Он очень устал, а по приходу домой увидел, что аль-Хайтам забыл убрать свои книги. И это не было чем-то страшным или необычным. Нужно было просто попросить, Кавех знал, сосед бы прислушался и проблема была бы решена. Но он взорвался. Не совладал с усталостью и эмоциями, и понимание этого заставляло захлебнуться в новой волне вины.

Он натянул одеяло до самого носа, подсознательно надеясь, что оно спасёт от тревоги и возросшей к себе ненависти. Кавех прикрыл глаза и начал отсчёт, пытаясь заснуть.

Один.

Два.

Три.

Воображение дорисовывает картину. Вместо холодного взгляда — осуждение и разочарование.

Ты разочарование. Снова облажался. Это всё твоя вина.

Кавех всхлипнул, чувствуя, как глаза наполняются влагой, а по щеке бежит первая слеза. Он зажал рот рукой, заглушая звуки. Не хватало, чтобы аль-Хайтам из-за него проснулся.

Ты мешаешь. Даже не смог поддержать идиллию, что вы так долго выстраивали. Ничтожество.

Навязчивые мысли превысили количество того, что он мог сдержать. Они вырывались из глубины, заставляя вину поглощать внутренности. Кавех согнулся на кровати в немых рыданиях. аль-Хайтам так заботится о нём, а он обесценил всё в один момент всего парочкой фраз. Разве он заслуживает чужого доверия? Разве он заслуживает его?

Со слезами на глазах Кавех провалился в беспокойных сон, не успокаивающий ни разум, ни тело.

***

Утро не встретило спокойствием.

Кавех встал позже своего режима на пару часов. У аль-Хайтама должен быть сегодня выходной, они смогут поговорить, верно?

Кавех отправился в ванну и, к своему удивлению, не нашёл соседа в гостиной. Разве он уже не должен был уже встать и начать читать свои заумные книжки, как обычно?

У зеркала над раковиной, Кавех внезапно обнаружил, что лицо припухло, глаза покраснели из-за слёз, а под глазами возникли достаточно глубокие, тёмные синяки. Он вздохнул, окатывая лицо прохладной водой.

Ночное самобичевание оставило после себя густой, неприятный осадок, не дающий спокойно вдохнуть. Нужно поговорить. Срочно.

аль-Хайтам обнаружился в кабинете за бумажной работой. Заметив краем глаза соседа, он нахмурился.

— аль-Хайтам, — начал было Кавех, но его резко оборвали.

— Кавех, я работаю, — он метнул острым, словно его зеркала, помогающие ему в бою, взглядом в Кавеха, а затем вернулся к бумажкам. — Подожди, пожалуйста.

Раздражённый акцент на «пожалуйста» заставил Кавеха поёжиться и нахмуриться. В любой другой момент он бы возмутился, но теперь мешкался. Он не знал, стоит ли начать говорить или всё же оставить аль-Хайтама одного? Пока он раздумывал, сам аль-Хайтам включил шумоподавление в наушниках, полностью предрешая ход разговора.

Кавех стиснул челюсти, скрипя зубами от досады. Осадок в груди поднялся, образуя ком в горле. Кавех сжал кулаки и развернулся, чувствуя, как жжёт от вины грудь.

Идиот.

Он сел на твёрдый диван в гостиной и прижал ноги к груди, обхватывая их руками и утыкаясь в колени носом. Пару капель из очей всё же упало, но на больше попросту не было сил. Кавех не может винить аль-Хайтама в том, что он работает, но он понимает его тон. Он бы себя не простил, будь он на месте Хайтама. Он обесценил его чувства.

Он заслужил такое отношение.

Кавех завалился на бок и прикрыл глаза. Он только недавно проснулся, но ночной сон не помог справиться с моральным истощением, и он надеялся, что сможет поспать ещё хотя бы пару часов, пока аль-Хайтам занят. Даже пары минут хватило бы. Лишь бы не думать, лишь бы уйти от гложущей вины.

***

Кавех резко сел на кровати от громкого хлопка. Взгляд ещё не сфокусировался, но он почувствовал, что он накрыт чем-то. Проморгавшись, он взглянул на аль-Хайтама, видимо, уронившего книгу, которую собрался убрать. Кавех взглянул на себя, обнаружив, что укрыт он был одеялом. Сердце пропустило удар, а извинения застыли в горле.

— аль-Хайтам… — сипло позвал он, но тот не отозвался.

Кавех поднялся, но запутался в ногах и чуть не упал. От повреждений спас столик, на который он облокотился. Он постоял пару секунд, приходя в себя. Тревога заполняла собой всё пространство, и дышать становилось сложнее. Вина давила, ощущение собственного ничтожества разбивало.

— Хайтам! — с надеждой произнёс Кавех, делая пару шагов вперёд. Но аль-Хайтам молчал, раскладывая книги на свои места.

Кавех почти подбежал вплотную — так быстро шёл, что, казалось, всё на своём пути снесёт — и прижался к спине аль-Хайтама, тихо всхлипывая.

— Прости, — произнёс он дрожащим голосом. — Прости, Хайтам, мне так жаль, — он всхлипнул, чувствуя, как на щеках появляются солёные дорожки.

аль-Хайтам молчал, не шевелясь и почти не дыша.

— Я не должен был этого говорить, — прошептал Кавех, утыкаясь в чужое плечо, заставляя чёрную ткань намокнуть. — Прости, я очень устал вчера, мне так жаль, Хайтам.

— Почему я должен входить в твоё положение? Мне же плевать на всех, кроме себя любимого, — чётко проговорил аль-Хайтам, выпутываясь из объятий и разворачиваясь.

Они с Кавехом оказались лицом к лицу. Кавех плакал, не смея поднять взгляд. Вина корнями оплетала сердце, казалось, ещё немного и его разорвёт на куски. Задеть аль-Хайтама сложно, но они были слишком близки, чтобы Кавех не знал, что это возможно.

И он это сделал.

— Извини меня, прошу, — пролепетал он, всхлипывая.

Он протянул ладонь к аль-Хайтаму, надеясь взяться за руки.

— Нет, — холодный отрешённый голос.

— Ч-что?.. — Кавех поднял панический взгляд, заглядывая впервые за разговор в лицо.

Презрение, разочарование, ненависть.

— Хайтам… — одними губами прошептал он, чувствуя, как всё внутри распадается на миллион кусочков. Вина пустила корни в сердце, в душу, уничтожая изнутри.

***

— Кавех.

Кавех резко подорвался на диване. Что произошло? Он перевёл озадаченный взгляд на аль-Хайтама, сидевшего рядом с диваном на коленях.

— Что…

— Ты плакал во сне, — аль-Хайтам перебил его, заранее понимая вопрос. — Я не придумал ничего лучше, кроме как разбудить тебя.

Кавех дотронулся до своих щёк. На пальцах оказалась влага. Как он не заметил?

— Хайтам… — прошептал Кавех, облизывая губы, начиная сильнее плакать.

— Что с тобой? — аль-Хайтам нахмурился, внимательно оглядывая Кавеха.

Кавех не ответил, аккуратно сполз с дивана на пол и, обняв аль-Хайтама, уткнулся в его плечо. Тот мгновенно прижал его к себе, осторожно поглаживая по спине. аль-Хайтам чувствовал, что ткань на плече начинает мокнуть, но ничего не сказал, запуская пальцы в волосы Кавеха, аккуратно массируя голову.

— Прости, — прошептал Кавех. — Прости, прости, прости меня, Хайтам.

Он рыдал, стискивая одежду аль-Хайтама дрожащими пальцами. аль-Хайтам осторожно, держа Кавеха за плечи, отстранил его от себя, недоуменно пытаясь взглянуть ему в лицо.

— Кавех? — позвал он, но Кавех лишь закрыл лицо руками, не прекращая плакать. — Кавех, за что ты извиняешься?

Они просидели какое-то время в тишине, прерываемой лишь приглушёнными из-за рук у лица всхлипами и шмыганьем Кавеха.

— Вчера вечером я… — фраза прервалась всхлипом, — мне очень стыдно за то, что я сказал, Хайтам, — Кавех замолчал, шмыгая носом. — Ты был раздражён утром, и я понимаю почему. Мне так жаль, я задел тебя…

— Кавех, — аль-Хайтам перебил его твёрдым тоном, не терпящим пререканий, осторожно убирая чужие влажные от слёз ладони от лица. Кавех не поднимал взгляд, его щёки покраснели и поблёскивали от слёз. — Господин светоч Кшахревара, — он положил руки Кавеху на щёки, вытирая солёные дорожки большими пальцами и приподнимая голову, — мне кажется, ваше отличное воображение заставляет вас верить в то, чего не было.

— Что? — дрожащим голосом произнёс Кавех и замер, смотря в пол, его руки безвольно повисли.

Ты снова всё напридумывал. Заставил аль-Хайтама волноваться. Придурок.

— Ты слишком громко думаешь, — аль-Хайтам вздохнул. — Посмотри на меня, Кавех.

Тот поднял взгляд, всё ещё страшась увидеть в глазах аль-Хайтама разочарование. Но аль-Хайтам смотрел на него со всем присущем ему спокойствием, мягко вытирая новые слёзы под глазами.

— Да, ты задел меня вчера. Мне было неприятно слышать подобное.

Сердце Кавеха пропустило удар, а он сам, кажется, перестал дышать. Вина вновь заполнила собой лёгкие, мешая сделать первый вдох. Ему казалось, что прошла целая вечность в тишине, но на деле, аль-Хайтам молчал меньше десятка секунды, и слова его были единственным, что Кавех слышал сквозь гулкие удары сердца в ушах и навязчивые мысли:

— Но, Кавех, я не был раздражён, когда ты приходил в кабинет. Я даже подумать не мог, что ты предашь моим словам такой окрас, честное слово, — аль-Хайтам был серьёзен, и Кавех ни на секунду не сомневался в его словах, но… Всегда бывало «но». Тихий внутренний голос шептал:

Ты не заслуживаешь этого. Ты слишком слаб. Как ты посмел сомневаться в нём?

— Кавех, я понимаю, что ты был уставшим. Тем более, такое случается не в первый раз, — аль-Хайтам убрал руки от лица Кавеха и обнял его вновь. Кавех уткнулся лицом в грудь аль-Хайтама, начиная, наконец, дышать свободно. — Что случилось, Кави? Мы ведь уже это обсуждали, помнишь? Если…

— Если меня что-то тревожит рассказать тебе, — перебил его хриплым голосом Кавех.

Они снова молчали. Но тишина больше не пробуждала внутренний голос. Он замолчал, планируя появиться вновь поздней ночью, когда его обладатель будет слаб, и заставить Кавеха снова видеть искажённую картинку мира.

— Прости, — тихо произнёс Кавех, хмурясь.

— Ничего, всё в порядке.

— Всё равно извини.

— Я всегда знал, что с тобой будет непросто.

аль-Хайтам никогда не говорил нечто подобное с упрёком, но тихим шёпотом голос внутри твердил другое. Сейчас он молчал. Поэтому Кавех не шевелился, утыкаясь в грудь аль-Хайтама, стараясь восстановить дыхание.

— Кави, — аль-Хайтам взял Кавеха за плечи, отодвигаясь ровно на столько, чтобы можно было посмотреть друг другу в глаза. — Если ты понимаешь, что не справляешься, то моё предложение найти тебе психотерапевта всё ещё в силе.

— Я… — Кавех запнулся. — Я подумаю, хорошо?

— Конечно, — произнёс аль-Хайтам и, убрав отросшую чёлку, поцеловал Кавеха в лоб. — Хочешь есть?