Теплая приятная вода расслабляла тело, а пар томил. В сенто было на редкость хорошо после всех боев и тренировок. Вот теперь наконец-то можно было смыть с себя пот, грязь, чужую кровь. Баня располагалась на территории гостиницы и была частной. В общественное сенто Ханаби бы не пустили из-за страха перед ее печатями на теле, да и тут за стремление к чистоте пришлось переплатить. У Кимимару было много вариантов, где помыться в городе, а у Ханаби только общежитие с часто неработавшим душем, к которому выстраивалась огромная очередь из жаждавших водных процедур девок, и такая гостиница. Но после миссии, когда Ибики выдал им положенную долю заработанных денег на руки, можно было расслабиться и побаловать себя. И вот ребята по шею в горячей воде. Отмокают. Кимимару, может, и хотелось бы заглянуть под толщу воды и видеть сквозь густеющий пар, да он не мог. В этот момент он подумал, что вот так и обменял бы свой крепкий, как сталь, скелет на бьякуган. Юноша решил, что Ханаби - настоящий екай, а по нему ведь так и не скажешь, что он - геномный, если не вспоминать его нелегкое детство. А у девочки все на лице написано. И не только там. Слишком уж она отличалась от обычной жительницы Страны Огня. Вот сидит теперь в купальне да нежится, аж осовела немного, смотрит на него своими белыми, пустыми глазами. Она всегда из них троих, из команды Ибики Морино, была самой ненормальной. Парень знал, что командир взял ее только из-за того, что девушка - хороший сенсор, может, она была даже лучший сенсор, из тех, кто мог бы в принципе попасть в его команду. На Инари Морино совсем не полагался, но он был "понятным" ему бесклановым пацаном, Кимимару капитан брал как основную ударную силу на позицию мечника, а Ханаби - разведчицей. И Ибики Морино вряд ли считал, что самка екая в его группе чем-то лучше братца-предателя с черными склерами, и неизвестно, кто из них был для командира полезнее.

Отец Кимимару таких, как Ханаби, недолюбливал, а однажды, когда к мальчику вся команда пришла домой в гости... Нет, не вся. Не было капитана Морино и его вечно больного брата. Юноша позвал только сверстников. Отец Кимимару, познакомившись с его товарищами, к Инари отнесся хорошо, а Ханаби скорее терпел, потому что она служила с его сыном.

О том, как жила Ханаби до Конохи, Кимимару знал немного. Он сам не любил такие расспросы и не устраивал их другим. Только все же бьякуган, чужой улучшенный геном, его не то пугал, не то смущал. Приемный отец его никакими улученными геномами не обладал и считал все это "вырождением". Например, Кимимару часто слышал от него, что лучше бы шаринган искоренили бы окончательно, а не оставили бы еще двоих-троих его обладателей, из которых один - страшный преступник и враг Конохи, второй - убийца товарищей, то есть конченный негодяй, а третий - псих, которого теперь после загадочной гендзюцу-техники держат под надзором в Корне, подальше от нормальных людей.

Кимимару в такие моменты оставалось только молчать. И после того, как мальчишка привел в свой дом в гости боевое звено, в котором служил, он про "эту девчонку" тоже ничего у отца не спрашивал.

Кимимару и сам боялся узнать у Ханаби ответы на некоторые вопросы. Он за годы работы с ней понял, на что способен бьякуган. Только вставал вопрос: "Что еще могла видеть Ханаби намеренно или случайно?" Ведь если она на километры вдаль видит и через стены тоже, то, значит, что посмотреть сквозь одежду для нее проще простого. А вот о таком он сокомандницу никогда не спрашивал: смотрела ли она на ребят из своей группы и на капитана Морино с помощью дзюцу или нет? И о том, как девчонка раньше жила в селе, полном бьякуганистов, он только догадывался. Кимимару пришел к мыслям, что у Хьюги, почти всю жизнь прожившей в клане, очень искаженное представление о том, что нормально, а что нет. Девочка-екай иногда рассказывала ему сама о своей деревенской жизни, где ее маленькую комнату устилали футонами, и на одном спала она вместе с сестрой, а на других - несколько ее кузин. По таким ярким отдельным деталям Кимимару, как мозаику, собирал общее представление о детстве Ханы. У него самого в Конохе уже несколько лет было все совсем по-новому, так что жизнь Ханаби казалась ему диковатой, а все происшествия, случившиеся с ним в детстве, постепенно уходили из памяти.

Думая о Хьюге, Кимимару решил, что девчонке, скорее всего, никогда не хватало личного пространства. О футоне на двоих Ханаби рассказала ему несколько лет назад, когда еще в начале их работы, случайно оказалась в комнате у Кимимару и из-за лютых тренировок, которыми загонял ребят Ибики, отрубилась вместе с парнем. Для нее это не было чем-то из ряда вон выходящим, как и то, что они в Лесу Смерти уснули, прижавшись друг к другу от холода и страха. Для Ханы было удивительно скорее то, что в общежитии у нее появилась своя койка, которой не надо было ни с кем делиться, хотя девочка говорила, что иногда это ее не радует, потому что она скучает по сестре.

В общежитии для генинов Кимимару у нее бывал: однажды ему Морино-сама приказал отнести "нелюди и Инари" свитки и книги, которые надо было прочесть. Мальчик выполнил задание, правда, пришел в ее комнату после вечерней тренировки, когда совсем стемнело. Хьюга уже была в ночной рубашке, которой она, увидев Кимимару, начала торопливо подворачивать рукава. Юноша сделал вид, что не заметил на Ханаби "подарка" от старшей сестры или кузины. Он передал свитки и еще инструкции от Ибики, но все-таки кого-то разбудил своими поздними разговорами, потому что Ханаби сонным и недовольным голосом сказали, что она еще мелкая совсем, а уже своих мальчишек ночью в комнату водит. Кимимару наскоро чмокнул подругу в щеку и постарался побыстрее оттуда уйти.

Про жизнь в деревне парень и вовсе не расспрашивал: не мог он понять, как жить в месте, где тебя постоянно контролируют, и не потому, что вокруг "плохие взрослые", которые не дают ребенку свободы, а потому что они жить иначе не могут, и на быт Ханаби через стены ее комнаты намеренно, а иногда и невольно смотрело множество ее родственников-соседей. Ведь не всегда нужно активировать технику, чтобы применить бьякуган, иногда достаточно просто самому разволноваться, и тогда он сработает от нервов. Кимимару уже знал такое по поведению Ханы и понял, что так или иначе у белоглазых в клане все видят всё и у всех. А, следовательно, с точки зрения парня, у Ханаби не могло нормально сформироваться чувство интимного. Наверное, поэтому она отрубилась пару лет назад в чужой общаге у него на футоне и поэтому они сейчас полоскаются в одном сенто.

Кимимару боялся признаваться себе в этом, но не потому ли ребята сейчас отмокают в общей бане, что для Ханаби такое в общем-то нормально? Причем было это настолько привычно, что она никак не афишировала бесклановым и ему свои способности иногда видеть через одежду, не заостряла на этом внимание других и не смущалась этому сама, а просто принимала случайное и не очень возбуждение бьякугана как естественный порядок вещей, по крайней мере, в ее семье.

"А вдруг она уже ничего нового для себя не увидит, даже если он, Кимимару, сейчас из воды выйдет?" - Пронеслось в голове у парня.

Ханаби очнулась от забытья, в которое ее погрузила теплая, расслабляющая вода купальни, сделала несколько шагов в место, где помельче.

Сначала из воды показались ее плечи с проступившими на красной от прилившей крови коже темными иероглифами "тори".

"Красиво, - подумалось Кимимару. - Хороша "пташка". Потом девчонка повернулась к нему спиной. Парень, глядя на Хьюгу, подумал о том, что хорошо, что спина у нее чистая. Это значит, что никаких печатей на ней насильно не ставили. Если печати на руках, значит, они функциональны. Значит, шиноби, скорее всего, сам такую технику использует, а если чакро-татуировки у генина на спине, то применять такое дзюцу будет кто-то другой, например, фуиндзюцу-мастер, сделавший молодого шиноби своим слугой. Зато на спине у Хьюги были тонкие косые застарелые полосы от розог. Строгость клана белоглазых шпионов все-таки не прошла для хулиганки даром.

Мечник все пялился на ее белую, почти прозрачную екайскую кожу, пока парня из его важных раздумий не вывел голос Ханаби:

- Эй, Кимимару-кун, спинку мне не потрешь? - Девочка изо всех сил пыталась намылиться маленькой мочалкой, только выходило у нее не очень.

- Ну, как тут не помочь! - Ответил Кимимару и подобрался поближе к куноичи. Пальцы его ладони холоднее горячей спины, и такой контраст девушке очень приятен. А ее растомленное баней тело волнует молодого человека, и вот он уже старательно натирает Хану и полностью увлечен процессом. Друзья же должны помогать друг другу.

Движения Кимимару сильные, размашистые, и Ханаби очень нравятся. Юноша подумал, что вообще-то и ему самому с мытьем спины без помощи подруги ну совсем никак не справиться, значит, надо бы попросить белоглазую девчонку как честного товарища ему потом подсобить с этой непростой гигиенической процедурой. Вот, где надо проявить чудеса слаженности и... этой самой, как учил Ибики, командной работы!

Увлеченный предвкушением "работы в команде", Кимимару забывается, рука его невовремя соскальзывает вниз, но по инерции еще массирует девчонку. Ханаби в этот момент как-то совсем нескромно вздыхает. Он, поняв, замирает. Замолкает и она. Кимимару думает, что они сейчас оба были бы красные, как спелые помидоры, если бы не из бани.

- Кимимару-кун, - произнесла Хана, прервав неловкую паузу, - вот спинка ну вообще не там.