Когда принц просыпается утром, его Наставник уже здесь, сидит на низкой кушетке на другой стороне спальных покоев.
И, по своему обыкновению, он занят разглядыванием пейзажа за окном.
Юноша садится на постели; глаза у него открываются с трудом, а волосы встрёпаны.
— …Я проспал? — бормочет он. — Занятия уже начались?
Фан Синь, не отрывая пристального взгляда от окна, качает головой.
— Нет, — тихо отвечает Наставник. — Но я хотел бы поговорить с тобой наедине, пока не началась основная подготовка.
Да, точно… В его честь организовывают пир. В конечном итоге, сегодня он станет совершеннолетним, и ему доверят выполнение всех обязательств Наследного Принца.
— Конечно, — принц приглаживает волосы и старается сесть, как того требуют приличия. Он даже прочищает горло, пытаясь незаметно сделать свой голос ниже. — Что вы хотели обсудить?
Наставник медленно встаёт на ноги, оправляет рукава (сегодня он одет в чёрный шелк с золотой вышивкой) и идёт к кровати принца. Юноша молча смотрит, как Наставник садится на край кровати, и сердце заходится у него в груди, и вдруг…
На его макушку опускается ладонь.
Принц поднимает взгляд и видит, как губы Фан Синя изгибаются в мягкой улыбке. Ладонь на его макушке ерошит юноше волосы.
— Ты хорошо постарался, Лан Цяньцю, — тихо говорит Фан Синь, склонив голову. Принц смотрит на него во все глаза, приоткрыв рот. — Я горжусь тобой.
Наставник не успевает сказать чего-то еще: Лан Цяньцю бросается вперёд и заключает его в крепкие объятия. Впрочем, он тут же вспоминает, что пересёк черту.
— Простите, простите, я помню, никаких прикосновений...!
— Всё в порядке, — с некоторым напряжением отвечает Наставник, поправляя волосы. — Я бы хотел… Ты справился так хорошо, что есть очень большой шанс, что ты вознесёшься.
— Вы правда так думаете?! — принц не может поверить собственному счастью.
— Да, но послушай… — Фан Синь останавливает его слепую радость. — Есть несколько вещей, которые тебе следует усвоить до вознесения.
— Что это за вещи? — Лан Цяньцю мгновенно успокаивается и слушает Наставника со всем вниманием.
— После вознесения ты не сможешь делать всё, что заблагорассудится, ты меня услышал? — твердо объясняет Фан Синь. — С некоторыми вещами придётся смириться, даже если кажется, что они идут вразрез с твоими убеждениями.
— Но вы учили меня всегда следовать по истинному пути и делать то, что считаю правильным, — хмурится принц. — Всегда, без исключений.
— Так и следует поступать, — соглашается Се Лянь. — Пока Небесный Император не прикажет тебе поступить иначе, это понятно?
Юноша колеблется.
— Лан Цяньцю, — тон Наставника непривычно строг. — Обещай мне.
— Почему это так важно?
— Обещай.
— …Хорошо, — принц отводит взгляд и немного ёрзает. — Я обещаю.
Наставник вздыхает (как показалось Лан Цяньцю, с облегчением).
— Поначалу всё будет казаться очень странным и пугающим, особенно если ты вознесёшься молодым, — продолжает его учитель. — Обратись за помощью к богам постарше, они подскажут тебе, что делать. Наньян будет лучшей кандидатурой.
— …Вы так думаете?
— Да, — с чувством кивает Фан Синь. — Иди к нему сразу, как прибудешь на Небеса. Скажи ему… скажи, что тебя прислал друг, предложивший третий стакан. Он поймёт и присмотрит за тобой. Ты всё запомнил? Ты понял меня?
Се Ляню нужно покрепче вбить это юному принцу в голову: тот склонен забывать детали и не вдаваться в подробности.
— Вы знакомы с Генералом Наньяном?
— Ты всё запомнил?
— Ладно, ладно..!
— И проведи побольше времени со своим отцом, — тихо добавляет Наставник. — После вознесения такой возможности уже не будет. Поверь, тебе не хочется испытывать сожаления по этому поводу. Ты меня понял?
— Да, — соглашается ничего не понимающий принц.
Фан Синь… говорит так, будто бы дело срочное. Он настойчив и очень обеспокоен.
— …Почему вы вдруг заговорили об этом? К чему такая спешка?
Фан Синь отворачивается, и волосы заслоняют его лицо.
— Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда…
Юноша не сводит с него пристального взгляда.
— …Когда что?
Но Наставник решает перевести тему.
— Скорее всего, я скоро уйду.
— Что?! — Лан Цяньцю вскидывает на него взгляд, полный изумления… и обиды.
— Дянься… — устало вздыхает Се Лянь. — Мне нечему тебя больше научить.
— Это неправда! — вспыхивает принц. — Мне нужно больше времени! Мне нужен Наставник! Мне нужен…
Мне нужен ты.
Вот что он пытался тогда сказать, прежде чем слуга вошёл в комнату и прервал их разговор. Прежде чем его Наставник легонько похлопал его по руке и утешительно произнес:
— У нас ещё будет время поговорить, — его голос мягок и терпелив; он поднимается на ноги. — После банкета. Я не хочу портить тебе день рождения.
— …Хорошо.
И правда ведь, сегодня его семнадцатый день рождения. Сегодня ночью состоится пир в его честь — Пир Чистого Золота.
Слуга торопится вывести принца из комнаты, поскорее умыть и одеть его перед сегодняшним торжеством. Лан Цяньцю успевает только бросить через плечо последний взгляд; его Наставник выглядит таким же одиноким, как и всегда.
Се Лянь, что не удивительно, не умеет веселиться. По крайней мере, сейчас. Когда-то он был душой компании; были времена, когда его присутствия хватало, чтобы озарить целый зал, он порхал от одного гостя к другому — яркие одежды и перезвон украшений в волосах — легко очаровывая послов и генералов.
Сейчас он предпочитает подпирать стену. Он стоит в тени, прислушиваясь к смеху, песням и звону посуды: люди в дорогих одеждах и роскошных масках веселятся и празднуют.
Весьма иронично: так они пытаются воссоздать атмосферу фестивалей, когда-то проводившихся в Сяньлэ. Се Лянь давит в себе злую горечь, но не может отделаться от мысли, что всё торжество больше похоже на дешевую подделку. Они все танцуют и пьют на Пиру Чистого Золота, только вот золото ненастоящее.
А ещё (ирония становится невыносимой) Се Лянь отсюда слышит, как один из генералов нашептывает Королю о необходимости очередной… чистки.
Вот как теперь это называется.
Се Лянь знает, что он имеет в виду: год выдался неурожайный, и никто не хочет стать очередным Сяньлэ. Как же поступить? Лучшим выходом будет переместить потомков бывшей Империи на границы с Баньюэ.
На границы, где нет еды и кочевники устраивают свирепые набеги.
Все эти красивые слова… «очистить», «переместить»… все они на самом деле означают одно — смертный приговор. Приговор старикам, женщинам и детям, ведь юноши и молодые мужчины ещё пригодятся собственной армии Юнъани.
Нынешний Король, однако, считает предложение варварским.
— Они тоже часть нашего народа, — Король отчитывает генерала, качая головой. — Те, кто ненавидит их из-за войн четырёхсотлетней давности, выжили из ума. Разве вы со мной не согласны, Советник?
Фан Синь вздрагивает, вынырнув из своих мыслей.
— …Вы правы, Ваше Величество.
Раздраженный генерал, скривившись, торопливо удаляется искать утешения в вине. Король Юнъани с улыбкой разглядывает своего Советника.
— Время от времени приятно осознавать, что хоть кто-то не считает меня дураком.
— Нет ничего глупого в милосердии, Ваше Величество.
Король кивает и переводит взгляд на празднующих людей.
— …Я весьма вам благодарен, чтобы вы знали, — он вздыхает. — Кажется, вы пришли в наши жизни именно тогда, когда мы больше всего в вас нуждались. Я… с тех пор, как моя жена…
Он замолкает, когда ладонь Фан Синя легче перышка касается его локтя.
— Вы скорбели, — шепчет Советник. — Никто никогда не скорбит красиво.
Через мгновение Король улыбается и накрывает ладонь Советника собственной.
— Возможно, так и есть… но вы были с моим сыном, когда я не мог, и за это я навечно вам признателен.
Фан Синь заставляет себя чуть улыбнуться.
Вечер перешёл в ночь, народ разошелся не на шутку, а Лан Цяньцю не было видно: по традиции виновник торжества должен появиться в самый разгар празднования. Се Лянь, однако, думает над поводами удалиться в свои покои пораньше.
Видите ли, с большинством желающих познакомиться он отлично справляется, особенно если это женщины. Даже заигрывая, женщины обычно не переступают черты. Се Ляню не сложно «не замечать» их интереса или мягко отказывать им.
Мужчины, с другой стороны, доставляют ему куда больше хлопот. Особенно вот этот.
— Наставник, Наставник… — ухмыляется его новый знакомый из местной знати. Они стоят у стены, и ладони мужчины прижаты к мрамору по обеим сторонам от головы Се Ляня. Он пойман в ловушку. — Давайте, не ломайтесь! Сколько мы уже играем с вами в эти игры?
— Слишком долго, — сухо отвечает Фан Синь.
— Не могу не согласиться!
Мужчина тянется к подбородку Се Ляня. Се Лянь уворачивается, и мужчина вместо этого ловит прядь его волос. Он наматывает прядку на пальцы и подносит к губам, делая глубокий вдох.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты божественно пахнешь?
— Кто-нибудь говорил тебе, что проверять на прочность моё терпение — опасная затея? — глаза бога под маской раздраженно сужаются.
— Опасная затея? — мурлычет мужчина, поигрывая бровями. — Может, я люблю опасность.
— У тебя есть три секунды, чтобы меня отпустить.
— Или?
— Я сломаю тебе руку.
— Ну-ну, не стоит так реагировать на простое предложение, Советник, — мужчина напрягается, сверля его злым взглядом. — Неужели вам настолько стыдно? Мы оба знаем, что вы не из-за моего пола обижены.
Се Лянь замирает.
— …Нет, — соглашается он, пусть даже глубокий стыд затапливает его нутро. Он продолжает убеждать себя, что смирился со своими предпочтениями, но когда он слышит что-то подобное… Когда слышит, что его любовь к мужчинам очевидна… жгучий стыд и застарелый страх пробуждаются в его груди с оглушительным рёвом.
Сейчас он выбирает наименее яростный способ всё отрицать.
— Я не могу.
— Ваш метод самосовершенствования…
— …оставил меня физически неспособным к тому, о чём вы говорите, — объясняет Се Лянь с неловкой улыбкой. — Боюсь, вам придётся найти другого партнёра.
К его великому раздражению даже это не умерило пыл мужчины.
— Вот как? Но, вы знаете, Советник… — шепчет он, наклоняясь ближе. — Для того, о чём я говорю, вам вовсе необязательно… быть активным участником. И мы оба всё равно насладимся процессом, как вам такое?
Брови Се Ляня под маской сходятся на переносице. Что этот человек вообще несёт?
Се Лянь достаточно наночевался в подворотнях, так что кое-что о соитии всё же знает, хотя никогда не участвовал в подобном сам. Он слеп, но не глух, и слышал он более чем достаточно. Положа руку на сердце, ничего из этого не звучало как что-то приятное.
В тех редких случаях, когда Се Лянь заставал двоих мужчин, они использовали руки или рты, и Се Лянь представить не мог, чтобы ему понравилось что-то подобное. По правде сказать, Се Лянь пришел к выводу, что он, скорее всего, равнодушен ко всем таким вещам.
Когда он был влюблён, обстоятельства всегда мешали ему испытывать любые… желания… касающиеся объекта его привязанности. А после…
После Се Лянь и близко не сталкивался с соблазном. Может, лишь однажды, когда поцеловал Умина, но тогда… мотивы у него были далеко не самые благородные. У того, о чём он едва не попросил тогда Умина, был особый контекст.
Тогда им двигало не истинное желание, а потребность отдать добровольно то, что Безликий Бай мог позже отнять силой.
— …Я всё равно предпочту отказаться, — Советник, наконец, подаёт голос, в котором поубавилось твёрдости. Вовсе не из-за этого мужчины, нет, Се Лянь просто отвлёкся на собственный воспоминания. С ним часто так бывает.
— Советник Фан Синь, и чего вы…!
На плечо мужчины ложится тяжёлая рука.
— Как насчет новой сделки, — раздаётся низкий голос, и Се Лянь почти пугается этого мрачного тона. — Если вы не отпустите, он может сломать вам руку, но я… я отрублю вам голову. Всё ясно?
Мужчина — самоуверенный придворный по имени Тан Сяодань — теряет дар речи.
— Д-дянься, я…
Се Лянь много лет обучал мальчика, но ни разу не слышал, чтобы он говорил вот так.
— Прочь с моих глаз, пока я не передумал, — рычит принц.
Мужчина отпускает Се Ляня мгновенно и пятится назад, бормоча сбивчивые извинения.
— Явиться раньше времени на собственный пир чистого золота — дурной знак, — тихо говорит Фан Синь, провожая взглядом Тан Сяоданя (по крайней мере, повернув голову в сторону спешащего прочь мужчины). — Тебя ждут не раньше, чем через полчаса.
— …Я знаю, — соглашается принц, отчего-то смущаясь. — Но мне нужно с вами поговорить.
— О чём?
— …Не здесь, — Лан Цяньцю качает головой. — Давайте отойдём куда-нибудь в тихое место? Может, прогуляемся по саду?
Се Лянь не может представить, что понадобилось принцу, но с учётом их последнего разговора вряд ли этот закончится хорошо.
— Мы сможем обсудить все интересующие тебя вопросы завтра, я уже говорил, — тихо отвечает Наставник, склонив голову. От этого движения по золотой маске пробегают блики свечного пламени. — Я не хочу портить…
— Вы не испортите мой день рождения, — убеждает Лан Цяньцю. — Я обещаю! Я просто… это действительно важно.
— Ваше Высочество…
— Пожалуйста? — просит он.
Се Лянь тяжело вздыхает.
— Ладно.
Он протягивает принцу своё запястье, позволяет ему вести себя сквозь толпу, прочь от смеющихся людей на пиру, прочь от музыки и танцев.
Наконец, они оказываются в саду.
С юным принцем что-то творится весь вечер: он взволнован и места себе не находит. Се Лянь решает никак это не комментировать и просто идёт следом.
— Вот так, здесь… Посидите здесь, хорошо, Наставник? — рука на его запястье помогает опуститься на мраморную скамью.
Они были здесь уже много раз. Когда-то Лан Цяньцю был ребёнком, а теперь он выше Се Ляня и шире в плечах. Он неловко и нервно ходит из стороны в сторону, пока Се Лянь устраивается на скамье.
— О чём ты хотел поговорить?
— Я… эм… в общем… — юноша сухо сглатывает, и Се Лянь вскидывает бровь. Почему его сердце бьётся так быстро?
— Думаю, я разгадал ваш секрет, — бормочет Лан Цяньцю, и его Наставник будто бы обращается в статую. —Почему вы ни с кем не сближаетесь… почему постоянно отталкиваете меня, почему вам всегда так грустно… теперь я всё понял.
— Ваше Высочество…
— Это потому, что вы родом из Сяньлэ, да?
Его наставник не двигается, не говорит. Взгляд Лан Цяньцю становится мягким.
— Значит, так и есть.
— Я…
— Для меня ничего не изменилось, — торопится сказать принц, и Се Лянь чувствует, что юноша что-то положил ему на колени. Он тянется к этому чему-то и…
Цветы.
Невидящие глаза под маской наполняются нежностью. Се Лянь кончиками пальцев оглаживает лепестки.
Лан Цяньцю принёс ему цветы.
Се Лянь чувствует укол вины: мальчик не знает, что его Наставник не в силах оценить красоту соцветий и разнообразие их оттенков.
— Мне не важно, кем была ваша семья, — объясняет принц. — Или откуда вы родом. Ничего из этого не имеет для меня значения.
— … — пальцы Се Ляня крепче сжимают стебли. — Ваше Высочество очень добр, но почему ты говоришь об этом сейчас?
Сердце Лан Цяньцю начинает колотиться ещё быстрее.
— …Потому что я… — он прочищает горло… и опять, как и этим утром, пытается заставить свой голос звучать ниже, чем он есть на самом деле. — Сегодня мой день рождения.
— …Так и есть, — медленно соглашается Наставник.
— И я… ну… — принц расправляет плечи и встаёт во весь рост, не осознавая, что его усилия тщетны: человек, которого он пытается впечатлить, не может его увидеть. — Я теперь мужчина.
У Се Ляня против воли вырывается небольшой смешок, и принц весь как будто сдувается.
— Наставник! Это правда! Я теперь совершеннолетний. Не смейтесь!
— Я… — Наставник Фан Синь улыбается, покачав головой. — Ты прав, Дянься. Прошу меня простить. Ты теперь мужчина.
Что-то в его интонации заставляет Лан Цяньцю думать, что Наставник успокаивает его, как маленького, но он зашел слишком далеко, чтобы сейчас давать заднюю.
Он втягивает в себя воздух.
И делает кое-что, исполненное для человека его статуса почти сакрального значения. Кое-что, от чего у Се Ляня холодеют внутренности, ведь он понимает, что за этим стоит.
Лан Цяньцю падает на колени перед своим Наставником.
Он тянется к рукам Се Ляня и берёт его ладони в свои. Он держит крепко, но мягко… и эта нежность заставляет что-то шевельнуться в сердце бога.
Прошло так много времени с тех пор, как кто-то касался его с нежностью, и он не боялся.
Но медленно и постепенно что-то выросло между ними.
Доверие.
— …Для меня Наставник — самый сильный, умный и… прекрасный человек во всём мире, — честно признаётся принц. И, хотя Се Лянь не напуган…
В его живот будто бы опустили тяжёлый камень.
— И я… я становлюсь сильнее с каждым днём. Вы даже думаете, что я смогу вознестись, так?
О боги…
— Так и есть, — осторожно соглашается Се Лянь.
— Когда это случится, я назначу вас своим служащим, — продолжает принц. — Мы поднимемся к Небесам вместе. Вы сможете снова увидеть генерала Наньяна и продолжите меня обучать…
Сердце Се Ляня наполняется тоской и болью.
— …И я смогу защитить вас, — Лан Цяньцю всегда так честен, так искренен во всем, что делает. Вот и сейчас он вкладывает в свой порыв душу. — Я верен своему слову, и ничего не изменилось для меня с тех пор, как я вам поклялся. Я никому больше не позволю причинить вам боль. Никогда.
Очень медленно он подносит их все ещё сцепленные руки к дрожащим от волнения губам и целует костяшки пальцев Се Ляня.
Се Лянь молчит, пытаясь разобраться в клубке самых разных эмоций. Почти ни одна из них не является приятной, но…
Всё, что сейчас происходит, не про него.
В действительности этот момент значит для юноши перед ним куда больше, чем для самого Се Ляня, так что он пытается воспринимать ситуацию серьёзно.
И бережно.
— …Ты хочешь что-то мне сказать, Лан Цяньцю? — мягко шепчет Се Лянь, и принц кивает. Руки юноши дрожат от волнения, но держат Се Ляня так осторожно, так нежно.
— Вы мне… позволите? — шепчет принц. — Позволите защищать вас?
Фан Синь чуть сжимает ладони юноши в ответ.
— Каким бы ужасным я был учителем, если бы позволил ученику защищать себя от мира.
Принц сухо сглатывает и, набравшись решимости, снова припадает поцелуем к рукам Наставника.
— Вы сами сказали, что вам больше нечему меня научить…
— Сказал…
— Так что останьтесь со мной не как учитель, — шепчет Лан Цяньцю. — Останьтесь как Советник, останьтесь как… как мой…
Он замолкает, когда Наставник отнимает руку… только чтобы ласково погладить принца по щеке.
— …Наставник?
— Ты был таким маленьким, — шепчет он. Маленькая птичка, играющая в потолочных балках. Птичка, поющая ничего не значащие маленькие песенки, птичка, следующая за ним куда угодно, хлопая своими ещё не оперившимися крыльями. — Когда ты успел вырасти?
Щеки принца краснеют. Он не уверен, отвергли его, или всё же нет.
Се Лянь гладит большим пальцем щёку юноши, пытаясь подобрать правильные слова… и вдруг напрягается, резко поворачивает голову в сторону и замирает. Принц поднимает на него непонимающий взгляд.
— …Наставник?
— Оставайся здесь.
Наставник встаёт на ноги и аккуратно прячет цветы в рукав под встревоженным взглядом ученика.
— Я не..?
— Оставайся здесь, — повторяет Се Лянь строгим, не терпящим возражений тоном. — Не шевелись, пока я не вернусь.
— Но…!
— Делай как я говорю!
Его уши не такие чувствительные, он не услышал, что встревожило его Наставника.
Наследный Принц Юнъани тогда не услышал крики.
Когда Се Лянь покидал дворец каких-то двадцать минут назад, главный зал сверкал великолепием и был образцом счастливого достатка.
Теперь он превратился в кровавое море.
Когда Советник входит в залу, пол уже скользкий от крови, а её запах забивает ноздри.
Лязг мечей. И крики.
Судя по звукам, мало кто из гостей пира ещё жив, но… Но Се Лянь всё равно пытается.
В его руках возникает клинок — тёмный, как чёрный нефрит, и острый, как бритвенное лезвие. В зале ещё осталось двадцать пять нападавших.
В прошлом Се Лянь встретил такую же группу, не имея особого желания сражаться, сжимая в ладонях лишь бамбуковый шест.
Теперь, с клинком в руках и печалью в сердце (потому что за последние пять лет он познакомился со всеми этими людьми) он убивает всех.
Он делает это быстро, единым рывком от одного врага к другому, его меч так быстр, что простой человек не увидит даже движения.
Он проклинает себя за рассеянность. За то, что не слушал внимательнее. За то, что отвлёкся, пусть и на мгновение.
Как это могло случиться?
Как Се Лянь мог позволить этому случиться?
Он поражает последнего врага, стряхивает кровь с меча и прислушивается, пытаясь найти выживших. Кто-то зовёт его, и у него обрывается сердце.
— С-советник…
Это Король Юнъани.
Бог оказывается рядом с ним мгновенно и быстро проверяет тело на наличие ран. Его сердце замирает опять, стоит почувствовать разорванный живот короля. Может, ему удастся выжить, но он теряет так много крови…
— Что случилось? — шепчет Се Лянь.
Король тяжело дышит, слабыми пальцами вцепившись Се Ляню в запястье. Это будет длинная, мучительная смерть. Се Лянь чувствует. Знает, как страдает король, как невыносимо больно ему дышать, как каждый глоток воздуха ощущается каторгой.
— С…Сяньлэ… — глаза бога резко распахиваются. — Это были мятежники… из Сяньлэ…
— …Не может быть, — качает головой Советник, удерживая короля в своих руках. — Ваше величество, вы сами сказали, это было много веков назад. Поднимать из-за такого восстание было бы…
— Безумием?! — хрипит король, захлёбываясь собственной кровью. — Они назвали себя, когда пришли!
И всё равно, это же не имеет никакого…
— Советник… — Король хватается за одежды Се Ляня, измазав их кровью. — Ты обязан… Мы должны… защитить… Цяньцю…
С этим бог немедленно соглашается. А вот следующие слова Короля заставляют кровь замёрзнуть у Се Ляня в жилах.
— Скажи… скажи страже выгнать всех, — шепчет он. — Н-не только несколько городов. В… всех… до единого. Я…
Ладони Се Ляня начинают дрожать.
— Я хочу… чтоб они все… сгинули.
Какое-то мгновение Советник не реагирует.
— Мой сын… не будет в безопасности… пока они все… не сгинут.
Но это не так, и Се Лянь понимает это слишком хорошо. То, о чем просит его Король… разрушит Лан Цяньцю будущее. Запачкает его кровью. Проклянёт его. Он будет вынужден жить с этой виной, с этой ответственностью.
И даже если это не правда…
Се Лянь не позволит.
Потому что этот приказ — геноцид. А он пообещал себе — не важно, какой ценой — что он больше не причинит боли людям.
Но в этом случае… остаётся один отвратительный, ужасный выбор. Такой же выбор, который когда-то заставил его сделать Безликий Бай.
— …Советник? — зовёт Король, его взгляд уже утратил ясность. — Т..ты слышал меня?
Се Лянь склоняется над ним, его волосы заслоняют их обоих.
Когда-то он хотел убить другого Короля Юнъани. Самовлюблённого, бессмысленного человека, которого разодрали собственные противоречия. Се Лянь думал, что ненавидит Лан Ина.
Может, тогда ненависть была ему необходима. Ему был нужен кто-то, кого можно обвинить в своих бедах.
Но, в конечном итоге, Лан Ин был просто слабаком. Трусом, жившим среди призраков… и утянувшим вслед за собой весь мир. Он был лишь пешкой Безликого Бая, как и сам Се Лянь.
Теперь он не ненавидит Лан Ина. Теперь ему его жаль. И, возможно, в некотором смысле… Се Лянь понимает его.
— Я прослежу, чтобы у принца всё было хорошо, — твёрдо обещает Се Лянь. — И я найду тех, кто учинил сегодня резню, даю вам слово.
Король собирает последние силы чтобы кивнуть, и какое-то мгновение Се Лянь надеется, что ему не придётся пачкать руки в крови ещё больше, но…
— …Мой п…приказ, — хрипит умирающий. — Позови… стражу… пусть они всех… всех…
Се Лянь стискивает зубы.
— Ф…Фан… Синь?...
Се Лянь никому не хочет вредить. Но он не может этого допустить.
Удар быстрый и чистый. Се Лянь зажимает акупунктурные точки по обеим сторонам шеи Короля, так что мужчина ничего не чувствует. Не испытывает муки, когда чёрная сталь пронзает его сердце. Это смерть без боли, смерть без страха.
Милосердие.
Се Лянь уверен в этом, пока не слышит крик. Ужасный крик. Это кричит не он. И не король. Крик раздаётся у дверей в зал.
— ОТЕЦ!
Сначала юный принц не понимает, что именно видит.
Когда он замечает отца и Наставника на полу, он думает, что они оба мертвы. Что каждого, кого он любил в этой жизни, у него забрали. Он думает так, пока Фан Синь не поднимается на ноги.
Пока он не видит клинок, торчащий из груди отца.
Хорошо знакомый клинок.
Сначала он не может заставить себя поверить.
— Ты… — шепчет Лан Цяньцю, щурясь сквозь дым и копоть. Кто-то успел поджечь дворец. — Ты не…
На него уставилась ничего не выражающая золотая маска, забрызганная кровью.
Кровью его отца.
— …Ты бы не стал! — давится принц, и слёзы катятся по его щекам.
Се Лянь когда-то стоял во дворце. Точно таком же, как этот. Стоял над телом короля, пока его дворец горел. Слушал крики ужаса наследного принца.
— …Умин, — шепчет бог, дрожащими руками обхватывая рукоять меча. — Что я наделал?
Но никто не отвечает ему, и мгновение спустя Се Лянь вспоминает, что это не сцена из прошлого. И не ночной кошмар.
Это всё происходит на самом деле.
Умин мёртв. И Се Лянь…
Чувства сжимают ему горло.
— ТЫ БЫ НЕ СТАЛ! — Плачет Лан Цяньцю, пытаясь вырваться из рук стражников. Он смотрит на фигуру своего учителя, который всё ещё стоит над телом отца. Кровь стекает с его одежд, он всё ещё держит меч, вонзённый королю в сердце. — НАСТАВНИК!
Сердце Се Ляня трескается.
Он снова причинил кому-то боль.
— ПОДОЖДИ! — кричит принц, пытаясь пробиться к нему. — ПРОСТО ОБЪЯСНИ, Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ БЫ НЕ СТАЛ—!
Стал.
Кровь брызгает на пол, когда Фан Синь выдёргивает клинок из груди отца. Стал. Это так очевидно.
Принц деревенеет, утратив дар речи.
А перед Се Лянем встаёт новый отвратительный выбор. Защитить память Лан Цяньцю о его отце, защитить его будущее и будущее многих людей… или не разбивать его сердце.
Одно из этого со временем перестанет болеть. Другое останется навсегда.
Он молча возвращает Фансинь в ножны… и растворяется в облаке дыма, всё ещё слыша крики и плач.
Он не хотел в это верить.
Он отчаянно не хотел принимать это за истину.
Но другого объяснения просто не осталось. Осталась кровь и смерть. Так разбилось сердце юноши.
***
Се Лянь знает, куда идти.
Только одного человека не было на пиру этой ночью, Се Лянь знает, ведь как он мог не заметить, что лучший друг принца не соизволил явиться? Этот человек, по совместительству, был единственным при дворе, кому Се Лянь не доверял.
Ань Лэ.
Это всё снова выглядит, как осколок прошлого.
Се Лянь прибывает в богато обставленный дом, украшенный к празднеству. Но в доме нет гостей.
Только один человек, сидящий за столом.
Этот человек читает доклады о бойне на пиру. Он усмехается: вырезали всю знать, в живых остался только наивный, глупый маленький принц, который тоже не продержится долго.
— Почему?
Он резко вскидывает голову и натыкается взглядом на маску, забрызганную кровью. Ань Лэ улыбается с лёгким недовольством.
— Я должен был догадаться, что ты вмешаешься, — бормочет он, откладывая донесения в сторону. — Я никогда тебе не нравился, Советник Фан Синь.
— Отвечай мне, — повторяет Советник. Его лицо скрывают тени.
— …По праву рождения, — человек дергает плечом и вскидывает руки. Губы Советника дёргаются в удивлении, и человек усмехается. — Моя фамилия Се. Се Аньлэ. Мои родители, видишь ли, не особо старались спрятаться.
Человек запрокидывает голову, разглядывая тени от свечей на потолке.
— Люди Юнъани забрали у нас всё. И ради чего? Все кое-что забыли в этой истории, — он с прискорбием цокает языком. — Мой предок… тот, которого все ненавидят… пытался помочь Юнъани.
Фан Синь молча позволяет человеку говорить.
— И посмотрите, чем Юнъань отплатила моей семье? Разве они лучше? Нет. Они куда хуже, чем Сяньлэ. Они заслуживают сгнить. Если бы не они, наследным принцем сейчас был бы я. Разве это честно? — задумчиво вещает он. — Разве честно, что этот маленький идиот станет королём, а я… кем буду я? Его тенью? Вторым сортом? Нет. Нет, я ему не позволю.
Аньлэ качает головой. Он готов встретить свою смерть, ведь зачем ещё Советник явился сюда?..
— Так что давай, — он решительно вскидывает подбородок. — Если ты пришёл убить меня, то пошевеливайся. Я умру без сожалений.
Но меч не пронзает его.
Вместо этого он слышит звук, с которым маска падает на пол.
Когда он вскидывает голову, он впервые видит лицо Советника Фан Синя. Юное, привлекательное лицо. Нет, нет… «Привлекательное» — это не то слово. Его лицо совершенно. Тонкое, изящное, слишком неземное, чтобы называться просто красивым. В его чертах нет ни единого изъяна.
Это лицо прекрасно.
Но больше всего поражают глаза. Они сияют в свете свечей, горят узором, который, Аньлэ знает, не имеет ничего общего с человеческими заклятьями. Это древняя магия.
Он гадает про себя, почему никто до сих пор не заметил, что Императорский Советник Фан Синь слеп?
— Трон Сяньлэ никогда не принадлежал тебе, — наконец отвечает Советник, и его голос звучит тихо и опасно.
— …Что?
— Трон Сяньлэ, — объясняет он. — Мой по праву рождения.
Какое-то мгновение Аньлэ может только смотреть перед собой, а потом детали встают на место, и он понимает, на что смотрит.
Перед ним бог. Слепой бог. И этот узор…
Проклятая канга.
— …Это ты? — шепчет он, широко распахнув глаза.
Никто не слышал о божестве неудач много, много лет. Люди приняли на веру, что он давно исчез.
— Ты был здесь по той же причине, что и я, — Аньлэ втягивает воздух, его лицо озаряется возбуждением. — Чтобы отомстить! Так и есть! Ты можешь помочь мне…
Он замолкает: меч в руках Се Ляня поднят и указывает точно ему в грудь.
— Ты ничего не знаешь.
Теперь он видит глаза бога, и в этих глазах…
Гнев.
Ужасная, всеобъемлющая ярость.
— Ничего из этого не случалось с тобой, — шипит Се Лянь. — Оно случилось со мной.
Это Се Ляня ненавидели, прокляли и изгнали. Это его родителей оставили побираться и умирать в нищете. Его друзья были вынуждены смотреть, как он страдает.
Его Хун-эр умер, чтобы защитить его.
— Ты говоришь так, будто сражался на войне… — бормочет Се Лянь, до побеления костяшек сжав рукоять Фансиня. — Но ты всю жизнь провёл, наслаждаясь миром.
Миром, ради которого Се Лянь пожертвовал всем.
— Я…
— Ты убийца.
Наследный Принц Сяньлэ встаёт в полный рост, нависает над человеком устрашающей тенью.
— Ты сидишь здесь, разглагольствуя о правах, данных тебе от рождения, но ты даже не прямой потомок. Ты лишь очень дальний родственник, объявившийся века спустя.
— Я..!
— У меня никогда не было детей, — объясняет Се Лянь. Зная свои наклонности, он и не планировал становиться родителем. Когда-то эти мысли вызывали в нём печаль. — И никогда не будет. Королевская Династия прервётся на мне.
— Правящий Дом Се…
— Моя семья, — глаза Се Ляня вспыхивают. — Не твоя.
Этот человек не говорит на их языке. Скорее всего не знает их ритуалов, обычаев и песен. Он не застал тех времён, Юнъань — всё, что он знает. Что он оплакивает? Какое право он имеет вести себя так, будто что-то у него украли? Это просто оправдания для убийства.
— Там были дети, — бормочет Се Лянь, и его глаза сияют всё ярче. — Этой ночью умерли дети.
— Я не…
Он замолкает, почувствовав между рёбер укол меча. Гнев во взгляде золотых глаз пылает подобно солнцу.
— Ты этого не получишь, — рычит бог. — Я не позволю тебе губить детей, прикрываясь тем, что случилось со мной!
Аньлэ считает, что имеет на это всё какое-то право. Что это его наследие. Его история.
Но это жизнь Се Ляня, боль Се Ляня, всё Се Ляня.
— Но мы же… — Аньлэ вскидывает на него потерянный взгляд. — Мы же семья!
Нет.
Семьи выбирают. Се Лянь давно этому научился.
Он изгнал из рода отвратительного двоюродного брата. Он принял в самые глубины своего сердца мальчика, не имевшего ничего.
— Если моя семья станет такой, то я лучше останусь последним в роду.
Фансинь гудит в его руках.
Это редкая техника, Се Лянь не думал, что когда-нибудь воспользуется ею, но…
Аньлэ гнусный человек, но, если всплывёт правда о нём, наказание понесут оставшиеся в Юнъани потомки жителей Сяньлэ. А ещё… это сделает больно Лан Цяньцю.
Под конец Аньлэ очень сблизился с мальчиком. Если принц узнает правду о нём, правду о своём отце… Это подорвёт его веру в людей, веру в себя.
Когда они найдут Аньлэ, то обнаружат, что он скончался от болезни. На нём не будет ран от меча, и правда о его грехах потеряется во времени.
Может, он этого не заслуживает, но… это не про него.
Это про попытку защитить кого-то другого. Единственного невиновного среди участников этих печальных событий. И всё же…
Наставнику Фан Синю осталось ещё одно дело.