Глава 12. Начало

Я не хотел быть началом судного дня

Stigmata

— Что с ним?

— Дак, трахнулся!

— Как?

— Видать, на самую крышу залез, дурак, сорвался и об плиты трахнулся!

Игорь вздохнул и потёр переносицу. Рядом с переломанными телом мужика, распластавшегося в тёмной луже застывшей крови, стояли скучающие пэпээсники, разглядывая носки ботинок, унылую осеннюю пастораль недостроенного района и крутящихся рядом криминалистов. Особенно сильно в общей чёрной массе выделялась флуоресцентная безрукавка молодого стажёра, силой воли пытавшегося преодолеть рвотный позыв. Выходило плохо. А вот шутки у его прожжённых коллег очень даже ничего.

— Головокружительный прыжок, да, Макеев?

— Жизнь сделала невероятный кульбит.

Ржут, суки, даже не стесняются, а на лицах унылая обречённость предстоящей работы по делу местного «Карлсона». Патрулировать спокойные улочки в тёплом салоне «УАЗа» куда веселее, чем лазить по заброшке и выяснять где жил неизвестный товарищ, решившийся испытать гравитацию на прочность. Но всему приходит конец, иногда приходится и поработать. Вот как Звереву, что один в один копировал недовольное выражение товарищей по несчастью, кутаясь в оранжевую куртку, то и дело поправляя высокий ворот чёрной водолазки.

Сердце Игоря сжалось.

Костик продолжал его игнорировать, избегать не только разговоров, но и взгляда, то и дело крутясь либо среди патрульных, либо подле Горячева, опасливо косясь в сторону опера — вдруг решит подойти. Это угнетало ещё больше, чем скажи он Кузнецову, что проведённая ночь была ошибкой и больше им не стоит видеться и даже разговаривать, но вместо этого Зверев предпочитал болезненное напряжение.

— Эй-эй-эй, в другую сторону блюй! — крикнул один из старших, успев отскочить от скорчившегося стажёра и тот с тошнотворным звуком излился утренним чаем с остатками завтрака и желчи.

Жидкие смешки волной прокатились по столпившимся и стихли, заставив Фёдора Данииловича недовольно покачать головой, поправляя очки. Усы, которые делали его солиднее, он так и не сбрил и теперь то и дело залихватски проводил по ним пальцем, разглаживая.

— Ну так это, — дед пыхнул тяжёлым удушливым перегаром на Игоря, заставив брезгливо разогнать дурман. — Тарищ майор, пять рублёв не будет? Господом богом клянусь — отдам. Нельзя же так. Помянуть надобно, чтоб душа упокоилась…

Игорь вздохнул, похлопал по карманам и сунул в протянутую руку бумажный пятачок, глядя на то, как Костик протянул бледному стажёру знакомый Кузнецову термос и тот с благодарностью пьёт крепкий чай, что всегда был на выездах у парня. В груди заёрзало неприятное чувство ревности. Что он, Зверев, нашёл в сопляке, которому только-только восемнадцать стукнуло, Игорь понять не мог: щекастый, невысокий, нос картошкой, так ещё и нежный слишком — вон как согнуло при виде трупа. Костику он не подходил ни внешне, ни по характеру.

Кузнецов обошёл тело, поравнялся со стажёром и коротко поздоровался. Костик бросил косой взгляд на Игоря и что-то буркнул в ответ скорее из вежливости, чем действительно заинтересовавшись беседой. Уйти не мог — новенький впился в термос, как в спасательный круг, пока не опустошил на половину.

— Всё хорошо?

— Ага, — сухо ответил Костик и оглянулся на Горячева, тот делал какие-то записи, не сильно интересуясь происходящим. — Всё? Напился?

— Ага, — облегчённо выдохнул стажёр и утёр губы ладонью. — Спасибо.

Костик хмыкнул, забрал термос и уже собирался уйти, как Игорь шагнул следом за ним, навис и прихватил за локоть, прижимая к себе, хмуро уставившись на шею. Если издалека это в глаза не бросалось, то теперь, будучи совсем близко, увидел расплывшиеся иссиня-жёлтые следы, стыдливо выглядывавшие из-под края высокого ворота. Кузнецов подцепил мизинцем ткань и приспустил вниз, открывая светлую кожу, украшенную отметинами, похожими на укусы. Или впившиеся в горло пальцы. Костик нервно взбрыкнул и резко отстранился, поправляя воротник.

— Вот только трогать не нужно, — рассерженным котом зашипел Зверев и впервые уставился на Игоря.

— А что мне ещё делать: стоять и смотреть на такого красивого? Что это?

— Не ваше дело, — Костя отвёл взгляд, в котором мелькнуло что-то от стыда и сожаления, заставив Игоря почувствовать нечто неладное. — Мы…

— Вместе за девками не бегали. Да-да, помню. Если ты вляпался во что-то опасное — лучше скажи, пока хуже не стало.

— Зачем? Арестуете? Нотации читать будете? — нервная усмешка исказила красивое лицо Зверева, но тот быстро вернул привычную маску безразличия. — Я свои ошибки сам исправлю, если нужно будет.

— Игнором?

Игорь обиженно усмехнулся. Ошибки. Прямо как Нинка с Шевцовым, у тех тоже с Кузнецовым не отношения, а ошибки случились. Теперь ещё Зверев. И нет бы объяснить где он не прав, что не так сделал, они только и делали, что обвиняли, игнорировали и сбегали, оставляя ему сплошную муку от неразгаданной тайны собственной неудачи.

Губы Костика дрогнули, но он выкрутился из слабой хватки Кузнецова, одёрнул куртку и свалил в тёплый салон патрульного «УАЗа», куда вскоре посеменил стажёр, найдя в лице ассистента единственную поддержку среди присутствующих. Игорь отвернулся и зло сплюнул, чувствуя разрастающуюся злость. И ведь упрямец какой, до последнего молчать будет, пока совсем плохо не станет, а сил разгребать собственное дерьмо не останется.

В кармане зазвонил телефон и Игорь не глядя принял вызов, поднеся к уху.

— Привет, не мешаю?

Помяни чёрта, подумал Кузнецов, но губы сами невольно расползлись в улыбке. Шевцов. Последний раз они общались, когда Игорь возвращался из Горно-Алтайска и подобрал одну таёжную находку, что дрыхнет на кровати, развалившись под тёплым одеялом. Всего-то день, а Ник привычно заволновался, будто с ним, Кузнецовым, могло что-то случиться.

— Да мы почти всё, — Игорь махнул Фёдору Данииловичу, взглянул на время и присвистнул. — Ты чего не спишь?

— Только с корпоратива, — уставший, слегка пьяный, но довольный Никита кому-то что-то сказал, прикрыв рукой динамик и вновь вернулся к разговору. — Представляешь, до последнего расходиться никто не хотел, даже время дважды продлевали. А я, как самый трезвый и ответственный, теперь развожу свою команду по домам, чтобы их не понесло на поиски очередных приключений.

Тихий смех Шевцова заставил сердце не только сжаться, но и ощутить в холодной дыре, оставленной злостью Зверева тепло. Стыд за проведённую с Костиком ночь, кольнул Игоря, но тот быстро проглотил странное щемящее чувство — с Ником они не сходились и изменой разовую близость считать было нельзя.

— А было такое?

— Не поверишь, но было, — Шевцов выдержал небольшую паузу и Кузнецов живо представил, как тот задумчиво прикусил нижнюю губу, вспоминая интересный случай. Эта привычка всегда казалась сексуальной, как и Шевцов, выглядевший тогда истинным дьяволом, дразнящим готового сорваться с тормозов Игоря. — Анютку как-то снимали с лошади на Невском. Как она умудрилась на памятник залезть и не сорваться в реку — загадка. Чудеса ловкости, не иначе, хотя сама — метр с кепкой на каблуках. В Москве как-то работал, там Антонов после дня рождения компании в Питере оказался, как в «Иронии судьбы», только дальше вокзала не ушёл. Пришлось утром ехать из местного отделения вызволять.

— Не скучаешь, значит.

— Скучаю, — выдохнул в трубку Никита и добавил. — Очень скучаю. Прости, тебе, наверное, и не интересно это всё слушать. Столько лет прошло…

— Я бы с радостью и послушал, и на тебя бы посмотрел, но время, понимаешь, неподходящее. Дичь какая-то творится, а я понять всё не могу с чего начать и что правильнее будет сделать.

— Как и всегда. Я тебе уже говорил как-то: слушай сердце и делай, как будет правильно.

— Как правильно? — Игорь насупился, остановился у «крузака» и бросил взгляд на болтающего у патрульной машины стажёра, заглядывавшего в приоткрытое окно. — Да чёрт его знает, как правильно, Никит. И так всё ясно, но вот что-то свербит у меня, что-то не то во всём этом. Вот с последним убийством ровно такая ситуация: вроде бы и известно кто виноват, и дело закрыть можно, а какие-то детали нет-нет, но всплывают.

— А сам как бы поступил?

Игорь невольно пожал плечами, взглянул на затянутое серыми облаками небо и выдохнул:

— Сам не знаю. Но не отпускает меня это всё. И самоубийство это, и гараж близ школы…

— Звучит, как сюжет про очередного маньяка, — как-то невесело усмехнулся Шевцов и Игорь вдруг замер.

— Звучит как?

— Как сюжеты некоторых расследований. Тру-крайм. На ютубе много подобного контента.

Игорь хмыкнул, взялся за пачку сигарет, не тронутую с последнего дня, как достал одну из них, взглянул на торчащие ровными рядами фильтры и убрал. Деталь, без которой он никак не мог собрать воедино пазл, вдруг обрела черты, встав на своё место, скрепив оборванные ниточки. Гараж, школа, самоубийство. А что, если…

— Спасибо, Ник.

Он хотел сказать что-то ещё, но Шевцов спешно извинился и обещал позвонить сразу же, как отоспится после корпоратива.

— Слышал, нельзя желать тихой смены, — улыбнулся он в трубку, — а хорошего дня?

— Можешь пожелать только мне, — усмехнулся Игорь и залез в холодное нутро автомобиля.

— Тогда возвращайся скорее, Горька.

В трубке забили гудки. Кузнецов прикрыл глаза и выдохнул. Шевцов никогда не прощался и всегда просил скорее вернуться к нему, а ещё лучше — остаться навсегда, как об этом часто мечтал. Он понимал, когда Игорь возвращался домой, не устраивал скандалов, не требовал, ждал и отдавался полностью и без остатка, стоило Кузнецову вновь оказаться рядом. И сейчас Игорь ощутил стыд за годы обмана, за то, что едва не разрушил судьбу человека, который доверился ему, был честен, добр, окутывал любовью, не требуя чего-то взамен, кроме такой же честности в отношениях и любви. А он… тупой он, раз так поступил. И вот тебе, Игорь, второй шанс — вновь Шевцов делает первый шаг, снова прощает, вновь не требует ничего взамен, а он, Кузнецов, снова чувствует себя обманщиком. И как тут быть?

Игорь выдохнул, огладил руль и завёл мотор. Нужно вернуться в отдел, написать отчёт и заняться делом Щербина. Может, Никита прав? Может, то, чего не хватало тихому городку — маньяка?

— Выспался? — спросил Кузнецов, заскочив домой проверить найдёныша.

Тот валялся на диване, изнеженный духотой квартиры, с задранной до груди футболкой, открывшей плоский живот с вычерченными мышцами. Найдёныш зашевелился, выгнулся в спине, и Игорь невольно задержал взгляд на обнажённой светлой коже, идеальной и не тронутой ни одним шрамом, ни одной родинкой. В ответ раздалось довольное ворчание. Найдёныш нехотя перевернулся на живот и подгрёб под себя подушку.

— Ел? — Игорь прошагал на кухню, проверил холодильник. — Буду поздно. Если проголодаешься — бери что хочешь, не стесняйся. Дверь никому не открывай, у меня свои ключи есть. Придёт снова Надежда Юрьевна, будет ломиться — не ведись, это она по поводу своего соседа всю округу терроризирует, тебе влезать в эти разборки не за чем. Понял?

— Да, — ответил найдёныш и столкнулся с обалдевшим Игорем нос к носу, когда тот выглянул из-за дверцы холодильника.

— Ох, — только и смог выдохнуть Кузнецов, и растерянно положил ладонь на мягкие серебристые волосы. — Здоровенный какой.

Будто увидев впервые, Игорь смог разглядеть найдёныша, заметив то ли новые изменения, едва уловимые на уровне восприятия, то ли моменты, ранее им упущенные: крепкие мышцы, длинную шею, искрящиеся от падающих лучей солнца кусочки янтаря с чёрными точечками зрачков, и довольную мальчишескую улыбку с выступавшими клыками, делая её не столько задорной, сколько хищной. Что-то внутри Игоря шевельнулось, отдалось похотливым желанием сжать крепкое молодое тело, ощутить разгорячённую кожу своей и то, насколько податливым может быть найдёныш. Появилась эта мысль сама собой, стоило Кузнецову скользнуть взглядом по шее и выступающим под воротом футболки ключицам. Будто жажда объехать гордого степного скакуна, горячего и необузданного, почувствовать покорность сильного животного.

— Ну, я поехал, — голос Игоря вдруг оказался хриплым.

— Я с тобой.

Кузнецов хотел возразить, но в потемневших глазах найдёныша читался не страх остаться одному или ребяческое упрямство, а нечто куда более глубокое, не ходящее слов описать это чувство. Он и сам вдруг понял, что с найдёнышем чувствовал себя куда безопаснее, даже во вчерашней потасовке с цыганами боялся больше за Лукина, будто зная — его оберегают.

— Как хочешь, — показательно-равнодушно дёрнул плечом Игорь и звякнул ключами, направляясь в коридор. — Только живее.

Как только найдёныш влез в теперь же свои вещи, отданные Кузнецовым, оба уселись в тёплый салон «крузака» и направились куда Игорь собирался заскочить до того, как проведать таёжную находку, но сам не понял, как его принесло к родному подъезду. Теперь тоскливое чувство растаяло, стоило ему оказаться рядом с Шоно. Тот, как и всегда, разглядывал улицы, дома, бесстыдно обнажённые деревья, совершенно не заинтересованный происходящим. Пустой взгляд и поджатые губы — вот и вся картина, которую искоса наблюдал Кузнецов.

— Я всё думал, зачем он на пустырь попёрся, ещё и в субботу. Допустим, у него уроков не было в первой половине дня. Допустим, приехал рано. Но смысл в гараж идти? Разве что там диван с теликом. Тоже херня выходит.

— Кыйал, — подал голос молчавший найдёныш.

Игорь дёрнул бровью.

— Ладно, найдём ключи — найдём гараж, — Кузнецов покачал головой.

Знакомое серое здание вынырнуло из-за поворота, заставив Игоря отвлечься от размышлений и припарковаться в свободном «кармане». В этот раз найдёныша он не останавливал и тот последовал за ним, не отставая и не отвлекаясь на разглядывание удручающего пустого коридора, по которому проскальзывал слабый аромат формалина. Смерть для Кузнецова всегда пахла по-разному: гарью, кровью, дождём, гнилью, рвотой, но здесь она словно очищалась и являла свой настоящий запах — бальзамический с нотками цветов из зала прощания и хлорки. Система вентиляции гоняла воздух по металлическим шахтам, вытесняя неприятную вонь, но найдёныш всё равно недовольно завозился за спиной Кузнецова, вбирая в себя запахи. Где-то сбоку, в щели приоткрытых дверей можно было разглядеть троих посетителей. Маленькая скрюченная фигурка то и дело громко всхлипывала и утирала платком глаза, пока не повернулась к задержавшему взгляд Кузнецову. Пустые, поддёрнутые мутноватой плёнкой слёз глаза вдруг сделались такими выразительными, что Игорь споткнулся о собственную ногу, засмотревшись. Было внутри этих чёрных неприятных глаз что-то ужаснувшее его, но что именно он объяснить не мог даже самому себе.

— Егоров! — постучавший в дверь и тут же её распахнувший Кузнецов застал охнувшего патологоанатома за чекушкой дешёвой водки, тут же спрятанной дрожащей рукой в стол. — У Щербина были ключи?

Вновь проигравший неравную борьбу Зелёному змию мужчина кивнул и приоткрыл верхнюю дверцу стола, но тут же замер.

— А разрешение есть?

— Давай без этой катавасии, я их сегодня же верну.

Егоров скривился и тут же закрыл ящик с громких хлопком.

— Только с разрешения главного врача и близким родственникам.

— Ну хорошо, я затрачу на эту хуйню ещё пару часов, и приду к тебе злым, но с бумажками. Думаешь, стоит так жизнь усложнять? Мне только ключи нужны от гаража…

Егоров побледнел, перевёл взгляд на застывшего за спиной Игоря найдёныша и нервно сглотнул, чувствуя тугой ком, застрявший в горле.

— Гараж? — сдавленно проблеял Егоров и вдруг показался Кузнецову маленьким и жалким, таких очень любили шпынять в школе, дома, на работе… — Всё через главврача.

Игорь рыкнул, развернулся на пятках и выскочил сразу же за покинувшим кабинет найдёнышем. Хлопнула дверь и сопящий от злости Кузнецов то сжимал кулаки, то разжимал, стараясь унять потряхивающую его злость. Тратить время на волокиту с документами, просьбами, объяснениями для Горшкова зачем и почему ему нужны блядские гаражные ключи он не хотел. Скоро тело Щербина похоронят, его имущество отойдёт родственникам, если таковые объявятся, и всё, что так волновало Кузнецова пропадёт. Нужно было торопиться.

Кто умел вскрывать замки лучше, чем цыгане, Игорь не знал, но попытал удачу с Брухиным, явившись в мастерскую в тот момент, когда стоявший там «Марк II» царапнул неприятными воспоминаниями взгляд Кузнецова. Славка стоял рядом, о чём-то переговаривался с Русланом, пока тот перекидывал из руки в руку скомканную мазутную тряпку, слушая товарища. Из колонки лился отечественный рок нулевых, давил на ностальгию Игоря, навевая приятные воспоминания, но Кузнецов старался не отвлекаться.

— Здорова, — пожав руку Брухину, затем притихшему Руслану, Кузнецов глянул на серебристый «Марк». — Как дела?

— Да норм, — уклончиво ответил Славка и вышел за пределы гаража, закуривая. — Что-то с тачкой?

— Нормально всё. Я за другим.

— Снова с цыганами рамсите? — устало выдохнув, Славка прикурил свою, затем предложил огонь доставшему сигарету Кузнецову. Тот всё чаще ловил себя на мысли, что ещё немного и вернётся старая неприятная привычка. — Кончали бы это дело.

— А что, сильно лезут?

Брухин пожал плечом.

— Да нет. Думал, пизда будет после всего этого с тачкой, но нет. Вот, Алмас пригнал, сказал всё нормально по докам, оформлена, осталось только на учёт поставить и всякое по мелочи. Типа подарок от бывшего владельца, — и мрачно усмехнулся. — Дядь Игорь, может, хуй с ними, с цыганами? Хорошо, что дома не поджигают, как в девяностые было…

— Может, и хуй, — задумчиво согласился Игорь, глядя на гладкую чёрную полосу озера. Всматривался в неё, любовался, будто видел впервые, никогда не замечая неожиданной красоты. — Ты замки вскрывать умеешь? Гаражные.

— Болгаркой умею.

— А без неё?

— Решили с ментовской жизнью завязать?

— Нет, возиться с бумагами долго. Боюсь, не успею. Вот и приходится.

— Так это незаконно же. Могут посадить.

— Если всё быстро и по уму, может, и не посадят. Так есть кто на примете?

Брухин посмотрел на Игоря, поскрёб большим пальцем щетинистый подбородок и усмехнулся.

— Есть, но сами охуеете.

Примечание

Кыйал — грех, вина