Чтобы мы ни говорили, как бы ни лгали себе и другим, но каждый человек является эгоистом. Где-то глубоко внутри, подчас в самом отдалённом и потаённом уголке души, мы считаем себя центром маленькой вселенной. Наше ненасытное "Я" всегда жаждет признания и принятия. Собственная значимость всегда играет для нас главную скрипку. Ведь даже чужая смерть трогает нас тем, что мы теряем человека. Нам больно, мы плачем, но лишь потому, что именно мы лишились его. Теперь нам будет не хватать его внимания, объятий. Даже просто его лица. Эгоистичный человек умер, оставив другого эгоиста в мире, где нет его.

Таким образом смерть становится высшей формой эгоизма. Один ушёл, другие остались. И ничего нельзя поменять. Закройте дверь. Поплачьте. Успокойте и потешьте своё потаённое эго.

Двери в холл были закрыты. Так создавалась хотя бы иллюзия безопасности и отчуждения от развернувшейся в нём трагедии. И случайно брошенный на них взгляд не останавливался на зияющем темнотой проёме, опасливо, но с присущей человеку мазахистской надеждой, пытаясь разглядеть в нём очертания люстры и тела Хигучи.

Остаток ночи до утра было принято общим решением провести в гостиной. В камине горел огонь, если не воодушевляя, то хотя бы согревая пленников старого особняка. В принесённые Дазаем и Куникидой сухие вещи переодевались здесь же. Мужчины тактично смотрели в камин, позволяя дамам сменить мокрую одежду, а после переоделись сами. 

У Ацуши глаза полезли на лоб, когда Дазай сбросил рубашку. Тело мужчины сплошь покрывали шрамы и рубцы. Поймав его взгляд, криминалист криво усмехнулся, однако никак не прокомментировал ситуацию или свою внешность.

Доппо и Рампо были поражены не меньше, но постарались ничем этого не выдать. Хотя Озаки и рассказала Эдогаве о прошлом Дазая и его самоистязаниях до того, как мужчина научился контролировать свои способности, увиденное шокировало. Детектив не мог и представить, что можно нанести себе подобные раны, не пытаясь свести счёты с жизнью. Или госпожа Озаки о чём-то умолчала?

Застёгивая ремень, Осаму подошёл к подвинутому ближе к огню диванчику и уселся на подлокотник, скрестив на груди руки.

— Мы в полном дерьме.

Коё, сидящая рядом с ним и машинально поглаживающая волосы склонившей к ней на колени голову Акико, подняла на молодого человека взгляд. Её глаза были красными от усталости, а под ними чётко виднелись тёмные круги. С минуту она смотрела так, словно не понимала, где она и что от неё хочет Осаму.

— Эй, — парень протянул руку и поправил женщине упавшую на лицо чёлку. В этом жесте было столько тепла и нежности, что его можно было бы назвать любовным, если бы не глаза самого Дазая, при взгляде на Озаки излучающие лишь семейную заботу. — Всё будет хорошо. Мы сможем выбраться отсюда. Нужно лишь понять, почему мы здесь оказались, и кому это нужно.

— Однозначно, не Хигучи. 

Попыталась улыбнуться медиум, но вышло плохо. И всё же, Осаму оценил, что она ещё не потеряла присутствие духа.

— Ты просто устала, дорогая. Тебе нужно поспать.

— Разве не у всех нас были свои причины быть здесь?

Тихо спросила Йосано, не поднимая головы с колен Озаки. Девушка задумчиво смотрела на огонь, что отражался в её глазах. Подошедший Куникида перегнулся через спинку дивана и поправил накрывающее её одеяло, что он решил так же захватить из спальни.

— Он говорит не об этом, — детектив Рампо закончил переодеваться последний. — Почему именно мы. 

Ацуши, вновь забравшийся в кресло, которое Эдогава настоял всё же передвинуть ближе к огню, обхватил руками поднятые к груди колени и удивлённо воззрился на детектива. Но мужчина не уловил, что его не поняли. Зато догадался Дазай и поспешил пояснить:

— Я, Коё, Акико, господин Эдогава и ты, Ацуши.

Он бросил взгляд на Доппо и вздохнул.

— Боюсь задеть твою гордость, но ты не в счёт, так как пришёл сам.

— Переживу как-нибудь, — парировал Куникида, поправляя очки. Осаму одобрительно хмыкнул.

— Каждый из нас получил приглашение от Ичиё Хигучи. Почему?

Перехватив взгляд Рампо, Дазай ему подмигнул и кивком головы подозвал к себе. Ничего не подозревающий детектив приблизился. Тогда Осаму осторожно встал с подлокотника, чтобы не потревожить женщин, и таким же кивком головы указал на своё место мужчине. Рампо удивлённо посмотрел на него, затем на госпожу Озаки, снова перевёл взгляд на экстрасенса и признательно склонил голову, молча благодаря. Секундой спустя он занял место Осаму рядом с Коё.

— Нас всех что-то связывает с этим местом, — предположила Йосано. — И все мы обладаем экстрасенсорными способностями.

— Попрошу, — вставил Рампо. — Я — нет.

Коё вскинула голову, словно только теперь заметив, что с ней рядом сидит не Осаму. Она слабо улыбнулась мужчине, от чего его щёки самую малость покрылись румянцем. Озаки вспомнила, как минувшим вечером танцевала с ним, а после Осаму уверял её, что детектив настроен весьма романтически по отношению к ней. Что же, если у них получится выбраться из Красной Камелии живыми, и намерения Рампо не изменятся, Коё будет не против его приглашения на свидание. Пусть они и очень разные, но ей импонирует этот человек. Возможно, судьба свела их не просто так.

— Я никогда не был в этом месте, — затравленым голосом высказался Накаджима.

— Как и я, — Осаму притащил из угла ещё одно кресло и сел в него. Он взял поставленную на пол бутылку вина, и достал из кармана принесённые сверху сигареты. — И Акико.

Коё почувствовала, как девушка, лежащая на её коленях, напряглась. Ладонь медиума застыла над её головой.

— Акико?

Девушка сжалась так, будто старалась стать меньше, если не исчезнуть. Заметив её состояние, Доппо быстро обогнул диван, присел на край в ногах своей невесты и, забрав её с колен Озаки, притянул к себе. Словно кукла Акико упала ему на грудь. Воспоминания болью отдавались в груди. 

Присутствующие смотрели с удивлением и сочувствием, пока Коё не нарушила воцарившуюся тишину. 

— Это не важно. В любом случае, как минимум двое из нас здесь никогда не были, а значит, причина не в этом.

— Но у всех нас должно быть что-то общее. Что-то, из-за чего Хигучи, или кто-то подославший её, выбрал именно нас.

Эдогава похлопал себя по карманам, но быстро понял, что они пусты.

— Какая незадача, — протянул он с досадой. — Мне лучше думается, когда мой организм непосредственно получает глюкозу.

— Могу предложить только, — Осаму покачал бутылкой с вином в руке, но Рампо отрицательно помотал головой.

— Я не пью.

Дазай пожал плечами и, сделав большой глоток, передал бутылку Коё. Женщина задумчиво стала перекатывать её горлышко в ладонях.

— До той встречи в ресторане мы не знали друг друга, за малым исключением. Я была знакома с Дазаем, а он с Йосано, — медиум посмотрела на девушку. — Ты знала раньше господина Рампо или Ацуши?

— Нет. В тот вечер, как и Вас, их я видела впервые.

Детектив и эмпат кивнули, подтверждая её слова. 

— Значит, что наша связь, как знакомых, тоже исключена.

Рампо зажмурил глаза и с усилием потёр переносицу, пытаясь сфокусировать мысли.

— Мы неверно рассуждаем, — наконец выдал он. — Мы тыкаем пальцем наугад. 

— Мы ведь до сих пор ничего не знаем друг о друге, — тихо вставил своё слово Ацуши. Все головы тут же повернулись в его сторону. Парень смущённо вспыхнул и уткнулся лицом в колени. Внимание претило ему, особенно сейчас, когда волны чужого страха и непонимания окутывали его со всех сторон, смешиваясь с собственным ужасом.

— Верно, — немного шокировано отозвался детектив. — Эмпат, медиумы, детектив, полицейский, — вот кто мы друг для друга. Но есть что-то общее. Что-то в нашем прошлом, из-за чего выбрали именно нас. Нас всех должно связывать с этим местом хоть что-то.

Воцарилась тишина, в которой снова стали слышны шум ливня снаружи дома, вой ветра и удары веток деревьев по окнам. Треск огня, дров в камине и балок где-то на верхнем этаже, будто кто-то ходит. Даже скептически настроенный Куникида стал ощущать себя неуютно.

— Я родилась и жила здесь.

Голос Озаки в атмосфере тревожной тишины прозвучал глухо и тяжело. В её воспоминаниях, связанных с Красной Камелией, сплелись воедино радость, боль, тоска и ненависть. И если настало время выкладывать на стол карты и обнажать прошлое, кому как ни ей начинать это. 

Женщина достала сигарету, закурила и ещё некоторое время смотрела в пустоту перед собой. Тяжело взрывать те пласты воспоминаний, что хочется стереть. Тяжело построить связный рассказ о том, чего не должно было случиться. Но никто её не торопил. 

— Я помню много цветов, — с грустью и тоской в голове начала она. — Зимний сад в цвету — моё самое раннее воспоминание из детства. Очень яркий свет. Наверное, это был солнечный летний день. Вокруг множество ароматов. Но ярче всего пахли розы. Целое море роз. Уже позже я узнала, что большинство из них высадила ещё первая хозяйка особняка — госпожа Гин Акутагава. Даже те, что были уже старые, сменялись саженцами от них. Садовник называл это "непрерывной жизнью". Пока цветы, посаженные госпожой Гин будут цвести, говорил он, она будет жить в этом доме.

Коё поднесла к губам сигарету, но заметила, что та уже полностью истлела. Немного подрагивающими руками она вытащила новую и чиркнула зажигалкой, затянулась и после широко всплеснула руками в длинных рукавах кимоно, небрежно запахнутого сейчас на манер халата.

— Не имею понятия, знал ли садовник о призраках и видел ли призрак самой Гин, но одно могу сказать точно: Гин этот дом так и не покинула. Розы цвели, а Белая Леди и по сей день присматривает за своим садом. 

— Белая Леди это Гин Акутагава? — встрепенулись Акико.

— Да, — кивнула медиум. — Но я поняла это уже позже. В те годы я ещё даже не знала, что некоторые люди, с которыми я общалась в особняке, уже мертвы. Но я играла не только с призраками, вроде Кёки.

— Девочка лет десяти или двенадцати, — аккуратно прервал её рассказ Осаму. — С тёмными волосами и большим игрушечным зайцем.

— Да.

— Я тоже видела её.

Акико поёжилась, но отбросила край одеяла и протянула руку, прося передать и ей бутылку с вином. Коё не возражала. Сейчас всем им тяжело. 

Возражал Куникида.

— А как же твои таблетки? — несмотря на строгий тон, в его голосе звучало волнение.

— Сейчас это мне нужнее, — отмахнулась девушка, прикладываясь к бутылке. Она понимала, что в эту ночь откровений рано или поздно очередь дойдёт и до неё.

Осаму поднялся из кресла и потянулся, разминая мышцы. 

— Пойду принесу ещё пару бутылок и что-нибудь поесть. Ночь впереди долгая. Ты можешь продолжать, Коё, ведь я уже слышал об этом.

— Я бы не советовал ходить в одиночку!

Крикнул ему вслед Куникида, на что Дазай лишь ухмыльнулся.

— Чтобы убить меня этому дому придётся сильно постараться. Одной люстры, тем более уже упавшей, ему будет мало.

— А за всем вашим мистицизмом вы не допускали мысли, что по дому бродит маньяк?

— Тогда это будет намного проще, господин полицейский, — всё же улыбнулся Осаму. — Господин Рампо, я захвачу Вам шоколад.

Он махнул рукой и вышел в холл, прикрыв за собой дверь.

— Вы не волнуетесь за него? — обратилась к Озаки Акико.

— Он может за себя постоять. Но да, конечно, волнуюсь. Правда, больше за то, что он может решиться использовать свою силу.

Коё затушила сигарету. 

— На чём я остановилась?

Женщина откинулась назад на спинку дивана и тут же вздрогнула. Рампо поспешно убрал руку, на которую та облокотилась. Но Коё лишь улыбнулась ему, и мужчина вернул руку назад, положив так, чтобы лишь слегка касаться её распущенных волос.

— Вы говорили о Кёке, — напомнил Ацуши со своего отдалённого от остальных людей места.

— Кёка, да. Милый несчастный ребёнок, у которого почти не было детства. И жизнь которой оборвалась слишком рано. Именно она рассказала мне о других призрачных обитателях особняка. 

Две девочки часто играли и разговаривали, как сейчас, сидя в общей библиотеке, пока мать Коё занята приготовлением ужина. В комнате немного прохладно — начиналась осень. И по всему особняку витает едва уловимый запах яблок, прелой листвы и кислого винограда. Коё очень любит этот ни с чем не сравнимый аромат. 

— Почему я вижу вас, а другие нет?

Сидя на полу, спрашивает Коё. Кёка крепче прижимает к себе игрушечного зайца и втягивает голову в плечи. Подол её платья колышется от несуществующего в реальности ветра. 

— Не только ты видишь, — нехотя отвечает девочка. — Есть и другие.

— Здесь?

Призрак коротко кивает, глядя мимо подруги. Коё поворачивает голову и переводит взгляд туда, куда смотрит Кёка. В дверях библиотеки стоит высокий статный мужчина с тёмными, как смоль, гладкими волосами, спадающими к плечам. Доктор Огай Акутагава — хозяин Красной Камели — красив какой-то странной холодной красотой. Его бледная кожа, впалые щёки и длинные, будто паучьи, пальцы. Коё знает, что он блистательный хирург, спасший множество жизней. Где-то в глубине души девочка испытывает симпатию к этому странному мужчине, но в то же время побаивается его. Как никак, а он господин этого дома. 

Рандо — его сын, что на шесть лет старше самой Коё — как-то рассказал ей, что отец решил стать врачом, потому что его собственный отец, брат, дед и бабушка, Кёка, — все умерли от болезней в достаточно раннем возрасте. Именно поэтому Огай постоянно запирается в библиотеке деда, изучая их карты и пытаясь вычислить все наследственные заболевания.

Юная Коё благоговела перед Огаем. И сейчас этот представительный мужчина пристально смотрел на то место, где стоит Кёка. Но поймав на себе взгляд Озаки, он моргнул, будто отгоняя видение, кивнул девочке и пошёл дальше по коридору.

— Он тоже видит, — бесцветно произнесла Кёка, поровнявшись с Коё, когда мужчина ушёл. — И спрашивает. Закрывшись в кабинете отца, он зовёт всех нас. Он ищет то, что нельзя искать. Старые книги и запретные знаки. 

Коё подняла на призрака вопрошающий взгляд, но та продолжала смотреть в опустевший проём дверей.

— Он знает, что сотворил мой отец.

— Но что именно сделал Рюноскэ, она наотрез отказывалась говорить.

— Может ли это иметь отношение ко Вратам?

Эдогава задумчиво потёр подбородок.

— Раньше я никогда не думала об этом. Не было необходимости. 

— Я бы не стал отметать эту теорию, особенно в свете того, что Рандо, если верить словам Ичиё, утверждал, что некие Врата Расёмон снова открылись. Возможно, сначала их открыл Рюноскэ, а после и Огай.

— А сейчас?

Скептически поднял светлую бровь Куникида.

— Кто знает, — пожал плечами в ответ детектив. — Возможно, сама Ичиё, не рассчитав сил. Или её отец.

— В какой момент Вы начали верить во всю эту оккультную дичь, господин Рампо?

— Я привык верить своим глазам, уважаемый Куникида, — парировал Эдогава. — Но во всём, что касается этого места, мои глаза подводят меня. Поверьте, для человека, вроде меня, это тяжело, но я привык докапываться до сути, какой бы странной она ни была.

Внезапно его ладонь, лежащую на колене, накрыла прохладная ладошка Коё. Женщина тепло улыбалась ему, благодаря без слов. Рампо почувствовал, как у него вспыхнули уши. Отлично, мало ему всякой мистики, теперь ещё и ведёт себя, как влюблённый мальчишка!

Детектив покашлял, прочистил горло, и поспешил уйти со скользкой дорожки.

— Примерно в то время, о котором Вы говорите, госпожа Озаки, и начались странности, итогом которых стала трагическая ночь двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот пятьдесят шестого года?

Короткий кивок.

— Да.

Озаки неосознанно сильно сжала ладонь Рампо. Так тяжело вспоминать. И где носит Дазая с вином? Оно сейчас пришлось бы весьма кстати. Эдогава аккуратно сжал её пальчики, подбадривая, и женщина, встряхнув головой, продолжила.

— Садовник. Он был первым в череде загадочных смертей, последовавшей после нескольких лет покоя. Его нашли утром на пороге Зимнего сада. Мать отказалась говорить, что произошло, но я слышала разговоры слуг. Бедняга упал, напоровшись шеей на садовые ножницы.

— Бред какой-то! — Доппо помотал головой. — Слишком нелепо. Что он вообще делал ночью в Зимнем саду?

— Откуда же мне знать, господин Куникида? Но после того случая призраки стали появляться чаще. Я видела тех, кого не знала до этого. Хироцу сказал, что Красная Камелия просыпается. 

Второй жертвой стала горничная. Девушка не приступила к своим обязанностям с утра, никого не предупредив. Её нашли мёртвой в своей комнате. Она вскрыла вены кухонным ножом. 

— А потом настала моя очередь.

Коё резко побледнела. Руки женщины затряслись, и Рампо перехватил вторую её ладонь, сжимая своими. 

17 сентября 1956 года

Дом стал казаться Коё ещё более живым, чем раньше. Девочка не понимала, как это может быть, и как объяснить словами то, что она чувствует. Взрослые в последние дни почти не обращали на неё внимания, занятые разговорами о странных самоубийствах двух служащих особняка. Рандо практически всё время проводил под присмотром гувернёра, и они не общались. Одинокой Коё оставалось только искать общества своих призрачных друзей. 

Последней каплей для плохого настроения стало решение матери Коё отправить девочку к родственникам подальше от особняка. Маленькой Озаки это совершенно не нравилось. Но что она могла поделать?

Чувство отчаяния и грусти удивительным образом вплетались в тревожный пульс дома. Коё могла поклясться, что слышит его. Словно тихое и ритмичное биение сердца доносилось из стен. Поглощённая своим горем, она не заметила, что стала следовать за этим ритмом. 

Он звал её пройти через двери, выйти во двор. Коё шла в домашних туфельках по холодной земле и не замечала этого. Прохладный ветер трепал её тонкое платье, но она не чувствовала ничего. Вперёд. Вперёд за ритмом. Он зовёт и обещает, что скоро всё наладится. 

Девочка огибает особняк и по каменной дорожке идёт в сторону пруда. Здесь никого нет. Лодки привязаны у причала. Коё проходит мимо них, не обращая внимания. Ноги сами ведут её к краю. О чём она думает? 

Она хочет повернуться и уйти, но тело не слушается. Стоя на самом краю, Коё пытается закричать, но не может даже раскрыть рта. Ей страшно. Тело не принадлежит ей. Она понимает, что сейчас должно произойти, и не в силах помешать самой себе.

Намокшее платье становится тяжелее и путается в ногах. Солнце искрится над головой сквозь толщу воды, с каждой секундой становясь все более тусклым, а темнота вокруг — всё гуще. Лёгкие горят огнём...

Коё приходит в себя уже в тепле их с матерью комнаты. Мама плачет и говорит, что они скоро уедут.

Ближе к ужину к ней заглядывает Рандо, чтобы попрощаться. Вопреки воле Огая, бабушка увозит его сына на месяц. 

Утром следующего дня Коё слышит, как он уезжает. Кёка сидит на её кровати, но отказывается говорить. Вечером на конюшне находят ещё одно тело. 

— И что было потом? — Куникида пристально смотрит на медиума. — Вы уехали?

Озаки помотала головой, низко согнувшись и пряча лицо.

— Потом было двадцать седьмое сентября.

Подвёл итог Рампо, обнимая женщину за плечи и притягивая к себе. Она не сопротивлялась. 

***

Осаму вышел в тёмный холл, отрезая себя от тепла и мягкого света камина в гостиной. В первый миг грудь сдавило волнением и паникой. Даже в темноте громада рухнувшей люстры вырисовывалась мрачным силуэтом. И пусть он не мог различить под ней тела Ичиё, Дазай знает, что оно там. 

Мужчина встряхнул кистями рук. Озаки не раз спрашивала, уверен ли он в том, что хочет прийти в Камелию. И вот, они здесь. Словно мыши, загнанные в мышеловку. Осаму очень хотел увидеть особняк своими глазами, но даже сейчас он не может сказать, по какой причине. Иррациональная мания, преследующая его годами. 

Таким людям, как он, вообще нельзя приближаться к местам, подобным Красной Камелии. Но дом звал его, в этом мужчина уверен. 

 — Хочешь меня? — спросил Осаму, запрокинув голову и глядя в потолок, словно ждал ответа от него. — Я нужен тебе? 

Сделав пару медленных шагов, Осаму услышал, как под подошвой ботинок захрустело хрустальное крошево. Он задумчиво опустил голову, пытаясь разглядеть пол в темноте, к которой постепенно привыкали глаза. 

— Что будет, если я выпущу силу? 

Носком ботинка он пнул небольшой кусочек хрусталя. Тот звучно прокатился по мрамору, постукивая неровными гранями.

— Что тогда случится? 

Он сделал ещё шаг ближе к люстре. Сердце бешено колотилось в груди, хотя внешне Осаму оставался спокоен. Как бы он ни готовил себя, никогда не возможно точно предугадать, что случится. Мужчина вытер о ткань брюк вспотевшую ладонь и протянул руку к покорёженному металлу. Дыхание участилось, в горле пересохло.

— Посмотрим, кто кого...

Но он не успел. Тонкие пальцы с силой вцепились в его запястье поверх бинтов, отводя руку в сторону. Осаму вздрогнул всем телом, дёрнувшись в противоположную сторону. 

Наверное, никогда в жизни он не спутает это ангельское лицо с другим. Никогда не сможет забыть огонь этих волос и бескрайнюю синеву глаз. Как и изгибов тела этого призрака. Вместо слов Дазай просто вытянул руки и сгрёб его в объятия, прижав к груди. Призрак колебался ровно мгновение, а после обнял ясновидца и положил голову ему на плечо.

— Я успел соскучиться, — шепчет Осаму, зарываясь носом в мягкие рыжие волосы. — Как ты мог так уйти?

Юноша отрывается от него и, встав на носочки, тянется вверх, вытягивая вперёд губы. Осаму целует его. Так же страстно, как и в начале ночи. Ни одна женщина до этого, не могла возбудить его лишь одним своим присутствием. 

С трудом разрывая поцелуй, Дазай смотрит на него, гладит ладонью его щёки и непослушные волосы. Притягивает за талию так близко, что их бёдра соприкасаются.

— Кто ты?

Призрак вновь приподнимается, тянется за новым поцелуем, но Осаму не даёт ему желаемого.

— Почему ты не хочешь сказать мне своё имя? Кто ты такой? Поговори со мной! У меня столько вопросов!

Поджав губы, призрак хмурит рыжие брови и после некоторых раздумий касается кончиками пальцев своего горла. 

— Ты не можешь говорить?

Отрицательно мотает головой, и Осаму догадывается:

— Тебе нельзя говорить...

Тонкие пальчики сжимают его ладонь. Юноша кивает.

— Почему?

Он манит его наклониться, что Дазай и делает. Едва различимый шёпот у самого уха:

— Будь со мной, и я смогу защитить тебя.

Осаму в недоумении хлопает глазами, сильнее стискивая призрака в объятиях.

— Из-за тебя я ничего не почувствовал этой ночью? — юноша смотрит виновато и кивает. — Но мог погибнуть кто-то ещё! Коё могла погибнуть! Расскажи мне всё, что ты знаешь!

Призрак поморщился, делая шаг назад в попытке уйти, но Дазай крепко перехватил его руку. Глаза ясновидца холодно блеснули.

— Расскажи мне! Зачем мы здесь? Почему ты выбрал меня? Что такое "Врата Расёмон", в конце концов?!

Юноша скривился так, словно и слова и хватка Осаму на его запястье причиняли ему сильную боль. Он ещё пытался вырваться, но медиум был сильнее. Перестав сопротивляться, парень понуро опустил голову и поник плечами. Свободная рука безвольной плетью повисла вдоль тела.

— Он не может так много говорить.

Осаму обернулся. Позади него снова появился призрак дворецкого. В его руках появился подсвечник, и призрачный белый свет немного разогнал мрак холла. Но вместе с отступившей темнотой стали видны и пятна крови на мраморном полу. Дазай сглотнул горькую слюну.

— Почему?

— Его горло было сожжено, — равнодушно пожал плечами Хироцу. — И теперь разговоры отбирают у него слишком много сил. А пополнять их он отказывается. 

Медиум перевёл взгляд на юношу. Тот смотрел на дворецкого с презрением.

— Почему? — повторился Дазай, не будучи уверенным, к какому из призраков актуальнее задать этот вопрос.

— Спросите других, мастер Дазай, — голос Хироцу стал звучать дружелюбнее. — И кто знает, может быть найдутся среди нас те, кто захочет ответить на Ваши вопросы.

— А почему не Вы?

— Я всего лишь дворецкий, мастер. Я выполняю волю дома и служу его хозяину.

— Но Ичиё Акутагава мертва!

Осаму сам удивился, насколько легко дались ему эти слова. Будто у его ног сейчас не лежал труп этой женщины. Хироцу хитро сощурил глаза.

— А с чего Вы решили, что она была хозяйкой особняка? И да, смерть не имеет значения для тех, кто уже умер.

Старик усмехнулся и исчез, оставляя растерянного и озадаченного Осаму посреди холла. И правда! Они все пришли сюда, опираясь только на слова Ичиё. Что она предоставила в доказательство? Ключи и планы. Но планы можно достать. У Дазая они тоже были. Ключи. Подделать?

Нет. Ичиё совершенно точно являлась дочерью Рандо Акутагавы. Но, может быть, выйдя замуж и сменив фамилию, она утратила право владения домом. Если не на бумаге, то в глазах самого дома.

Мысли лихорадочно роились в голове Дазая, выстраивая одну теорию за другой. Пока мягкое прикосновение к плечу, не отвлекло его. Рыжеволосый призрак смотрел на него большими печальными глазами. И было не понятно, расстроен он ситуацией или тем, что Осаму забыл о нём.

— Прости, — Дазай стиснул его руку. — Я слишком задумался. Так много вопросов, и я не могу понять, с чего начинать. Я даже имени твоего не знаю. Ты не принадлежишь к семье Акутагава, но всё равно застрял в ловушке особняка. 

Мысль посетила так же внезапно, как раскат грома:

— Тебя убили! Огай?

Синие глаза распахнулись, и беззвучно ахнул. Но тут же взял себя в руки и кивнул.

— Твоё горло, — пальцы Осаму ласково коснулись шейного платка призрака. — Это он, Огай, лишил тебя возможности нормально разговаривать?

И снова утвердительный кивок. В точку!

— Но зачем? Он не просто убил тебя, а лишил голоса, — разгадка была где-то рядом. Пусть и всего одна из многих, но она может стать той ниточкой, за которую Дазай должен ухватиться. — Жильцы особняка знали, что в доме есть призраки. Их видели многие: и владельцы, и работники, и гости. А значит, Огай хотел, чтобы даже после смерти ты не мог ничего поведать. Что за тайну ты знаешь, раз так поплатился за неё?

Призрак продолжал грустно смотреть на Дазая, не прерывая и вообще не изменяясь в лице. Это вызывало чувство досады. Как же найти ответ?

— Но ты говорил мне на ухо. Шептал, — рассуждал Осаму. — Значит, хоть немного, но ты можешь говорить. Вопрос в том, не умрём ли мы все до того, как ты расскажешь нам, как отсюда выбраться?

Призрак помотал головой. Затем ткнул пальцем в грудь Осаму, указал на себя и, сжав ладони в кулаки, скрестил на груди руки. Дазай усмехнулся.

— Хочешь сказать, что защитишь меня?

Он уверенно кивнул.

— И как же? Думаешь, у тебя хватит сил тягаться с доктором Мори?

При упоминании этого прозвища в синих глазах полыхнула ярость. Оно и понятно, Мори лишил его жизни и посмертия. Но Осаму оценил порыв призрака. Тем временем тот снова прижался к нему, приникая к губам. Сладкий поцелуй, будто переливаешь из уст в уста всю нежность...

— Стой!

Дазай оттолкнул от себя призрака, и тот ухмыльнулся. Человек наконец-то понял.

— Призраки питаются эмоциями! — выпалил Осаму. — Но страх — не единственная эмоция. Гнев, тоска... Страсть! Ты питаешься страстью!

— Догадался наконец.

Прошелестел едва слышный голос.

***

— Я рассказывал уже свою историю госпоже Ёсано, — подхватил свою очередь после Коё Рампо. — Я был обычным полицейским, когда попал в Красную Камелию искать похищенных детей. Никогда не жаловался на память или зрение, но в той ночи что-то изменилось. Я так и не смог найти девочку — Элизу. 

— Но спасли мальчика, — продолжила за него Акико.

— Да. Но не могу вспомнить ни его лица, ни имени. Честно говоря, даже не знаю, где он сейчас и жив ли. 

— Не может ли быть этим ребёнком Накаджима? — предположила Ёсано. — Это бы связало его с Камелией, как всех остальных.

Рампо глянул на удивлённо эмпата. Тот помотал головой, отрицая своё причастие к этой истории.

— Я рос в детском доме с пелёнок, — оправдался Ацуши.

— Да и он ещё тогда не родился, — окончательно отрезал данное предположение детектив. — Я смотрю на фото в деле, но не вижу ничего. Марево.

— Вы не могли бы показать мне это фото? — предложила Коё. — Возможно, я смогла бы узнать что-то об этом ребёнке. 

Рампо пожал плечами.

— Это не вернёт Элизу и не раскроет её исчезновения. Но, возможно, Вы поймёте, почему я не вижу этого мальчика. Я покажу Вам фото. Оно в папке на верху в моих вещах.

— Кстати, о вещах, — Доппо настороженно выпрямил спину. — Вам не кажется, что Дазая слишком долго нет?