В глазах Линды не было ничего, кроме отчаяния и ярости. Доктор видел этот взгляд уже много раз — в своём отражении в том числе. Её немолодое лицо было искажено, словно от боли: пальцы Линды, сжимающие пистолет, дрожали так сильно, что, казалось, даже с такого расстояния она запросто могла бы промахнуться.

— Ты, — прошипела Линда, хрипло, болезненно от застрявших в горле слёз. Её глаза покраснели и опухли так, как они могут покраснеть только после нескольких суток без сна: красная сетка лопнувших капилляров ярко выделялась на фоне тёмных мешков. Линда всхлипнула и вытерла свободной рукой навернувшиеся слёзы. От этого они лишь сильнее размазались по её раскрасневшемуся лицу.

— Это всё ты виноват! — крикнула она, тряхнув пистолетом перед лицом Доктора. Это выглядело бы угрожающе, если бы Доктор не был на сто процентов уверен, что у Линды не хватит духу в него выстрелить. Не из милосердия: из страха.

— Мой отец, — почти прошипела она, сдавленно, будто в этот самый момент на её шее сжималась удавка, — мой отец потратил всю жизнь на эту программу, а ты пришёл и уничтожил её…

— Это вы меня позвали.

Слова Доктора звучали холодно, как вода в озере зимой, и резко, как пощёчина, которую не ждешь — они заставили Линду замолчать, подавившись слезами. «Да как ты смеешь!» — всё пыталась сказать она, но вместо этого наружу вырывались только сдавленные всхлипы. Слюна в уголках губ Линды слегка пузырилась.

— Вы меня позвали, — повторил Доктор, словно пытался забить последний гвоздь в и без того приколоченную намертво крышку гроба. Если Линда и вызывала в нём сейчас хоть какое-то сочувствие, то только такое, которое испытываешь к найденному на дороге раздавленному чужим ботинком дождевому червю. Он не злился на Линду, потому что на таких, как она, злиться уже бесполезно. Но желание вытолкнуть её из зоны комфорта навстречу реальности было слишком сильно, и в этот момент Доктор просто не смог с ним совладать.

— Вы хотели, чтобы я исправил ваши ошибки, — продолжил он бесцветным тоном лектора в институте, — а когда всё пошло не так, решили от меня избавиться. Вы ни на секунду не думали ни о ком, кроме себя…

— Нет! — крикнула Линда почти испуганно. — Нет, неправда! Это ты, это всё ты!

Линда была сейчас как напуганная маленькая девочка, сделавшая что-то ужасное, но готовая пойти на всё, лишь бы не признавать это, потому что как только она признает, впереди останется только смерть. Она будет закрывать уши и прятаться под одеялом, и кричать до боли в лёгких, лишь бы не слышать такую жестокую правду. И Доктор знал это, и Доктор знал, что на неё нельзя злиться, потому что это просто бедная запутавшаяся женщина, которой не на кого было положиться, кроме самой себя. Никто не сказал и не объяснил ей, а теперь говорить и объяснять уже, наверное, слишком поздно, потому что это только сломает её окончательно.

Доктор знал это, но что-то в её упрямом, заплаканном взгляде, заставило закипеть внутри него холодный гнев, и, неожиданно для Линды, и для Элис, и для самого себя, он вдруг сказал:

— Тогда стреляйте, мисс Стоун.

Доктор сказал это так тихо, почти прошептал, что запросто можно подумать, что он ничего и не говорил вовсе: вам показалось. Наверное, Линда так и подумала, потому что на её лице отразилось секундное удивление. Это был хороший момент, чтобы отступить, чтобы сделать вид, что ничего не было. Но Доктор всегда умел упускать хорошие моменты для отступления.

— Стреляйте, — повторил Доктор. Резко, он схватил ладонь Линды, сжимающую рукоять пистолета, заставляя её прижать дуло вплотную к его лбу. В глазах Линды отражалось его лицо: он знал, потому что он видел своё отражение. Ещё там отражался страх. — Давайте же, это несложно! Стреляйте!

— Доктор! — крикнула Элисон. Она боялась сделать хотя бы шаг в их сторону, но того, что может произойти, если она ничего не сделает, Элион боялась ещё больше. — Хватит! Ты слишком далеко заходишь!

— В чём дело? — спросил Доктор. Слов Элисон он даже не услышал: всё, что он слышал прямо сейчас — это сдавленные всхлипы Линды, булькающие где-то на уровне её горла. Доктор сильнее сжал чужие пальцы, чувствуя, как его собственный голос словно покрывается инеем. — Не можете? Конечно нет. Всё, на что вы способны — это уничтожать всё вокруг в попытках удержать то, что никогда не было вашим!..

Без предупреждения, без перехода, хватка Доктора вдруг ослабла, и Линда тут же, словно кукла с обрезанными ниточками, рухнула на пол. Пистолет рухнул следом за ней, по-металлически ударившись на пол. Закрыв лицо руками, она заплакала — а Доктор так и остался стоять, его пальцы сжались уже на пустом месте. С несколько секунд, которые казались вечностью, он так и не мог заставить себя двинуться.

Ужасная мысль ворвалась в его голову невыпущенной пулей: это ведь не обо мне?

— Доктор? — осторожно позвала Элисон. Её голос словно вернул Доктора к реальности, за секунду до того, как его разум ускользнул куда-то далеко за её пределы. Сколько он так простоял, Доктор не был уверен.

— Пойдём. Нам нужно на Тардис, — сказал он. Никто из них никогда больше не заговорит о том, что сегодня случилось.

Линда Стоун так и осталась плакать посреди коридора, спрятав лицо в раскрытых ладонях.

Хотя на самом деле Доктора не было на Тардис едва ли несколько дней, ему казалось, что с тех пор, как он в последний раз заходил в эти двери, прошла сотня лет. Стоило только им захлопнуться, как доносящиеся снаружи вой сирен и рыдания Линды тут же оборвались — остался только мягкий, размеренный гул, доносящийся откуда-то со стороны приборной панели. Тардис урчала, словно кошка, которую почесали за ушком. А может, это Доктору просто так казалось.

Мастер стоял спиной к двери. Он выключил трансляцию с наружной камеры, едва только услышал тихий скрип — но Доктор успел заметить резко тонущую в темноте картинку на экранах. Мастер видел. Мастер обернулся и посмотрел на него, словно спрашивая: ну и что теперь?

— Что теперь? — спросила Элисон вслух. Невольно усмехнувшись, Доктор подошёл к панели и только там понял, что на нём всё ещё была та дурацкая больничная форма, от синеватого цвета которой его кожа казалось почти болезненно бледной. Хотя, может быть, это и не форма вовсе виновата.

— Ими займётся местная полиция, вот что, — ответил Доктор невозмутимо, хотя прекрасно знал, что Элисон вовсе не это имела в виду. Впрочем, даже если бы она стала настаивать, Доктор не был уверен, что смог бы ей сейчас ответить. — Ты вскрывал их базу данных?

— За кого ты меня держишь? — беззлобно сказал Мастер, открывая архивы тюрьмы — синхронно с закатыванием глаз, разумеется. С пару мгновений Доктор искал имена нужных ему заключённых, тех, кого убила Ривер. Он не мог это просто так отпустить, не до тех пор, пока не узнает ответ. Он искал медицинские показатели за последние несколько лет. Если тебе станет от этого хоть немного легче…

— Что это? — Элисон не без растерянности посмотрела на экран, на котором отображались графики постоянно падающих линий.

— Они фиксируют активность мозга заключённых, — ответил Доктор. — Это — результаты тех, кого убили внутри симуляции.

— Выглядят паршиво, — заметила Элисон, и Доктор не мог с ней не согласиться.

— Разумеется. Ведь их мозги умирали.

На несколько долгих мгновений в комнате повисла тишина. Элисон задумчиво покусала губу, прикидывая, стоит ли ей вообще открывать рот в ситуации, когда от неё только и ждут тупого вопроса. Наконец, любопытство победило, и она сдалась:

— Но зачем кому-то убивать тех, кто и без того умирает? В этом нет смысла.

— В этом есть смысл, — сказал ей Мастер до того, как Доктор вообще успел начать говорить. Вид у него при этом был просто максимально скучающим. — Очевидно, что в такой ситуации умирающего человека стоит убивать для того, чтобы никто не выяснил оригинальную причину смерти. Вы спрашиваете не то, что стоило бы.

Доктор не смог сдержать усмешки. Нормальный человек на месте Мастера сказал бы что-нибудь в духе «чтобы человек не успел рассказать кому-нибудь страшную тайну». Но если кто и умеет быть проницательным, когда дело касается чужих зловещих намерений и коварных планов, то это Мастер. И каждый раз, когда он так делал, Доктор не мог избавиться от мысли, что Мастера так и распирает сказать, что вот он бы провернул это лучше.

— Окей, — кивнула Элисон. Было заметно, что после слов Мастера ей стало как-то не по себе. — Допустим, мы знаем, зачем. Тогда… кто? Это точно не доктор Стоун, верно?

— Нет, конечно нет, — несколько отрешённо протянул Доктор, всё ещё изучая

показания на экранах. — Она была слишком помешана на изобретении своего отца. Она знала, что, если что-то такое всплывёт, её тут же прикроют — поэтому и пошла ко мне. Здесь есть третья сторона.

Доктор задумчиво закусил ноготь на большом пальце. Все эти показания — они были просто сумасшедшими. Такие показатели бывают при деменции, при других формах слабоумия — у стариков, не у здоровых мужчин и женщин. Подобные изменения не происходят за несколько месяцев: их мозги, из них словно… понемногу выкачали весь разум. Не будь эти люди в тот момент в виртуальной реальности, это было бы заметно сразу, но они были в программе: программа гнала их выполнять нужные действия, подкладывала им нужные слова, приводила в нужные места. Такие вещи не происходят сами по себе. Возможно, тремя месяцами позднее, и остальные заключённые тоже вскоре заполучили себе пуддинг в черепную коробку — и никто бы ничего не узнал. Все сослались бы на несовершенства системы, Линду Стоун бы посадили за халатность, и дело по-быстрому прикрыли бы. Кто бы за этим ни стоял, у него было достаточно интеллекта и достаточно связей, чтобы такое провернуть. Что бы там Ривер ни пыталась о себе говорить, Доктор был уверен: её не купили, дело не в деньгах. Тут что-то ещё. Страх — за себя, за кого-то близкого…

На мгновение, Доктор закрыл глаза. Не хватало, чего-то ужасно не хватало. Последнего кусочка паззла. Паззл. Головоломка. Игра.

Доктор нахмурился и открыл глаза. Только после этого он понял, что Элисон, кажется, спросила что-то ещё, и теперь вопросительно смотрит на него, ожидая ответа — Доктор совершенно пропустил мимо ушей, что именно она спросила. Переспрашивать, впрочем, он не собирался.

— Пойду переоденусь, — вдруг сказал он, зная, что эта фраза звучала не к месту вне зависимости от того, каким именно был вопрос. Не дожидаясь ответа, он направился к выходу в коридор.

— И уведите кто-нибудь Тардис отсюда! — крикнул он уже издалека. Доктор был на сто процентов уверен, что Мастер непременно закатил глаза. Если честно, Доктор начинал за него переживать: Мастер так часто это делал, что Доктор боялся, как бы его глаза не застряли в таком положении навсегда. То есть, разумеется, Доктор поставил бы их обратно, но ему не хотелось бы доводить до такого.

Неожиданно гардероб нашёлся быстрее, чем обычно: всего через пять поворотов и один лестничный пролёт. Как правило, на его поиски уходили часы, а иногда и дни. Видимо, сегодня Тардис решила расщедриться. Доктору нравилось думать, что это потому что она очень рада его видеть, но на самом деле он, конечно, не мог даже начать представлять, о чём она думала в такие моменты. В гардеробной — большом многоярусном зале, каждый из которых был заставлен плотными рядами шкафов, — нельзя было ступить и шагу, не споткнувшись обо что-нибудь, валяющееся на полу. Привычная одежда Доктора висела на дверце стеклянного шкафа, и, подходя к нему, Доктор невольно ужаснулся. Он не помнил, чтобы выглядел так паршиво, со времён Той-Человеческой-Личности-О-Которой-Доктор-Не-Хотел-Говорить — а тогда Доктор выглядел очень, ужасно плохо. По крайней мере, следы от иголок на руках уже успели затянуться — ещё один повод родиться тайм лордом, — иначе он выглядел бы как совсем конченный торчок.

Так он выглядел как торчок, которому есть, куда стремиться.

— Что она тебе сказала? — раздался голос Мастера откуда-то из-за спины. Доктор даже не стал оборачиваться: он был слишком занят тем, что застёгивал на себе рубашку. К тому же, даже если он обернётся, он только в очередной раз столкнётся с чужим мрачным взглядом.

— Ничего, — пожал плечами Доктор. В какой-то мере, это даже не было враньём: Ривер не сказала ему ничего полезного, ничего такого, о чём Доктор не мог бы догадаться сам. К тому же, Доктор не обязан был отчитываться о том, чем он занимался со своей возможно будущей женой в виртуальной симуляции. Так бы он сказал, если бы не понимал, какие последствия может повлечь за собой эта фраза.

— В самом деле? — изогнул бровь Мастер, игнорируя размазанный жирным словом по словам Доктора намёк о том, что ему совершенно не хочется говорить на эту тему. И да, Доктор был уверен, что Мастер изогнул бровь, он даже специально поднял взгляд, чтобы посмотреть на отражение Мастера в зеркале — изогнул.

— В самом деле, — эхом отозвался Доктор, одним быстрым движением застёгивая две последние пуговицы. — Ничего, чего бы я хотел знать, по крайней мере. Знаешь, уверен, она… — он так и замер на полуслове, одна рука уже в пальто, вторая — нет. Доктор просчитался.

Они с Мастером никогда не могли поговорить как нормальные люди. В этом не было ровным счётом ничего удивительного, они не были нормальными или, раз уж на то пошло, людьми. В противном случае, они бы тут сейчас не стояли. И по-нормальному свои эмоции никто из них выражать так и не научился. Поэтому их общение, особенно когда оно включало в себя такие странные и бесполезные в общем вещи, как беспокойство, проходило исключительно в форме намёков, которые нужно было разглядеть, чтобы отпустить в ответ другой такой же. Доктор этот намёк только что пропустил: Мастер не имел в виду, что Ривер сказала Доктору по поводу всех этих смертей и прочих глупостей. Он имел в виду, что она сказала — что она сделала, пока Доктор был внутри симуляции.

Ривер Мастеру не нравилась. Достаточно сильно, чтобы он даже не пытался этого скрывать. Доктору она не нравилась тоже, но по совсем другим причинам. Мастер ненавидел всё, что не мог контролировать; Доктор ненавидел всё, что без спросу зарывалось в его тайны. Так было с момента их первой встречи. Впрочем, Доктор до сих пор не был уверен, стоит ли засчитывать это как встречу, потому что тогда Ривер Сонг лежала в гробу. Даже там она умудрялась знать слишком много.

Внезапно, Доктор почувствовал себя просто ужасно неловко. Как ребёнок, разбивший любимую мамину вазу. Чёрт, как же он ненавидел это чувство. Он ненавидел оправдываться.

Доктор тяжело вздохнул, так тяжело, словно один вдох весил целую тонну. Он сел на край стола, заваленного какими-то платьями и какими-то шарфами, и, так и не глядя в сторону Мастера, сказал:

— Ничего не случилось.

Это хорошая формулировка. Она не означает «Я в порядке», но подразумевает, что беспокоиться не о чем. Очень жаль, что на Мастера такое не подействует: с пару мгновений постояв на месте, словно прикидывая, надавить или спустить всё на тормозах, он подошёл к Доктору и остановился рядом, скрестив руки на груди. Доктор ещё не встречал никого, кому бы этот жест давался так же естественно.

— Ты пытался себя убить, — констатировал Мастер без осуждения в голосе. Доктор совершил дерзкую попытку отшутиться:

— Я думал, я уже извинился за тот раз в бассейне, — ответил он.

— Ты знаешь, о чём я.

Доктор пожал плечами. Он знал.

— Она бы не выстрелила, — сказал Доктор бесцветным, ничего не выражающим тоном.

— Дело не в том, что сделала она, дело в том, что сделал ты.

Они замолчали и молчали очень долго. Доктор не торопился отвечать, а Мастер не требовал ответа. Когда общаешься подтекстами, рано или поздно наступит момент, когда фраз с двойным дном больше не остаётся, и тебе приходится либо быть искренним, либо молчать.

Ещё давно на Галлифрее кто-то опубликовал статью о том, что эмоциональное состояние в момент регенерации влияет на всю сущность следующего тебя. Помнится, тогда этого человека освистали, но Доктор начинал подозревать, что, может, он был и прав. Он не мог придумать другой причины, почему ему нужно быть таким… саморазрушительным.

И, технически говоря, Доктор никогда не обещал, что никогда больше не будет пытаться себя убить. Но, наверное, он подразумевал.

— Ты волнуешься, — вдруг ни с того ни с сего сообщил Доктор. Мастер стоял прямо напротив него, и, когда Доктор подался вперёд, он уткнулся лбом прямо ему в плечо. С такого расстояния он мог бы услышать чужое сердцебиение — если бы оно было. Мастер не двигался с места, но не сделал ничего, чтобы это остановить.

— Нет, — только и ответил он совершенно невозмутимо.

— Если бы ты волновался, ты бы мне об этом сказал? — спросил Доктор.

— Нет.

Доктор усмехнулся. Потом усмехнулся ещё раз — на этот раз громче.

Потом его пробило на смех.

Уже спустя пару мгновений Доктор и сам не сможет ответить, что именно его так рассмешило. Возможно, вся ситуация в целом, которая была такой глупой и словно ненастоящей — а он только что провёл чёрт знает сколько времени (технически — три дня) внутри виртуальной реальности. Возможно, это осознание того, что он на самом деле не лучше ни одного из тех людей, которых осуждает: он не лучше Ривер, он не лучше Линды Стоун. А возможно, дело просто в том, что Мастер так трогательно пытается делать вид, что ему всё ещё наплевать.

(На мгновение Доктору показалось, что Мастер едва заметно улыбнулся — всего на крохотную долю секунды, — почти мягкой улыбкой, которую никто никогда не должен видеть. Скорее всего, это просто тень так упала).

— Да, я в порядке, — сказал Доктор, запоздало отвечая на заданный Элисон в комнате управления вопрос. Разумеется, он в порядке. По какой-то не очень понятной ему причине, Мастер не спорит, только кивает, сделав вид, что поверил.

— Доктор, — позвал он. — Пальто.

Доктор опустил взгляд и понял, что до сих пор не надел второй рукав.

К тому времени, как они вернулись в комнату управления, Элисон всё ещё была там. Она бросила в сторону Доктора обеспокоенный взгляд, но ничего не сказала, хотя сказать было что. Доктор не рассчитывал, что она не будет поднимать эту тему потом, но пока что он был неуловимо благодарен ей за молчание.

— И что теперь? — спросила Элисон. Доктор подошёл к панели управления и едва заметно улыбнулся.

— Как обычно, — ответил он, вспоминая слова Ривер. Он, посреди мигающих ламп и холодного света. — Будем спасать вселенную.