Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана,

Буду резать, буду бить —

С кем останешься дружить?

Дворовая считалка

Дневорск был городом особенным, тихим, этакой цитаделью городской пасторали, постепенно перешедшей из сельской жизни в новую, панельную, но застрявшей на половине пути, поэтому часть жителей осела в квартирах пятиэтажек, а другая осталась на исконной земле. Меланхоличность узких старинных улочек, просторные парки, оставленные в первозданном виде с ужасающими фигурами зверят, на чьих облупленных лицах сохранились безумные улыбки, приветствуя редких детей, наткнувшихся где-то в чаще на старые скрипящие качели и карусель, отреставрированные домишки у центральной площади, спрятавшие внутри себя алкомаркет, ломбард и два продуктовых магазина с пекарней. Малый краеведческий музей, куда Игорь так ни разу не зашёл за всё время пребывания в городе. Теперь же он проезжал мимо, задумчиво разглядывая светло-жёлтое трёхэтажное здание, у входа которого красовался информационный стенд о выставках. Может, и стоило бы полюбопытствовать, а то все только и твердили про Хозяина Тайги, пока по Дневорску бегал здоровенный зверь, успевший растерзать двоих.

Игорь притормозил на одном из немногочисленных светофоров и устало помассировал переносицу, собираясь с мыслями. Расследовать гибель Ковалёвой теперь не имело смысла, как и Щербина, но что-то всё же Кузнецова терзало, толкая зарыться глубже. Что учитель информатики делал на пустыре и зачем ему туда надо было идти через школу — вопросы, на которые никто теперь не ответит, разве что тот волк, поджидавший Семёна Константиновича.

Найдёныш неожиданно прильнул к стеклу и заинтересованно уставился на девочку в жёлтом пуховичке, крепко обнимавшую большого пушистого волка. За маленькую ладошку её держала полноватая женщина с добродушным лицом и в длинном пальто, но взгляд янтарных глаз поглощал пепельно-чёрного мягкого зверя. Кузнецов отвлёкся от разглядывания грязного багажника стоящего впереди хэтчбека, и хмыкнул.

— Алтай ээзи, — на одном выдохе прошептал найдёныш.

— Кто?

Найдёныш оторвался от окна и повернулся к Игорю, впившись угольками янтаря, отчего оперу сделалось не по себе.

— Хозяин Алтая, — повернулся к лобовому окну и продолжил. — Хозяин всего.

Прозвучало это с некоторым почтением, словно найдёныш знал того, о ком говорил или верил в его реальное воплощение. Поджал губы, продолжая наблюдать за маленькой радостной целью в яркой куртке, пока машина не тронулась с места. После найдёныш снова притих.

— Ты из Каскета? — не выдержав тишины, спросил Кузнецов.

— Окчуль.

— Это рядом?

— На западе, — чуть помедлив, добавил. — У обрыва.

Игорь почесал бровь и отстал. Найдёныш и без того неожиданно разговорился, и Кузнецов боялся этот лимит исчерпать, и поэтому погрузился в собственные мысли, сам не зная куда направляясь. По-хорошему, стоило бы показаться на глаза Горшку, но с его таёжной находкой это сделать было сложно, а тянуть ниточку собственных домыслов по поводу Щербина без поддержки вышестоящего начальства — рискованно. Осталось только дождаться решения Краснова и вернуться к распитию чая — убийств в Дневорске было крайне мало, да и большинство из них либо бытовуха, либо мокруха, ведущая к цыганам.

— Так ты сбежал, получается?

— Эликтеп барганУшёл охотиться на косулю, — отозвался найдёныш и нахохлился, зарывшись носом в ворот куртки. Взгляд теперь бездумно блуждал по приборной панели, по лобовому стеклу, но был обращён в воспоминания. — Долго шёл. Искал. Юркинчек эликӱркинчек элик — пугливая косуля. Соок чечилбей, канча кюнге калаптандыСоок чечилбей, канча кӱнге калаптанды — мороз не ослабевал, свирепствовал несколько дней. Мен та кайда самаарганМен та кайда самаарган — я где-то потерялся. Не нашёл эликкосуля, нашёл чакпыкапкан. Чакпыда сойылган тере, кан артып калдыВ капкане осталась содранная кожа, кровь. Не её. Кижи. Человека. Такшы кижиJакшы кижи — хороший человек. Я нашёл его дальше. Ол ёлюнгенОл ӧлӱнген — он умирал. Видел его глаза. Там была воля. Сильная воля. Я сказал ему: алдырбас, ачузы удабай тоголо берерАлдырбас, балам, ачузы удабай јоголо берер — Ничего, боль скоро пройдёт. Он улыбнулся и назвал меня аза-кёрмёсАза-кӧрмӧс — злой дух, — найдёныш вдруг замолк, погружённый в воспоминания, но спустя пару долгих секунд осипшим голосом продолжил. — Я не должен помогать. Отец запрещает. Он говорит: конок келзе, кижи ёлёрКонок келзе, кижи öлöр, коногы öтсö, ундылып калар ― Когда приходит срок, человек умирает, когда пройдут поминки ― забывается (поговорка). Но я много наблюдал. Долго наблюдал. Я видел всё. Дюрюм — ол дюрюмJÿpÿм — ол jÿрÿм — жизнь — это жизнь. Я спас его. Забрал у отца. Жил с ним. Долго жил. Теперь живу с тобой. Сакчыназвание добрых духов, охраняющих жилище человека от злых духов.

— А что с тем человеком?

Найдёныш повернулся к Кузнецову, ответил:

— Салым-коногы тедерде, ак чечектю ал-тайга атана бердиСалым-коногы jедерде, ак чечектӱ алтайга атана берди — когда пришёл его срок, ушёл на землю с белыми цветами (умер).

— Помер, что ли? — догадался Игорь и найдёныш кивнул. — И кем он был?

— Сёёгеним…Сÿÿгеним — возлюбленный, любимый, — выдохнул найдёныш и коснулся пальцами своей груди. — Ак тюрекАк тюрек — чистое сердце. АчыйтБолит. Он часто смотрел на меня. Часто говорил: «Туткан терден болгожын, тудамдардый эт юзюлет. Капкан терден болгожын, калбакчадан кан чачылат»Там, где тронет, горстями мясо отрывается. Там, где схватит, по ложке кровь разбрызгивается. Учил мудрости. Учил быть справедливым. Алтайын кичее — алкышту, терин кичее — тедимдюАлтайыҥ кичее — алкышту, jериҥ кичее — jедимдÿ — Береги свой Алтай — он благословенен, береги свою землю — она благодатна (пословица).

Найдёныш коснулся подушечками пальцев холодного стекла и оскалился. Глубокая складка залегла меж сомкнутых в гневе бровей, делая молодое лицо злым. Игорь отвлёкся от дороги, пытаясь разглядеть что так взволновало мальчишку, но ничего, кроме редких пешеходов, не обнаружил.

— Ты чего?

— Я говорил: не надо. Не преследуй. Дай мне. Он сказал: нет, — зубы найдёныша зловеще скрипнули. — Кедер ат тортпос, ёчёш кижи укпасКедер ат јортпос, ӧчӧш кижи укпас — Упрямая лошадь не идёт, вредный человек не слушается (пословица). Они пришли за кровью. Пришли убивать. Напали ночью. Убили всех. Бала-барканы айна келеле, бюрте чаап койгонПришлые злые духи изрубили детей . Нас не было там. Охотились. Вернулись утром. Его дом сгорел. Его отец был убит. Его мать была убита. Сестра повешена. Он хотел мести. Ёчин некеерÖчин некеер — требовал мести . Канду ёчКанду öч — кровавой мести . Я просил. Я умолял.

Голос найдёныша задрожал от злости, привкус горя померещился Кузнецову даже на языке, как и вонь запёкшейся в огне крови, что втянул в лёгкие вместе с тяжёлым воздухом салона. Серебристая голова опустилась на грудь, глаза упёрлись в трясущиеся от напряжения кулаки, что кромки ногтей впились в кожу до глубоких ранок. Видеть его таким было непривычно, ещё больше — слушать историю и понимать о чём он говорить, рисуя образы в голове интуитивно.

— Мы похоронили всех, кого нашли. До глубокой ночи копали ямы. До рассвета читали молитвы. Санай ушёл после. Ушёл один. Сказал: его месть, его право.

— Его убили?

— Я нашёл его мёртвым. ЮючеӰӱче — замороженная цельная туша животного без головы и конечностей. Он хотел мести и месть погубила его. Он нашёл свою судьбу.

Кузнецов хмыкнул. По коже прошёлся озноб, и он, передёрнув плечами, задумчиво уставился на дорогу, позволяя найдёнышу побыть в тишине. Тот всё ещё смотрел в пустоту перед собой, сопел, но выглядел немного расслабленным, словно выговорился и отпустил ноющую боль.

— А в полицию чего не обратились?

Найдёныш удивлённо уставился на него и разразился смехом. Глубоким, звонким, красивым и таким душевным, что пристыженный собственным вопросом Кузнецов улыбнулся в ответ, хоть и вышло натянуто.

— Тебрен ёйлёрдо, туулар тенестелип ёзёр тушта, суу тарылып агар уйду. Прошло много-много лет. Больше ста. Куда больше. Эти земли были свободны, как табуны диких лошадей. Как вольный ветер. Стрела.

Игорь недоверчиво покосился на найдёныша и вдруг понял — разводит. Брешет, даже не краснея, рассказывая басенку, услышанную от сумасшедшей бабки, любящей баловать малышню всякими древними сказаниями, и теперь пересказывает ему, дураку, распустившему уши. щёки вспыхнули пунцовым и Игорь зло засопел, угрожающе подняв плечи. Вот паршивец!

— Хватит заливать, — процедил опер, грозно сведя брови. — Честно скажи: сбежал? Семья, поди, алкаши, вот и свалил. Назад не хочешь? Только честно давай. Мне сказки про алтынов рассказывать не надо, правда лучше всего.

Найдёныш выгнул бровь, затем приоткрыл рот и задумчиво провёл языком по кончику клыка и отвернулся, уставившись в окно.

— Сучонок, — тихо ругнулся Кузнецов.

Хотелось есть. Время неумолимо перевалило за вторую половину дня, Горшков больше не звонил, как не было новостей от Лукина, и Игорь уже было расслабился. Вывернув руль и припарковавшись перед ларьком со старой надписью «Шаверма», Кузнецов вышел и тут же поёжился — воздух наполнился влагой, неприятно холодя кожу. Найдёныш послушно остался внутри, выстукивая пальцами по панели незатейливый мотивчик. Лицо его выражало крайнюю скуку, но при этом смирение с участью наказанного за провинность пса. Странное сравнение, подумал про себя Игорь и закрыл дверь.

— Те авес бахтало! — раздался мальчишеский голос, стоило Кузнецову зайти во внутрь, и широкая приветливая улыбка привлекла его внимание, как и знакомые удивительные глаза. — Здравствуйте.

— Алмас? — протянул ладонь и крепко сжал, как и мальчонка. — Какими судьбами?

— Брат попросил, — и ткнул большим пальцем за спину. — А здесь самая вкусная. Тоже её любите?

— Да по дороге подвернулась просто. Две стандартные, пожалуйста. Ага, всё добавьте. Спасибо. Как там Шандор?

Приветливая улыбка поблекла. Алмас отвёл взгляд от нависшего над ним опера и небрежно пожал плечами:

— Нормально.

— По тебе и видно. Кулиев хоть живой?

— Ну так, проучили его немного. Брат сказал ему не появляться больше на глаза, иначе яйца отрежет. Ну, ещё машину забрал, — и вынул из кармана куртки ключи с новеньким брелком в виде забавного лисёнка.

— В смысле забрал? Это же по статье пойдёт…

— Не пойдёт. Он какие-то бумаги подписал, типа дарственная и претензий не имеет. Шандор его даже на вокзал отвёз, билет купил до Горно-Алтайска.

Кузнецов присвистнул.

— А братишка твой обратно в Москву не собирается?

— Не-а, он академ взял, а Вайола завтра уедет, — и шмыгнул носом, смущённо потупившись.

— Не боишься?

— Чего?

— Так по ней вздыхать? Шандор голову открутить может. Буквально.

— У него там своё, — Алмас поморщился, отвлёкся на полный пакет и оживился. — Спасибо. До свидания!

— Давай, удачи, — успев пожать на прощание ладонь парня, Игорь остался ждать заказ, провожая в окне спешащего к старой «Тайоте» Алмаса. Тот вдруг замедлил шаг, глянул на «крузак» Кузнецова и тут же торопливо вытащил ключи и открыл дверь. Что делал найдёныш за лобовым стеклом было не разглядеть, но что-то в нервозной торопливости цыганёнка Игорю не понравилось.

Вернувшись в машину, бросил пышущий жаром пакет на колени мальчишке, захлопнул дверь и завёл двигатель. Раз никто не тревожился где он, можно было и домой рвануть, перекусить спокойно, оставить найдёныша и вернуться в отделение обмозговывать все варианты с мужиками. Игорь снял с ручника «крузак», уже было собирался завести, как заметил припарковавшуюся позади «девятку», откуда спустя мгновение вышел Лукин.

— Вот и приплыли, — тяжело вздохнул Игорь, откинулся на жёсткую спинку и перебрал пальцами руль. — Сиди тихо, понял?

По стеклу постучали и Кузнецов открыл дверь, впуская осеннюю прохладу, заставив найдёныша хищно повести носом и втянуть влажный аромат прелой листвы. Лукин, ещё не успевший прикурить, заглянул в салон и удивлённо уставился на мальчишку.

— Это ещё кто?

— Да так, нашёл в лесу.

— Лучше бы бабу нашёл, Игорёха, — протянул Лукин и хмыкнул. — Ну, нарыл чего интересного?

— Да ничего такого. Необщительным наш жмур оказался. Ни с кем не жил, ни с кем не говорил, женщины не было, если и была, то о ней никто не знал. Сплошная загадка, одним словом.

— Мда, — Лукин зажал одну ноздрю пальцем и смачно высморкался, шмыгнул и достал зажигалку. — Я тоже ничего не нашёл. Но поверь мне, Игорёха, Алёнку этот хер точно грохнул. А теперь мажется, чтобы ему Ковалёв яйца не отрезал…

— Что вы все на этих яйцах помешались, — поморщился Кузнецов, отгоняя от салона вонючий дым сигареты. — То Кемалов, то ты…

— Ну, а чё ему ещё отрезать? Нос? — мрачно пошутил Лукин и затянулся. — Ты, давай, сдавай куда-нибудь свою находку таёжную и дуй в отделение, будем решать по какой статье Кулиева лучше вести.

— Опоздал ты немного, Сашка. Его уже цыгане отвезли. Да не напрягайся так. На вокзал отвезли. Кемалов даже любезно билет купил.

— Ну, нихуя се. А ты откуда знаешь? Тоже провожал?

— Нет, Алмас сказал…

Игорь замер, уставился округлившимися от страшной догадки на помрачневшего Лукина и тот тут же кивнул и бросился к машине. Оба сорвались с места, вжимая газ до самого упора, несясь по пустой дороге в сторону возвышающегося кирпичного замка Кемаловых, где у ворот стояла небольшая компания молодых цыган. Первым оказался Лукин, едва не цепанув крылом одного из компашки, когда же подъехал Кузнецов, Сашка отмахивался от петушившегося на него парня в окружении таких же недовольных друзей. Белый «Марк» Кулиева сиротливо стоял у обочины в стороне, прилежно припаркованный Алмасом, а значит Шандор тоже был дома.

— А ну-ка повторил, сопляк! Чью ты там мать ебал?! — кричал Лукин, щеря желтоватые зубы прямо в покрасневшее молодое лицо. — Думаешь, я такое говно не трону?!

— Рот завалил, сука!

— Нахуй пошёл, ментяра ссыный!

Толпа бушевала, свирепела, оттесняя всё сильнее Лукина от ворот, за которыми басовито лаяли псы, скребя огромными лапами кирпичную кладку двора. Со двора подтягивались новые лица и Игорь вытащил из бардачка пистолет, взвёл курок, передёрнул затвор и выскочил на подмогу. Стрелять не хотелось ни в воздух, ни в кого-то ещё, но и разъярённую толпу нужно было утихомирить, пока не полезли драться. Лукин попытался оттолкнуть от себя обидчика, тот отбил его руки и схватился за грудки, за что получил по лицу кулаком. Сашка хоть и выглядел щуплым, но приложить мог хорошо, сказывалось армейское прошлое. Вот и сейчас брызнула первая кровь, цыгана повело в сторону прямо в руки товарищей. Те загудели сильнее. Игорь отпихнул одного, протиснулся между ещё двумя, поднимая над головой пистолет и охлаждая самых горячих:

— Разошлись! Живо!

— Нахуй валите! — донеслось откуда-то из задних рядов. — Суки продажные!

— В лицо мне это скажи, ссыкун! — взревел в ответ Лукин.

Кто-то толкнул Кузнецова в плечо, тот тут же развернулся и локтем вмазал в лицо подкравшемуся сзади цыганёнку, в крысу пытавшегося ударить по затылку. Тот плаксиво завыл и тут же был отпихнут в задние ряды более крепкими и высокими ребятами.

— Заткнулись!

Толпа присмирела, недовольно скалясь и плюя под ноги Лукину разошлась, не сводя злых взглядов с двух полицейских. Каждый хотел мести и Игорь уже приметил у двоих приготовленные ножи. У калитки стоял Шандор, явно только проснувшийся. Всклокоченный, лениво позёвывавший, он переминался с пятки на носок, слегка покачиваясь, в домашних клетчатых штанах и широкой футболке. На левом запястье болтался золотой браслет с чёрными камнями. Уставший, спокойный и казавшийся немного беззаботным, Кемалов оглядел толпу, задержался на Лукине и встретился с Кузнецовым.

— Зачем вы здесь?

— Кулиев где?

Шандор пожал плечами.

— Где-то, не знаю. Вы же ищейки — ищите, — и криво усмехнулся, не сводя с Кузнецова холодного взгляда.

За-за спины показалось любопытное лицо Алмаса, пытавшегося хоть немного разглядеть происходящее за Шандором, но широкая ладонь Кемалова отвесила лёгкий шлепок по лбу, заставив паренька скрыться. Шандор втянул полной грудью воздух и слегка поёжился.

— Всё узнали? Теперь проваливайте.

— Слыш, сосунок, — завёлся Лукин, но к нему тут же вышли двое цыган. — Только за своими петушками и можешь прятаться?

Тот брезгливо поморщился.

— Мент, а выражаетесь, как урка какой-то. Совсем плохо, теперь сидевших берут?

— Ах ты ж сука…

— Не заводись, — Игорь поставил ПМ на предохранитель, запихал за спину под ремень, внимательно следя за каждым из притихшей своры. — Садись в тачку, я с ним поговорю.

— Хули тут говорить, Игорёха, брать надо!

— Сядь, я сказал!

Лукин зло цыкнул, но послушался. Хлопнул дверью, отчего бедная «Лада» тоскливо скрипнула, качнувшись. Кузнецов сделал первый шаг к скучающему Кемалову, поглядывая по сторонам, ожидая, что и его попытаются остановить, но никто не дёрнулся. Когда до Шандора оставалось шага четыре, тот вышел навстречу, кивком указал своим товарищам на двор и, дождавшись, когда все уйдут, сделал ещё один шаг, оказавшись совсем близко. Это нервировало. Кемалов, даже будучи дома, мог учудить всякое, да и про нож Игорь не забывал, заглядывая в тёмные глаза цыгана. Те были непроницаемыми, как самые глубокие колодцы, на дно которых не попадал солнечный свет — сплошная безжизненная тьма, от которой становилось и страшно, и тошно. Интересно, в них было что-то помимо безмерной ненависти ко всему живому и раздражающей надменности?

А ещё от него приятно пахло. Гелем для душа или шампунем, но что-то непривычно нежное и фруктовое, явно не мужское, что удивительно.

— Не он убил Алёну.

— Знаю.

— Тогда зачем?

Шандор опасливо прищурился, раздумывая над ответом. Оценивает, подумал Кузнецов и терпеливо ждал, надеясь, что успел вызвать хоть какое-то уважение к себе. Кемалов подался ещё вперёд, заставив Игоря тревожно отступить назад, но тут же схватил опера за куртку и притянул, заговорив полушёпотом:

— Он заставил её распространять.

Игорь изумлённо покосился на Шандора. Тот отошёл на шаг, позволяя Кузнецову задышать чуть свободнее.

— Сказал, что уйдёт от неё, что она никому не будет нужна брюхатая. Унижал её, давил, манипулировал. После первого пальца он мне всё рассказал. Я ему за это ухо отрезал, представляете, Игорь Игоревич? На живою. Кровь лилась, но не так, как в фильмах. А я думал, интереснее будет.

Дыхание перехватило. Игорь облизнул губы и выдохнул:

— Убил?

— Нет, — Шандор посмотрел на далёкий лес дёрнул уголком губ. — Оставил в лесу. Как он оставил Алёнку. Выберется — значит такова воля божья, нет — получил своё. Правда, со сломанной ногой тяжело. Да и пальцев он потерял штук шесть. Но мы все их рядом оставили, вдруг ещё пришить можно будет.

И тихо рассмеялся. Бездушно, холодно, но глаза оставались непроницаемыми, как гладь чёрного озера. А затем резко посуровел и слегка отклонился в сторону, уставившись за спину Игоря. Тот повернулся и увидел выбравшегося из «крузака» найдёныша. Тот смотрел на Шандора и на лицах обоих читалась какая-то странная эмоция, что-то между узнаванием и сомнением. Кемалов напрягся, подобрался, но оставался спокойным, буравя найдёныша тяжёлым взглядом, непроизвольно дёрнув щекой.

— Я же сказал тихо сидеть, — беспокойство отразилось в голосе Кузнецова и он жестом прогнал мальчишку, но тот не ушёл. — Сядь в машину!

— Ол кижи каргалган. Отойди от него, иначе сеге каргыш тюжер, сеге кара тапшынар.

Шандор вдруг расслабился и ответил, повысив голос:

— Каргаа каргаанын кёзин чокыбас. Ворон ворону глаз не выклюет, бодом. Слушай, что тебе говорит этот умный человек, садись в машину, — а глаза задорно блеснули, оживились.

Найдёныш осклабился, сверкнул клыками, нахохлившись, будь он настоящим волчонком, шерсть бы встала на загривке. Шандор веселился, отступил ещё на шаг и вздёрнул подбородок:

— Всё узнали?

Игорь поджал губы, но кивнул.

— Тогда катитесь, — и добавил «нахуй» одними губами, растягивая в широкой жизнерадостной улыбке, обращённой к злому Лукину. Тот едва сдержался, завёл мотор и дал по газам, прокрутив колёсами, разрывая влажную землю и грязь брызгами.

— Довыделываешься, что когда помощь понадобится, хер тебе кто поможет, — ответил вместо прощания Игорь, открывая дверь.

Тот, казалось бы, не услышал, развернулся спиной к «крузаку» и направился в дом, успев поймать за шкирку притаившегося за воротами Алмаса.

— И что это было? — переведя дух, Игорь сжал руль, пытаясь успокоить дрожащие пальцы. Шандор у него всегда вызывал странные чувства страха и жалости, не позволяя ненавидеть полноценно, будто каждый раз находя что-то хорошее в сплошной черноте. Даже сейчас тот хоть и насмехался, но остановил драку до того, как Лукина могли подрезать, и даже не убил Кулиева, хотя нынешняя участь Ибрагима была незавидной.

— Он опасен. Айна. Злой дух.

— А ты-то чем бы помог? — Игорь заводился, сам не зная почему, но выходка найдёныша взбесила, но больше всего чувство опасности, накрывшее его в мгновение, стоило Шандору увидеть Шоно. — Думай прежде, чем лезть. Он же больной на голову, вдруг бы у него нож был или ещё что…

— Я защищу, — найдёныш потянулся к Кузнецову и горячая ладонь легла на щёку, заставляя пылающий внутри Игоря огонь утихнуть. — Тюрегим

Смущённый, он сбросил руку найдёныша, вдавил педаль газа, но всё ещё ощущал тепло в том месте, где его коснулись. Оно расходилось тёплыми волнами под кожей, принося ещё больше беспокойства, беспомощного и непонятного, то ли за неожиданную близость, то ли за слова, смысл которых только-только дошли до Игоря. Он сглотнул и выехал на дорогу в сторону отдела — нужно было дать ориентировку куда пропал Кулиев, заодно успокоить Лукина, явно желающего пристрелить всю семейку Кемаловых вместе с остальными. Он покосился на найдёныша и вдруг усмехнулся: тот доел свою порцию, успев испачкать губы в соусе, и теперь жадно поглядывал на вторую шаверму, лежавшую на панели.

— Хочешь — ешь, — и, подцепив пакет, бросил на колени обрадовавшемуся мальчишке и что-то внутри Игоря отозвалось на счастливую улыбку найдёныша.