Она была совсем молода,

Она училась только мечтать

Русский размер

— Да ты, блять, издеваешься, — кисло выдавил Кузнецов, разглядывая в наступившей темноте две высокие фигуры.

Они лениво приближались к стоявшему у начала гаражного массива Игорю, и в скудном свете уличных фонарей, ещё не побитых хулиганами и жизнью, вырисовывались знакомые черты.

— Вы не только по чужим тачкам лазите, — насмешливый голос заставил Игоря дёрнуть щекой, подавляя вскипающую злость. Предупреждал же Славка, что Кузнецов охренеет, вот и охренел. — И правда, псы помойные.

Шандор приветливо вскинул руку, но не протянул, за ним повторил пришедший с ним парень, зыркнувший из-под нахмуренных бровей на опера. Вместо этого незнакомец провёл ладонью по бритой голове, блеснув крупным плетением металлического браслета. Подобный был у Игоря в школьные годы — популярная вещь у крутых и хулиганистых поциков, желавших привлечь внимание броскими деталями. Кузнецов поднял взгляд на лица появившихся товарищей и хмыкнул. Оба в чёрном, чтобы не выделяться в осенних сумерках, подготовленные, явно знавшие на что идут. Второй, имя которого Шандор не разглашал, немного нервничал, то и дело гоняя подошвой стоптанного кроссовка кем-то потерянную ржавую гайку. На вид ровесник Кемалова, но потрёпанный жизнью и явно связавшийся с цыганом не по доброй воле.

Позади зашевелился найдёныш. Нахохлившийся, глядящий исподлобья на курящего сигариллу Шандора, он то и дело ловил узкими ноздрями воздух и слегка клонил голову то вправо, то влево, прислушиваясь. Оба обменялись взглядами, и Кемалов, доставший портсигар, протянул в благодушном порыве Кузнецову, предлагая закурить. Тот покачал головой — слишком нервничал. Дело, на которое он решился, и без того вызывало тревогу, а теперь и подавно, стояло появиться цыгану. Пожавший плечом Шандор не обиделся, хлопнул металлической крышкой и убрал в карман чёрных джинс. Даже лицо не изменилось. И Игорь, бросивший на него косой взгляд, попытался понять что именно. Спокойный, расслабленный, но всё ещё агрессивный, но не опасный, словно копившаяся злость растаяла, оставив после себя привычное желание укусить побольнее. Обычная подростковая привычка огрызнуться. Совсем не то, что испытывал Кузнецов в больнице, когда ограждал Кулиева от злых цыган.

— Чей гараж? — вдруг спросил Кемалов.

— Неважно. Идём.

На то, чтобы найти нужный, Кузнецов потратил оставшиеся полдня, опрашивая каждого, кого приметил в гаражах, пока изучал однотипные железные ворота, рядом с которыми кое-где притаились брошенные старые шины или почти разобранный скелет старой иномарки, затянутый в грязный брезент. Одни крутили головами и пожимали плечами, другие что-то припоминали, но не могли сказать точно. Выручил пацан, как оказалось, сосед Щербина через один гараж, выкупивший у него «копейку». Тот не торговался, взял сколько предложили, отдал ключи, переоформил документы и больше не интересовался судьбой автомобиля. Да и в гараже давно уже не было ничего, что могло бы напоминать заваленную хламом и запчастями мастерскую. Это Игоря и насторожило. Будь с ним Лукин, сказал бы что-то про продажу ненужного гаража, раз Щербин катается с другого конца города на автобусе. Всё в действиях мертвеца для него было логичным. Для Кузнецова же нет.

Он нервно повёл плечами и двинулся вглубь, высматривая бледные цифры на гаражных воротах. За ним тянулись остальные, храня молчание и шурша подошвами кроссовок по гравийным насыпям дорожных ям. В чёрном грязном месиве угадывались блестящие островки асфальта, по которым иногда ступал Кемалов, пытаясь не запачкать новенькую обувь. Получалось у него это естественно и ловко, чего не скажешь о товарище, в итоге угодившем в одну из небольших мутных луж, отчего сдавленно ругнулся.

А где-то там, позади однотипных рядов непримечательных гаражей, притаился пустырь, край которого поджимало футбольное поле стоящей недалеко школы. Той самой, где преподавал Щербин.

— Помню, на колодцах с новорощенскими пиздились, — подал голос бритый, задумчиво обвёл гаражи взглядом и смачно харкнул. — Гондоны борзые. Особенно Губа. Этот вообще чёрт конченый был. Пацаны из второй говорили, он тёлку Штабеля трахнул, тот на разборки и позвал.

— Штабеев и Губанов? Это не те, что у Ковалёва работали? Слышал, их этим летом в Барнауле за хранение взяли. Выходит, сдружились?

— Да хуй знает, — проворчал бритый и тихо добавил. — Да, наверное.

Игорь хмыкнул. В Дневорске заработать можно было двумя способами: честно, долго и так ничего не накопив или быстро, но связавшись с цыганами. К последним ходили те, кто не мог похвастаться талантами и терпением, а через пару-тройку лет оказывались в местных криминальных сводках. Если раньше многих хоронили из-за разборок, то теперь же срок получали недалёкие молодые индивиды, попавшие на крючок быстрых и больших денег. Закладчиков ловили регулярно, ещё чаще — сливали свои же, редко кто работал на цыган больше полугода. Так бы и пересадили половину молодёжи, но после шумихи закладчиков резко поубавилось, но исчезнуть не исчезли, стали умнее, хитрее, лучше прятаться. Кузнецов верил, что занимаются этим должники Кемалова, а прикрывают такие же попавшие в кабалу пэпээсники, получая за это небольшие подачки.

Остановившись возле нужного гаража, Игорь нахмурился, поймав взгляд цыгана, и понял, что просчитался. Теперь-то у того была крепкая причина схватить его за яйца и отвертеться было почти невозможно. Взлом, незаконное проникновение, подстрекательство — и хрен знает что ещё могут приплести те, кто узнает чем это Кузнецов собрался заниматься. А узнать они могут благодаря одному цыгану, которого позвал Брухин по просьбе опера. Так, по слухам, младший из братьев Шиманских тоже каким-то образом оказался на цепи у Кемалова, распространяя в клубе дурь. Теперь же Игорю светила участь отмазывать тупых малолеток, попавшихся на самом простом деле.

«Жопа», — подумал Кузнецов, но отступать было поздно.

— Этот, — тихо сказал Игорь. — Долго будет?

— Смотря какой замок, — бритый надел перчатки, сбросил с плеча рюкзак, нашарил в карманах, фонарик, включил и зажал зубами, подсвечивая.

— Много вскрывал? — помедлив, спросил Кузнецов.

— Много, — ответил за него Шандор, поймал недовольный взгляд медвежатника и усмехнулся. — Раньше в чужие хаты забирался. Потом поймали. Отсидел. Теперь официально — двери, машины, — зовут, когда ключи забыли или потеряли. Самозанятый.

Шандор похлопал по плечу ссутулившегося у замка бритого, но тот раздражённо дёрнулся.

— Шандол, блат, нэ мэшай, — раздалось снизу.

Кемалов нахмурился, недобро сверкнул глазами, но промолчал. Больше они не разговаривали, слушая, как скрипит металл отмычки внутри реечного замка и пыхтит медвежатник, пока не щёлкнула дверь. Бритый поднялся, выключил фонарик и тут же утёрся рукавом куртки:

— Готово, — подцепил мизинцем створку и показательно приоткрыл. — Как договаривались. Теперь в расчёте.

И уставился в упор на Шандора.

— Не прощаемся, — как-то слишком легко ответил Кемалов, пожал ладонь и отступил в сторону, позволяя бритому уйти. — Так чей гараж?

— От любопытства кошка сдохла, — буркнул Кузнецов и шагнул в густую черноту гаража, чувствуя, как за ним мягко проскользнул найдёныш. — Домой идти — целее будешь.

— Я могу и вашим позвонить, у меня найдётся парочка знакомых, — с лёгкой угрозой ответил Кемалов. — Быстро приедут.

Игорь нашарил в заднем кармане телефон, включил фонарик и вырвал из тьмы кусок старого велюрового дивана болотистого цвета с тёмными потёртостями. Игорь прошёл дальше, оглядываясь. Смотровая яма надёжно закрыта, имелся старенький телевизор с тумбой, печка для обогрева, книжный шкаф из тёмного массива со старой советской классикой и подвязкой журналов, пара перьевых подушек, советские ковры на стенах. Чистота и порядок. Игорь подсветил пол и присвистнул: крепкий деревянный настил вместо привычного бетона — настоящее жильё, не будь у Щербина квартиры.

— Занятно, — прозвучало за спиной и Игорь обернулся на перешагнувшего порог Кемалова. Тот закрыл дверь, нашарил выключатель, щёлкнул, заставив найдёныша с Игорем прикрыть ослепшие глаза, и, убрав руки в карманы, прошёлся вдоль стены. — Даже сигнализации нет.

— Было бы что красть. Машину он продал соседскому пацану, даже не торговался.

— Живёт рядом?

— На другом конце.

— А тачка на ходу?

— Ну да, — Игорь присел перед телевизором, провёл затянутой в тряпичную ткань ладонью, смахивая накопившуюся пыль на кинескопе.

— И продал? Значит, не для тачки это.

— А для чего?

Игорь поднял голову на подошедшего Кемалова и уловил в тёмных зрачках цыгана ответ, который и сам нашёл. Эта мысль ему казалась до последнего выдумкой, созданная профдеформацией, где верить в порядочность людям стало просто невозможно. Он держал её на периферии, не подпуская близко, но и не отказываясь совсем, будто надеясь доказать самому себе, что был неправ. Шандор же не сомневался. И это безразличное спокойное осознание истины в янтарных радужках пугало Кузнецова сильнее, чем история гаража и его хозяина.

— Да много для чего, — пожал плечами Кемалов, обошёл поднявшегося на ноги Игоря и легонько подцепил носком ботинка дверцу шкафа. — Если человек не трахается, он либо пьёт, либо убивает.

Кузнецов чертыхнулся. Внутри на газетных подшивках лежала старенькая видеокамера, явно любимая, но давно забытая хозяином. Целая, без царапин, сколов, трещин, почти что новая. Кузнецов мягко оттеснил Шандора в сторону, забрал технику и, повертев в поисках кнопки, включил.

Внутри всё натянулось струной, застыло в предвкушении с долей того тягучего, волнующего страха, с которым ожидаешь плохие новости, надеясь их не услышать. Игорь медлил. В горле пересохло и он пожалел, что не взял с собой воды, но лишние вещи были им ни к чему. Облизнув губы, Кузнецов отвёл маленький экран, повозился в меню и нажал на запись.

— Что это?

— Котик.

— А это?

— Мама.

— Какая красивая. А это кто?

— Ты!

— Милота какая, — над плечом скептично хмыкнули и Игорь повернулся к Кемалову. — Я рассчитывал на другое хоум-видео.

— Дочка его? — Игорь поставил на «стоп» и присмотрелся к маленькой пухлощёкой девочке с чёрными волосами, заплетёнными в косу. Курносый нос, светлые глаза в обрамлении пушистых ресниц — через десяток лет станет настоящей красавицей.

— Отцов именами не подписывают, — заметил Шандор и Кузнецов пригляделся к попавшему в кадр рисунку. — Видите? Мама, я, Сёма. Отчим?

— Семьи у него не было, близких родственников тоже, кроме матери, да и та скончалась в начале нулевых.

— Воскресный ёбарь?

— Возможно, — поморщился Кузнецов и продолжил запись.

Шандор, потерявший всякий интерес к записи, оставил Игоря одного и направился к крутящемуся у стены найдёнышу. Тот обеспокоенно пытался зацепить одну из плотно прилегавших друг к другу досок, то и дело срывая ноготь. Ничего не выходило, но парень упорно продолжал, не замечая нависшего над ним Кемалова.

— Пальцы повредишь, — попытавшись отпихнуть найдёныша ногой, Кемалов схватил упёртого парня за шиворот, оттащил в сторону, давая себе пространство. — Что там?

— Ачу-корон, — коротко ответил Шоно и подобрался к цыгану поближе. — Здесь.

Его покрасневший кончик пальца упёрся в доску, заставив Кемалова приглядеться. Он потянулся к плинтусу, провёл по нему подушечками, ощутив мелкие царапины, и удивлённо уставился на найдёныша. Через мгновение в руке блеснул складной нож и Шандор, ловко подцепив край доски, приподнял, обнажая узкое пространство между бетоном и настилом. Найдёныш сунул руку образовавшуюся щель, что-то нашарил и вытащил потерявшую былую яркость тетрадь в твёрдом переплёте. Оба глянули на смотревшего видео Кузнецова, переглянулись и Шандор, забрав из чужих рук личный дневник, раскрыл на случайной странице.

— «Алинка весь день только и треплется о Радищеве из 10 «Б». Какой он крутой и что сегодня она пойдёт с ним на вечеринку. Я тоже там буду, мать всё равно на работе», — Шандор пропустил несколько записей, перелистнул страницу и вновь зачитал. — «Эта дура снова на меня орала. Тупая овца. Подумаешь, тройка по физике, потом исправлю. Семён Константинович — нормальный препод, всегда позволяет пересдать. Дашка из десятого так и сдала». «Не хочу домой. Она снова будет орать. Лучше сдохнуть».

Кемалов перелистнул ещё пару листов.

«Задержалась у Семёна Константиновича. Он единственный меня не ругает. Говорит, я красивая, попросил сфотать. Он прикольный».

«Сегодня услышала, как Радищев говорил своим придуркам про Ершову. Называл шлюхой. Алинка не пришла в школу. Мб сходить к ней?»

«Алинка сказала, что у неё было это с Юркой Анохиным. Шлюха».

«Рассказа Семёну Константиновичу почему разругалась с этой дурой. Он назвал меня хорошей девочкой и что мне не стоит дружить с такими дурами. Обещал поговорить с училкой по географии о моей тройке».

Кемалов передёрнул плечами и нашёл последнюю заполненную страницу. Жирными разводами ручки с размазанными от въевшихся солёных капель чернилами было выведено ёмкое «Хочу сдохнуть».

— Что у вас там? — тень Кузнецова упала на тетрадь и оба сидевших у дырки в настиле парня подняли головы, глядя на Игоря.

— Дневники юной Бриджит Джонс, — усмехнулся Кемалов и вручил тетрадь. — Занимательное чтиво.

Игорь выгнул бровь, открыл форзац и присвистнул.

— «Смирнова Аня. Личный дневник. Никому не трогать», — обменялся взглядами с Кемаловым, на чьём лице промелькнула тень понимания.

Шандор поднялся, оглядел помещение нечитаемым взглядом, а после подошёл к тому месту, где должна быть смотровая яма, спрятанная под настилом. Остановился, пронизанный взглядами остальных, постучал подошвой, прислушиваясь к глухому звуку, надеясь что-то различить. Внизу отдалось металлом.

— Уходите, — Игорь убрал дневник в книжный шкаф, положил на видное место, где потускневшее от времени, но всё ещё яркое пятно выделялось на общем фоне старых тёмных обложек, и достал ключи от квартиры. — Только… Отвези его ко мне домой. Пожалуйста.

Шандор удивлённо моргнул. Впервые на его нахальном лице, где кроме насмешек и презрения ничего не было для Игоря, появилась новая эмоция, совершенно преобразившая Кемалова. Круглые глаза, выгнутые домиком брови и растерянность, с которой он принял ключи, не успев ничего возразить. Как таким не насладиться, но времени у Кузнецова не было.

— Улица Василевского, шестой дом, квартира 34, запомнил? А теперь убирайтесь, — Кузнецов вложил в ладонь цыгана связку ключей и подтолкнул к двери, после обратился к найдёнышу. — А ты не вздумай ничего натворить, понял? Сиди дома и жди меня. Ты понял?

— Нет, — упрямо заявил найдёныш и ловко выскользнул из-под чужой ладони. — Я защищу тебя.

— От чего ты меня здесь защищать будешь? И так все спрашивают чего я с тобой таскаюсь, как дурак с писаной торбой, скоро отмазы закончатся, а я сам не понимаю нихрена. Так что ты едешь с ним и сидишь дома и ждёшь меня, понял? Понял?!

Найдёныш нахохлился, неприятно ощерил зубы, встреча рассерженный взгляд Кузнецова с несгибаемым упрямством, но всё же отступает. Шандор, со скукой смотревший на всю развернувшуюся драму, перебирая в руке небольшую связку врученных Игорем ключей, вдруг спросил:

— Не боитесь?

— В квартире тащить нечего, а за него я голову откручу, ты сам понимаешь. Мне что тюрьма, что работа на тебя — один хуй, одинаково теперь, — Игорь хмыкнул. — Валите давайте.

— А как это объяснять будете?

— Ты, как маленький, Кемалов. Как и всегда — цыгане.

Шандор не обиделся, коротко рассмеялся и, потащив за ворот упиравшегося насупленного найдёныша, скрылся прочь. Игорь отсчитал до двадцати, набрал номер Горшкова и дождался хриплого от сна голоса начальника:

— Да?

— Кажется, я маньяка раскрыл. Адрес пришлю, выезжайте с пацанами.

Дальше всё было как в тумане: приехавший с Горшковым наряд, объяснения, усталость, поиски, поиски, поиски… Они рыскали коршунами по всему гаражу, вынимали книги, выбрасывали на пол содержимое шкафов, всюду валялись растрёпанные подшивки газет, истоптанные, грязные, порванные. Суета и хаос. Игорь стоял рядом с товарищами, просматривая видео на камере, пока кто-то вдруг не остановился рядом с операми и не произнёс:

— А это не Надя Чистякова? — тот самый стажёр. Макеев, кажется. На него уставились три пары недовольных глаз и он тут же стушевался, но не отступил. — Её историю на одном канале про нераскрытые преступления видел. Пропала в начале нулевых. Громкое дело тогда было. Так и не раскрыли.

— Нашли? — хрипло спросил Лукин.

— Тело, вроде, — наморщив лоб, ответил Макеев.

— И что с ней было?

Парень почесал за ухом:

— Вроде, задушили. Ещё это… ну… — он сглотнул. Совсем зелёный.

— Контакт сексуального характера? — подсказал Кузнецов и получил утвердительный кивок.

— Смирнова тоже писала про что-то такое у себя, — Горшков побарабанил по твёрдому переплёту тетрадки пальцами, затянутыми в перчатки. — Все последние записи об этом. Но, я как понял, это всё на добровольной. Он ей хорошие оценки — она для фото позировала. Дальше — хуже.

— Вот гнида пидорская, — рыкнул Лукин и едва сдержался, чтобы не сплюнуть. — Под самым носом… В школе… А мы как проглядели такое?

— Потому что в отчётах о вскрытии ничего не говорилось об этом. Кто их писал? Егоров? Надо потрясти кубышку, — Горшков устало провёл по измождённому лицу рукой и выдохнул. — Пока что у нас только дневник и видео, это так себе улики.

— Надо квартиру проверить, может, там есть что.

— Вряд ли, — Кузнецов оглядел гараж и хмыкнул. — Здесь удобнее: недалеко от школы, ещё и пустырь рядом.

— А смотровая яма? — робко предложил Макеев, всё ещё стоявший рядом.

— А ты чего здесь забыл? Уже давно дома должен быть.

Тот не ответил, разглядывая новенькие кроссовки, но предательски вспыхнувшие уши выдали с головой — явно кого-то ждал в отделении.

— Ярослав Матвеевич, — окликнул Горшкова один из патрульных и тот, оставив компанию оперов, подошёл к стоявшим в центре гаража людям. — Там, кажется, что-то есть. По звуку если так подумать.

— Так чего стоите? Приказа ждёте?

Сомкнутое кольцо расступилось, освобождая пространство и двое, подцепив настил, отодвинули, обнажив ещё один — металлический. Пахнуло сыростью. Игорь подошёл к ожидавшему Горшку, глянул на спины суетящихся пэпээсников и мрачно хмыкнул.

— А Сашка всё доказывал, что тихий город.

— Сашка пиздеть может что угодно, — как-то зло выдавил Горшков, то сжимая пальцы правой руки, то разжимая. — Просто работать надо лучше.

Игорь промолчал. Он же так и начинал: с энтузиазмом, с огоньком в глазах, чтобы несправедливость бить законом и справедливостью, наказывать плохих и защищать хороших, но свои же ставили палки в колёса, разваливали обвинения, кормясь с рук местных авторитетов. Система и без этого была такой себе, но со смертью начальника УВД так и вовсе прогнила, не оставляя шанса наказать виновников. И вроде бы в городе тихо, вроде бы скучная бытовуха да потасовки пьяной молодёжи и алкашей, но за этим скучным провинциальным колоритом пряталось настоящее зло. И сейчас они нашли одно из возможного множества лишь из-за простой случайности. Кузнецов шумно втянул воздух и подошёл к краю обнажившей нутро ямы.

— Есть что?

— Коробка какая-то, — раздалось снизу, — замотана в чёрный пакет. Внутри… блять…

— Ну?!

— Педофил хуев.

Игорю протянули открытую коробку и тот, присев, забрал её и заглянул — фотографии. Множество аккуратно сложенных фотографий, начиная от самых невинных, но под затылочной костью Кузнецова забила тревога. Там, внутри, будет то, что он не захочет смотреть, что у людей с не сбитым моральным компасом вызовет агрессию, жгучую ненависть и презрение, что испортит жизнь несчастным жертвам, заставит пережить эти унижения снова. Игорь отдал найденное Лукину, тот брезгливо скривился и тут же передал стоявшему рядом Макееву.

— Оформляйте, — бросил он и отвернулся.

Вернулся Игорь домой в третьем часу, отпущенный Горшковым выспаться, ему самому предстояла бумажная работа и утренний отчёт Краснову, который вряд ли понравится. Педофил, возможно, серийный под носом полиции — оплеуха всей структуре правопорядка. Газетёнки обязательно ткнул в это мордой всех работников, допустив парочку едких замечаний. Не говоря про статьи в интернете.

Игорь устало прижался лбом к родной двери, выдохнул и вспомнил про ключи — отдал Шандору личные, запасных у него не было. Вжал кнопку дверного звонка и услышал чьи-то торопливые шаги, прокрутился замок и в щели показалось взволнованное лицо найдёныша. Тот недоверчиво оглядел Кузнецова, затем отошёл, давая пройти и уже после, как закрылась входная дверь, крепко обнял. Игорь замер. Сопевший Шоно больно стискивал бока, будто сейчас его насильно оттащат от Кузнецова и вышвырнут вон, и потому отчаянно цеплялся и не выпускал. Широкая ладонь легла на серебристую макушку и ласково прошлась вдоль затылка к шее. Хоть кто-то был рад его возвращению, невольно подумал Игорь, пытаясь стянуть ботинки, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, пока найдёныш не отстранился.

— Нормально добрались? — только и спросил Игорь, отставив ботинки в сторону и стянув с себя куртку. — Шандор уехал?

— Он принесёт беду. Не тебе. Другому.

— Да здесь половина города либо уже пострадала, либо ещё пострадает, — невесело улыбнулся Кузнецов и, приобняв хмурого найдёныша, повёл на кухню. — По закону чист и ничего с ним не поделаешь. Справедливость стала слишком личным понятием. Голоден?