Ты не скучаешь, а я до сих пор не забил

© Noize MC

Прошло столько лет, но в памяти я постоянно возвращаюсь к порогу бара в Хогсмите. Каждую ночь я снова и снова проживаю этот вечер — праздник моей трусости…

Знаешь, Гермиона, это так ужасно. Ужасно осознавать, что у меня был, хоть минимальный, но все-таки шанс. К тому же и не один.

Зачем я об этом рассуждаю, если в любом случае ты бы предпочла не меня? Вопрос риторический, и совершенно не нуждается в твоем ответе, особенно после всего, что было.

Я все думаю над тем, как же мне стоило тогда поступить. Прокручиваю в голове все возможные и не возможные развязки, но все равно знаю, что просто оправдываю себя, оправдываю свою слабость. Я ведь знаю… Нет! Я уверен, что, взяв себя в руки и подойдя к тебе тогда, все бы сложилось совершенно по-другому. Я бы смог тебя спасти, защитить от ужасов войны, от тети.

Было невыносимо слышать твой вопль, резонирующий в стенах мэнора. Я, давясь слезами, бродил по комнате, раздирая ладони. Знаю-знаю, я трус и подлец. Ты же об этом подумала, не так ли? К твоему успокоению, я нещадно корю себя за то, что не сорвался и не убил эту тварь еще раньше. Но что сделано, то сделано.

Все еще считаю каждый день, с того момента, как впервые увидел тебя. Четыре тысячи девяносто пять дней, представляешь? И каждый из них ты не выходишь из моей головы. Я уже придумал тысячи сценариев, сотни речей, но ничему из этого не суждено стать реальностью.

Я написал бы тебе очередное грустное письмо, сродни тем, что выкидывал в камин прежде, чем они успевали попасть в твои руки, полное пустых, ничего не меняющих слов. Зато красивых, как в твоих любимых книгах, что ты вечно прятала в сумке между учебниками. Расписал бы, как без тебя плохо, как хорошо могло быть с тобой, наревел бы целую реку, окончательно затаптывая собственную гордость. Чем, собственно, и занимаюсь.

Думаешь, тебя не задел бы этот стон? Да что ты! Писать сантименты — тоже мне работа. Наверно, такое тебе бы понравилось больше. И в столе лежало бы втрое дольше. Прости, что не написал, я непременно б это сделал, если бы не любил тебя на самом деле.

А на самом деле ты бы его не прочла — выкинула. Оно валялось бы в мусорной корзине и смотрело, как тебя там «кто-то» дрючит. Я из этого «кого-то» сделал бы котлету, но я мусолю этот лист уже который час.

Я знаю, что ничего не исправлю ни этим письмом, ни любым другим. Сам не знаю, для чего мне этот геморрой, но бумага уже предо мной, а я ломаю голову над каждой строчкой, стараясь подобрать правильные слова. Их нет. Нет ни правильных, ни не правильных. Полный вакуум, а я думал, что был к этому готов.

Зачем тебе вообще знать про мои чувства? Что изменится, если ты прочтешь это все? Ни-че-го! Что ты сделаешь, читая эти строки? Ухмыльнешься? Заплачешь? Или, увидев на конверте имя столь ненавистного адресанта, что причинил тебе столько боли, сразу же выкинешь, даже мельком не пробежавшись по строкам своими прекрасными карими глазами.

Бинго, Драко!

В чьей-то руке твой зад, в чьей-то — старое перо. Каждому своё: одному — ты, другому — одиночество. И пока я тут давлюсь виски, у тебя, похоже, всё в порядке. Ты замужем, добиваешься успехов в министерстве, а я… А что я? Хотелось бы соврать, что все отлично, что я окружен счастьем и заботой, и пишу это все, как письмо старой школьной подруге, в надежде на тихую семейную встречу, но это наглая ложь. Вместо этого я скулю, как раненый кобель, ною, как тряпка, пока тараканы чешут череп изнутри. Мама с отцом пытались свести меня с Асторией Гринграсс, уверен, помнишь такую, но даже ей не пришелся по вкусу безнадежный мудак, прожигающий в пустую семейные деньги через свое напыщенное самомнение.

Нервы уже ни к Салазару.

Я опустился до того, что с каждым, кто заходит в гости, трясясь от злости, тебе перемываю кости. Уже все уши Блейзу прожужжал о том, какая же ты дура. Он делает вид, что поддерживает меня, но жалость в его глазах меня убивает. Даже мой лучший друг солидарен с тобой в моей ничтожности.

Пятьдесят очков Гриффиндору, Грейнджер!

Ненавидеть тебя проще, чем простить себя, как ни крути, а я заебался выбирать сложные пути. Хочу опять уметь засыпать раньше пяти утра и не думать о том, чьим болтом занята твоя дыра. Не страдать от того, что ты засыпаешь рядом с тем, кого я бы убил, если только бы встретил и если хватило бы сил…

Это письмо должно было быть другим, но не смогло. Так же, как и я не смог найти в себе мужества сделать хоть что-нибудь, за что не корил бы себя. Вдруг я бы смог все исправить, не допустить худшего. Вдруг ты бы простила меня. Но это лишь мои мечты, поэтому не будет розовых соплей, будут зелёные. Настоящие. Противные. На вкус солёные. Меня тошнит, как от того ужасного вина, кислого и мутного, в перелапаном бокале. И я не пишу, а блюю этими словами сейчас. Оторви меня от этого стула и окуни головой в унитаз. Это не так унизительно, по сравнению с тем, что и сколько я пишу тебе. Над строчками этого текста кружатся мухи, как птицы у кормушки, как та шлюха вокруг твоей пассии.

Не буду писать идиотских фраз про любовь до гроба, тут только про боль, обиду. Моя нефильтрованная злоба, и дальше в том же духе, не знаю, зачем тебе это читать. Хотя ты даже не увидишь этого никогда!

Мои терзания — всего лишь буря в грязной луже, я не придумал ничего получше. Да и не хотел.

Мне просто легче от того, что я все это написал.