От автора:

Вэнь Цин затевает серьёзный разговор, часть первая.

_________________________________

В гостиной Лань Ванцзи снова аншлаг. Цзяны, Вэни и его брат пришли, чтобы услышать результаты исследования, проведённого Вэнь Цин.

А-Юань тоже здесь, и как только он вошёл в дверь, то просветлел и помахал вовсе не Лань Ванцзи, а пустому месту в комнате, которое тут же привлекло всеобщее внимание.

Всем, кроме Лань Ванцзи, не по себе от того, что таинственный Сянь-гэгэ находится прямо здесь, невидимый для них.

Всё становится ещё хуже, когда А-Юань, посидев на диване несколько минут, уставившись в пустоту, внезапно сдвигается ближе к Вэнь Нину, словно освобождая для кого-то место.

Все сидящие на диване напрягаются.

— Хорошо, — говорит Цзян Чэн. — Что ж, мы ждём пикантностей.

Лань Ванцзи растерянно моргает и отвечает:

— Я ведь уже накрыл на стол.

Даже Сичэнь, его родной брат, при этих словах бросает на него такой взгляд, какой он никогда не мог понять:

— Ох, Ванцзи…

— Неважно, — говорит Цзян Чэн. — Мы ждём подробностей.

На этот раз Лань Ванцзи понимает. Он смотрит на Вэнь Цин, учитывая, что именно она собирала всю информацию. Та выглядит весьма довольной собой, что вселяет в Лань Ванцзи надежду. Это вселяет надежду во всех них.

— Итак, для начала, — говорит она, обращаясь к Ванцзи, — как сильно ты любишь меня?

Ах. Значит, она нашла что-то существенное.

— Очень, — честно отвечает Лань Ванцзи, и она улыбается.

— Хороший ответ. Во-первых, я думаю, тебе следует рассказать классу то, что ты рассказал мне о себе и этом своём призраке. Кое-что из того, что я раскопала, напрямую с этим связано.

Лань Ванцзи моргает, гадая, что же она нашла. Доказательства? Доказательства того, что он всё-таки знал Вэй Ина?

— Я… — начинает он, но колеблется.

— Ванцзи? — подталкивает его брат с любопытством в глазах.

— Я... думаю, что знал его. Вэй Ина.

— Полтергейста? — спрашивает Цзян Чэн. — Я думал, он стар как мир? Откуда ты его знаешь?

— У-у-у! — А-Юань трубит. — Сянь-гэгэ говорит: «Я так же молод и прекрасен, как и в день своей смерти».

Уф. Что ж, теперь у всех есть подтверждение, что он действительно умер молодым. Можно с уверенностью утверждать, что, как они и предполагали, он погиб во время войны, в которой, по мнению Ванцзи, принимал участие.

— Ну, если его это так чертовски задевает, возможно, он на самом деле молод и уродлив, — язвит Цзян Чэн.

— Вэй Ин очень красивый, — не соглашается Лань Ванцзи. И, прежде чем Цзян Чэн успевает ответить, А-Юань передаёт им слова Сянь-гэгэ:

— Сянь-гэгэ говорит, что Чэн-гэгэ, наверно, судит по себе и что он не должен злиться на Сянь-гэгэ за то, что он родился с противным лицом.

Лицо Цзян Чэна быстро краснеет; он зол и растерян из-за того, что не знает, как, чёрт возьми, ему выместить гнев на призраке, которого он даже не видит.

Вэнь Цин хлопает в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

— Хей! Перестаньте задираться! Лань Ванцзи, пожалуйста, продолжай.

Напоминание о том, что говорил Лань Ванцзи, заставляет всех снова сосредоточить на нём своё внимание. А он ненавидит быть в центре внимания.

— Я... думаю, что знал его в прошлой жизни, вот что я имею в виду. Мне снилось кое-что, и я почти уверен, что это воспоминания.

Вэнь Цин собирается начать говорить, удовлетворённая его ответом, но тут он выпаливает последнюю деталь, прежде чем стыд остановит его:

— Я любил его.

Вэнь Цин давится заготовленной речью.

— Ты любил… Этого ты мне не говорил!

Лань Ванцзи отводит взгляд. На самом деле он отворачивается от всех, потому что все смотрят на него одинаково поражённые.

— Тот сон, о котором я тебе рассказал, заставил меня задуматься. Но был ещё момент, который вселил в меня уверенность. Прошу прощения, что удивил вас.

— Вот чёрт, — говорит Вэнь Цин. — Такого я не ожидала.

— Это из-за меня или из-за твоего исследования?

— И то и другое.

Вэнь Цин достаёт из сумки свёрнутый лист бумаги и кладёт его на кофейный столик. Когда она разворачивает его, оказывается, что это та самая карта, о которой Вэнь Цин говорила ранее, та, к которой она пыталась получить доступ. Или, по крайней мере, фотография этой карты.

Лань Ванцзи смотрит на чернильные линии нарисованной от руки карты и с сожалением размышляет о том, что карты больше не делают такими художественными и визуально интересными.

«Утерянное искусство», — думает он.

— Итак, — произносит Вэнь Цин, наклоняясь над картой, чтобы всё показать. — Как я и говорила, этот жилой дом расположен в районе, который раньше назывался Илин.

Она обводит пальцем нужную область, затем перемещается к меньшей части этой области, которая, судя по виду, обозначает гору.

— Теперь я могу сказать более конкретно: мы сидим вот на этой горе в Илине. Или, по крайней мере, когда-то это была гора.

Район, в котором расположено здание, определённо, возвышается над большей частью территории вокруг. Но он настолько застроен, что до этого момента Лань Ванцзи не осознавал, что на самом деле под всем бетоном и тротуаром это небольшая гора. Скорее всего, как и большинство людей, все просто едут в гору, не задумываясь об этом.

— И давным-давно, — говорит Вэнь Цин, — это место называлось Луаньцзан. Или Погребальный холм Луаньцзан — букв. «Погребальный холм / Могильник».

Цзян Чэн морщится.

— Великолепно.

— Ага. По сути, это были запретные земли.

— Почему? — спрашивает Сичэнь, но Лань Ванцзи чувствует, что уже знает ответ. Он видит негостеприимную, скалистую землю из своего первого сна о Вэй Ине и уверен, что именно так выглядела эта гора, когда Вэй Ин был жив.

— Люди считали, что эта земля настолько пропитана злой, тёмной энергией, эхом древней войны, и что в ней захоронено столько тел, что любой, кто придёт сюда, никогда не найдёт дороги назад. Даже мир совершенствования не смог очистить это место.

— То есть они обходили прекрасную гору стороной из-за обычного суеверия, — говорит Цзян Чэн, и Лань Ванцзи тут же качает головой.

— Нет. Мне снились времена Вэй Ина, и я не думаю, что это какое-то суеверие. Мне кажется, мы просто утратили знания и технологии, позволяющие делать то, что делали они.

— ...так ты думаешь, что заклинатели действительно использовали духовную энергию для обретения сверхъестественных сил? — с любопытством спрашивает Цзян Яньли.

— Именно так. Я это почувствовал.

Цзян Чэн высмеял бы любого, кто бы сделал такое заявление, кроме Лань Ванцзи. Но это как раз Лань Ванцзи. И он не знает, что делать с Лань Ванцзи, который верит в заклинателей и говорит, что это не чушь.

— Тогда почему люди живут здесь сейчас? — спрашивает Сичэнь.

— До этого мы ещё доберёмся, — говорит Вэнь Цин. — Ванцзи, ты сказал, что, по-твоему, он был на войне, и я нашла тому подтверждения. В эпоху заклинателей здесь действительно была война. Ну, несколько войн, но только одна из них на самом деле была войной между заклинателями. В ней сражались не обычные люди, а ордена совершенствующихся. Они назвали эту кампанию Аннигиляцией Солнца.

Этот термин настолько знаком, что у Лань Ванцзи начинает пульсировать кровь в висках.

— Очевидно, существовало множество орденов заклинателей, некоторые из них были больше и авторитетнее, чем другие. Одним из таких был орден Цишань Вэнь, и, согласно истории, они хотели править всем миром совершенствования. Думаю, они были достаточно жёсткими и жестокими, что другие ордена в конце концов решили восстать против них и начали войну.

— Я нашла только одного человека по фамилии Вэй, который, как сообщается, участвовал в той войне, — продолжает Вэнь Цин, и сердце Лань Ванцзи сжимается от предчувствия. — Не Вэй Ин, а Вэй Усянь. Однако он был записан под своим именем в быту, так что его имя при рождении могло быть Вэй Ин.

— Это он, — говорит Лань Ванцзи, чувствуя это всем своим существом. Имя Вэй Усянь тоже настолько знакомо, что у него ещё больше болит голова.

Вэнь Цин приподнимает бровь, услышав его тон, но кивает:

— Ясно… Ну, я тоже так подумала, потому что он по всем признакам соответствует тому, что ты рассказал о своём призраке. И я была права, предположив, что «Тёмный путь» был не очень распространённым явлением. По крайней мере, Вэй Усянь — единственный тёмный заклинатель, принявший участие в той войне, и при этом победа в ней фактически во многом принадлежала ему. Его... э-э... уникальные методы совершенствования привели к уничтожению многочисленных аванпостов Цишань Вэнь, и ему приписывают тысячи смертей. Дошло до того, что один звук его флейты вселял ужас в сердца врагов.

— Флейта? — спрашивает Цзян Чэн. — Что он делал с флейтой?

— Согласно тому, что писали люди того времени, — сухо говорит Вэнь Цин, — он воскрешал мёртвых и управлял ими. Он поднимал трупы на полях сражений и бросал их на своих врагов. Что, конечно же, приводило к ещё большему количеству трупов и ещё больше увеличивало его армию нежити.

— Воскрешал мёртвых? — переспрашивает Цзян Чэн, и Цзян Яньли, сидящая рядом с ним, выглядит такой же ошеломлённой.

— Ага. Воскрешал мёртвых. И, как я уже сказала, большинство людей, похоже, придерживались мнения, что без него они вообще не выиграли бы войну. К несчастью, его популярность длилась недолго.

— Что случилось? — спрашивает Цзян Яньли, полностью поглощённая рассказом.

— Я не совсем уверена. С какого-то момента все записи изображают его злодеем. Безнравственный, нечестный, следующий тёмным, злым путём совершенствования и впоследствии сам озлобившийся. Даже если бы Лань Ванцзи не описал мне его характер, это всё равно выглядит подозрительно. То, что о нём пишут, все те обвинения и слухи, о которых я прочла, — и всё без каких-либо фактических доказательств. Всё это пахнет дурно. Возможно, что-то из этого он действительно сделал, но я думаю, что больше всего…

— Они его боялись, — заканчивает за неё Лань Ванцзи. — Боялись его силы. Когда он был союзником, то его называли гением, но предоставленный самому себе, без войны… Они просто боялись того, кто был намного сильнее их всех.

Несколько мгновений Вэнь Цин молча смотрит на него.

— ...да. Я думаю, ты можешь быть прав. В любом случае, по какой-то причине он в конце концов «украл» нескольких военнопленных из разрушенного ордена Цишань Вэнь и увёз их. Это только усилило слухи о том, что он планирует создать собственный орден и завоевать мир совершенствования.

— Куда он их увёз? — спрашивает Сичэнь.

Вэнь Цин улыбается и стучит пальцем по карте.

— На гору Луаньцзан.