I dream of you almost every night

Hopefully I won't wake up this time

Surfe Curse - Freaks

Оставшиеся три дня до субботы тянутся невыносимо медленно. Морти приезжает на презентацию новых духов под его лейблом (главная нота - малина, потому что да), с кем-то фотографируется, о чем-то разговаривает, ходит по помещению туда-обратно, но толком не понимает, что он здесь делает и нахуя всё это надо. Другие Морти смотрят на него в откровенном ахуе, Морти из “Карамельки” - со смесью зависти и презрения, один, который вообще непонятно что тут забыл, безриковый ублюдок, вдруг заливается краской и убегает в другой конец зала. Морти заинтересованно поднимает брови, но его любопытства хватает ровно на четыре секунды, а потом всё опять становится серым и безликим. Тут десятки Риков, столько же Морти, и они выглядят одинаково, и ведут себя одинаково, и они такие, блять, одинаковые. Морти отвечает на одни и те же вопросы, смеётся над одними и теми же шутками, получает одни и те же комплименты, круг за кругом, Рик за Риком. В какой-то момент ему кажется, что он трипует.

- Ебало повеселее, проблядушка, - смеётся дед, обхватывая его за талию. От него пахнет каким-то алкоголем, безумно дорогим и приторно сладким, Морти морщится. - Все эти кошельки пришли поглазеть на тебя, не заставляй их думать, что ты в хуй их не ставишь.

- Они несут свои бабки, чтобы я перестал в хуй их не ставить, - посмеивается Морти и улыбается одному из клиентов - он узнаёт его только по шраму, пересекающему губы наискось, и, ладно, он Морти нравится. Он любит сидеть на коленях со связанными руками, с заткнутым ртом, и слушать, как Морти несёт какую-то ересь про космос, и физику, и квантовое бессмертие - всё, в чём Морти ни черта не разбирается, и не иметь возможности возразить - особый вид мазохизма. А потом он трахает Морти до звёздочек перед глазами, рассказывая, какой Морти идиот, и как устроена Вселенная, и иногда это даже занимательно.

- Похуй. У тебя ебальник, будто ты хочешь быть где угодно, но не тут. - Морти смотрит на него выразительно, поднимает брови. Рик вздыхает и трёт лысину, как-то даже обречённо. - Давай ещё часик, детка, постарайся, поболтай, используй свой ротик по назначению, и можешь быть свободен.

- Я бы с удовольствием использовал свой ротик по назначению, но ты всегда отказываешься, - Морти смеётся, когда Рик уходит, показывая средний палец. Несколько Риков подходят к нему, о чём-то говорят, о чём-то, во что Морти даже не хочет вдумываться. Он всем своим нутром чувствует пассивную агрессию их Морти и, чего греха таить, кайфует от этого: хихикает, флиртует, гладит по предплечью и преданно заглядывает в глаза Рикам, чтобы вывести сильнее, почувствовать больше.

А потом говорит, что, ах, как жаль, как жаль, такой плотный график, совсем нет времени ещё поболтать, нет, Рик D-8017, хочешь познакомиться получше, займи очередь, в сентябре вроде осталось свободное местечко, может быть займёшь, если не найдётся кого-нибудь получше.

Он задержался, и не успевает переодеться, и едет прямо так, в вечернем костюме, шелковом, чтобы выгодно подчёркивал задницу, в блузке, боже ты мой, через которую просвечивают соски. Ему интересно, оценит ли Рик его видок, проведёт ли по нему взглядом, задержит ли глаза на малеких бусинках штанги в сосках, или, как обычно, заведёт разговор о чём-нибудь отвлечённом и протянет пиво. Он думает об этом, когда просит водителя поторопиться, когда идёт по щербатой дорожке, когда стучит в дверь.

Но никто не открывает.

Снова.

На этот раз на двери нет никакой записки, и Морти видит дрожащие голубоватые отсветы от телевизора в щели между шторами, так что он стучит ещё раз, на всякий случай, а потом подходит к окну и заглядывает внутрь.

Рик лежит на полу, на спине, и совсем не двигается. Отсюда не видно, поднимается ли его грудь, дышит ли он, но Морти кажется, что нет, и на секунду его внутренности панически холодеют. Он несётся к входной двери, уже почти хватается за ручку, но останавливает себя. Делает глубокий вдох и медленный выдох, заставляет себя успокоиться. А потом на ватных ногах обходит дом, прикладывает руку к панели. Долго, слишком долго прибор сканирует его, но этого времени хватает, чтобы собраться с мыслями. Это же Рик Санчез, он не может умереть.

Он жив.

Жив, но пьян, так, как никогда не был пьян этот Рик, так, как Морти давно не видел у других, которым запрещено напиваться перед приходом к нему, пьян в дым. Он всё ещё сжимает горлышко бутылки, упавшей, разлившей что-то, воняющее спиртовой горькостью и невысказанными сожалениями, бормочет что-то о вечности и прощении. Морти зовёт его, трясёт за плечо - почему-то мокрое, почему-то весь Рик мокрый и холодный.

- Прости меня, - вдруг говорит Рик на удивление чётко, но так и не открывает глаза, находясь где-то не здесь, - я виноват, я - я д-долбоёб, про-прости меня.

Морти вздрагивает, паника поднимается вверх по горлу, и ему приходится зажать рот ладонями, чтобы не выблевать её прямо здесь, на выцветший ковёр в прихожей.

Рик Санчез никогда не просит прощения.

Не искренне, не так, будто от этого прощения зависит его блядская жизнь. Рик Санчез приносит тебе голову врага на блюде с золотым ободком. Издевательски изящно поднимает клош, чтобы ты во всех подробностях увидел запавшие глаза и вываливающийся распухший язык того, кто причинил тебе боль. Он уничтожит планеты, взорвёт звезды или - или взорвётся сам, будет кричать, брызжать слюной, а потом скажет, какой ты бесполезный кусок дерьма, и как легко заменить тебя на кого-то такого же бесполезного, на двух воронов, которые научат его здоровым отношениям, или… или даже на Джерри, потому что ты только что пал именно до этого уровня. И ты согласишься, и пойдёшь за ним в тарелку, и будешь слушать его всю дорогу до дома, а потом пойдёшь за ним, как только он ворвётся в твою комнату глубокой ночью, запрыгнешь в портал, и будешь радоваться, что тебя простили, хотя виноват тут не ты.

Так делают Рики Санчезы.

Они не просят прощения таким голосом, не просят так, будто действительно раскаиваются.

Морти чувствует себя так, будто заглянул в замочную скважину. Будто увидел то, что никогда не должен был видеть.

Слабость Рика Санчеза, которую тот никогда не хотел показывать.

Морти встаёт на трясущихся ногах, делает глубокий вдох и поднимает деда за подмышки - он тяжёлый, даром, что тощий, да ещё и пьяный к тому же. Но Морти таскал своего родного деда с четырнадцати, как только вырос достаточно, чтобы суметь вести тарелку, и у него есть лайфхаки.

Проржавевшие трубы содрагаются, прежде чем выплюнуть из себя ледяную воду. Рик не реагирует три секунды, прежде чем крупно вздрогнуть и подорваться.

- Мо-мо-эргх-рти, тупой ты ку-кусок дегенерата, ты - ты совсем охуе-ээргх-л, Морти?! - Рик смотрит на него, всё ещё держащего душевую лейку над ним. В его взгляде злость, обычная, привычная, понятная злость человека, выдернутого из алкогольного небытия. Он смаргивает воду с глаз, трёт лицо, сильно, яросто, и снова смотрит на него. - Т-ты?

- Ты вызвал меня на выходные. Помнишь?

- Конечно, блять, я п-помню, ты ту-тупой… - Он вдруг как-то разом сдувается, откидывается на спину, закрывает лицо руками - Морти делает воду теплее, когда широкие плечи начинают дрожать. Дрожит и голос. И Морти вдруг понимает, что дело не в воде. Он проворачивает кран - струя уменьшается медленно, нехотя, старые трубы не справляются. - Блять.

- Я сделаю тебе кофе, - Морти разворачивается, но Рик вдруг ловит его за руку - он так часто это делает, вдруг понимает Морти, слишком часто, будто боится, что Морти больше никогда не вернётся. Майами наклоняется и прижимается губами к холодному, мокрому лбу, шепчет прямо в глубокую морщину: - Буду ждать тебя на кухне, хорошо?

Стоит так несколько секунд, пока Рик не кивает, а потом ещё немного.

Рик приходит, когда кофе уже готов и стоит на столе. С мокрых волос капает вода, плечи голубой футболки с дурацким принтом тёмные, мокрые насквозь. Когда Рик садится и берёт в руки чашку, Морти уходит, не замечая, сознательно, дрожащие пальцы. Он находит полотенце, чистое, выстиранное им же, в ящике комода, и сам вытирает Рику волосы, стоя сзади. Он делает это долго, дольше, чем это требуется, и молчат они тоже дольше нужного, но Морти нужно это время, когда он не видит чужого лица, чтобы скрыть эмоции на своём. Конечно, в любом случае, у него ничего не получается.

Всё-таки актёр из него так себе.

- С-спасибо, - говорит Рик, когда Морти откидывает полотенце на спинку соседнего стула, и Майами понимает, что он благодарит не за это. Он наклоняется, утыкается носом в мокрые, всё ещё холодные, волосы, обхватывает руками широкие плечи, скрещивает запястья где-то под небритым горлом, чтобы их не оттолкнули - хотя, конечно, с лёгкостью оттолкнут, если захотят. Но Рик не отталкивает. Рик проводит своей рукой по его, от локтя к запястью, сжимает его ладонь - Морти неосознанно переплетает с ним пальцы, но Рик не отталкивает и сейчас. - Спасибо.

Они стоят так долго, молча, пока у Морти не затекает спина, а за окном совсем не темнеет, и не зажигаются тусклые жёлтые фонари.

- Пошли в кровать? - Глухо шепчет Морти в чужие волосы: они уже почти высохли, но всё ещё местами влажные, и не пахнут шампунем, ничем вообще, только Риком.

- Хочешь - хочешь воспользоваться моей сла-эргх-бостью? - Усмехается Рик хрипло, горько и надрывно, совсем не весело.

- Так давно этого ждал, - отвечает Морти точно так же. Никто из них не смеётся.

Рик захватывает бутылку и два стакана - Морти, вообще-то, нельзя пить на работе, только если какие-нибудь коктейли, настолько слабенькие, что почти безалкогольные, но он не вспомнил об этом даже в первую встречу; не вспоминает об этом и сейчас.

Они садятся поверх одеяла, и Рик включает телевизор, чтобы было посветлее, но совсем выключает звук. Разливает алкоголь по стаканам - не на два пальца, как в барах, где пьют крутые парни из фильмов, а почти по край, так, как наливают люди, которые разуверились в целебной силе спирта. Морти делает глоток, горло неприятно обжигает, он морщится, но делает ещё один. Рик выпивает залпом полстакана и доливает себе ещё.

- Я думал, ты помер, - говорит вдруг Морти, когда тишина становится слишком удушающей. Рик смотрит на него, без вопроса в глазах, без интереса, без эмоций, так, как смотрел в первую встречу, как человек, который потерял любое желание - жить, существовать, быть. - Увидел в окно, как ты на полу валяешься. Чуть не обосрался.

- Было б жаль твои - твои штаны, - отвечает Рик, но посмеяться ни у кого не выходит. Морти смотрит на свои брюки, бежевые, приятно, дорого блестящие, не как дешёвая синтетическая тряпка под видом известного бренда, стоящие столько, что хватило бы выкупить весь этот район и соседний, почти такой же. Горло вдруг перехватывает от парадоксального смешка: он - самая дорогая проститутка в самом дорогом государстве всей ёбаной Вселенной, а он пьёт дешёвый виски в обшарпанной халупе, и это единственное место в мире, где он хочет сейчас находиться. Вселенная полна сюрпризов.

Рик вдруг заваливается на бок, обхватывает его руками, утыкается лбом в его плечо - виски из его бокала проливается, прямо на эти самые неприлично дорогие штаны, но так плевать. Он тяжело дышит, и крепче стискивает Морти. Майами высвобождает руку, зарывается пальцами в седые волосы, мягко массирует кожу головы, прижимается губами к темечку и закрывает глаза. Он видит то, чего никогда не хотел, то, что не должен видеть ни один Морти Смит ни одного обитаемого измерения - то, как Рик Санчез ломается. Но он видит, и он будет здесь, потому что он должен быть, потому что он хочет быть, потому что он не может представить ни одной разумной причины, по которой ему не хотелось бы.

- Мой Мо-Морти умер, - говорит Рик глухо, всё ещё не поднимая головы. Морти кивает, чтобы показать, что он здесь, и он слушает. - Это была моя оши-эргх-бка. Я слишком поверил в себя. Я - я решил, что я ёбаный бог, и не могу - не могу совершить ошибки. Не проверил до конца, не убедился в б-безопасности, положился на свой блядский - блядский гений. Я разозлил Морти, и он ушё-эргх-л. Я слишком поздно понял, что его - его нет слишком долго. А когда нашёл - не успел остановить. Один из т-тех, на кого - кого мы напали, застрелил его. Он - он умер у меня на глазах, просто распылился на а-эргх-томы, а я ничего не смог сделать. От него не осталось ничего, я даже клонировать его не мог, я - я вообще ничего не мог. - Морти отставляет свой стакан на тумбочку, кладёт вторую руку на чужую спину - плечи начинают подозрительно дрожать, и он сжимает одно из них. Морти чувствует, как становится мокрой блузка на его собственном плече.

- Ты не виноват…

- Нет, я ви-виноват, Морти. Я мудак, и это всё-эргх и-из-за меня. Он даже не хотел туда идти, он - он говорил, что устал и хочет до-домой, что завтра контрольная, и он - он опять не выспится. Я назвал его с-с-ссыкухой истеричной и всё ра-эргх-вно завернул на тот корабль. Если бы я не потащил его туда, если бы - если бы я не таскал его с собой в приключения, если бы я… если бы…

- Нет, ты не виноват, - говорит Морти твёрдо и уверенно, поднимая его голову, смотрит в глаза - красные и блестящие даже в неверном свете телевизора. - Потому что Морти знают обо всём этом. О том, что с вами опасно, и что вы постоянно лезете в какую-то залупу и тащите их за собой, даже если они вопят, как истеричные девки, но они всё равно хотят быть с вами. Я знаю это, потому что я тот Морти, который обосновался в Цитадели, и я ненавижу это место и этих людей, которые пристроили свои жопы в тепле и безопасности, потому что больше всего я хочу взять в руки бластер и отправиться в толпу кровожадных маргалодонцев, потому что Рику нужен какой-нибудь сраный изотоп. И я знаю, что он кинет меня разбираться с охраной, пока сам, как сука, расслабляется в стороне, но я так хочу этого. Потому что мы, Морти, те ещё адреналиновые наркоманы.

- Морти…

- И я уже говорил тебе, - перебивает Морти, сильнее сжимая чужие щёки, горячие и влажные, - что Морти созданы для боготворения, но это не та причина, по которой мы идём за вами в каждую блядскую жопу, в которую вы нас тащите. Мы идём за вами, потому что мы любим это дерьмо не меньше, чем вы.

- Он сказал - сказал, что ненавидит меня, - говорит Рик и снова падает лбом в его плечо - Морти не удерживает, возвращает руки туда, где были до этого: в волосы и на спину. Рик выпивает, полстакана, одним глотком, и даже не морщится. Морти тянется к бутылке и доливает ему сам. - А я ответил, что мне - мне по-похуй. Что - что я бы хотел, чтобы - чтобы он исчез. И он исчез.

Морти нечего на это ответить. Он может сказать сотни, тысячи слов, призванные убедить Рика в том, что он не виноват, но они все бессмысленны, потому что Санчезу они не помогут. Поэтому он просто крепче его обнимает.

- Ты гово-эргх-рил, что я год провёл в бункере. Ты - ты был почти прав. Я был тут. Полтора года из д-дома не выходил.

- Оу, - говорит Морти, потому что, действительно, оу. Он за первый вечер, проведённый тут в одиночестве, чуть с ума не сошёл. Ему больно представлять, как Рик ходил тут один, долбаных полтора года, под бормотание старенького телевизора. - Наверное, тебе было очень одиноко.

- Этого я и - и х-хотел. Первый год я только - только пил. Много. Бо-эргх-льше, чем раньше. Чуть печень не отказала, потому что я не - я не хотел её менять, - Рик грустно посмеивается, Морти проводит ногтями по коже его головы. - Мне всё казалось, что он сей-сейчас в-ворвётся, разорётся, что я бухаю опять, пока меня там се-эргх-мья ищет, пока он меня ищет. Долго не мог поверить, не мог при-привыкнуть, что его нет. Просил подать отвёртки, давал чашку или пульт, и не мо-эргх-г понять, почему они падают, почему - почему никто их не принимает. А потом осознал. Что б-б-больше никто никогда не примет.

У Морти слезятся глаза, и он прячет лицо в чужих волосах, до боли закусывая губу. Однажды его дед напился, сильно, больше, чем когда-либо до или после, завалился к нему в комнату, обнимал за колени и просил не умирать. Говорил, что не сможет пережить, если Морти умрёт. Дед тогда вернулся из Цитадели, а Морти едва исполнилось пятнадцать, у него завтра была контрольная, он не спал две ночи, готовясь, и всё, чего он хотел, это чтобы дед свалил и не мешал ему спать. Теперь он понимает, что дед тогда, возможно, что-то увидел. Что-то, что заставило его подумать о том, что он может однажды потерять Морти.

Этому Рику представлять не надо.

- Он б-был в меня влюблён, - говорит вдруг Рик, и у Морти неконтролируемо расширяются глаза. Такого поворота он не ожидал. - Я не - я не знал. Потом, после его смерти, Бе-эргх-т отдала мне его дневники, зачем-то. Я правда думал, что он - он ненавидит меня, потому что я не даю ему у-учиться, не даю ви-видеться с друзьями, не даю жить обы-эргх-чную жизнь американского подростка. А он, оказывается, был - был влюблён в меня.

- А ты?

- Никогда так о нём не - не думал. Не все Рики хотят засадить род-эргх-ному внуку, пацан. И ему было пятнадцать. Он был тощим, не-несуразным, нервным и стеснялся своих - своих подростковых прыщей. Так себе сексуальная фанта-эргх-зия, - Рик впервые смеётся, тихо и ломко. - Я думал, он дрочит на эту свою - свою рыжулю из математического, про которую не затыкался…

- Джессика.

- Хуессика. Я всё сме-смеялся, чтобы он перестал быть таким слюнтяем и поскорее засадил ей, пока э-эргх-того не сделал я. Он бесился, орал, какой я м-мудила, и запирался в комнате. Я думал, он её ревнует, а тут вон - вон как… - Рик выпивает весь стакан. Морти наливает ещё. - Он вёл се-себя странно. Краснел, бледнел, трясся весь. Я ни-никак не мог понять, чё с ним тако-эргх-е, с-спрашивал, а он говорил, что всё путём, и убегал. И тогда то-эргх-же. Я что-то сделал, д-д-дотронулся до него, или - или типа того, я не - не помню, приобнял, может, а он весь покраснел, как целочка, от-отскочил. И я поржал над ним. Он у-умер, думая, что мне похуй на него. А мне никогда - мне никогда не было п-похуй.

- Я думаю, он знал это.

- Тебе-то, блять, откуда это и-известно?

- У каждого Морти есть Та Самая История: доказательство любви Рика Санчеза. Без инцестуальных приколов. У меня это тот случай, когда меня похитили зигмерионцы, а Рик вышел, без оружия, голый, и сказал, что обменивает меня на себя. Он дал мне портальную пушку и велел поскорее съёбывать домой. Конечно, он их всех уничтожил, но те два часа, пока я думал, что его убили и съели идолопоклонники, прочно засели у меня в голове. Мне было шесть, и я был в восторге.

- От того, что твоего - твоего деда убили и съели?

- От того, что он пожертвовал жизнью ради меня. Я думал, как я расскажу об этом маме, когда она придёт с работы, и как мы поставим статую деда на заднем дворе, - Рик смеётся, всё ещё ужасно тихо, Морти даже не слышит, только чувствует тёплое, дрожащее дыхание на плече, и как трясётся спина под его рукой. - Было много историй, разных, на самом деле даже очень много для Рика Санчеза, я думаю, но эта отложилась в голове сильнее всего.

- Слишком много для Рика Санчеза? Звучит, как - как оскорбление.

- Вся обитаемая Вселенная думает, что вам плевать на всех, кроме себя, - говорит Морти, мягко посмеиваясь. - И они почти правы. Ни для кого вы не жертвуете жизнью, кроме своего Морти. Никого не спасаете с таким непрошибаемым упорством. Конечно, и тут есть исключения, везде есть, но если тебе действительно не было похуй, значит, у твоего Морти есть такая история. Значит, он знал.

- Сегодня го-годовщина. Ровно два года, - говорит Рик, глухо и надрывно, но его спина чуть расслабляется. Морти берёт с тумбочки свой бокал, говорит:

- За Морти, - и выпивает залпом. Рик выпивает свой тоже.

- Он - он сни-эргх-тся мне каждую ночь.

- Ты говорил, что тебе снятся кошмары. Это?..

- Он с-спрашивает, почему я не спас его. И умирает. Всегда умирает.

- Ты не виноват.

- Я до-эргх-лжен был спасти его.

- Дерьмо случается. Иногда такое. Это больно, да, это просто ужасно. Но ты не мог беречь его от всего на свете, тебе бы пришлось запереть его в подвале, а это незаконно. Хотя Морти и там найдёт по меньшей мере двадцать способов случайно убиться.

- Я не должен - не должен б-был брать его с собой.

- Однажды деда переебало, и он сказал, что больше не будет брать меня с собой в приключения. Что это опасно, и вообще. Я выковырял ножницами Морти-няню из руки, угнал тарелку и отправился в приключения сам. И чуть не умер в открытом космосе от кровопотери. Если бы догадался и с тарелки чип снять, точно бы сдох.

- Бля, эт-это ты, ты необычный.

- Странный, ты хотел сказать? Ладно. Другой Морти выкрал у своего Рика портальную пушку и пошёл вызволять принцессу из замка. Его Рику пришлось устроить небольшой государственный переворот, свергнуть действующую власть, жениться на принцессе и стать королём. Ещё один Морти угнал у деда тарелку, ввалился к федералам и спас Шептуна, кто бы это ни был, который собирался уничтожить всё органическое по эту сторону червоточины. Они со своим Риком почти уничтожили население шестерёночных. Ещё один Морти угнал тарелку и случайно уничтожил всю звёздную систему Магма-Вита-D, а сам провалялся полгода в коме после этого. А другой…

- Я по-понял. Ты знаешь много ту-эргх-пых Морти.

- Я к тому, что Морти любят приключения. Любят космос. Любят Риков. Ты бы мог оставить его дома. Мог бы запретить летать с тобой. И он бы тебя не послушал, и наворотил бы делов. Потому что Морти - ваши внуки, даже если иногда вы это отрицаете с бараньим упорством. И слабоумие, и отвагу мы взяли от вас, как бы вам ни хотелось отрицать первое.

- Ну, сп-спасибо.

- Как будто ты не согласен. Вы частенько подсираете сами себе в ладошки. Иногда исход бывает весьма печальным. Но чаще всего вы делаете что-то невероятно прекрасное, пусть и в вашем жестоком, извращённом понимании.

- А тебе и правда это нрави-эргх-тся, - удивлённо говорит Рик и смотрит на него. У него больше не блестят глаза. Он выглядит более живым. Морти улыбается.

- Ну ещё бы, я от этого в восторге. Я в это влюбился.

Рик смеётся, действительно смеётся, и вдруг стаскивает Майами вниз по кровати. Морти морщится, ударившись головой об спинку кровати - Рик ерошит его волосы, очевидно, извиняясь, а потом ложится рядом, кладёт голову на его плечо, замирает. Морти поворачивается к нему, обвивает руками, прижимается губами ко лбу, к самой глубокой морщине. Рик обнимает его в ответ, глубоко вдыхает и быстро выдыхает.

- Ты со всем справишься. Ты всегда со всем справлялся, и с этим тоже справишься.

- Да от-откуда ты всё знаешь, посмотрите на него, гадалка хуева.

- Ты не лежал бы сейчас здесь, если бы не справлялся.

- Я вы-вызвал внучару-шлюшару, потому что чувствовал себя ста-эргх-рым и одиноким. Ебать, с-с-справился, сто баллов мне - мне за старания.

- И посмотри, как отлично получилось. Я и умный, и красивый, и пирог приготовлю, и хуй отсосать могу.

- Бля, иди - иди на-эргх-хуй, пиздюк, - Морти смеётся задушенно, пытаясь сдерживаться, но у него ничего не получается. Когда Рик тычет его пальцем под рёбра, он высоко взвизгивает и дёргается, случайно пиная Санчеза в живот коленом, и смеётся ещё сильнее. - С-с-сука ты блядская, Мо-Морти.

- Ой, ну не надо комплиментов, я смущаюсь. - Рик тихо посмеивается, а потом вдруг как-то резко стихает, утыкается лбом куда-то ему под ключицы.

- Раньше я не хотел про-просыпаться, потому что - потому что не хотел снова б-быть один.

- Сегодня ты не один.

- Сегодня - да. - У Морти неприятно сводит внутренности.

Он гладит Рика по волосам, пока тот не начинает тихо сопеть ему в грудь, но и потом долго не перестаёт. Он не может уснуть, не может себе позволить закрыть глаза. Ему вдруг с чего-то становится страшно, но не так, как бывает, когда в одном помещении находится бухой Санчез, способный на всё, а так, будто ему доверили что-то очень важное, что никак нельзя разбить, что-то хрупкое и очень дорогое, а он знает, какие у него кривые руки. Он гладит Рика по волосам, и думает, думает, думает. Думает о том, что будет дальше, как будет вести себя Рик и, самое главное, что теперь делать ему самому, как ему самому себя вести.

Он засыпает, когда за окном начинает светать, когда глаза печёт уже нестерпимо от недосыпа и слёз, которые так и не были пролиты сегодня, слёз по чужой боли.

А просыпается, когда Солнце в зените, светит сквозь тонкие шторы прямо ему в глаза, ослепляя даже сквозь закрытые веки. Морти просыпается один, и сперва не может понять, где он - но он видит старенький телевизор, и дохлый фикус в углу, которому не помог один полив на прошлой неделе, и слышит копошение Рика на кухне. Ему неудобно в вечернем костюме, пояс штанов сдавил бедренные кости, а правую подмышку, кажется, натёр шов - чёртовы брендовые шмотки нихрена не удобные, красота требует больше жертв, чем угашенный и бешеный Санчез.

Морти снимает надоевшие тряпки и натягивает риковскую футболку - старую, линялую, огромную, с неотстиравшимся пятном на животе и дыркой по шву на боку, но невероятно удобную. Рик на кухне возится у плиты, что-то насвистывая под нос; Морти зависает, разглядывая его, пытаясь оценить его состояние. На первый взгляд он выглядит нормально, но это Рик Санчез, каким бы странным он не был, и первому впечатлению никогда нельзя доверять.

- Долго там стоять будешь? - Спрашивает Рик, не оборачиваясь. Морти даже не удивляется. Проходит к столу и, зачем-то, сам не понимая, зачем, вдруг звонко целует голое плечо, прежде чем сесть.

- Даже уже и на жопу попялиться не дают спокойно, совсем никакой свободы. Диктаторское государство.

- О да, мы деспоты и тираны, и пялиться на чужие жопы - это наша прерогатива.

- Так ты и этого не делаешь, хуёвый из тебя деспот.

- Кто сказал, что не делаю? - Голос Рика звучит почти ехидным, почти заигрывающим, почти флиртующим. Морти давится кофе. Рик так и не поворачивается, но Майами видит, как подрагивают его плечи в сдерживаемом смехе. - Бекон будешь?

- А-ага, - Морти спотыкается, а потом снова давится кофе, и решает на время отставить его от греха подальше. - Ты готовишь?

- Мне почти восемьдесят, пиздюк. Ты думал, я не способен пожарить яйца?

- Честно? Именно так я и думал.

- Обидно, - Рик хмыкает и ставит перед ним тарелку - два яйца, бекон, поджаренный тост, ничего необычного, стандарт американского завтрака. Морти пробует, аккуратно, подозрительно даже, но всё нормально, обычные яйца, хрустящий тост, даже бекон не пережарен. - Твоё недоверие ранит.

- Да боже, неженка какая. Ты два года питался бич-пакетами и доставкой, я имею право на небольшие сомнения.

- Надо было подсыпать тебе слабительного.

- И тогда бы я обосрал тебе весь сортир, потому что все выходные я у тебя.

- Бля, точно. Сделаю это на прощание.

- Больше ты к плите не подойдёшь.

- Отлично, план сработал, как и всегда. - Они смотрят друг на друга молча и серьёзно несколько мгновений, а потом одновременно начинают смеяться. Морти давится беконом и кашляет, Рик стучит его по спине, и это заставляет их смеяться ещё сильнее. - О, ты в моей футболке. Опять.

- Жалко?

- Жалко у пчёлки. Ты же свою пижаму припёр. Миленькая, кстати.

- Спасибо, я знаю, что у меня охуенное чувство стиля. Но твои шмотки всё равно удобнее. Обзор на мои прекрасные ноги лучше, - Морти демонстрирует ногу, задрав её над столом, заодно демонстрируя и растяжку, но это уже случайно, он даже не замечает этого (а вот Рик замечает, но Морти об этом не догадывается). - И снять легче, в случае чего.

- Всё ещё не теряешь надежд?

- Я настырный и умею ждать, что с некоторых ракурсов можно даже расценить, как верность. Вы это любите. - Рик вдруг хмурится, слабо, почти незаметно, но Морти слишком хорошо знает это лицо, чтобы уловить эту микро-эмоцию. Он проматывает в голове свои слова, но так и не может понять, где облажался.

- В любом случае, переодевайся, сегодня мы тусим не дома. У меня кое-какие дела за пределами Цитадели.

- Ты видел мои шмотки? В каких только по красной дорожке мелкими шажками ходить.

- Бля. В любом случае, переодевайся, купим тебе нормальные тряпки, а потом у меня дела.

- Ох, какой шуггар-дэдди, посмотрите только, у меня встал. - Рик закатывает глаза и недовольно что-то рычит под нос. Морти смеётся, одним глотком допивает подостывший кофе и идёт в спальню. - Хорошо-хорошо, не злись, папочка.

- Пиздюк, блять!

***

Они отправляются в торговый центр в системе Цета, в нём находится самый большой торговый центр в обитаемой части Вселенной, который занимает несколько планетоидов, и тут можно найти вообще всё: от одежды землян до не очень легальной в этой части галактики антиматерии. Более нелегальные штуки тут тоже имеются, но внутри планетоидов, и Федерация о них не знает - или делает вид.

Морти тащит Рика в Зару, потому что, естественно, тут есть Зара, хотя земляне сюда не долетят ещё примерно тысячу лет (не считая одного гениального старпёра и его очень сексуального и умного внука - по мнению этого самого внука). Рик уже откровенно бесится, когда садится на диванчик, пока Морти бегает между стеллажами в поисках одежды.

- Я не могу напялить что попало, Рик, как ты не понимаешь, я же такая цаца-обосраца, я же брильянт, я же…

- Что ты там всё ворчишь под нос?

- Ничего. Ты скоро? Я от старости умру быстрее, чем ты тряпку на жопу выберешь.

- Это особенная жопа, Ричард Санчез, - говорит Морти, выходя из примерочной, - и ей требуются особенные тряпки. Нормально?

Рик быстро оглядывает его всего, от макушки и до носков белых кроссовок, и кивает. Просто кивает. Скучный старый хрен.

- Ладно, пошли уже, надоел бухтеть, - Морти срывает бирки и несёт их на кассу. Рик тащится за ним, и вправду чувствуя себя престарелым богатеем, которого вытащила пошопиться его кисулечка, фу, бля. Но Морти по пути к кассам срывает с витрины кепку, розовую, с рисунком странной кошки, выложенной стразами, пошлую, но удивительно идущую пиздюку, натягивает на себя и улыбается, довольный, спокойный и счастливый. И Рик смиряется. Хер с ним.

Морти слышит, как Рик сзади обречённо вздыхает и оборачивается, но Санчез только машет рукой, ничего, мол, забей, и Майами пожимает плечами.

- Мы тут четыре часа проторчали.

- Ага, и я проголодался.

- Бля, ты издеваешься? - У Морти урчит живот, Рик закатывает глаза. - Куда хочешь?

- Туда, - Морти тычет пальцем в ресторанчик, небольшой, уютный, зигерионский. А потом хватает Рика за руку, переплетает пальцы и тянет его туда самостоятельно - Рик смотрит удивлённо на их руки, потом на Морти. Но тот, кажется, сам не осознаёт, что делает. - Что будешь заказывать?

- Мне ничего не надо. Ешь быстрее и пошли, время не резиновое.

- Не ворчи, не порть мне ауру. - Рик закатывает глаза и отпивает из фляжки. Он не доставал её последние полтора года, но сейчас как никогда рад, что захватил её. Когда подходит официант, Морти сам делает заказ - на зигерионском. С очевидным акцентом, но без ошибок. - Мне, пожалуйста, вот это и это, и бокал красного вина.

- А вашему отцу?

- Он не мой отец.

- О. Я подумал… не важно. Что будет джентльмен?

- Только счёт, - когда официант отходит, Рик ржёт в кулак. Морти пинает его ногой под столом.

- Содержанка.

Морти изящно, одним пальцем с острым накрашенным ноготком, откидывает волосы за спину, смотрит на Рика из под ресниц:

- Для тебя, пупсик, я буду кем угодно, - и кладёт руку Санчезу на бедро, прямо возле паха. Рик хватает его за руку, тянет к себе, почти врезаясь своим носом в его, рычит тихо, гортанно:

- Блять, пиздюк.

Морти хихикает и целует его в кончик носа.

Им приносят вино.