Лежал Шедоу себе на бочке, посапывал младенцем. Интересно, какие такие «сны невинности» ему снились с учетом того, что он едва ли не с пальцем во рту спал? Не, серьезно, большой палец к губам… ладно, (для ментальной безопасности читателей) будем считать, что в мире снов он соса… гвозди держал во рту, пока доски прибивал, скажем, к забору.

Бон, признаться, был удивлен не столько сие наблюдению, сколько фактом того, что брат спал в столь поздний час… и посасывал свой большой палец. Нет, не подумайте лихо на брательника его нерадивого: ни в коем случае не осудил бы он Шедоу за такое: у каждого свои фетиши проблемы, знаете ли. 

Видите ли, имелся у Шедоу крайне неудачный опыт взаимоотношений… нет, не с мужиками, что Вы несете!? …с молотком обыкновенным. Еще в те стародавние времена, когда эти два отпрыска еще малолетними дебилами были, некий особо доброжелательный (не то гражданин США, не то нелегальный иммигрант) одной  спокойной тихой ночью не менее тихо попытался превратить частную собственность в общественную путем бесшумной… (вы готовы?) кражи… мать твою, ЗАБОРА!

А я тут при чем? Это не я все придумал, моя задача лишь историю донести… Что-то я отвлекся. Так вот, факт есть факт: ложились спать — забор был, следующим утром проснулись — дырки в земле одним лишь напоминанием были о некогда стоявшем там оборонительном сооружении. Даже почтовому ящику непоздоровилось: бедняга наверняка и не такого натерпелся, когда его отрывали от забетонированного столба.Его теперь уже останки, безжалостно изувеченные, разломанные в мелкие кусочки,лежали на земле неподалеку. 

Отец семейства, увидевшим первым это, не иначе как форменное безобразие, едва ли инфаркт не заработал от внезапно нашедших на него адреналина и приступа гнева. Второй про такое «вселенское счастье» прознала и мать, которой почему-то именно в то утро приспичило выйти на балкончик. Отреагировала она на это проливными дождями из слез. Кстати, бытует такое мнение, что она в завтрак нарыдала изрядно,судя по тому, как сильно пересолена была еда, хотя вся соль закончилась еще предыдущим вечером.

Последними, как обычно, узнали дети, когда их разгоряченный отец силком тащил в школу. Реакция их была вполне очевидна: гомерический хохот до коликов в животе, разносившийся на весь квартал зловещим кряканьями Сатаны. Еще бОльшим смехом братья залились, когда возвращаясь домой из школы, подслушали разговоры подъехавших на место копов и их отца, отчаянно пытавшегося доказать, что забор был украден, а не одичал и в дремучий лес ушел то, что подумали копы.

А над чем эта мелочь пузатая ржала? Цитата: «Сожалеем вашей безвозвратной потере,но а мы тут при чем? Мы не собираемся ничего с этим делать». Но этот раскатистый смех гремел ровно неделю, пока отец не привез кучу досок, белую краску,инструменты и наказал: «Чтобы к вечеру было готово» и не умчал себе на работу до 10и вечера.

Тогда, когда пришел час трудный, если не темнейший, что Берни, что Шелдон,впервые познали боль этого бренного мира. Мыслей в их головах столь же много витало, как и в воздухе запах денатурата или другой подобной горючки из разбившейся бутылочки, но суть оставалась единой и неизменной: «ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ!». Особенно подобную идею педалировал Бон, так как Шедоу (по причине своего возрастного старшинства) переложил на первого почти всю работу, пока он в это время сидел, портил воздух и, разумеется, в одну харю упарывался некоторыми «занимательными» парами.

Значит, представьте себе такую картину: жара стоит на улице, ветра нет — штиль, будний день, а эти два прогульщика вместо школы монтируют заборы… точнее, недовольно один, пока другой довольно ржет, неся попутно полнейшую ахинею, отчего смеяться начинает еще сильнее.

Два пролета Бон с горем пополам сколотил как мог, три часа убил на это, а дальше отказался, заявив, что в случае дальнейшего безделия, незадачливый рабовладелец начальник сам превратится в «уголёк» (то есть, в негра, которых Шедоу тогда презирал) путем обливания последнего краской и поджога. Два раза сие нерадивого расиста дважды уговаривать не пришлось — взялся за столярное ремесло, как миленький. Скажу даже больше: строить из себя профессионального плотника начал, пилой махался, чертил, размечал… но больше всего напрягалось лицо, судя по тем гротескным его рожам.

Жара под 80* градусов, время чуть за полдень, Бон «состарился», еле с палочкой ковылял от ломоты в мышцах и спине, Шедоу же «сочный помидорчик» «созреть» успел — раскраснелся, прям срывай с ботвы и ешь, но относительно исправно запиливал. Пить никто из них не хотел, ибо западло (а то вдруг кто плюнет в воду), готовить никто не умел — голод был их единственным другом.

Вот тебе и факторы апокалипсиса масштабом немногим больше кукольного домика Барби. Плотник этот недоделанный к тому моменту делал свою работу не просто «на отвали» — скорее на «ДА ОТЪЕБИСЬ ТЫ ОТ МЕНЯ, БЛЯТЬ!», на технику безопасности забил окончательно, махнул молотком, попал по гвоздю… программы — большому пальцу.

Знаете, отвези бы этого мелкого крикуна на фронт, допустим во Вьетнам, стал бы отличным высокочастотным отпугивателем для насекомых вьетконговцев — так мерзко орать… особым уличным талантом надо обладать. Один орет, бегает, как в жопу ужаленный, второй смотрит на него кретином, не вдупляет нихрена, никого вокруг нет (даже все бродячие собаки в страхе и ужасе сбежали), а делать что-то надобно.

Позвать на помощь взрослых? Страшно. Побежать в ближайшую больничку? Денег нет. Родители? Был один раздавленный палец — будут два раздавленных тела.Самолечение? Во, это по-нашему!

Еле отловив сие орущего беса, Берни потащил его в дом, дабы отыскать хоть что то. Слыхал тогда в рекламе по радио, что есть одно такое чудо-средство, эдакая панацея от всех болезней — сигаретки одной неназываемой конторы. Сигареты быстро нашлись,ведь папашка их героический любил раскидываться сие «дымовыми шашками» сосательного действия по всему дому не меньше, чем вонючими грязными улитками носками.

Бедолага Шелдон, корчась, грозясь стошнить на пол, утверждая, что легких не чувствует, скурил шесть штук. Бон седьмую зажег… идея великая здесь его озарила:если сигаретки такие полезные, то зачем вдыхать их легкими, если можно их прямо в палец тот тыкать (ну знаете, витаминчики, белки и жиры таким путем передаются). Но одного такого прикладывания оказалось достаточно, чтобы Шелдон не выдержал и с дикими воплями убежал прочь от этого горе РВача здоровья. 

Второй идей было обмотать скотчем больной палец и залить верхушку, как в стакан,жидкого мыла, чтобы бактерии там поубивал. К такой идее Берни пришел по той простой причине, что где-то с полгода назад к ним домой приходил некий доктор. Вроде как настоящий доктор, в подобающей ему форме, красным крестом, сумкой с таблеточками… только никто его не вызывал вообще. К чему это я? К тому, что Берни от него узнал — если болит, значит это бактерии попали в организм, а чтобы их убить, нужно купить дорогое антибактериальное жидкое мыло бренда (вставьте сюда название конторы).

Час спустя этот стоический бред с жидким мылом был воплощен в жизнь отчего Шедоу начал постоянно ходить с зеленым «большем пальцем вверх», типо все у него збс в этой жизни. Еще час спустя страдалец начал жаловаться на то, что с ногтем что-то происходить начало, будто отваливаться начал, но Берни его успокоил, безответственно заявив, что это так «происходит лечение» и: «…вообще, закройся, а то мыло обидится и лечить не будет».

Закончилось тем, что ближе к вечеру, когда родители, в частности отец, вернулись домой, застали лежащий на земле некрашеный и недоделанный забор, зашли домой и увидели, как их «Bon fils Bernard» «врачевал» при помощи плоскогубцев, которыми тот сжимал палец, как бы пытаясь «вернуть ему изначальную форму». Дали смачных тумаков обоим и отвезли мученика в клинику на нормальный осмотр. А там ж еще и запах перегара от Шедоу был… По возвращению оттуда Бону влетело дополнительно за его жестокие опыты и не санкционированное курение сигарет. С тех пор Бон больше не лез в дела медицинские… равно, как и брательник периодически сосать этот палец стал, сначала чтоб боль приглушить, а потом — по привычке, видать.

Это только в очередной раз доказывает, что некоторые события надолго оставляют отпечаток в человеческом подсознании и то, что они имеют свойство проявляться в той или иной форме даже по прошествии времени.

 — Поднимай задницу, сука! — не своим голосом выкрикнул Бон. Попытка, очевидно, неудачная вышла, ну не владел этот горе-человек своим голосом (что не помешало, однако, ему рьяно рваться на роль вокалиста в группе).

 — Куда ты спешишь? Я сплю… — сонно пробормотал соня. Бон (в силу своей тупости) не понял пародии-юмора и завел свое:

 — Сдохнуть хочешь сильно!? Нет ни питья, ни хавчика, нихуя! Находимся хер знает где, под палящим солнцем, дышим ебучей отравой… Нам надо спасаться, понял,блять, нет!? — Бон начал его тормошить, надеясь на то, что он задницу так свою поднимет

 — Всему в этом мире есть причина… — невнятно начал мямлить сонный брательник — …но не можем увидеть ее со свой перспективы. Нравится или нет, но она есть,выбора все равно у тебя нет… А у твоей тряски моего тела причины нет, вот и отстань.

 — Хошь причину? Нас ждут, ваще то! — Бон уже от обезвоживания хрипнуть начал. Лежебоке же на это было начхать на такое, лениво на другой бок лениво перевернулся, дабы на это родственное недоразумение не пялиться и:

 — Отчет с доказательствами на стол, капрал Клиболд. — громогласно командиром батальона воскликнул он

 — В смысле, блять, кто… — за здравие начал — …ну, там, Бонни, Мэри… — и закончил как положено — ОЙ, БЛЯТЬ!!! Короче Черри любимая наша, Бонни я должен…

Вот так одна оговорка целый локомотив с рельс заставила сойти, ни единой гайки для этого с путей даже откручивать не пришлось. При чем тут пример с поездами? Шедоу услышал, хорошо и четко услышал, вскочил с пригретого им места аж:

 — Не-не-не, кого ты там второго назвал мне? 

 — Ну, там, этого… Гэри это… я этого… должен пять баксов ему… — очевидно Бон врал

 — Нет никакого Гэри и ничего ты ему не должен — спокойно произнес Шедоу — или ты…

 — Ну ебаный рот, а, я про Гэри именно говорил, а не что твоя фантазия услышала!

 — Во имя Дяди Сэма, остынь! — максимально томным и невозмутимым тоном ответил братишка — Видно ж, врешь ты.

 — Оговорка по Фрейду была, отстань ебана мать, а!

 — Возвращаясь к причине идти, просто скажи, почему именно та местная сумасшедшая и тогда мы пойдем взад. Не буду я в дела твои…

 — А это каким хуем образом сюда!? — Бон сопротивлялся

 — За таким, что ты ночью бормотал: «Мэри моя, Мэри». А смотря на предыдущие твои… Черт подери, страшно же за тебя! Тем более смотри, мы одни, в отдаленной глуши… сделаем потом вид, будто ничего и не было… совсем, как в Розуэлле{?}[Розуэлльский инцидент —городская легенда о предполагаемом крушении НЛО близ города Розуэлл, США в июле 1947 года].

Глубокий-глубокий вздох и озадаченный взгляд в пол были ему ответом.

* * * 

 — И так, дамы и господа, надеюсь, вы все понимаете, почему я вас здесь всех собрал. — традиционно начал свою речь Альфред. Все было как и раньше: он, как руководитель, сидел за столом, стулом скрипел, а вокруг него - все собранные им — Объявление очень важное есть у меня, а поэтому, следуя стандартной процедуре…

Снова эта перекличка… и он снова исчез под столом, чтобы опять достать ту кипу… нет, уже не личных дел, а каких-то других бумаг (кстати, спойлер: они никогда не пригодились). Плюхнул ее на стол и понеслась… как ни странно, не досчитался четверых: двое (по старой доброй традиции) опять ничего не знали, а оставшаяся парочка — оказалась потерей безвозвратной.

 — Где их носит!? Кто может ответить мне на этот вопрос!? — по тому рыку в голосе мистера Вуда прослеживался ужасающий гнев вперемешку с неистовым волнением. И этот сверлящий взгляд, убойный такой, способный уничтожить все те огрызки от былой высокой самооценки — Молчите все, как партизане… А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ!? Я конкретный вопрос задал!

Пропитанная животным ужасом гробовая тишина. Тот момент, когда не стоит идти на геройство, если красная кнопка уже нажата и ядерные ракеты летят сжигать и испепелять все под основание. Их языки надежно были «закрыты в бункерах» за зубами и не смели и звука обронить.

 — Их с понедельника нет…

 — А сегодня среда, мисс Деграссо. Или вы знаете где они или когда вернутся!? — все так же напористо, хоть и смягчившись, попытался он у новенькой выпытать хоть малейшую крупицу столь необходимой информации:

 — …а… я… не знаю, к сожалению. — еще более неуверенно выдавила она

 — Зато честно… Всё с вами ясно, никто ничего не знает. Тогда, переходим к самóй информации: у нас на завтра пройдет фотосессия, в 5 вечера. Фотографии будут нужны для постеров, которые будут развешиваться по всему заведению. Поэтому убедительная просьба к тому времени найти и, соответственно, надеть костюмы, в том числе, нанести весь необходимый макияж. По результатам фотографирования и на основе ваших ролей, будет подготовлен список на распределение по местам. Например, кто будет выступать на основной сцене, кто на малой и далее по списку. Все услышали?

 — Да. — толпа выдохнула тогда с тем еще облегчением. Судный день на сегодня отменился хотя все и так понимали, что он только перенесся на другое число

 — И так, в 5 вечера сбор в основном зале, всем быть «при параде». Все поняли?

 — Да.

 — Тогда все могут быть свободны. А с теми двоими я потом отдельно разберусь, особенно если не объявятся на съемки.

Никто не захотел услышать последних его слов, брошенных аки невзначай — все стремились поскорее вернуться к деяниям своим мирским. Больно им сдались эти стрёмные субъекты в количестве 1+1 штук. Но может хотя бы, их другу и коллеге — Бонни не было плевать? Ан нет, он первым деру дал… доверяй после этого людям.

Ах, кто бы по-настоящему возжелал получить от них весть, что с ними все хорошо, что они нашли дорогу домой…

* * *

Зубы скрипят, непонятно откуда взявшаяся боль в них пульсирует неистово. Торс ломит от бессилия, а на руках проступили вены — не уж то процесс иссушения пошел? Глаза теперь не зеркало души — они черные разбитые окна в пустом заброшенном доме. Истощение, жажда, изнеможение, пульса не нащупать, а голод пробуждает мучительную тошноту... ну и жажду умереть поскорее, естественно.

Когда знаки и встречный транспорт проносятся мимо размытыми пятнами появляется вопрос: «Не живу ли я часом в аду?» Разум мутнеет и память дает повсеместные сбои. И нет ощущения хуже на свете, чем эта режущая нос вонь дизеля, вибрации старого умирающего движка, отдающий вибрациями прямиком в позвоночник. Меж тем очередная Фордовская развалюха (типо пикап) под управлением престарелого калифорнийского фермера неспешно ехала в пункт назначения.

Дядька водила согласился подбросить этих вонючих оборванцев «за пригоршню долларов». Сигары курил много и долго, отчего Шедоу (что сидел в самом центре) посинеть успел от нехватки кислорода в легких. Нос от этого сухого, жаркого и пропитанного табачным дымом сушило и жгло, будто туда паяльники на 25 ватт засунули. Но хоть вопросами-допросами не донимали его, хоть на этом спасибо. Бону чуть полегче жилось у открытого то окна, ему ветерок теплый в харю наглую дул, грязные сальные волосы макаронины в разные стороны развевал.

«Ничего не было… ничего не случилось…» — все убеждал себя последний, хотя что именно он под этим подразумевал… Радио шумело, сквозь помехи различимы были голоса и мысли: политиканы дебаты предвыборные вели. Бесконечные ложь и лицемерие, выливаемые тоннами на головы избирателей по всей стране… за их же налоги.

В этот раз вся эта звуковая вонь была в честь т. н. «выборов президента» — очередной пародии на демократию. Для Бона что «Демократы» с неким Дукакисом, что «Республиканцы» с неизвестным Бушем — один хрен ничего кардинально не изменится. Был бы Шедоу боле-менее бодрячком, он бы (как профессиональный политолог в области политической демагогии) те еще дебаты политические закатил, а потом, не в зависимости от доводов оппонента, назвал бы его невеждой и просто мусором!

А Шедоу дремал хрупким сном, очевидно жизь помяла его слегонца, устал. Малейшая ямка на дороге могла заставить его пробудиться, после чего тот обратно впадал в анабиоз. В глубине души Бон понимал, что то его поведение утром было обусловлено предсмертным состоянием, но в то же время основной версией была: «Старший брат — вредная сволочь».

* * *

За тридцать минут перевалило время в поездке. А ощущались они как бесконечность и больше, будто парней вместо индюшек запихнули в разогретую духовку часа на три. Уже ближе к концу Бон совсем плохой стал: еще немного и плоть с костей начнет слезать слизкой жижей. А Шедоу хоть и изначально был никакой, но теперь, когда он подвыспался, по сравнению с первым вообще огурчиком Риком выглядел. Сидел, правда, приунывшим: предвыборные дебаты на радио закончились, а он только-только в кондицию пришел… печалька(

Но это только было началом проблем насущных. Видите ли, это Бон был тем основным переговорщиком с тем шофером, так что в качестве точки заброски он выбрал: «…к парку Линкольна надо, короче». А этот парк, на минуту, находился в полутора милях от дома. Что мешало ему сказать прямо, что им бы к той забегаловке — тайна за семью печатями. А так как Шедоу это не услышал, то надеялся, что привезут прямо к дому. Ага, наивный.

И вот, когда водила наконец довез сие блудных сыновей до обозначенной точки (одного из входов в парк), прохрипшим от постоянного курения громогласно сказал: «Приперлися!». И если Бон уж дверь открыть хотел и сразу растаявшей мороженкой стечь наземь, то брат его встрепенулся и готов начать был скандалить, что называется, замахнулся, но превентивным ударом получил: «тот волосатый сказал ехать сюда и внес сколько надо. Хошь, сынок, дальше — баксы вперед!».

А это новый пунктик в дневничок ненависти Шедоу — реднеки-жиды. Что это за дневник такой? Это эдакий список определенных людей или типажей людей, которых этот Мистер счел политическими врагами Родины американской демократии. Все 2374 строки информации хранились только и только в его голове и регулярно перемешивались или забывались надежно хранились до востребования.

К чему здесь эта информация? А для того, чтобы понять значимость этого списка, нам потребуется переместиться на несколько миллиардов лет назад, когда на Земле жили динозавры…

— Идем, блять, вставай! — будем считать, что это Бон сказал с благородным уэльским акцентом, а не от того, что он умирал от жажды. Фиг знает, как он не упал, выйдя из машины, но брата утянуть от конфликта у него сил не хватило

И, как гласит очередная авторская тупость народная мудрость: «Сначала действия на горячую голову, а после - выводы на горящую задницу», в общем, попытка отстоять свои права закончилась для Шедоу выпердоливанием оного из машины и приземлением копчика прямо на край бордюра. За ним «эффектом домино» повалился навзничь и Бон, со звуком пустотелого объекта ударившись головой (что, как бы, символизирует).

Обозленный их горе-спаситель меж тем, вдавив тапку в пол, умчал в закат, а две воблы сушеные так и остались лежать и досыхать дальше под палящим солнцем. А на улице, между прочим, наблюдалось некоторое количество людей, но все поголовно их сторонились — так сильно эти «рыбы» вызывали к себе отвращение.

Пока один в отключке лежал лицом «в салат», другой, отойдя от болевого шока в районе копчика, шатаясь страшно, но на карачки встал.

— Клиболд! — прохрипел Шедоу, попытавшись растолкать Бона — Капрал Клиболд! Дядя Сэм требует от вас последнего рывка!

Тяжко было ему говорить, но ощущения приближающейся смерти в покое его тоже не оставляли, так что, вспомнив «легендарный «подвиг» Бона» (потому, что «легенда» о том, что Бон его дотащил, казалась ему бредятиной), попробовал водрузить полуживое тело себе на горб.

— Проснись, твою ж дивизию! Бон, Берни, Бернард, сука! — сил определенно не хватало

Опустить руки брат его готов был, но Чудо на него таки сошло: братик ожил и даже встать попробовал, хоть и одышка от этого у него была страшная. Едва не обоссавшись от вспыхнувшей в нем надежды, Шедоу умудрился поднять шваброголового на ноги и по-тихонечку пойти.

Было тяжело, очень тяжело: к выше перечисленным проблемам добавилась ломота в суставах и повсеместная чесотка. Но они шли шажочек за шажочком, поддерживая друг друга. Да, на них смотрели искоса, воротили носом в отвращении, тыкали в них пальцами, вешали на них ярлыки стыда и позора, но они не отвечали, лишь шли вперед. Что они все в грязи, что изодраны, что одежда в тряпки превратилась, что слабли на глазах — заслуженно несли на себе бремя наказания, за деяния свои.

* * *

И вот, наконец, после всех тех приложенных титанических усилий, дверь «черного входа» громко захлопнулась, подняв удушающее серое облако строительной пыли. ¡ОНИ ДОМА! Оставались считаные метры до кранов с водой, а дальше — пей, пока не лопнешь! Они, будто африканские дети, ускорили шаг, чуть ли не бежали, летели, нередко спотыкались, но бежали к цели.

Бон к этому моменту полностью доверился старшему брату, как слепой человек доверился бы собаке-поводырю, и шел с закрытыми глазами. Они даже разговаривать почти перестали — понимали действия друг друга на интуитивном уровне.

Бежали они до туалетов, что были на первом этаже, чтобы не тащиться на второй этаж. Но на втором этаже хотя бы они не так рисковали попасться в таком виде на глаза своим «коллегам». Если на посторонних им было плевать — видели их в первый и последний раз, то вот «коллеги»… И все шло гладко, половину основного зала прошли, как вдруг…

— ВЫ ЧЕГО, ЧТО ЭТО С ВАМИ!? — кто-то высоким голосом чуть ли не крича высказал… Девушка или парень? Да не пойми кто это был. Оба в ужасе встали, на источник шума глянули (даже Бон прозрел в тот момент), но не поняв, кто это, тут же попытались сбежать, но запутались в ногах и упали…

…и более не встали.