Гарри все чаще стал приходить к Драко ночью, и как-то незаметно для них обоих это превратилось в привычку. Драко знал, что ему нужно было выгонять Гарри из своей постели, как только они заканчивали трахаться, но он просто… не мог.

Драко не привык делить с кем-то кровать. Когда-то давно, когда он был молод, глуп и, скорее всего, слишком пьян, он несколько раз оставался у мужчин на ночь, не в силах выбраться из их постелей и спотыкаясь добраться до дома. Но таких оправданий у него больше не было. Да если честно, у него вообще не осталось ни одного чертового оправдания, чтобы он смог объяснить, почему человек, которого он так сильно любил, спал на его подушке, специально вытянув через весь матрас руку так, чтобы Драко уместился на ней.

А Гарри чувствовал себя слишком комфортно, будто Драко и без того не хватало страданий. Он стал вести себя дружелюбнее, чем когда-либо, и это уже давно вышло за рамки подшучиваний и добродушных споров, которыми они обменивались за ужином или в общей гостиной. Гарри продолжал к нему прикасаться. Иногда, когда они вместе выходили из библиотеки, он мог невзначай задержать руку на локте Драко, или прижаться своим бедром к его бедру под столом в Большом зале. Как-то раз Драко чуть не пролил чай, когда во время завтрака Гарри обернул его лодыжку своей, и опрокинул чернильницу, когда Гарри вытянул ноги и положил их на подлокотник его кресла, пока они проверяли эссе у камина.

Гарри появлялся у двери Драко, конечно, не каждую ночь, но почти ежедневно. Как только садилось солнце и в замке наступала тишина, нарушаемая лишь зимним ветром, свистящим в снегу снаружи, Гарри подходил к его двери и стучал. И каждый раз Драко замирал в ожидании. Он делал глубокий вдох и представлял, как скажет ему: “Нет, спасибо, Поттер. С меня хватит”.

Но затем он открывал дверь и обнаруживал за ней Гарри, который выглядел просто сногсшибательно в своей поношенной футболке и дурацких серых штанах, которые, черт возьми, совсем не оставляли пространства воображению. А затем Гарри смотрел на него из-под опущенных ресниц, и челка спадала ему на лоб, обрамляя шрам, который Драко совершенно точно не касался пальцами, пока тот спал. И каждый раз Драко отступал и впускал его, потому что давно уже потерялся в этом мужчине.

Он был так чертовски потерян.

Это уже достигло каких-то невероятных масштабов, и Драко нужно было найти способ остановить это. К сожалению, вселенная, похоже, была с ним согласна, потому что однажды утром в четверг Гарри получил письмо, жуя яичницу и запивая ее чаем. Его доставила огромная величественная сова с таким широким размахом крыльев, что она привлекла внимание всех, кто все еще оставался в Большом зале. Она взмыла над студентами и грациозно приземлилась перед хмурым Поттером. Птица протянула лапку и показала тщательно свернутый свиток пергамента — очень тонкого пергамента, запечатанного воском.

Гарри бросил взгляд на восковую печать, и его брови поползли вверх. Драко решительно сосредоточился на своем чае и почти законченном наброске измученного четверокурсника со светлыми волосами, имени которого он не мог вспомнить, лишь краем глаза подглядывая за Гарри. Тот прочитал письмо, и выражение его лица застряло между замешательством и удивлением. А затем, к полному непониманию Драко, он начал украдкой бросать взгляды в его сторону.

— Что, Поттер?

Гарри поджал губы и пожал плечами. Эти два жеста настолько не подходили друг к другу, что Драко был вынужден поставить чашку обратно на блюдце и повернуться к нему.

— Что-то не так? — Драко сохранил незаинтересованный тон, хотя от беспокойства у него скрутило внутренности.

— Что? — вздрогнул Гарри. — О, нет. Все в порядке.

— Тогда почему у тебя такой вид, будто тебе сообщили, что твоя подписка на календарь Мужской Квиддичной лиги была отменена?

Гарри фыркнул.

— Нет, слава Мерлину, это не оно. Просто письмо от… старого друга.

В том, как Гарри произнес слово “друг” было что-то такое, отчего у Драко заболел живот. Он не был идиотом и знал, что этот друг Гарри был ему таким же другом, как и сам Драко.

— И что? Твой друг сжег дотла сиротский приют? Или пнул крупа?

Гарри закатил глаза, но затем он засмущался и отвел взгляд, словно не в силах взглянуть на Драко.

— Нет, — ответил он. — Он пригласил меня на ужин.

Сердце Драко ухнуло вниз, подтвердились его худшие опасения. Он был рад, что успел отставить чашку и карандаш, потому что если бы он этого не сделал, то точно сломал бы их. Он натянул на лицо фальшивую улыбку, понадеявшись, что она не выглядела такой же потрепанной, как он ее ощущал.

— Ты же любишь ужинать. Звучит как заманчивое предложение, — сказал Драко.

Гарри закусил губу и уставился на пергамент.

— Я и правда люблю ужинать.

— Так в чем же тогда проблема? — Драко попытался изобразить беспечность, но, похоже, совсем промахнулся.

Гарри ответил не сразу. Он молчал, покусывая губу, и Драко подумал, что еще чуть-чуть и он закричит. Ему хотелось чем-нибудь швырнуть, схватить Гарри за плечи и сильно встряхнуть, может, даже упасть на колени и начать его умолять. Но вместо этого он сказал:

— Думаю, тебе стоит сходить.

На самом деле это была отличная возможность сбежать от Гарри. Драко не мог представить себе лучшего варианта расторгнуть их маленькое соглашение, не потеряв при этом своего достоинства. Если все получится, он сможет продолжать встречаться с Гарри глазами, пока они будут есть, кивать ему в коридорах и, возможно, даже поддерживать некое подобие их почти дружбы.

— Правда? Ты так думаешь? — лицо Гарри посмурнело, уголок рта скривился, а на лбу проступили морщинки. Кажется, ему что-то не понравилось. Он выглядел удивленным?

— Конечно, — заверил его Драко. — Я целую вечность не слышал, чтобы ты жаловался на очередное ужасное свидание, так что даже почти соскучился по твоему жалкому нытью.

Странное выражение лица Гарри слегка прояснилось, но затем он стал абсолютно невозмутим, хотя в его глазах показался шутливый проблеск.

— Ты уверен?

— Уверен ли я? — недоверчиво спросил Драко. — А какая мне разница? Это же не меня пригласили на ужин.

— Верно. Да, — кивнул Гарри. — Тогда, я, наверное, соглашусь.

И он вернулся к завтраку, а Драко поздравил себя с тем, что его не вырвало прямо на колени. Ему потребовались все жалкие остатки гордости, чтобы остаться сидеть рядом с Гарри, допивая чай и доедая круассан, не чувствуя их вкуса, ведь во рту было ощущение, будто он поел грязи.

Гарри завязал оживленную беседу с мадам Помфри, но Драко не мог расслышать ни слова из-за шума в ушах. Он продержался целых пятнадцать минут, прежде чем извинился и ушел, сам не поняв, к кому конкретно он обращался.

Гарри даже не заметил, но это и к лучшему.

***

Занятия затянулись на всю вторую половину дня. Драко задал студентам самостоятельную работу просто потому, что не мог остановиться бичевать себя, проклиная свое глупое сердце, зная, что без его надзора ученики попросту превратят свои парты в канцелярские кнопки, без возможности это исправить.

Он по привычке потянулся за альбомом, как делал это каждый раз, когда не мог угомонить свои мысли. Опустив руку к своей сумке, которая всегда лежала рядом с его столом, он не глядя перебрал пальцами пачки непроверенных эссе, записи по Трансфигурации и утренний выпуск “Ежедневного пророка”, который даже не смог прочитать из-за охватившей его тошноты, и понял — гладкой кожаной обложки среди них не было. Драко нахмурился и более тщательно проверил каждое отделение, но все равно остался с пустыми руками.

Альбома не было.

Тошнотворный ужас леденящим холодом растекся по венам Драко, пока он рылся в ящиках своего стола, а затем на полках книжного шкафа, привлекая странные взгляды студентов, но все было безрезультатно. Он ведь брал его с собой этим утром, верно? Он мог поклясться, что после завтрака положил альбом обратно в сумку, хотя вспомнил, что на секунду отвлекся на смехотворно вычурную сову, а потом и на таинственное приглашение на ужин от друга Гарри. Он что, оставил его в Большом зале? И лежал ли он до сих пор там?

У Драко подкосились колени, когда он взглянул на настенные часы — стрелки решительно указывали на учебное время. Он не мог оставить студентов, не ответив на кучу их вопросов. Придется с этим подождать.

Последние сорок минут урока Драко провел, рисуя каракули на полях пергамента с учебным планом. Когда занятие, наконец, смилостившись над ним, подошло к концу, он вывел студентов из класса и последовал за ними, заперев за собой дверь. Ему удалось не сорваться на нетерпеливый бег, быстро шагая в Большой зал.

Проходя мимо библиотеки, Драко услышал, что его кто-то окликнул.

— Профессор Малфой?

Драко вздрогнул и развернулся, приготовившись извиниться и поскорее уйти, но мадам Пинс властно подошла к нему, отрезая все пути к побегу.

— Ирма, чем могу помочь? — вежливо спросил он.

— Я хотела поговорить с вами, но отыскать вас было довольно трудно. Вы давно не навещали меня в библиотеке с тех пор, как начались каникулы, и пропустили два последних ужина, — сообщила она, прищурив глаза.

Драко изобразил легкую извиняющуюся улыбку. Он, конечно, не мог ей сказать, что пропустил ужины из-за того, что был слишком занят тем, что отсасывал Гарри Поттеру, а затем втрахивал его в матрас, запустив одну руку ему в волосы, а другой зажав рот.

— Я немного отстал от своих учебных планов во время каникул, — объяснил он. — Так что заперся в своей комнате и пытался наверстать упущенное.

Она скептически посмотрела на него, но не стала допытываться.

— В жизни есть вещи поважнее, чем работа, молодой человек. Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Вы просили меня найти тексты о магических достопримечательностях Японии, и я взяла на себя смелость выбрать для вас несколько работ на этом языке. Важно иметь хотя бы некоторое представление о национальном языке перед поездкой в чужую страну. А японский особенно прекрасен. Очень подходит для утонченной работы с заклинаниями.

Фальшивая улыбка Драко смягчилась. С ее стороны было довольно мило вспомнить о его просьбе. Пинс, конечно, была строгой женщиной, но Драко ей понравился с самого начала, хотя бы потому, что его строгость и прилежная трудовая этика соответствовали ее собственным. До того, как в замке появился Гарри и разрушил тщательно спланированную жизнь Драко, он не один вечер провел за беседами с библиотекарем Хогвартса. Они обсуждали самые разные вещи: от правильного обращения со старинными рукописями до истории теории магии.

И хоть Драко не мог полностью погрузиться в ее кажущееся бесконечным описание труда, который она обнаружила, касающийся уникального влияния древесины японского клена на производство волшебных палочек, он не был настолько груб, чтобы прервать ее. Так что он лениво поддакивал, время от времени оглядывая коридор.

Пока не увидел Гарри, несущегося по коридору, устремившего на него тяжелый взгляд. У него замерло сердце. Поттер выглядел разъяренным.

— Малфой, — рявкнул он, как только подошел, заставив мадам Пинс удивленно обернуться, но даже не удостоив ее взглядом. — Можно тебя на пару слов?

Драко уставился на него.

— Разве ты не видишь, что я занят, Поттер? — он виновато улыбнулся библиотекарю, которая переводила с него на Гарри взгляд, становившийся все более встревоженным. И Драко не мог ее за это винить; Гарри чуть ли не искрился от возмущения.

А затем Поттер вытащил из-под мантии очень знакомую книжку в кожаном переплете.

— Сейчас же, Малфой.

Драко побледнел, сердце ушло в пятки. В ушах стоял оглушительный рев, а в животе бурлило; он был совершенно уверен в том, что его вот-вот стошнит.

Он повернулся к мадам Пинс, которая выглядела довольно встревоженной, и сказал:

— Прошу прощения, мне нужно уйти.

Гарри уже развернулся и умчался в сторону атриума, который все еще был запорошен снегом. Завывающий ветер бил в окна, заставляя их зловеще дребезжать. Драко медленно пошел за ним — словно человек, готовящийся к своей очереди на гильотину, — пока Гарри не повернулся к нему лицом.

Он поднял блокнот.

— Что это, черт возьми, такое?

— Похоже на мой альбом для рисования, — натянуто ответил Драко. — Мой личный альбом для рисования. — Он фыркнул и вздернул подбородок. — Ты посмотрел в него?

Глаза Гарри опасно сверкнули.

— Да, черт возьми, я посмотрел в него! Ты оставил его на столе после завтрака. Я хотел быть джентльменом и вернуть его тебе, но ты так скрывал его, что я… Может объяснишь, почему в нем … — он зажмурился, и сжал челюсти так сильно, что сухожилия на них дернулись. — Мои изображения… Куча моих рисунков.

Гарри все еще сжимал альбом в руке, и Драко захотелось его вырвать и прижать к груди, скрыв от любопытных, осуждающих зеленых глаз. Ему хотелось сбежать, спрятаться, повернуть время вспять и вернуться в тот момент, когда он впервые решил нарисовать Гарри Поттера, чтобы, черт возьми, остановить себя и избежать всего этого хаоса.

— Ты хороший объект для рисования, — пожал плечами Драко. Он отвел глаза, отчаянно пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Гарри.

Поттер ошеломленно разинул рот.

— Хороший объект для рисования?

— Да, — прошипел Драко. — Ты очень… выразительный. Только взгляни на себя, ты похож на бушующий ураган.

— Выразительный, — категорично произнес Гарри. Он открыл альбом и небрежно пролистал страницы, а затем развернул его и показал Драко набросок, который тот сделал несколько дней назад. Которым очень гордился. Ему наконец удалось уловить это мягкое, невинное выражение лица Гарри, пока тот спал. — Даже когда сплю?

Драко поморщился и почувствовал, как лицо залило жаром.

— Драко, — несмотря на осторожный тон Гарри, имя прозвучало как пощечина. — Здесь есть рисунки, сделанные месяцы назад.

Ну, вообще-то, некоторым было больше года, но этот конкретный альбом Драко получил на свой день рождения в июне. Говорить об этом Гарри он не стал, не желая выглядеть еще более жалким, уже испытав полное унижение.

— Забей, Поттер. Мне было скучно, а ты, черт возьми, постоянно ошиваешься рядом. Постарайся не придавать этому особого значения, ладно? — это была наглая ложь, но что ему еще оставалось делать.

Губы Гарри сжались в тонкую линию, а рука, размахивающая книгой перед лицом Драко, опустилась. Его брови сошлись на переносице, и Поттер покачал головой.

— Скажи мне, чтобы я никуда не ходил в субботу.

— Что, прости? — спросил Драко, на мгновение растерявшись.

— На ужин. Свидание. Скажи, чтобы я на него не ходил.

— Начерта мне это делать? — через силу понизив голос, поинтересовался Драко.

Гарри так сильно сжал альбом, что костяшки его пальцев побелели, а рот скривился.

Драко знал, как ласково могла окутывать его магия Гарри, после стольких часов, проведенных с ним. Но энергия, которая собралась вокруг него сейчас, была похожа на безумный шторм, который Драко давным-давно не ощущал на себе. Ему захотелось отступить, но он остался на месте.

Гарри упер блокнот ему в грудь и наклонился.

— Чтоб ты знал, твои рисунки просто невероятны, — сказал он, резко кивнув в сторону альбома. А затем обошел Драко и направился дальше по коридору так быстро, что мантия позади него развевалась.

Драко безвольно зажал альбом в руке, прислонившись к ближайшей стене. Его щеки пылали, а глаза предательски защипало, и он зажмурился так сильно, как только мог.

Он облажался. Полностью. Ему нужно было защитить свой альбом, наложить на него заклинания, проклятия, да что угодно, чтобы сохранить его содержимое в секрете. Ему стоило беречь его. Но теперь все было разрушено. Драко знал, Гарри больше никогда не подпустит его близко к себе, и все надежды на то, что ему удастся уйти с достоинством, сохранив свою гордость, тоже рухнули.

Он открыл глаза и обнаружил, что люди смотрели на него, прислонившегося к стене, сжимавшего блокнот и борющегося с подступающими слезами. Ученики и профессора, проходившие мимо, замедляли шаг, и на их лицах было написано беспокойство и дискомфорт.

Драко выпрямил спину и сбежал.

***

Драко тайком прокрался обратно в свою комнату и закрыл дверь. Он бросил альбом на стол и упал на кровать, тупо уставившись в потолок. Он глубоко вдохнул воздух носом и закашлялся, потому что его подушка вся пропахла Гарри, черт возьми. Он вскочил с кровати и сорвал все простыни и одеяла, свалил их в кучу в углу и вернулся к голому матрасу.

Он задумался не связаться ли ему с кем-нибудь по камину, просто чтобы было с кем поговорить, но не мог придумать, с кем. Панси звонить не хотелось, а Блейз лишь скажет ему: “я же тебе говорил”. Драко подумал набрать маму, но прошла уже целая вечность с тех пор, как он по-настоящему мог ей довериться. Их отношения давно остыли и стали натянутыми.

Драко почувствовал, как одиночество осело внутри него, словно свинец. Оно всегда было там, отдаваясь знакомой тяжестью, на которую Драко не обращал внимания, пока сосредотачивался на работе, исследованиях и своих учениках. Долгие часы упорных трудов помогали забыть, что на самом деле у него никого не было — пока в его жизни не появился Гарри, конечно.

Один парень однажды подарил Драко книгу с маггловской поэзией, хотя после этой досадной оплошности он продержался недолго. Но Драко вспомнил одно ужасное, маленькое стихотворение о том, что лучше любить и потерять, чем никогда не любить вообще. Тогда он лишь посмеялся, как впрочем сделал бы и сейчас, потому что это была полная чушь. Автор явно не имел ни малейшего представления о том, что такое любовь на самом деле, потому что любить Гарри было больно. Так было всегда, даже до того, как они начали свои злополучные, вызванные похотью свидания. Но Драко справлялся с этим. Их почти дружба была тонким пластырем на зияющей ране его любви, которого все же не хватало, чтобы он не истекал кровью. И он смог бы и дальше быть с Гарри рядом, все еще смог бы вызывать у него улыбку, подшучивать над ним за то, что он клал слишком много сахара в свой кофе или за то, что писал как курица лапой. Но теперь повязка была сорвана, и из раны хлестала кровь, потому что Гарри, может, и был идиотом, но он точно не был настолько глуп, чтобы не понять, что значили рисунки Драко. Он ведь видел, с какой любовью и дотошностью они были прорисованы.

Расстроенный, Драко встал, схватил со стола блокнот, который его опорочил, и открыл. Он провел рукой над страницей, готовый вырвать ее из переплета, но остановился.

Гарри на рисунке смеялся, обнажив зубы, в уголках его глаз были морщинки (деталь, над которой Драко частенько мучился). Рука Гарри зарылась в волосы, а на щеках вспыхнул румянец, который Драко испачканным грифелем пальцем размазал по его скулам. Картина была незакончена. Одежда Гарри была лишь парой небрежных мазков, а волосы представляли собой нечеткий контур. Но Драко помнил этот момент, как сейчас. Он начал рисовать его за обедом в Большом зале, когда Гарри смеялся с Хагридом над какой-то шуткой, понятной лишь им двоим, от которой они оба схватились за бока и начали задыхаться. Драко никогда раньше не видел, чтобы Гарри так смеялся — по крайней мере, за все годы, что он его знал.

Он перелистнул страницу, и взглянул на Гарри, нахмуренно изучавшего “Ежедневный пророк”, сидевшего в своем привычном кресле у камина в гостиной. Он облокотился на подлокотник, а голову подпер кулаком. Выглядел он уставшим и измученным, закутавшись в свои годы, как в плащ.

Драко с рыком отбросил альбом в сторону.

Боже, он был безнадежен.

Драко пропустил ужин, но это не имело никакого значения. Ему показалось, что он услышал, как открылась, а затем закрылась дверь в комнату Гарри, после чего последовали шаги, которые даже не замешкались ни на секунду, пройдя мимо его спальни. Сердце, мятежно мечущееся у Драко в груди, болезненно сжалось.

Он почувствовал себя полным дураком. Он тратил свою молодость, тоскуя по Гарри Поттеру, когда должен был найти себе кого-нибудь настоящего, кого бы он заслуживал. Но все это не имело значения, ведь Драко натворил столько всего, он всегда останется Драко Малфоем, сыном Пожирателя Смерти, предателем своей страны и своего народа. И даже Поттер не мог так долго смотреть на это сквозь пальцы.

В ту ночь Драко не стал рвать свой альбом на куски, хотя был близок к этому. Он не смог бы этого вынести. Какая-то маленькая больная часть его хотела сохранить эти рисунки, хранящие воспоминания о Гарри, хотела оставить их, чтобы любоваться ими позже, когда он забудет, каково это — когда Гарри улыбался ему.

Драко бросил блокнот на дно своего сундука, под парадную мантию, которую он редко носил, и пару старых учебников по Трансфигурации, и смирился с тем, что он останется там, пока боль не пройдет и сердце не перестанет разрываться на части. Рано или поздно это произойдет. Наверное.