В саду Трандуила стоит тишина, только снег поскрипывает под ногами Люциуса. Волшебник порой проваливается в него по щиколотку, а эльфийский король идёт, не оставляя за собой даже тонких следов.

– Твоё тело словно невесомое, за тобой не мнётся снег, – тихо смеётся Люциус, выбираясь из неожиданно глубокого снега – он оказался ему по колено.

– Я эльф, – улыбается в ответ Трандуил. – Твоя магия не может сделать то же с тобой?

– Нет. Или я не знаю таких заклинаний.

Волшебник отряхивает одежду от снега и продолжает прогулку. Всё вокруг белое с редкими чёрными ломаными линиями веток и припорошенными колоннами стволов. Люциус глубоко вдыхает, и холодный воздух обжигает лёгкие. До чего же восхитительна здесь зима! В Англии волшебник в холода предпочитал оставаться в поместье и сидеть возле жарко пылающего камина, а в Лихолесье хочется как можно чаще оказываться в саду и не уходить отсюда вместе с Трандуилом.

– Экспекто Патронум, – неслышно шепчет Люциус, пока эльф поправляет рукав.

Серебристый олень выпрыгивает на снег, грациозно проходит вокруг пары и, покрасовавшись, длинными быстрыми прыжками скрывается за деревьями. Трандуил провожает его заворожённым взглядом и, когда последние отсветы растворяются в лесу, куда не достаёт даже острый глаз эльфа, оборачивается к Люциусу с улыбкой на лице.

– Если бы только можно было запечатлеть его – в картине, в мраморе, в стекле, – я бы сделал это и хранил в своих покоях до конца жизни.

Тихий голос Трандуила растекается сладким мёдом, дорогим вином, амброзией и таким счастьем, что в груди разрастается горячее, желающее вырваться наружу криком, поцелуями, завихрениями магии. Люциус подходит к Трандуилу ближе, хотя между ними нет и полшага, не может оторвать взгляд от самого прекрасного лица во всех мирах, и тонет в бездонных глазах голубого озёрного цвета. В них хочется раствориться, потерять себя и остаться там навсегда. Люциус кладёт руки Трандуилу на лопатки и медленно целует. Губы короля мягкие, тёплые, будто не он столько времени провёл на морозе, и неизменно пахнут вином и пряностями. Родные руки обнимают его, касаются лица, путаются в длинных волосах. Ветер подхватывает пряди, смешивает на плечах серебро с золотом, почти одинаковые без солнечного света и бликов, а с неба крупными хлопьями начинает падать снег, касается лиц и в мгновение тает на горячей коже, капли скатываются на губы, и поцелуй окрашивается холодной влагой. Люциус отстраняется первым, склоняет голову к ласкающей руке, ластится, точно большой белый кот, ловит вторую и, не сводя взгляда с любимого лица, медленно опускается и целует костяшки пальцев.

– Ты так и не сказал, как эльфы относятся к такой любви… К любви между мужчинами.

Люциус не отпускает руку Трандуила – наоборот, опускает взгляд и покрывает её неспешными ласковыми поцелуями. Ему страшно, что ответ будет «отрицательно», что он, Люциус, будет причиной, по которой часть подданных может критиковать его возлюбленного короля, что их отношения могут навредить Трандуилу, и не поднимает головы: так услышать тяжёлое будет легче. Но ласковые пальцы касаются подбородка, заставляют выпрямиться и поднять голову.

– Об этом лучше говорить во дворце. Мы уже долго наслаждаемся прогулкой, и ты, наверное, совсем замёрз.

Трандуил медленно вынимает руку из замёрзших пальцев, уже совсем холодных, с посиневшими на морозе ногтями, кладёт Люциусу на плечи и, слегка надавив, ведёт обратно. Тревога бьётся сильнее, но волшебник упорно отгоняет её, глубоко вдыхает ледяной воздух, в котором так отчётливо пахнет хвоей и пряностями – Трандуилом, выравнивает шаг, дышит в такт королю и смотрит на стрельчатые окна дворца почти с улыбкой.

В гостиной в покоях Трандуила горят свечи и жарко полыхает камин. Два уютных кресла обиты бархатом, а на столике между ними вино, два бокала и корзинка совсем горячих – видно, как белыми завихрениями поднимается пар, – булочек. Люциус садится и разливает вино. Кончики пальцев, нос и щёки приятно покалывает, тепло медленно растекается по всему телу.

– Среди эльфов редко возникают отношения между мужчинами, обычно мы образуем пары, как подобает любым живым существам, из представителей разного пола. Говорят, что такой порядок был незыблем, пока эльфы жили спокойно, никем не тревожимые, ни с кем не воюющие. Но во время войн эльфы-юноши, не успевшие полюбить эллет, порой влюблялись друг в друга. И после войн и множества потерь даже на мирных землях эльфы порой создавали такие пары. Их не изгоняют, не презирают, но относятся словно с некоторой предосторожностью.

Люциус глубоко вздыхает и выпивает половину бокала. Рассказ Трандуила несколько успокоил, но ощущение чего-то неприятного, беспокойного, расползается липким туманом по коже. Их любовь не вредит королю напрямую, но настороженность подданных по отношению к своему владыке не может не тревожить в опасные времена. Волшебник закрывает глаза и чувствует прикосновение тонких пальцев к запястью, нежное, почти невесомое. Его ладонь притягивают, и он замирает, забывая про любые волнения, боится пошевелиться, разбить мгновение хрустальными осколками, только чувствует. И вздрагивает, когда руки касаются в медленном поцелуе, распахивает глаза и смотрит на Трандуила поражённо, словно ничего прежде не удивляло и не радовало его настолько, как это лёгкое касание губ, отдающее покалыванием где-то на затылке.

– Тебе не стоит переживать, Люциус, – говорит король с полуулыбкой. – Никто не посмеет потревожить тебя или меня.

Волшебник может только улыбнуться и кивнуть. Рука его по-прежнему в пальцах Трандуила, и хотя он уже не поглаживает и не целует, забирать её совсем не хочется. На душе так спокойно, как не было уже давно, если и было когда-то на самом деле.

– Я должен покинуть тебя сейчас, – тихо произносит Трандуил. – Работа короля не может быть отложена… Я буду ждать тебя в своих покоях к ужину. Надеюсь, вечер пройдёт прекрасно.

Трандуил коротко целует руку Люциуса, а его глаза вспыхивают на несколько мгновений, словно в них отразился мелькнувший огонёк люмоса. Волшебник улыбается, встаёт вслед за возлюбленным и, проводив серебряную фигуру взглядом, пока она не скрылась из виду, вновь уходит в сад.

Люциус никогда не любил зиму. В ней было сложно найти что-то прекрасное, кроме Рождества и горячего глинтвейна. Но здесь она стала его счастьем, счастливым концом его слепых исканий в глубокой темноте, вызванной Перуанским порошком его предубеждений, началом нового и прекрасного, о чём не пишут историй. Люциус садится на скамью и закидывает голову назад, разглядывая небо и подставляя лицо кружащимся белым хлопьям. Он вздрагивает, когда рядом с ним раздаётся голос, и встревоженно вскакивает на ноги.

– Добрый день, Люциус.

Леголас стоит на расстоянии одного шага, и волшебник невольно отстраняется, бросает быстрый взгляд на пояс и руки – нет ли у эльфа оружия. Проходит едва ли пара мгновений, и от волнения Люциуса во всём его облике не остаётся и следа, а сердце стучит так же загнанно быстро, словно прося покинуть сад и эльфийского принца со скоростью молнии.

– Прошу, не пугайтесь меня. Я не думал совершить вам какое-либо зло, – произносит Леголас с полуулыбкой и поднимает ладони. Отчего-то его лицо выглядит так, что ему хочется доверять. – Я пришёл просить прощения за свою грубость и бестактность, за кинжал у вашего горла несколько дней назад.

Принц кладёт правую руку к сердцу и низко кланяется. Люциус смотрит на него почти недоверчиво, с опаской, но тихо говорит:

– Я принимаю ваши извинения, Ваше Высочество. Что заставило вас изменить своё мнение?

– Я угрожал тебе, потому что мой отец выглядел несчастным и лишь ты мог быть этому виною. Более у меня нет причин желать тебе зла. Я давно не видел отца настолько счастливым, как сейчас из-за любви, – спокойно отвечает Леголас, но затем едва заметно хмурится и смотрит сурово. – Однако если ты разобьёшь ему сердце, моему гневу не будет предела, – говорит он совсем тихо, но голос его страшен. Впрочем, когда он продолжает, от былой интонации не остаётся и следа. – Я слышал, что люди не так постоянны в любви, как эльфы, но всей душой надеюсь, что ты не принадлежишь к таким.

– Быть вашим врагом страшнее любой напасти, Ваше Высочество, – с лёгкой улыбкой говорит Люциус. – Я не могу представить, что когда-то смогу прекратить любить вашего отца, если не смерть будет этому причиной.

– Тогда я надеюсь, что мы станем друзьями, Люциус.

Леголас улыбается и протягивает руку. Волшебник пожимает её, чувствуя, что пальцы принца не такие мягкие, как у Трандуила, куда более привычные к оружию, и отвечает полуулыбкой. Облачённый в светло-зелёные с серебристо-белой вышивкой одежды, в дорогом плаще, подбитым горностаевым мехом, Леголас выглядит изящно и легко, все его движения мягкие, но одного случайно брошенного взгляда хватит, чтобы понять, сколько в принце силы. Люциусу он чем-то напоминает диких кошек: за красотой и грацией прячется  невероятная мощь и готовность одним ударом проломить череп или сломать хребет врага.

Волшебник провожает взглядом Леголаса и вслед за ним возвращается во дворец: погода разбушевалась, и вместо медленно кружащихся хлопьев воздух рассекают порывы ледяного ветра с острыми снежинками, режущими лицо и руки. До вечера с Трандуилом остаётся всего несколько часов: прочитать несколько глав книги, которую дал ему Таэрион для изучения синдарина, привести себя в порядок и спешить на встречу.

***

Он приходит в беседку вовремя и с удивлением замечает, что Трандуил не один. Вместе с ним за столом, неторопливо распивая вино, сидит Леголас. Отец и сын так похожи на друг друга, почти зеркальные отражения, и король рядом с принцем выглядит моложе и мягче, словно с него спадает тяжесть власти и многих бед.

– Добрый вечер, Люциус.

Голос Трандуила звучит слаще мёда, обволакивает теплом, нежным бархатом, и волшебник, улыбнувшись, садится в третье кресло. Слуги заносят блюда с едой и уходят, тихо закрывая за собой дверь.

– Я обещал тебе провести этот вечер вместе, но Леголас должен покинуть меня завтра, и я хочу отужинать с ним сегодня. Надеюсь, ты не будешь против этого.

– Как я могу быть против, мой владыка. Я не смею мешать тебе провести время с сыном и покину вас, если ты позволишь.

Люциус не хочет уходить от Трандуила, но рядом с его сыном чувствует себя неуютно. Несмотря на извинения и высказанное принцем желание стать другом, один вид Леголаса напоминает о кинжале у горла, и от этого желание отужинать притупляется. Волшебник бесчисленное количество раз сталкивался с теми, кто был сильнее его, но мало кого боялся по-настоящему – время в Азкабане и после него не в счёт, в эти чёрные месяцы боли и постоянного страха не хочется возвращаться даже быстрой невольной мыслью, – но Леголас воспринимается иначе, несмотря на то, что не является волшебником. Отчего-то Люциус не уверен, сумеет ли при желании произнести заклинание, даже невербальное, быстрее, чем у него выбьют из рук палочку и заломят за спину руки.

– Оставайся с нами, я хочу видеть и тебя за этим столом.

Он улыбается так, что Люциусу кажется, будто король всё понимает, но хочет, чтобы волшебник провёл время рядом с Леголасом под его присмотром. Малфой кивает и расслабляет плечи, поднимает взгляд в прекрасные светлые глаза Трандуила, и ему становится спокойнее.

Они начинают ужинать, раскладывают по тарелкам яства и пригубляют вино. Люциус смотрит на Леголаса, видит, как на его лице появляется улыбка, когда Трандуил говорит с ним, и вспоминает Драко. После войны отношения у них выровнялись, они стали ближе друг другу, и только множество других переживанией не дали Люциусу тосковать по сыну, когда он очутился в лесном королевстве. Но сейчас воспоминания возвращаются, мысли приходят, и в груди поселяется неприятное тянущее чувство глухой тоски по тому, что уже не вернуть. Хорошо было бы иметь портал между мирами или хотя бы зеркало, через которое он смог бы хоть изредка видеть Драко и Скорпиуса. Но Трандуил говорит, что всё это невозможно, и ему следует верить: кому, как не королю, прожившему несколько тысячелетий, знать о таких вещах?

– Люциус, с тобой всё в порядке?

Волшебник поднимает взгляд от бокала вина на Трандуила, смотрит в голубые глаза и понимает, что слышал не его голос. Переводит взгляд на Леголаса и прячет удивление за чернотой зрачков. Если бы Люциус не был так погружён в мысли, он бы наверняка смог понять, кто из эльфов к нему обратился, смог бы отличить любимый голос короля от более юного и мягкого голоса его сына, но они всё равно были удивительно похожи. Как он сам и Драко, только ещё сильнее.

– Да, всё хорошо, не стоит беспокойства, – улыбается он.

Леголас кивает и отпивает вина. Люциус смотрит на него, видит, что тот, скорее всего, не разглядел в его словах лжи, и решает вступить в разговор, чтобы отвлечься от тягостных мыслей.

– Прошу прощения, возможно, я не очень внимательно слушал ваш разговор, но куда отправляется Леголас?

– Я еду на юг Леса, оттуда идёт Тьма, – отвечает принц. – Мы с отцом решили, что будет лучше, если я сам отправлюсь туда разведать дела, а не наши военачальники. Да и поохотиться на этих тварей мне очень хочется.

Он улыбается широко, чуть не смеётся, а Люциус не понимает, как можно так спокойно и весело говорить об этом. Из того, что он читал и слышал, твари в этом мире очень страшные, а орки ещё и разумные. И Трандуил не пытается отговорить сына, он согласен с ним, он, видно, сам предлагал ему выполнить эту работу. Волшебник смотрит на Леголаса, на его чистые светлые голубые глаза, понимает, что он, несмотря на нечеловеческий возраст, ещё юный, и беспокоится за него.

– В твоём мире, должно быть, было безопаснее, – говорит король. – Здесь другая жизнь, другие условия и необходимости. Я бы не отпускал единственного сына в подобное путешествие, если бы мы жили в другие времена.

Люциус кивает, вновь смотрит на Леголаса и с трудом видит на его лице сожаление. Сколько лет сыну Трандуила? Знает ли он другой мир, более безопасный и прекрасный, который довелось видеть самому лесному королю? Люциус читал об истории этого мира, Средиземья, он помнит, что здесь было мало спокойных лет, но понимает, что Трандуил застал не один проблеск мира. А что его сын?

Они сидят больше часа, говорят о Лесе, о мире, Люциус по просьбе короля показывает магию, и Леголас, сперва напрягшийся, с улыбкой смотрит на загорающиеся огоньки, сверкающие искры, снопом вырывающиеся из кончика палочки, и почти тем же, что и у отца, заворожённым взглядом провожает патронуса. Волшебник искренне улыбается и смеётся, наблюдая за светящимся оленем, и понимает, что никогда прежде не был так счастлив, чтобы это заклинание получалось у него с такой простотой и так часто. Здесь, в королевстве Трандуила, его словно обволакивает чистый тёплый свет, и он чувствует, как ему не хватало его прежде, там, в Англии, в тёмных каменных стенах родового поместья.

Они заканчивают трапезу и втроём идут по мостам над бездной, эльфы незаметно присматривают за человеком, словно заранее договорившись, не позволяют ему идти последним, не дают оказаться у самого края пути, ведут в крыло с королевскими покоями. Леголас прощается с ними у дверей в свою спальню, обнимает отца, пожимает руку волшебнику и исчезает в комнате. Трандуил вместе с Люциусом идёт дальше, приглашает в свои покои, берёт с кресла плащ, накидывает ему на плечи и ведёт на балкон. Эльф облокачивается на баллюстраду, подставляет лицо лёгкому ветру и поворачивается к любимому.

– Тебя что-то беспокоило за ужином. Леголас не так внимателен, он вряд ли заметил, что ты солгал ему, а я не стал допытываться до тебя тогда. Что-то случилось?

Люциус смотрит в бесконечно глубокие синие глаза и чуть усмехается. Неужели он разучился носить маски и играть роли, отвык от того, что было его вторым именем? Впрочем, это не то, о чём стоило бы сильно жалеть. Не рядом с Трандуилом точно.

– У меня тоже был, нет, есть сын, – говорит он, переводя взгляд на заснеженные ели. – У нас были не самые хорошие отношения, когда он был ребёнком, но после войны мы стали близки. Мне жаль, что я больше… никогда его не увижу.

Он не поднимает взгляд на Трандуила, только скорбно опускает голову и закрывает глаза. В груди скребёт и тянет, а выпитый алкоголь только усиляет это чувство. Люциус сжимает губы в тонкую полоску и думает, что сейчас не самое лучшее время печалиться, не здесь, не с любимым, но не может так просто избавиться от тоски, изогнутыми когтями вцепившейся в его сердце.

– Прости, что вечер заканчивается так, это не то, о чём ты бы хотел сейчас думать.

Он открывает глаза, но смотрит на снег и свои холодные краснеющие руки и не замечает, как к нему делают шаг, только чувствует, как кладут на спину руку и мягко гладят.

– Завтра я провожаю сына в опасный путь, этот вечер для меня тоже печален. Я бы не отпускал его туда, если бы только мог. Я каждый раз боюсь его потерять…

Люциус поворачивается к нему и обнимает сам, ласково, утешающе проводит по спине Трандуила и тихо говорит:

– Я знаю этот страх и понимаю твои чувства. И разделяю их.

Он не мог полюбить Леголаса за эти несколько встреч, тем более после того, как прошла первая, но он видит, как любит его Трандуил, как дороги они друг для друга, и боится за них обоих: за сына, которому грозят опасности, и за отца, которому он так дорог. Волшебник вспоминает своего Драко и его чувство к эльфам оттого становится лишь сильнее.

Они молча стоят на балконе, пока не становится слишком холодно, возвращаются в покои и садятся возле камина. Трандуил предлагает вино, но Люциус отказывается. Он смотрит на пляску огня в камине и переводит взгляд на возлюбленного, лицо которого печально.

– У тебя в твоём мире была семья, – первым нарушает молчание король. – Расскажешь мне?

Люциус сидит неподвижно, раздумывая, стоит ли сейчас говорить об этом, бередить душевные раны, но от них он всё равно никуда не уйдёт, а Трандуил хотя бы отвлечётся на его рассказ. Он кивает и начинает говорить о Нарциссе, об их браке, говорит, как назвал сына.

– Я хотел воспитать его истинным Малфоем, истинным наследником своей семьи, и хотя любил его, не проявлял достаточно тепла. А потом началась война.

Люциус замолкает, закрывает глаза и несколько раз глубоко вдыхает. Подробности будут лишними, надо просто опустить эти несколько лет ужаса и боли. Он медленно поднимает веки, смотрит на обеспокоенного его молчанием Трандуила и продолжает.

– После неё нам было слишком сложно снова начать жить, мы остались друг у друга одни. Он начал жить снова, а я – нет, но он всегда был рядом. Даже тогда, когда я совсем отчаялся… Я счастлив видеть, что твои отношения с сыном гораздо лучше, чем были у меня, – говорит он, вновь ненадолго замолкает и добавляет: – Он очень на тебя похож, и он очень любит тебя. Он не сможет не вернуться к тебе.

Трандуил светло улыбается, и его улыбка в этот момент очень похожа на сыновью. Люциус пытается вспомнить, насколько сильно он был похож на сына, но не может: сначала Драко был слишком юн и редко улыбался рядом с отцом, а потом Люциус сильно сдал из-за постоянных переживаний и алкоголя, и сам уже едва ли улыбался.

– Я верю в это.

Они сидят до глубокой ночи, когда затухают оплавившиеся свечи, и огонь остаётся только в камине. Трандуил приглашает Люциуса в свою постель, чтобы тому не пришлось долго идти коридорами дворца, рискуя не разглядеть поворот или угол человеческими глазами, не такими острыми, как эльфийские, и они спят вдвоём, соприкоснувшись руками.

Утром Люциус просыпается, чувствуя, как с него немилосердно стаскивают одеяло, а затем ласково гладят по волосам. Он размыкает сонные глаза: легли они очень поздно, а сейчас ещё не рассвело, и смотрит на Трандуила, который уже одет в брюки и рубашку.

– Неужели эльфам надо так мало спать? – спрашивает он, сонно потирая лицо и неохотно вставая, чтобы одеться: в покоях после тёплой постели кажется прохладно.

– Иногда такого сна вполне хватает, – улыбается король, – но всегда так спать не получится.

К завтраку приходит Леголас, бросает на волшебника подозрительный взгляд, но затем улыбается, здоровается и садится за стол. Трандуил даёт последние советы сыну, вспоминает эпизоды из юности и смотрит с затаённой печалью. После завтрака он облачается в тёмное серебро и, несмотря на разгар зимы, надевает корону с зелёными листьями.

– Этот венец будет ждать твоего возвращения таким же цветущим и свежим. Я не надену его впредь до тех пор, пока ты не вернёшься, – говорит он Леголасу, спускаясь с ним по лестницам к выходу из дворца.

Люциус идёт чуть позади, чуть склонив голову, и чувствует, как у Трандуила болит сердце, как он заставляет себя улыбаться и выглядеть светло. Ему кажется, что плечи короля напряжены, чтобы не опускаться от грусти, но, верно, это лишь игра воображения.

Провожать принца собралось, кажется, столько эльфов, сколько не было во всём дворце. Есть ли рядом другие здания, есть ли город? Люциус не задумывался об этом, пока не увидел толпу, занявшую собой всю площадку перед центральными дверями, все кроны деревьев рядом и все галереи. Трандуил обнимает на прощание Леголаса, шепчет слова благословения и целует в лоб. Юный принц кивает, запрыгивает на коня и, помахав рукой на прощание, уезжает с отрядом на юг. Волшебник стоит рядом с королём, осторожно берёт его ладонь в свою и несильно сжимает. Эльфы медленно расходятся, а Трандуил стоит и смотрит на лесную извилистую тропу ещё очень долго, и Люциус начинает замерзать, когда они наконец возвращаются во дворец.

Трандуил в покоях снимает венец и ставит его на каминную полку, где его нельзя не заметить, проводит длинными пальцами по живым листочкам и оборачивается.

– Я заколдовал его, и он останется свежим, пока с Леголасом будет всё хорошо.

Люциус кивает, удивляясь тому, что не почувствовал никакой магии и не подумал, что венец зачарован. Дворец настолько крепко пропитан эльфийской силой, силой своего короля, что почти невозможно различить её отдельное дуновение.

– Желаешь ли ты чего-нибудь, мой король? – спрашивает он, подходя ближе и беря за руку.

– Только будь со мною рядом, с тобой моему сердцу не так печально.

– Непременно, – шепчет Люциус и целует.