Узкая тропинка вилась меж тёмных, пропитанных влагой стволов огромных разлапистых елей, которые уходили куда-то в небо, смыкаясь густыми колючими ветками высоко над головами так, что внизу царила едва ли не кромешная мгла. С еловых лап то и дело срывались тяжёлые водяные капли, а если пролетал порыв ветра, то путников и подавно окатывало целым холодным ливнем.

      Василёк поморщился, потирая ладонями озябшие плечи. Несмотря на плотный армяк, эта уже давно преследовавшая их сырость заставляла мёрзнуть, и даже то, что они двигались, не помогало согреться. Они который день пробирались по чёрному лесу по едва видной, то и дело теряющейся тропинке, останавливаясь на привал только тогда, когда уже ноги не шли. Казалось, что у этого леса просто ни конца, ни края, а сегодня он выглядел особенно неприветливо. Желудок подвело – запасы уже подходили к концу, и, как назло, ни зверя, ни птицы, ни гриба завалящего уже два дня не попадалось, а редкой ягодой сыт не будешь. Вчера на них вышла из чащи косуля, и Андрей уже вскинул было лук, чтобы выстрелить... как за ней показалась из кустов мордочка косулёнка. С разочарованным вздохом он отложил лук и хлопнул в ладоши, так что оба зверя бросились наутёк. Хорошо ещё, что удалось набрести на небольшой ручей, впадающий в заболоченную, ушедшую в землю реку, которая пахла так затхло, что пить из неё не хотелось. Зато вода из ручейка оказалась вполне пригодной и можно было напиться вдоволь.

      Шагая тёмными тропами, больше молчали. Говорить не хотелось, и друзья только тоскливо переглядывались. Всё уже было переговорено, обо всём поспорили. Да вот только так и не решили, как будут до мёртвого царства добираться, поэтому просто шли вперёд, надеясь, что когда-нибудь лес таки кончится, а там видно будет. Сегодня было особенно муторно на душе, и вскоре Василий заметил, что кони позади тревожно всхрапывают, а больше вокруг никаких звуков-то и нет. Лес словно замер, и в этой непривычной тишине не звучал даже вой ветра в далёких вершинах. Захотелось, чтобы раздался хоть какой-нибудь звук, кроме их собственного тяжелого дыхания, потому что по влажной траве даже шаги сапог и копыт были совершенно бесшумными. В и без того переполненном влагой воздухе вдруг стало ещё более стыло, словно наползал невидимый глазом ледяной туман.

      — Эй, Андрей. Как мыслишь, почему тихо так?

      — Чего не знаю, того не ведаю. Может, тут место такое… в ложбине?

      И верно. Вроде бы и не изменилось ничего, а только стволы как будто сдвинулись гуще, почти поглотив тропинку, так что кони уже отирались боками о колкие еловые ветви. Под ногами словно бы становилось неустойчиво, как болотные плывуны, да только откуда болото? Ещё же недавно ничего такого и в помине не было. Карта была бесполезна. На ней значились топи, но где они находились относительно них, было не понять, все приметы были давно потеряны. И только ни разу не подводившее Андрея чувство направления не давало им без конца кружить на одном месте.

      Окончательно потеряв спокойствие, Василий ускорил шаг. Усталость играла с ним странные шутки – казалось, как он не пытается приблизиться, идущего впереди Андрея догнать не мог. Ему казалось, что он почти бежит, мокрая трава скользит под сапогами, открывая жирную чёрную грязь… Дыхание перехватывало, внезапная паника поднималась, как река в половодье, грозя затопить. Сзади раздался вой, и всё внутри окончательно заледенело, прежде, чем сердце рухнуло вниз. Волки. Вой раздался снова, и ему уже вторил другой серый, справа, слева, позади… Вот мелькнул за еловым подлеском стремительный тёмный силуэт…

      Конь заржал в ужасе, поднимаясь на дыбы, вырывая повод, и не успел Василий сделать хоть что-нибудь, как животное метнулось, а за ним и конь Андрея, мотнув головой, толкнул хозяина мощным плечом, проносясь мимо. Тот упал, пытаясь ухватить за поводья, но сладить с обезумевшим от страха конём не смог. Хорошо ещё, что под копыта не попал. С этой мыслью Василий подбежал к нему, падая на колени, пытаясь понять, в порядке ли побратим, и что им делать дальше. Кони везли большую часть их походного скарба, но зато волчий вой стал удаляться в ту сторону, куда они, ломая подлесок, ускакали. Через несколько минут треск и шум затих, и воцарилась прежняя тишина.

      Василий помог Андрею подняться. Хорошо ещё, что в надежде на случайную добычу он держал при себе лук и колчан со стрелами. А сам Василёк тащил на себе дорожную сумку с картой, остатками сухарей и небольшим бурдюком с водой. Теперь это все их пожитки… негусто, но делать нечего. И они, как могли отряхнувшись, побрели дальше под накрапывающим дождём. На лес начали уже опускаться сумерки, когда Василию стало казаться, что следом за ними кто-то идёт. Ощущение постороннего взгляда не отпускало, а в какой-то момент он без причины споткнулся, едва не пропахав носом подстилку из порыжелых осыпавшихся еловых иголок. Впереди маячил почерневший остов обгоревшего дерева, в который когда-то ударила молния.

      Обоим думалось, что там можно и устроить привал. Развести костёр нечего было пытаться. В эдакой сырости даже ёлка гореть не будет. А учитывая, что и дорожные одеяла остались в седельных сумках, ночёвка им предстояла совсем печальная. Через несколько шагов оступился уже Андрей. И следом Василий, словно кто-то играючи толкал их в спины.

      — Это ты? — побратим повернулся к Андрею, одаривая раздраженным взглядом. — Нашёл время шутки шутить.

      — Да какие шутки! — возмутился тот. — Не я это… сам не знаю, но мне мстится, будто кто-то идёт следом. Обернусь – ан и нет никого. Да и кто тут будет-то, мы с тобой уже  который день тут через ёлки продираемся, ни одной живой души не видели.

      Слова о живой душе сделали ещё хуже. Если нет тут живых душ… может статься, есть неживые. Бабка Агафья сказывала, что умершие люди, которые при жизни и добрыми не были, но и совсем уж зла не творили, превращаются в посмертии в разные дива, которые могут появляться в мире живых. Василий всегда считал это сказками, так как никаких чудищ за все свои семнадцать годов не видел. Но тут начинало думаться – а ну как есть? Делиться с побратимом своими мыслями он не стал, чего страху нагонять. И без того Андрей то и дело оглядывался…. Пока за их спинами не раздался отчётливый смешок.

      — Кто здесь?! — каркнул пересохшим горлом Василий, невольно становясь с Андреем спиной к спине, как всегда в опасную минуту. Они, не сговариваясь, начинали друг другу спину прикрывать. Вот и теперь Андрей уже наложил стрелу, натягивая скрипнувшую тетиву, а в руке Василия появился его подаренный отцом широкий длинный нож. — Покажись, лихо!

      — Аха-ха-ха, а кому ж здесь быть? — загрохотало вокруг, звук отскакивал от еловых стволов, путался в ветках, и было не разобрать, откуда он идёт. Оба вертели головой по сторонам, но никого не могли разглядеть в наступающих сумерках. — Что, людишки? Глупые людишки. Забрели людишки в лес. Хороших, вкусных лошадей привели. Но мои волки всё ещё голодны…

      От скрипучего голоса, напоминавшего шум, с которым прогнивший ствол качается и с треском падает, грозя размозжить о землю неосторожного охотника или лесоруба, ныли зубы и тело одновременно знобило и покрывалось холодным потом. Ни один из парней не был трусом, но тут и самый смельчак вряд ли бы остался спокоен – вокруг тут и там загорались изжелта-зелёные болотные огни. Глаза? Неведомое колдовство?

      — Страшно вам? Поджилки трясутся? Знаете что? — голос звучал ядовито-насмешливо. — Я позволю одному из вас уйти. Тому, кто сейчас первым ударит другого. Давайте, решите, кто сегодня унесёт ноги из владений Лешего! Вот же он, выход! Но выйдет только оди-и-ин! Решайте быстрее!

      Над их головами низко полетел огромный филин, разразившийся зловещим уханьем, следом в чаще вновь послышался приближающийся волчий вой. Ни Андрей, ни Василий не думали о том, чтобы оставить другого и попытаться выбраться самому. Им и сговариваться было не надо, чтобы, увидев, как болотные огоньки собрались в мерцающую дорожку, в один момент сорваться с места, и, не теряя времени, устремиться туда, куда она вела.

      Вслед им раздался оглушительный свист, поднялся ветер, с елей полетели шишки, и колкие иглы норовили вонзится в глаза. Василий схватил Андрея за руку, чтобы не потеряться в этой круговерти, что было сил таща побратима за собой. Грудь болела от долгого бега, он уже не чуял ног, когда понял, что больше за ними никто не гонится, всё стихло, лес словно расступился и шумит уже привычно, а вокруг сгустилась ночная темень. Дождь кончился, и между кронами показалась луна, осветившая широкую поляну. Сперва Василёк своим глазам не поверил. Потому что на поляне стояла… изба. Ну как изба – невеликая избушка, но в ней светились подслеповатые затянутые бычьим пузырём оконца.

      Андрей стоял рядом, силясь отдышаться. Он потёр глаза, а после тоже разглядел перед собой избу.

      — Надо же! Удалось уйти… и даже жильё нашли! Живём, Василь!

      — Погоди радоваться. Что-то мне кажется, не каждый станет в такой вот глуши жить. Тут осторожно надобно… — но Андрей уже шагал вперёд и решительно заносил руку, чтобы постучать в низкую дверцу.

      — Эй, хозяева! Открывайте путникам!

      …когда произошло нечто невероятное. Изба начала расти ввысь. В лунном свете было видно, как сложенное из обычных вроде брёвен строение вознеслось на добрых три сажени вверх да там и застыло, а изнутри послышался женский крик.

      — Куды, окаянная! Ону стой! Кому сказано, место!

      Сбитая из толстых досок дверь на тяжёлых петлях со скрипом распахнулась, и из неё показалась растрёпанная баба… или не баба, а девка — с такой верхотуры и не разобрать было. Да Василию было и не до того, потому что он сообразил да разглядел, что под избой находится не что-нибудь, а огромные куриные лапы с жуткими когтями. И сейчас эти лапы неловко пританцовывали, отчего изба моталась из стороны в сторону, заставляя что-то внутри звенеть, а бабу ругаться пуще прежнего:

      — Уууу, холера ясная! Я кому говорю-то, глухомань! Сядь, сядь немедля! — не чая больше справиться с избой словами, рыжая, а это было видно даже в скудном свете, достала откуда-то метлу и начала охаживать избу по стенкам. Наконец та как-то возмущенно вздрогнула, скрипнула и опустилась на место, подогнув свои невероятные конечности. Порог вновь стукнулся о землю, и хозяйка избы убрала метлу, пригладив рыжую кудрявую гриву. — Ой! А тут и правда кто-то есть…

      Она на мгновение заглянула в избу, подцепив откуда-то уже горящую масляную лампу. Выглядела женщина немного испуганной, но явно старалась не показать этого, сойдя с крыльца и уперев руку в бок перед находящимися в состоянии крайнего, не сказать хужее, изумления, молодцами.

      — Ну, кто такие? Что за дело? Учтите, если опять дурная баба сказала, что я во всём виновата — так я ни при чём! И вообще, вас сюда не звали. К чёрту лысому — это туда! — она выразительно указала куда-то в сторону чернеющего леса, который ничем не отличался там от всех прочих сторон от избушки.

      От такого напора оба слегка опешили, не зная, что и делать. Искать, где заночевать в промозглом ночном лесу, отчаянно не хотелось. Переглянулись, и переговоры решил взять на себя почему-то Андрей. К ночи ещё похолодало, у Василька к тому времени уже зуб на зуб не попадал, и вряд ли он смог бы выговорить что-то связное.

      — Погоди, хозяюшка! Мы который день по лесу этому проклятущему скитаемся. Коней наших волки загрызли, да мы и сами едва живы остались. А сейчас и вовсе заплутали, друг мой замёрз, а я и костра разжечь в эдакую сырость не могу. В общем, дай водицы испить, а то так кушать хочется, а переночевать негде.

      Про себя Василёк подумал, что так беседы не ведут, но сейчас ему было не до этого. На удивление, рыжая девица, а сейчас уже можно было понять, что хозяйка чудо-избы молода, с опаской подошла ближе и подняла повыше лампу, оглядывая обоих. Выглядели они не очень — одежда была заляпана грязью, оба мокрые, усталые, при себе - на двоих одна сумка, за плечом высокого мощного чернявого парня висел лук и колчан, на что она нахмурилась. Но смотрел говоривший только что не с мольбой, развёл руками, показывая, что никаких скрытых намерений у него нет. Второй же и вовсе только трясся, обхватив за плечи более субтильную, чем у здоровяка, фигуру. Светлые волосы облепили лоб, губы казались посиневшими, в тон голубым глазам. Раздумывала хозяйка долго прежде, чем махнула рукой.

      — Ладно. Но если что худое удумали — вам не сдобровать, так и знайте. Прикажу своей избе, пнёт пару раз, и будете лететь долго, а приземляться больно, — она наставительно подняла палец. Парни понятливо закивали. В эту ночь даже такое странное жилище казалось гораздо надёжнее. Каждый отлично помнил встречу с Лешим и его свитой. На сегодня у них, если не передумает рыжая отшельница, был приют. А утро — вечера мудренее...

      Стоило, пригибаясь, войти следом за хозяйкой в избу, как было сложно поверить, что та способна на какие бы то ни было движения. Вблизи избушка оказалась больше, а изнутри её можно было назвать даже просторной. В ней размещалась большая печь, в которой потрескивал огонёк, наполняя помещение блаженным теплом. По стенам висели связки трав и низки сушеных грибов и ягод, какие-то мешочки. Не теряя времени, Василий стянул тяжёлый промокший армяк и шагнул поближе к тёплому печному боку. Андрей же буквально рухнул на стоявший у низкой двери сундук. В тот же миг разом нахлынула вся усталость от бесконечного тяжёлого дня, и только глаза следили за грациозно перемещающейся по избе девушкой. Как ни устали парни, а не глядеть на неё было сложно: очень уж яркой внешностью обладала приютившая их… Василию подумалось, а простая ли девица? Всё-таки в эдакой глуши, да одна… да и дом у неё сразу наводил на разные размышления. Больше в избе никого не оказалось, если не считать выглянувшей из-за занавески любопытной белой козьей морды с жёлтыми глазами и небольшими рожками. На шее у неё тихо звякнул колокольчик. Она, как и хозяйка, сперва посмотрела опасливо да и снова скрылась за широким белым полотном, отгораживающим часть избы, видно, со спальным местом.

      Тем временем на крепко сбитый стол был поставлен самовар, вокруг словно сами собой появились всякие плошки и грубо слепленные глиняные чашки. Василий сперва глазам не поверил. Моргнул, а потом и потёр глаза — дело было в том, что девушка не доставала всё это, а просто водила руками в воздухе, что-то шептала и посуда сама слетала с полок и занимала своё место. Так же из печи выпорхнул чугунок, крышка открылась, выпуская ароматный пар, наклонился, и по тарелкам разлилась похлёбка.

      Со своего места на сундуке Андрею этого было не видно, а Василёк решил не поднимать панику — всё равно деваться уже было некуда. Аромат заставил сглотнуть, а у Андрея так и вовсе в животе заурчало. На это девушка только фыркнула смешливо. Её аккуратное личико с тонким, чуть вздёрнутым носиком, лукавыми глазами и россыпью заметных веснушек было очень миловидным. Рыжая кудрявая грива ниспадала до пояса, и зелёный свободный сарафан поверх белой рубашки не скрывал вполне себе выдающихся достоинств, что плохо вязались с чертами едва ли не отроковицы. От разглядывания девичьих прелестей оторваться было гораздо проще, чем от тёплой печки, но пришлось. Прежде, чем сели за стол, Василий всё же спросил:

      — Как звать тебя, хозяюшка? А то неловко, даже имени твоего не знаем. Я вот – Василий, Емельянов сын. А это — побратим мой, Андрей Нилович. Живём мы в селе Большие Жеребцы, что неподалёку от стольного Града.

      Девушка слушала внимательно, а потом кивнула:

      — А меня Василисой звать.

      — Как-то невежливо, если просто Василисой звать будем. Ты нас приютила, обогрела, кормить вот собралась, — отозвался Андрей. За это время он тоже успел снять свой зипун и расположить его сушиться. — Как батюшку твоего величали?

      — Не зна-а-ю, — протянула Василиса. Она казалась озадаченной, склонив голову чуть вбок, как птица. — Я и не видела-то его никогда. И мама о нём не говорила. А теперь уже и спросить не у кого.

      — Так ты, выходит, сирота? — сочувственно посмотрел Андрей, поднимая деревянную ложку и щурясь, потому что похлёбка оказалась вкусной, но очень уж горячей.

      — Выходит так, — вздохнула девушка. Она села с ними, но себе только налила из самовара пахнущего ароматными травами отвара. — Маменька умерла уже давно, и с тех пор я одна живу.

      — А как звали маменьку? — продолжал допытываться Андрей. Видимо, отчего-то обращение «Василиса» казалось ему излишне свойским.

      — Яга её звали, — снова вздохнула Василиса. — Но так всё равно не получается отчества.

      — Не получается отчества, тогда будет… матчество! — не сдавался Андрей. Василий, всё это время переводивший взгляд с друга на девушку и обратно, поморщился. Как-то это было неправильно, но спорить не стал. — Тогда будешь Василиса Яговна.

      Рыжая неожиданно тепло улыбнулась, показывая жемчужные зубки. Тёплый отсвет лампы заставлял её волосы то темнеть, то вспыхивать бронзой, и в колеблющемся свете Василиса казалась совсем юной. И всё же… от наконец-то полного желудка, в просохшей более-менее одежде стало клонить в сон. Но Василию было всё же неспокойно. Не в простой избушке они ночуют, и хозяюшка их ой как не проста! Было бы хорошо ночь покараулить, спать по очереди, чтобы ничего не вышло. Смогут ли они сладить с колдуньей? Ведь стало уже очевидно, кто эта красавица... У Василия в том были серьезные сомнения. А вот Андрей оживлённо болтал с ней, и девушка уже чему-то смеялась, хоть и поглядывала иногда настороженно, словно спохватываясь. Занавесь вновь качнулась, и белая козочка деловито процокала по полу к Андрею, боднув его в колено. Тот сперва вздрогнул, а потом тут же потянулся, чтобы почесать между рожек. Василиса округлила глаза:

      — Белянка! Что это ты? Ни разу ни к кому не подходила, а тут… — она снова оглядела Андрея, который своей большой ладонью гладил козью мохнатую шею и бока. — Видно, ты добрый человек. Если такие бывают, конечно.

      — Да какое… Обычный я, — смутился Андрей, ещё старательнее наглаживая Белянку, пока она не развернулась хвостом, снова удаляясь в свой угол. — А вот ты, Василиса Яговна, и впрямь необычная…

      Тут уже пришёл черёд Василисе краснеть и опускать янтарные светлые очи. Долго засиживаться не стали. Места в избе хоть было порядком, а спать можно было только на широком сундуке, на который хозяйка набросила до этого лежавшую на печи нагревшуюся овчину. Андрей без разговоров забрал просохшие армяк и зипун и ушёл в сени, где была длинная лавка, сказав, что прекрасно разместится там, чай не зима. Главное, что на голову не капает. Василий бы подался следом, но места в сенях явно не хватило бы, так что пришлось остаться в избе.

      Наконец, задув огонёк в лампе, пожелали друг другу доброй ночи. Он пытался быть настороже, но стоило опустить голову на слабо пахнущую шкуру, как все мысли о том, чтобы караулить до рассвета, растворились, и Василёк провалился в сон.

      Из печного пода пополз робкий язычок огня. Он добрался до самого шестка и словно бы выглянул наружу. Послышался топоток, и Белянка стукнула копытцем, загоняя огонёк назад. Некоторое время она ещё смотрела в печь своими жёлтыми глазами с прямоугольным зрачком, а после окинула взглядом мирно спящего парня и улеглась перед занавеской, за которой никак не спалось её хозяйке. Всё в порядке, она приглядит...

 Редактировать часть