Сколько Жан себя помнил, он всегда мечтал о любящей семье.
Его мать никогда не хотела его. Насильно выданная замуж, она не испытывала к нему ничего, кроме отвращения, даже если понимала, что он ни в чем не виноват. Но она пыталась. Действительно пыталась быть хоть немного хорошей матерью. Все позитивные воспоминания из детства у Жана связанны именно с ней.
Отца же в его жизни было крайне мало. Каждый раз, когда он появлялся, от него не исходило ничего, кроме неприязни и осуждения. Жан всегда для него был «недостаточно». Недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно правильно воспитан. Этих «недостаточно» были сотни, если не тысячи. Но отец так редко обращал на него внимание, что Жан не придавал этому большого значения. Да, было обидно, но какая разница, если он все равно получит деньги на новых репетиторов, новую экипировку для экси и еще карманных сверху. Жизнь казалась не такой уж и плохой до тех пор, пока у него есть возможность заниматься любимым спортом, деньги на все свои «хочу» и мама, которая в отличие от отца присутствует в его жизни, даже если большую часть времени ей было плевать на него.
А потом Жану исполнилось тринадцать.
Отец влез в серьезные долги. К ним стали часто приходить какие-то люди с кобурами под куртками и кастетами на пальцах. Они кричали, ругались, дрались, били вещи в их доме. Мать постоянно плакала, пряча Жана в дальних комнатах, а отец пил. Чем больше алкоголя в его руках, тем страшнее становилось дома. Забиваться в угол и зажимать уши руками, чтобы не слышать его пьяный ор каждую ночь все больше становилось чем-то привычным. Спать было попросту опасно.
Последнее, что Жан запомнил о своих родителях — как мать, вся в гематомах и с разбитой головой, проклинала свою жизнь, а отец с трясущимися руками пытался найти больше денег для тех страшных людей с оружием. Сначала он продал все ценные вещи, потом какие-то документы, машину, дом... А в конце и самого Жана.
Его просто... Выкинули. Как ненужную вещь. Как будто он не больше, чем обычная статуэтка, импульсивно купленная на барахолке и занимающая лишнее место. Отец ни на секунду не задумался, когда какой-то мужчина в дорогом костюме сказал, что мог бы выплатить его долги в обмен на Жана.
Неужели он не имел никакого значения для людей, которых он называл своими родителями? Неужели они и правда совсем не любили его?
Жан до последнего хотел верить, что этого не было. Что ему это приснилось. Что он просто придумал это. Маленький ребенок внутри него хотел верить, что все это не права, мама с папой нашли другое решение своей проблеме и сейчас заберут его. Но шум людей в аэропорту был более чем реален. Огромные самолеты за панорамными окнами были реальны. Мужчина, похожий на старого, побитого жизнью ворона, был реален.
А за ним никто так и не явился.
Всем было плевать на него. Даже тому мужчине, что забрал его. Он не пытался с ним разговаривать. Не пытался объяснить куда они летят и зачем. Вообще не обращал на него никакого внимания.
Тетсуи Морияма с самого начала был огромным проклятьем Жана. Именно его Жан ненавидел сильнее всего. Именно он разрушил его жизнь.
* * *
Эвермор с первого взгляда показался Жану сущим кошмаром. Огромное темно-серое здание с башнями, как в тех средневековых замках из книжек, слишком выделялось на фоне современных построек рядом. Кто вообще строит стадион в виде замка? Жан не хотел думать об этом, но выглядело это место так, будто там живет кто-то наподобие вампиров, и сейчас его там сожрут. Хотя звучит глупо, ведь это всего лишь стадион. Никто не будет жить на стадионе для экси.
Огромная территория этого замка-стадиона с достаточно большой парковкой, на которой в идеальный ряд были выставлены абсолютно одинаковые, начищенные до блеска машины, была огорожена высоким металлическим забором с вензелями, которые закручивались в очертания воронов. Уже из окна подъезжающей машины было ясно, что ничего хорошего там внутри не происходит. И еще больше подтвердил это тот факт, что все закрыто на какие-то новороченные замки, открывающиеся специальной картой и кодом. Абсолютно все. Подъездные ворота, калитка, вход на сам стадион, две двери, ведущие с улицы в какой-то подвал. Каждая дверь, про какую бы он ни спросил, была закрыта кодом. Это Жану не нравилось еще больше. Не похоже, чтобы кто-то действительно собирался выдавать ему нужные карту и код, и это вызывало уйму вопросов. Доступ к дверям есть только у капитана? Как тогда остальная команда попадает внутрь? Или им каждый раз открывает тренер? Или это к Жану пока что мало доверия, чтобы дать ему свободный доступ на корт?
А потом его провели в ту самую «подвальную» дверь....
Конечно у Воронов не было ни специальной карты, ни нужного кода. Они им попросту не были нужны. Общежитие? Вот тебе целый отель под кортом с отдельной столовой для спортсменов, комнатой отдыха с бильярдными и шахматными столами, большими телевизорами и стереосистемой, спортивным залом с огромным выбором тренажеров, несколькими общими душевыми и прачечными. Учеба? Если ты Ворон, то о ней можно забыть. Почти весь день, и так сокращенный почти в двое из-за шестнадцатичасовой системы, занят тренировками, потому что Вороны обязаны быть лучшими, и учеба вообще никакого значения не имеет. Тренируйся, играй, делай все, чтобы на поле быть лучше остальных, иначе ты бесполезный кусок мусора, который необходимо выкинуть.
Слушая все это, Жан очень хотел верить, что это переводчик над ним издевается и сильно искажает слова тренера, а не Тетсуи действительно сейчас сказал, что теперь его дом — подвал под огромным замком-стадионом, вся его жизнь целиком и полностью состоит из экси и вообще правильное обращение к тренеру здесь «хозяин». Это даже звучит как полнейший бред. Страшный сон. Да, именно. Жан просто спит, это не больше, чем простой кошмар. Сейчас он проснется в машине и все будет нормально. Никакого замка, никакого экси, никаких хозяев.
Но вместо пробуждения получился Кевин. Нервный паренек на год младше, постоянно заламывающий пальцы в смешных пластырях с уточками, странно дергающий плечами и очень тихим голосом, оказался единственным во всем Гнезде, кто знает французский достаточно хорошо, чтобы понимать марсельский диалект Жана и кое как говорить с ним. Кевину поручили научить его английскому до начала постоянных тренировок, и, честно говоря, ни он, ни Жан не представляли как это сделать. Выучить другой язык за неделю было нереально.
— Ну, выбора нам все равно никто не дает, — Кевин пожал плечами и свернул в очередное ответвление темного коридора, вновь выкручивая указательный палец под каким-то очень неправильным углом. Как он вообще еще ничего не сломал себе? — так что придется тебе научиться либо еще одному языку за несколько дней, либо актерскому мастерству, потому что если ты не сможешь перед Хозяином хотя бы правдоподобно сделать вид, что понимаешь о чем тебе говорят... Скажем так, нам придется очень быстро распрощаться.
Судя по тому, как задрожал его голос в конце и как еще более нервно он стал выкручивать пальцы, шуткой это явно не было. Какого черта здесь вообще происходит? Почему все здесь такие странные? Все это очень похоже на одну большую и абсолютно несмешную шутку.
— Хозяином? Подожди, так это не шутка, и вы все здесь действительно называете Тетсуи "Хозяин"? — Жан остановился посреди коридора. Задавая этот вопрос, он искренне надеялся, что Кевин сейчас прыснет от смеха и скажет что-то вроде "конечно мы все над тобой прикалываемся, это наша традиция — доводить новеньких до седых волос в первые пять минут знакомства". Не могут же здесь на полном серьезе так обращаться к тренеру. Это бред.
Но Кевин, обернувшись, лишь недовольно посмотрел на него, опять выкручивая свои многострадальные пальцы. Один из пластырей слетел с его руки и упал на пол, и Жан предпочел смотреть на него, а не на вымученно-недовольное лицо впереди. Пластырь с уточками в цилиндрических шляпах. Боги, где он вообще такие достал? Неужто Тетсуи в самом деле разрешает подобный цирк, но запрещает называть себя как-либо кроме "хозяина"?
— Ты в Гнезде. Здесь не существует такого понятия, как "шутка". Абсолютно все, что тебе говорят Хозяин или капитан, который, если ты не в курсе, является его племянником, нужно воспринимать серьезно и выполнять. — Кевин поднял с пола пластырь и смял его. — Даже если тебе кажется, что это бред. И шевелись быстрее, мы почти дошли до коридора Воронов.
Капитан команды, который племянник тренера. Зная этого самого тренера, это явно должен быть какой-нибудь высокий, накачанный парень, посвящающий все свое время спорту и имеющий недосягаемый для простых смертных рейтинг. Кто-то, кто внушает такой же ужас, как и его дядя. Жан ожидал увидеть копию Тетсуи, только помладше и поспортивнее, но никак не... Десятилетнего угрюмого ребенка с какой-то детской книжкой в руках, который так же тихо свистел что-то Кевину. Свистел, потому что у него не было переднего зуба, и каждая попытка поговорить превращалась в набор звуков и забавного свиста. Судя по виду ребенка, его это жутко раздражало, отчего он сильнее хмурился и сжимал в руках книгу. Жану хотелось смеяться от того, как смешно звучала его речь. Видимо, это отразилось на его лице, ибо ребенок зло посмотрел на него и замолчал вовсе.
— Это Рико, племянник Хозяина. Думаю, мне стоило уточнить, что он капитан команды в Малой лиге. Ты же знаешь что это, да? — наконец Кевин снова повернулся к нему, после недолгого диалога с ребенком.
Сказать, что Жан был шокирован тем, насколько Рико отличался от его ожиданий — не сказать ничего. Получается, он теперь должен слушаться какого-то десятилетку и выполнять все его прихоти?
— Я играл в Малой лиге Франции. — кивнул Жан, все еще с подозрением смотря на ребенка перед ним. — И... Ты действительно хочешь сказать мне, что тот самый капитан, которому, по твоим словам, я должен подчиняться это... Вот это?
— Не прям починяться, не утрируй, но да. Ребята из студенческой лиги пока не имеют к нам никакого отношения.
— Кевин, он выглядит так, будто сейчас расплачется только от того, что мы говорим перед ним на другом языке. Я вообще сомневаюсь, что он вообще умеет держать клюшку в руке, не говоря уже о полноценной игре.
Абсолютно невпечатленный взгляд, которым Кевин смотрел на него, говорил, что Жан не первый, кто говорит что-то подобное. Рико в самом деле не выглядел как капитан, и, скорее всего, никто в Эверморе не признавал его хоть сколько-то стоящим игроком. Наверное, постоянно защищать этого ребенка было ужасно утомительно.
— Поверь, он достаточно хорошо играет, чтобы обойти тебя на поле.
— А если нет?
— Тогда ты получишь клюшкой в лоб. Все просто. — Кевин хмыкнул, скрещивая руки на груди. Он еще что-то сказал Рико, который недовольно вздохнул и топая зашел в комнату у себя за спиной, а потом развернулся и пошел дальше по коридору. — Пошли, покажу твою комнату.
То есть здесь нужно не просто хорошо играть, а еще и умудряться сделать так, чтобы Рико все равно был лучше, даже если это не так? Возмутительно. Жан уже заранее ненавидел этого ребенка. И как Кевин вообще его терпит? Возможно, у него просто нет выбора. Возможно Тетсуи настолько повернут на идеальности, что он делает все, чтобы его племянник соответствовал каждому пункту, и не важно, что эти соответствия по факту ненастоящие. Возможно, Жану действительно придется научиться актерскому мастерству, чтобы влиться в этот спектакль.
Возможно, Жан все же предпочтет умереть, чем жить по здешним правилам.
Идти до его комнаты им было недолго, буквально пара метров от двери Рико. Кевин быстро остановился, но Жан настолько погрузился в свои мысли, что не заметил этого и врезался в него. Что ж, удариться носом о чужой лоб оказалось очень больно.
— Наверное, мне все таки следовало открыть дверь. — прошипел Кевин, потирая ушибленное место.
— Чтобы я врезался в нее, а не в тебя? — пытаясь снова начать дышать, пробубнел Жан.
— Именно.
— Я смотрю, ты очень добрый.
— Конечно, я сама доброта. — встряхнув голов, Кевин выровнялся и все таки открыл дверь комнаты, жестом приглашая войти. — Прошу.
Бросив недовольный взгляд на Кевина, Жан вошел внутрь. Комната не представляла собой ничего примечательного. Те же черные стены, паркетный пол с бордовым ковром и мебель из темного дуба. Слева от входа была открытая дверь в темную маленькую ванную, на небольшом расстоянии от нее стояли две односпальные кровати, разделяемые двумя прикроватными тумбочками. Напротив входа стояло два шкафа для одежды, в углу два красных кресла с небольшим кофейным столиком и книжными полками. Два письменных стола у правой стены. Под потолком висела небольшая стеклянная люстра с теплым светом. И никаких окон или светлых тонов в интерьере.
Жан точно сойдет с ума здесь.
— Мы все живем в парах. — Кевин заговорил своим учительским тоном, облокотившись плечом на дверной косяк. Жан начинал ненавидеть этот тон, потому что ничего хорошего им сказано не было. — На следующей неделе тебе дадут партнера, ты будешь жить с ним и везде ходить вместе. Так что наслаждайся своими последними днями одиночества. Больше у тебя их не будет.
— Везде в смысле...
— Вообще везде. Хоть на корт, хоть в душ, хоть в туалет. Всегда.
— Маразм какой-то.
Жан сел на ближайшую кровать, опустив свою сумку у ее изножья. Куда он, черт возьми, попал?
— Ага, а еще вы считаетесь за одного человека. Все твои успехи — его успехи, все его ошибки — твои ошибки. И разгребать вам все проблемы вместе.
Кажется, мозг все больше переставал воспринимать поступающую информацию. Хотелось верить, что все это действительно просто сон. Обычный кошмар. Вот сейчас Жан закроет глаза и проснется где-то не здесь. Желательно дома в параллельной вселенной, где все хорошо и его никто не продал. Может и это ему тоже приснилось? Все это просто затянувшийся сон. На самом деле у отца нет никаких проблем, мать все еще пытается любить его, а он живет обычную жизнь. А все это не больше, чем издевательство его мозга над ним.
— Если ты все еще не веришь в происходящее и хочешь спросить, как я в этом живу, то поверь, это все более чем реально, а у меня нет другого выбора. И ты теперь со мной в одной лодке.
Голос Кевина действительно был реальным. Как и комната перед ним, когда Жан снова открыл глаза. Все это не сон. К огромному сожалений.
— Я уже хочу умереть. — Жан закрыл лицо руками, упираясь локтями в колени.
— Добро пожаловать в Эвермор, брат по несчастью. — хмыкнул Кевин. Судя по звукам, он ушел, закрыв за собой дверь.
Оставшись в одиночестве, Жану хотелось одновременно злиться и плакать. Забиться куда-нибудь в угол и биться в истерике. Разгромить всю это треклятую комнату и кричать как сильно он все это ненавидит. А потом все же проснуться и понять, что это действительно был сон. хотя кто знает, может быть другая реальность, в которой он не попал в Эвермор, намного хуже. Или может быть, здесь все не так плохо, как кажется. Он ведь только приехал и ознакомился с самыми основными правилами, так может потом все окажется чуть лучше? Может быть, здесь даже не так тошно жить, как ему кажется. По крайней мере, у него есть Кевин. Он не кажется очень плохим. Возможно, они даже станут друзьями. Возможно. Жану хотелось в это верить.
***
Жан ошибался. Сильно ошибался. Если в самом начале он думал, что Кевин не такой уж плохой, то спустя почти неделю он мог с уверенностью заявить, что Кевин — самый противный человек из всех, кого он когда либо знал. Даже Рико с его постоянными истериками было легче терпеть. Каждая попытка Кевина научить Жана английскому заканчивалась руганью, порой настолько невыносимой, что им в голову летели разные предметы от подушек до тяжелых книг и настольных часов. Один раз Рико даже кинул в них светильник, чтобы они заткнулись. Было удивительно, что к ним до сих пор не заявился сам Тетсуи и не побил их своей тростью за лишний шум. К сожалению, Жан на практике убедился, что тренер так может. Смотря на свои синяки на всю спину, он даже понял почему Кевин и Рико разговаривают так тихо.
— Tu peux me répéter un mot?(Ты можешь повторить за мной хоть слово?)— в очередной раз возмущался Кевин, сидя на кровати со словарем английского в руках.
— Tu peux arrêter de parler comme si tu avais une bite dans la bouche?(А ты можешь перестать говорить так, будто у тебя член во рту?)— еще больше злился Жан. Он ни слова не понимал из того, что ему говорили на английском, и сам из-за этого раздражался. — Peut-être que je vais dire quelque chose normalement.(Может быть тогда я и скажу что-нибудь нормально.)
— Да когда ж вы уже заткнетесь. — сотый раз за последние несколько часов вздыхал Рико, зажимая уши руками.
И так целыми днями. На самом деле, за неделю Жан смог выучить больше ожидаемого. Теперь он мог понимать что ему говорят и сказать несколько базовых фраз. Это немного облегчило его жизнь. Рико меньше истерил из-за того, что его не понимают. Можно даже сказать, что именно благодаря его истерикам Жан быстрее научился понимать английскую речь. Все таки, когда тебе в одно ухо чуть ли не по слогам орут слова, чтобы ты понял что от тебя хотят, а потом переводят в другое, запоминается действительно проще. Хотя глухота приходит быстрее. Тетсуи так же перестал постоянно замахиваться на Жана, когда узнал, что тот очень быстро научился понимать что ему говорят и делать то, что от него требуется. Это радовало, потому что получать ежедневно с десяток новых синяков и ссадин не очень то приятно.
Из-за постоянных травм Жану так же пришлось оценить те самые пластыри с уточками и перестать осуждать Кевина за них. Может они и выглядели смешно, но имели согревающий эффект и облегчали боль. Хотя после позорного дня с пластырем, на котором у уток были клоунские парики и раскраска, прямо на носу и не такое престанешь осуждать.
— Encore une fois.(Давай еще раз.)— Кевин вздохнул, переводя взгляд с книги на Жана. — Sois gentil, essaie de te souvenir(Будь добр, постарайся запомнить)... Подожди. Рико, куда ты собрался?
Несмотря на то, что Кевин всю неделю занимался с Жаном, он все еще оставался партнером Рико, за которым необходимо следить и никуда одного не отпускать. Если этот ребенок что-то натворит, разгребать будет не только он. В правилах Эвермора это было самым раздражающим, но Жан пока не жаловался. У него то нет партнера, а сам он за себя получает достаточно.
Рико, не обращая на них никакого внимания, встал со своего кресла в дальнем углу комнаты и подошел к двери. Только после этого Жан заметил, что она уже какое-то время была приоткрыта. За ними кто-то следил? Это Тетсуи опять пришел проверить откуда шум и теперь решал стоит ли ему вмешиваться? Вариантов было много, и ни один из них не был хорошим. Кевин рядом заметно напрягся, уже явно готовясь извиняться, падать на колени и принимать побои. Это Жан понимал в нем меньше всего. Тетсуи был его опекуном, но относился так, будто он уличная псина. Хотя положение Кевина было всяко лучше. Он не был собственностью в отличие от Жана.
А потом из дверного проема высунулась голова еще одного ребенка. В свете здешних ламп его волосы казались ярко рыжими, хотя на дневном свете они наверняка темнее. Голубые глаза быстро обвели комнату в поиске опасности. Видимо, не обнаружив таковой, они прошлись по Кевину и остановились на Жане. Что-то в этих глазах изменилось, а потом на веснушчатом лице появилась неловкая улыбка. И только после этого за головой в комнату вошло тело. Это оказался очень низкий и тощий ребенок, весь в синяках и с перебинтованной рукой на вид лет... Восьми? Кто вообще пустил сюда восьмилетнего ребенка?
— Que fait un enfant de huit ans ici? On est à la maternelle?(Что здесь делает восьмилетка? Мы что детский сад?)— повернувшись к Кевину, спросил Жан. Видимо, он оказался первым, кто отошел от шока при виде еще одного ребенка.
— Вообще-то мне десять. — буркнул ребенок. Этот не выговаривал шипящие, хотя все зубы вроде были на месте. Интересно, в мед крыле предусмотрен логопед? Иначе Жан свихнется разбирать что ему говорят эти дети. — Меня зовут Абрам. Я буду тренироваться с вами в Малой лиге.
— Опаздываешь. Здесь так нельзя. — Рико недовольно смотрел на Абрама сверху вниз. Хоть на кого-то он теперь смотрит сверху, не вставая на кровать или кресло. Жан уже хотел хихикнуть себе под нос от этой мысли и шепнуть ее Кевину, как Рико повернулся к нему. — Жан, это твой напарник. Теперь вы будете тренироваться и жить вместе.
Смеяться резко перехотелось. Почему именно ему так повезло получить в напарники ребенка, который выглядит как синоним слова "солнце" и так странно блестит глазами, когда смотрит на него? Почему он вообще должен возиться с ребенком?
— Eh bien, si nous sommes une garderie, alors, en tant que plus âgé d'entre nous, vous êtes un éducateur. Félicitations.(Ну, если мы детский сад, то как самый старый из нас ты воспитатель. Мои поздравления.)— пытаясь не смеяться в голос, проговорил Кевин, смотря на обреченное лицо Жана. Ему потребовалось немного времени, чтобы перестать гоготать и нормально вздохнуть. — Добро пожаловать в Эвермор, брат по несчастью. Так ты понимаешь французский?
— Совсем немного. — кивнул Абрам, в растерянности переводя взгляд с Кевина на Жана и назад.
Что ж, он мог понимать французский, это уже плюс. Вероятность проблем в понимании друг друга немного уменьшилась. А еще он мило смущался. Не хотелось признавать, но Жан отметил себе это как еще один маленький плюсик. Так, на всякий случай.
— Это хорошо, потому что Жан абсолютно не говорит по английски.
Рико недовольно фыркнул и закатил глаза. Он то знал, что Кевин ошибается, но наблюдать за тем, как тот из кожи вон лезет, чтобы заставить Жана сказать хоть слово, было слишком забавно. Правда, только первые пять минут, а потом от его криков начинала болеть голова. Абрам же не переставая смотрел на Жана так, будто увидел ангела во плоти. Это начинало пугать.
— Я могу. Но не с тобой. — с сильным акцентом проговорил Жан, заранее расчищая от книг себе путь к быстрому побегу с кровати. В целом, на этом его возможности говорить на другом языке заканчивались, но ошарашенное лицо Кевина того стоило.
— Ты... Подожди... Ты...
Кажется, Жан случайно сломал человека. Кевина, конечно, не жалко, но тот набор звуков, который он издавал вместо слов, смотря на него огромными, как блюдца, глазами, начинал пугать. Вдруг он от сильного шока навсегда немым останется.
— Я тебе больше скажу, наш француз смог со мной целый диалог построить на английском. — подлил масла в огонь Рико, за локоть оттаскивая Абрама от прохода.
— Ах ты сволочь! — обижено воскликнул Кевин. — Я тут значит надрываюсь, чтобы ты мне хоть звук издал, а ты!
Никогда в своей жизни Жан так быстро не подрывался с кровати. Как бы он ни любил издеваться над Кевином, но получать от него кулак под ребра было неприятно. Он ведь никогда не умел рассчитывать силу и даже в шутку бил до болезненных синяков, которые сходят по несколько дней. Из-за этого пришлось научиться очень быстро и тихо бегать по коридорам Эвермора, одновременно запоминая маршрут, чтобы не потеряться.
По закону подлости в самый нужный момент, когда Кевин уже потянулся к первой попавшейся книге, чтобы ей стукнуть Жана, его ноги запутались в одеяле, и он упал на пол. Пришлось не убегать от него в коридор, а уползать под крики злого и обиженного Кевина и смех Рико и Абрама. Чего уж не сделаешь ради спасения собственной жизни.
***
Абрам оказался неугомонным. Порой у Жана складывалось впечатление, что он не человек, а киборг с неубиваемым моторчиком в заднице. Другого объяснения его огромному количеству энергии и отсутствию усталости он не находил.
— Что, нянька номер два, выдохся? — хихикнул Кевин, вставая рядом с Жаном, опирающимся на свою клюшку.
"Нянька номер два" — месть Жану за то, что в первый день своего пребывания в Эверморе он назвал Кевина нянькой Рико. Хотелось ударить его по лицу за такое прозвище, но для этого пришлось бы двигаться. Жан слишком устал для лишних движений, а впереди еще половина тренировки.
— Во Франция нас так не мучили. — вздохнул он, наблюдая за тем, как Абрам бегает вокруг конусов, расставленных для следующего упражнения. — Откуда putain de merdeчерт возьми у него столько сил?
— Просто из него не пытались сделать отбивную час назад.
Жан недовольно посмотрел на Кевина. В чем-то он был прав. Если бы он не решил повыделываться и не нарвался так часто на удары клюшкой и мячом по всему телу, то может сейчас не изнемогал бы. Он все еще не мог свыкнуться с тем, что он собственность без каких-либо прав и ему нужно быть послушным. У него все еще был характер отца и периодически отсутствовал здравый смысл. Жан до последнего не хотел что-то в себе менять в угоду Тетсуи и Рико, предпочитая получить несколько новых синяков, чем полностью подчиниться им.
— Жан, Жан, Жан. — подбежал к нему Абрам, пружиня на месте. Из-за его шепелявости получалось скорее "Ван", чем "Жан", и это раздражало. Сегодня все в этом ребенке было раздражающим. — Пойдем, пойдем, нам нужно играть!
Он улыбался так ярко, что становилось больно. Абрам действительно радовался почти всему и постоянно бегал хвостиком за Жаном. Он был в таком восторге, когда узнал, что ему нужно всегда и везде быть с ним, что даже немного напугал Жана. Почему он вообще так рад ему? Это было странно. И сейчас смотря на этого ребенка, Жан задавался вопросом почему он такой странный. Всегда улыбается, всегда скачет, как лягушка, всегда что-то ему рассказывает. Абрама действительно можно было сравнить с солнцем. Очень ярким и теплым. Его личным солнцем.
— Ты можешь хотя бы минуту стоять спокойно? — спросил Жан и, получив отрицательный кивок, обреченно вздохнул. — Идем.
Улыбнувшись своей самой широкой и довольной улыбкой, Абрам убежал обратно к конусам, ожидая когда они смогут начать упражнение.
— Он меня в могила сведет. — простонал Жан, разгибаясь и разминая спину.
— В могилу. — поправил его Кевин. — Но да. А Эвермор станет пристанищем для твоей неупокоенной души.
— О, тогда я буду следовать за тобой по коридорам, приходить во снах и доводить до седых волос.
— Как мило с твоей стороны.
— Все для тебя. — ухмыльнулся Жан, положа руку себе на грудь. Получив в ответ лишь закатывание глаз, он направился к Абраму.
Говоря, что этот ребенок сведет его в могилу, Жан действительно не преувеличил. Тренировка закончилась больше пяти минут назад, а он все еще лежит посреди корта, не в силах встать на ноги. Все тело ныло. Все его тело ощущалось как один большой пульсирующий синяк. Жан закрыл глаза, в надежде заснуть и больше не проснуться.
— Что ты делаешь? Поле не место для сна.
Ну конечно. Никаких тебе тишины и покоя. Абрам снова стоял над ним, ожидая когда Жан поднимется и пойдет с ним. Он был милым ребенком, но иногда желание придушить его было слишком велико.
— Нам пора на обед. — снова раздался шепелявый голос сверху.
— Иди без меня.
— Но ты сам сказал, что нельзя.
Жан уже говорил как сильно он ненавидит это правило? Он скажет еще раз.
Простонав, он закрыл лицо руками и потер его, зависая в таком положении на несколько секунд. Сил это не прибавило и боль не уменьшило. Жаль. Тяжело вздохнув, Жан все же оторвал руки от лица и сел. Судя по смешку Абрама, его кучерявые волосы снова превратились в гнездо.
— Ты похож на сонную птичку. — продолжал тихо хихикать Абрам.
— Я и есть сонная злая птичка. — буркнул Жан, окончательно поднимаясь на ноги. — Пошли.
Снова широко улыбнувшись, Абрам поскакал вперед. В самом деле, откуда у него столько энергии? Почему он не может ей поделиться? Жан бы не отказался сейчас от горстки лишних сил, чтобы хотя бы дойти до комнаты, при этом не уснув в столовой или душе.
***
Постепенно все это стало превращаться в рутину. Постоянные тренировки, споры с Кевином, болтливый и неусидчивый Абрам, вечно следующий за ним по пятам, когда его привозили в Эвермор, постоянно чем-то недовольный Тетсуи, который все еще пытался заставить его подчиняться, Рико, нашедший новую причину для истерики. Все это было обыденностью. И возможно, Жан мог сказать, что это была приятная обыденность. Гнездо оказалось не таким уж и плохим местом. Особенно если игнорировать студентов, вечно лезущих не в свое дело и пытающихся вовлечь их в не очень законные вещи. Но в отличие от Кевина и Рико, Жан все время проводил в своей комнате, поэтому под их влияние особо не попадал. Ему больше нравилось проводить время с Абрамом. Он каждый раз приезжал с новыми историями о внешнем мире и иногда протаскивал всякие сладости, которые ему покупала любовница его отца. Жан иногда завидовал ему. Его не заперли в холодных подвалах под стадионом, не продали в рабство. Хотя по небольшим историям о его отце, трудно было сказать кому из них повезло больше. Возможно, не повезло никому из них. Просто у каждого свой собственный ад.
А потом Абрам исчез.
Он не пришел ни на отборочные испытания. Ни на следующий день. Ни через неделю. Ни через две. Ни через месяц.
Абрам пропал и, возможно, больше никогда не вернется.
"Подался в бега вместе с матерью." — сказал как-то Рико.
"Можешь считать, что он мертв." — добавил Кевин.
И вот Жан снова не хотел верить в происходящее. Он знал его всего месяц, но почему-то успел привязаться. Он привык к нему настолько, что теперь казалось странным снова быть одному. Одному ходить по Эвермору, не ждать никого в своей комнате, не оставлять свет на ночь, не рассказывать никому про свои странные сны, про то, какого жить в Марселе, не слушать постоянную болтовню рядом. И больше никаких случайных объятий или прикосновений, через которые можно столько всего передать.
Больше никаких хороших моментов и воспоминаний.
На Абраме все хорошее и закончилось.
Они стали вырастать. Кевин становился все более замкнутым. У них больше не было никаких общих шуток, глупых ссор и издевок друг над другом. Он все больше уходил в компании старшекурсников, когда ему позволяли. Рико с возрастом становился все более отбимым и неуправляемым. Больше нельзя было попросить его заткнуться или дать подзатыльник за какую-то глупую ошибку. Теперь Рико был тем, кто бьет и оскорбляет. Он стал поехавшим садистом, который действительно сломал Жана. Сделал его тихим и послушным псом, у которого нет права даже дышать без разрешения хозяина.
Жан медленно умирал, а Эвермор становился его могилой.
Когда Абрам все таки оказался жив...
Когда Натаниэль снова стоял перед ним у входа в Эвермор...
Жану действительно казалось, что он умер и стоит перед входом в Преисподнюю.
— Посмотри на небо. До отъезда ты его больше не увидишь.
Он не знал, почему говорит именно это. Но небо действительно было красивым в этот момент. А ему очень не хотелось спускаться внутрь.
— Насмотрелся уже.
Все таки, Жан действительно завидовал ему. Когда-то он тоже был таким. С характером, абсолютно целым, пусть и в трещинах. Хотелось бы ему сохранить себя. Не стать той безвольной тряпкой, в которую его превратили здесь. Но, увы, из них двоих суждено выбраться лишь одному, и этим одним будет Абрам. Его потухшее солнце.
— Тогда добро пожаловать в Эвермор, брат по несчастью.