Паршиво просыпаться с сильнейшей головной болью, какую испытываешь впервые за свою недолгую жизнь. Ещё хуже, когда к ней довеском идёт ломота во всём теле и лёгкая тошнота. И нестерпимо хочется пить. Осаму сейчас всё бы отдал за таблетку анальгина и стакан воды. А ещё он правую руку не чувствует, а левой ладони слишком жарко, потому что она лежит под чьей-то другой. И что-то тёплое упирается в бок. Странно, но в то же время приятно.
Пришлось открыть глаза. Во-первых, чтобы понять, где он находится, во-вторых, поискать воды, ну, заодно и посмотреть, что за грелка у него под боком.
Светлые жёлтые стены без намека на какие-либо украшения, белый стол у окна, на котором стоит наполовину полный графин воды, - Осаму облизал пересохшие губы, - на груди лежит туго перемотанная правая рука, а нечто рыжее утыкается в бок макушкой.
Чуя.
Чёрт! Осаму закусил распухшую губу и с трудом повернул голову, глядя на свернувшегося калачиком на краю постели парня. Он не мог видеть его лица, только растрёпанные рыжие волосы и светлую кожу плеч под больничной футболкой, что выглядывала из-под цветастого пледа. Чуя свернулся так, чтобы лежать щекой на ладони здоровой руки Дазая. Стоит только пошевелиться, и он проснётся.
Осаму тяжело выдохнул, сознавая всю тяжесть своей вины перед другом. Без ведома последнего, Дазай втянул парня в свой идиотический поступок. Более того, использовал Чую и манипулировал его чувствами, чтобы создать его руками необходимые условия для... самоубийства? Никаким другим словом Осаму не мог назвать свой порыв. И тем не менее, Чуя сейчас был здесь. Почему? И откуда на светлых плечах свежие синяки?
В том, что он выжил и лежит в данный момент в индивидуальной палате, явно была заслуга одноклассника. Не вызывало сомнений и то, что Накахара всё время, что Дазай был в отключке, верным псом дежурил у его постели. "Зачем тебе всё это, Чуя?!", - хотелось закричать, чтобы спугнуть парня. - "Зачем тебе такой кусок дерьма, как я?"
А именно так себя и чувствовал Осаму. По крайней мере, по отношению к Чуе. Неудавшийся суицидник не заслуживал даже презрительного взгляда этого "золотого мальчика", не говоря уже о том, сколько Накахара для него сделал. И чем Дазай отплатил ему? Решил разбить свою тупую голову, сделав сальто с мотоцикла на полном ходу. Жаль, не свернул шею, сейчас бы не пришлось думать о том, насколько он ничтожен и сколько лишних хлопот доставил другу. Чуя ведь его ненавидеть должен за случившееся, а не ждать, пока он проснётся.
А Дазай хорош! Раз решил умереть, мог бы под машину броситься или с высотки спрыгнуть, но нет! Прямо предсмертное откровение посетило, что последним, что он хочет сделать в своей жалкой жизни - увидеть и обнять Чую. Ну да, ведь он рассчитывал, что расшибётся насмерть, и не придётся потом ни думать о своих поступках, ни отвечать за них. Но рыжий ангел-хранитель решил иначе.
Как же хочется пить. Осаму пытается сглотнуть, но горло пересохло, и становится только хуже от того, что кажется, будто в него засыпали песок. Терпи, Дазай, заслужил! Главное, не шевелить затёкшей левой рукой, чтобы не потревожить спящего. Отчего-то в груди разливается приятное тепло, когда он смотрит на лежащего рядом Чую, и очень хочется зарыться пальцами в его волосы. Хочется даже сильнее, чем получить стакан воды.
Затёкшие мышцы рефлекторно сокращаются, заставляя руку дёрнуться, и Дазай замирает. Чуя глубоко и шумно вздыхает прежде, чем заворочаться и приподнять голову.
- Осаму?
Он сонно хлопает глазами, поворачиваясь к больному, и глаза Осаму расширяются от ужаса.
***
- Ты давно проснулся?
Чуя, которого неожиданно разбудили, суетливо садится, свесив ноги с кровати, и вглядывается в покрытое ссадинами лицо Дазая. У парня какое-то сбитое с толку выражение и широко распахнутые глаза. Собирая мысли после пробуждения, Накахара трёт рукой щёку и пытается понять его, а потом щёлкает пальцами.
- Точно! - он вспомнил, как врач сказал, что Осаму из-за наркоза будет очень хотеть пить, когда очнётся.
Неуклюже спрыгнув с больничной койки, парень подбегает к столу и наливает почти полный стакан воды. И для Дазая в этот момент он больше, чем божество!
- Только осторожно пей.
Чуя передаёт стакан в слабо сжавшие его пальцы и помогает Осаму приподняться, чтобы сделать глоток. Тот пьёт жадно, но осторожно, продолжая неотрывно смотреть на него, и Накахаре неудобно под этим взглядом. Он так обрадован пробуждением Дазая, что не сразу понимает причину столь пристального внимания. И лишь спустя допитый стакан до парня доходит.
- Ничего, - смущённо говорит он и словно чувствует вину за свой внешний вид. Отводит глаза, забирая стакан, и заправляет за ухо белоснежную прядь волос. - Так даже симпатично.
Плевал он на эту седую прядь в свои семнадцать лет, её и покрасить можно. Главное, что Осаму очнулся. Надо только немного успокоиться, а то сердце стучит так, что сейчас вся больница услышит.
- Как ты себя чувствуешь?
Дазай смотрит на него и долго молчит прежде, чем прохрипеть:
- Паршиво. Голова раскалывается.
- Ну так она у тебя целой только благодаря бинтам и держится, - попытался съязвить Чуя.
- Подъёб засчитан.
Чуя фыркнул и потянулся, подняв вверх руки.
Не очень весело получилось, но Осаму всё-таки ухмыльнулся, хотя видно было, что его гложут мысли и чувство вины. Чуя совершенно не хотел этого. Он вообще решил для себя, что не будет ни расспрашивать, ни корить, ни осуждать Дазая. Коё посоветовала ему делать то, что он может для парня, и самым лучшим на данный момент было показать, что Чуе важно лишь то, что с Осаму всё в порядке. Ну, почти в порядке, если не считать сломанной руки, разбитой головы и ушиба мозга с сотрясением.
- В следующий раз, - мягко посмотрев на пациента, произнёс Накахара, - если тебе приспичит слезть с байка, просто попроси меня остановиться. Ладно? - он встал с кровати и поставил стакан на стол. - Пойду позову врача, чтобы тебя осмотрели.
Он двинулся к двери, стараясь не смотреть на сглотнувшего и ошарашенно глядящего на него Дазая. Меньше всего сейчас хотелось отвечать на какие-либо провокационные вопросы. Но тот окликнул его.
- Чуя...
Накахара остановился и прикрыл глаза, не оборачиваясь.
- Дазай, - получилось чуть резче, чем он хотел, - я думаю, что этот вопрос закрыт. Хотя бы временно. Прошу, не вынуждай меня вспоминать об этом. Не сейчас, - он с силой сжал ручку двери так, что костяшки пальцев побелели. Чуя ненавидел чувствовать себя беспомощным. - Я просто рад, что ты жив. И я, - парень замялся, прижавшись лбом к прохладной двери, - я не знаю, что делал, если бы это было не так.
Он повернул ручку, намереваясь выйти.
- Чуя...
- Что? - резко развернувшись, Накахара резанул взглядом по лежащему на кровати пациенту. "Боже! Осаму, только не говори ничего! Прошу тебя!"
Дазай стушевался под подобным напором и прошептал так тихо, что Чуя едва расслышал:
- Спасибо, что ты рядом.
Накахара поджал губы и коротко кивнул, быстро покидая палату. В дверях отделения он столкнулся с приехавшей Коё и, пока врач осматривал Дазая, выпил с матерью по стаканчику отвратного больничного кофе.
- Я принесла тебе твой любимый сандвич, - покопавшись в сумке, женщина извлекла бумажный пакет и протянула сыну, но тот отмахнулся. - Чуя, ты мне обещал, что будешь нормально есть.
- Я поем, мам, честно. Но чуть позже, - он положил пакет рядом с собой на диван. Коё вздохнула, и Чуя почувствовал себя виноватым перед ней. Он взял мать за руку. На самом деле, он был невероятно рад её присутствию, поддержке и пониманию, хоть и не высказывал этого вслух.
- Как он? - только мать может понять, что важнее для ребёнка. И Коё понимала, что в ближайшие дни Чую будет волновать лишь этот вопрос.
- Пришёл в себя полчаса назад. Говорит, голова болит у него, - Чуя усмехнулся, сцепив пальцы и положив руки на колени. - Удивительно было бы, если не болела.
Дальше по коридору, со стороны медицинского поста, раздался полный возмущения крик.
- За то, что ты сделал с бедным мальчиком, надо было, чтобы у тебя голова поболела, - криво улыбнулась мать. Но говорила она беззлобно, явно этого не желая. - Кстати, утром твой мотоцикл привезли. Я не стала отправлять в ремонт, сам посмотришь и решишь, надо ли.
Очередной громкий выкрик, на который в этот раз послышался не менее громкий ответ.
- Удивлён, что ты его не выкинула.
- А толку? - вздохнула женщина. - Выкину этот, ты новый купишь.
У Чуи перед глазами всё потемнело от этих слов. Ночь. Трасса. Холодный ветер, визг тормозов и вонь разогретой резины. Он отпускает руки с руля и падает. Удар приходится на левое бедро, но Чуя не первый год гоняет на байке, и первое, чему он научился - как правильно падать с него, чтобы наименее травмироваться. Рефлексы работают быстрее мозга, в котором дикой птицей бьётся одна мысль - что с Дазаем? Руки обхватывают голову, крепко фиксируя шею, локти максимально прижаты к груди. Удар, поворот, вытянуть ноги, чтобы не сломать, пока он катится по асфальту. Чуя ещё никогда не падал с мотоцикла на такой скорости. Но он не чувствует боли, только страх. На секунду страх за Осаму вытесняется инстинктом самосохранения, но вращение замедляется, и он возвращается. Чуя может встать на ноги, значит, с ним всё в порядке. Бежать. Бежать назад. Сердце бьётся не в груди, оно, похоже, сместилось при падении и теперь стучит где-то в горле.
И всё-таки больно отбитое бедро. Но, раз Чуя может бежать, значит, всё не настолько страшно. Только воздуха не хватает, и лёгкие горят. Но это всё подождёт. Он уже видит что-то впереди, лежащее на трассе...
Сначала Чуя подумал, что закричал он сам, но помутнение воспоминаний позавчерашней ночи развеялись, и парень увидел, как Коё развернулась, глядя в сторону дверей, за которыми был медицинский пост. Её острый, как и у сына, взгляд выдавал негодование женщины. После следующего выкрика она не выдержала и вскочила с дивана.
- Да что это, в конце концов, такое, - возмущению госпожи Озаки не было меры. Чеканя шаг каблучками, она направилась к источнику шума, а Чуя, повинуясь какому-то шестому чувству, двинулся за ней, выкинув по пути пустые стаканы из-под кофе в урну.
- Что происходит? - гневно вопрошала Коё, подходя к посту, где ожесточённо ругались уже знакомая Чуе медсестра средних лет с вечной доброй улыбкой на лице и молодая женщина в коротеньком зелёном платье с оборками. - Вы забыли, где находитесь? Это больница, а не базар!
Женщина обернулась, взмахнув тяжёлой копной длинных чёрных волос, и Чуя забыл, как дышать. Он никогда не видел ни этой женщины, ни её фотографий, но сходство с Осаму оказалось невероятным. Чуя никогда не был с ней знаком, но ненавидел всем сердцем. А ещё он понял причину подавленного состояния Дазая в ту роковую ночь.
Обернувшись, женщина высокомерно окинула взглядом Коё, одетую сегодня в простую бежевую блузку и лёгкие светло-серые брюки. Она явно собиралась сказать что-то, но медсестра перебила.
- Простите, госпожа Озаки, - склонила в поклоне работница больницы с выражением искреннего раскаяния на лице. - Я очень сожалею о нарушении порядка.
- Озаки? - вульгарно щёлкнув пальцами, перебила женщина в зелёном платье. - Коё Озаки?
От былого высокомерия не осталось и следа. Карие глаза заинтересованно заблестели, вновь пробегая по матери Чуи, словно повторно оценивая. Губы растянулись в услужливой улыбке.
- Это такая честь для меня, встретиться с самой Коё Озаки! Я без ума от вашей летней коллекции! Это сочетание белого с розовыми разводами. Восхитительно! А ваша коллекция в лавандовых тонах! У меня есть из неё платье.
Она всё восторгалась, а Чуя с Коё синхронно выгибали брови от удивления. Парню хотелось язвительно заметить, что госпожа Дазай в принципе без ума, а не от коллекций его матери, но Коё бы не оценила подобного обращения к старшим. Пришлось прикусить язык и молчать. К его удивлению, мать подняла ладонь, тактично останавливая поток слов.
- Я поняла Вас. Спасибо. Но Вы так и не объяснили, что за крик.
- Ах, это! - взмахнула рукой женщина, словно только вспомнила, что пришла в больницу, а не в модный салон. - Здесь лежит мой сын, а эта медсестра меня не хочет пускать.
- Потому что Вас нет в списках посетителей, - попыталась оправдаться та, указывая на листы в папке.
- Кто мог запретить матери приходить к своему ребёнку? - Коё искренне недоумевала. - А давно он здесь?
- Не знаю, - женщина подала плечами. - Дня два, я думаю.
- Какой ужас! - Озаки прижала пальцы к губам. - И всё это время Вас к нему не пускали?
- Ну...
Ему надоела эта ломаная комедия, и Чуя сделал шаг вперёд, злобно глядя на госпожу Дазай из-под сдвинутых бровей.
- Ей тут не место.
Обе женщины удивлённо воззрились на парня в больничной одежде.
- Уходите отсюда, - в голосе Чуи прозвучала угроза.
- Что происходит? - Озаки переводила взгляд с сына на женщину в зелёном. Та от возмущения аж покраснела. - Мне кто-нибудь объяснит, в чём дело?
Медсестра пожала плечами и спряталась за неожиданно важной документацией.
- Да, мам, - продолжал сверлить женщину злобным взглядом парень. - Это мать Дазая. Я тебе о ней рассказывал месяц назад по телефону.
Чем Чуя всегда отличался от матери, как небо от земли, так это сдержанностью. Когда его что-то выводило из себя, Накахара взрывался, как вулкан, круша всё на своём пути. Коё же изящно выгнула тонкую бровь, и лишь глаза выдавали степень её шока.
- Когда Вам сообщили об аварии? - холодно осведомилась она. - Полагаю, что почти в то же время, что и мне. Только я пересекла половину земного шара, прождав пять часов в аэропорту, и была здесь уже вчера вечером. Где были всё это время Вы?
Госпожа Дазай открыла рот, но тут же захлопнула его, то ли не найдя слов, то ли в шоке от слов Озаки. Медсестра усмехнулась, прячась за папками, чем заслужила испепеляющий взгляд брюнетки.
- Я не знаю Вас, - продолжила Коё, выделяя едва ли ни каждое слово, - но мне достаточно того, что я слышала. А теперь и вижу. Убирайтесь отсюда.
- Не имеете права гнать меня! Вы сами, госпожа Озаки, сказали, что никто не может запретить матери видеть её ребёнка!
- Вы ему не мать!
Чуя понял, что пора искать свою челюсть где-то на полу, причём парой этажей ниже. Это точно его мать? Его спокойная, всегда держащая себя в руках мама? Ау, верните Накахару в реальность! А то изысканная женщина сейчас ещё набросится на эту куклу пустоголовую.
- А кто же тогда? - вздёрнула подбородок брюнетка. - Я ещё и с Вас стрясу компенсацию за его состояние и свой моральный ущерб.
- Вы ни разу не спросили о состоянии Дазая, - голос Коё снова вернулся к спокойному тону. - Вы даже по имени ни разу его не назвали. Мода, деньги... Это всё, что Вас интересует?
- Не Вам меня судить!
- Да, не мне это делать. Но я уверяю Вас, что в палату к сыну вы не войдёте.
- А Вы ему кто, простите? Усыновить решили? Так мы можем договориться.
Чуе показалось, что где-то взорвалась сверхновая звезда. Или по коридору больницы прошёл ураган. Он даже глаза прикрыл.
- Уходите, - ух, голос Коё мог убить быстрее катаны. - Если будет необходимо, я подниму всех знакомых адвокатов Европы, Азии и Америки. Если будет необходимо, я усыновлю Вашего сына. Но если Вы не перестанете отравлять его жизнь, я даже не знаю, что сделаю с Вами.
- Вы мне угрожаете? - Дазай прищурила глаза.
- Предупреждаю, - Озаки развернулась и пошла обратно к диванам, где оставила свою сумочку. Она нервно встряхнула головой, передёрнула плечами и, кажется, успокоилась. Но Чуя знал, что это лишь видимость для его спокойствия.
- Мам, - позвал он. - Ты серьёзно? Про Дазая. Что ты его...
- Не бери в голову, - Озаки взяла бумажный пакет с сандвичем и протянула сыну. А после, словно вспомнила. - Я тебе привезла планшет с зарядкой и наушники. Хоть фильмы посмотрите, пока лежите здесь. Не так скучно будет.
Чуя не мог не оценить. Он крепко обнял мать.
- Спасибо.
- Ну и что ты здесь делаешь? Врач уже вышел из палаты, - мать с нежностью посмотрела на него. - Я зайду завтра. И, Чуя, - парень обернулся уже около двери палаты, - не кури больше в доме. Воняет.
Вжав голову в плечи, Накахара виновато посмотрел на Озаки - это же надо было так спалиться - и кивнул.
- Что сказал доктор?
Поинтересовался Чуя, войдя в палату, кинув на стол пакет с сандвичем и присаживаясь на край кровати со стороны здоровой руки Осаму. Он нажал кнопку, включая планшет.
- Что жить буду, - ответил Дазай, глядя в потолок. Можно было подумать, что этот диагноз его не устраивает. Чуя напомнил, что обещал сам себе не поднимать сейчас эту тему, но сдерживаться было тяжело, особенно после встречи в коридоре. А в следующую секунду Осаму дал понять, что и он слышал крики. - Это была она?
Чуя прикусил губу, отложил в сторону гаджет и осторожно поднял взгляд на друга. Лицо Дазая было безразлично. Это вызывало ноющую боль в груди и спазмы в горле. Парень коротко кивнул, не зная, видел ли Осаму.
- Мы с Коё не пустили её.
- Почему?
Пальцы стиснули ткань одеяла, безжалостно сминая его. Почему Чуя такой слабый? Почему не может защитить от боли одного-единственного человека? Всё, что он делает, выходит боком.
- Мне вернуть её? - даже голос звучит жалко.
Дазай молчит, продолжая глядеть в потолок, и Чуя встаёт с кровати, воспринимая это, как согласие. Что же, если Осаму хочет, он приведёт эту отвратительную женщину к нему. Накахара с тяжёлым сердцем делает шаг, но его запястье тут же слабо сжимают тонкие пальцы. Он оборачивается, в недоумении глядя на Дазая. Тот оставил разглядывание потолка и опустил глаза на друга.
- Не надо, - шепчет он и смотрит почти умоляюще. - Чуя, зачем ты всё это делаешь?
Слова застревают где-то в горле. "Потому что я люблю тебя". Это звучит как-то глупо и неосторожно. "Потому что хочу видеть твою улыбку каждый день". Слишком мелодраматично. "Потому что задыхаюсь без тебя". О, какой театральный пафос!
Он молчит слишком долго, и Дазай отпускает его руку, откидываясь на подушки и слегка морщась от боли. Его глаза закрываются, и Чуя осторожно подходит к постели, присаживается в ногах. Осаму вздыхает.
- Что ты сказал врачам? - пустым голосом интересуется он. - Почему доктор утверждает, что я счастливчик?
- Это имеет какое-то значение?
- Судя по всему, он был не в курсе, что произошло на самом деле. Вот я и решил узнать, что ты наплёл им.
Смотреть на перебинтованного, бледного Дазая было сродни пытке, которую Чуя устраивал себе добровольно, как искупление за то, что его уже второй раз не оказалось рядом с Осаму, когда тому он был нужен. Парень тихо опустился на кровать, ложась на бок лицом к двери, его макушка оказалась на уровне бёдер Дазая.
- Чуя, что происходит? - шепчет Осаму сдавленно и глухо. - Я не понимаю, что со мной? Почему мне так хочется видеть тебя, хоть это и ненормально? Почему я постоянно вспоминаю чёртов антисептик на твоих губах? Это всё неправильно. Так не должно быть.
- Но оно уже под кожей, - таким же тихим шёпотом отвечает Накахара, чувствуя, как тонкие пальцы едва касаются его волос, словно боясь. Сначала они просто поглаживают рыжие прядки, потом невесомо подхватывают белую, пропуская между собой. Осторожно зарываются глубже, путаясь в них. Подушечки пальцев прикасаются к коже, трепетно, но уже чуть более уверенно, понимая, что их не оттолкнут. Чуя выспался ночью, но всё равно закрывает глаза, уплывая на тёплых волнах неги.