Холодный ветер свистел между множеством каменных плит и мраморных памятников, задувал под одежду и больно бил по мокрым от слез щекам. Напряжение давило на плечи, а горе и сожаление сдавливали грудь. Но никто не скорбел. Никто не высказывал своих соболезнований. Эти похороны для всех были скорее необходимой формальностью, от которой никуда не деться, чем реальным прощанием с умершей.
— Аарон, — услышать свое имя от собственного близнеца было так же противно, как и непривычно. Он никогда не называл его по имени и больше не имеет на право. Не после того, что он сделал. — Пошли домой. Выглядишь хуже нее.
Уйти домой? С похорон собственной матери? Эндрю еще более отвратителен, чем он думал. Бросив на него полный ненависти взгляд, Аарон пошел дальше. Может Тильда и не была хорошим человеком, но она его мать, и он любил ее.
Эндрю еще долго смотрел на него. Пытался так убедить его уйти? Какая глупая попытка. Но спустя несколько минут он пожал плечами и... Начал уходить? Даже не дойдя до могилы? Ярость забурлила в венах. Руки сами зачесались разбить Эндрю лицо.
— Скотина, стой!
Кричать после долгого молчания хорошей идеей не было. Горло тут же отозвалось острой болью. Эндрю не оборачивался и не реагировал на крики Аарона. Это было бесполезно. Оставалось только ругаться себе под нос и идти дальше.
В землю опустили простой деревянный гроб. Самый дешевый из всех, что им могли предложить. Это все, что они могли себе позволить. И все, что осталось от его матери. Аарон ненавидел все это. Мамы больше нет, а не плевать на это только ему одному. Только ему больно смотреть на эту могилу. Только ему больно от того, что Тильды больше нет. Аарон злился. Он еще никогда не был так зол. Хотелось закричать. Ударить кого-нибудь. Он никогда не желал кому-либо смерти, но сейчас больше всего на свете хотел, чтобы вместо мамы в могиле лежал Эндрю. Хотелось убить его собственными руками. И пусть Аарон отсидит за это в колонии. К черту.
Но он лишь упал на колени, пачкая брюки в мокрой от начавшегося дождя земле. Рыдать сил уже не было. Слезы закончились еще на моменте заколачивания крышки гроба. Теперь Аарон мог только пустым взглядом буравить надгробие, оставляя последние надежды на то, что мама все же оживет.
Тильда никогда не была хорошей матерью. Даже не пыталась, на самом деле. Но она все еще была его самым близким и любимым человеком. Порой, в моменты трезвости, она даже пыталась о нем заботиться. Когда Аарон был маленьким, она даже готовила ему еду, пару раз водила в парк, укладывала спать. Однажды даже попыталась отпраздновать его день рождения, купив небольшой тортик. Когда она совсем не справлялась, то просто отдавала его дяде Лютеру на какое-то время.
Мама никогда не смотрела на него с теплом, никогда не говорила, что любит. Никогда даже не пыталась полюбить его. Но может быть, если бы не наркотики... Если бы ей только дали возможность исправиться... Почему Эндрю просто не дал ей еще один шанс? Она могла бы стать хорошей. Аарон искренне верил, что могла.
Он жил этой верой.
Теперь у него отняли и это.
Больше не осталось ничего. Только какие-то обрывки воспоминаний из далекого детства, которые он сам дорисовывал, чтобы не чувствовать себя ненужным. Аарон знал, что должен был сохранить их целыми. В конце концов, это ведь все, что могло сохраниться от мамы. У нее даже не осталось никаких памятных вещей — она обменяла их все на новые дозы. И если бы не ее зависимость... Она могла бы быть хорошей матерью. Аарон уверен.
Дождь постепенно перерос в ливень. Находиться на улице все более неприятно. Холодно, мокро и просто мерзко. Кто-то опустил руки ему на плечи и прижал к себе. Неожиданное тепло от другого человека заставило вздрогнуть.
— Идем, Аарон. Нам пора домой.
Ники. Он всегда был таким заботливым и милым, в отличие от своих родителей и им назло. К нему хотелось тянуться. Аарон любил его, даже когда он раздражал слишком сильно. С Ники всегда можно было поделиться чем угодно и знать, что тебя не осудят. С ним и сейчас хотелось поговорить. Но Аарон слишком устал для этого. Он был настолько опусташен и обессилен, что мог только беспомощно цепляться за протянутую ему руку. Ники понимал. Он тоже потерял семью. Даже если они были живы и стояли рядом.
Эндрю все это время ждал их в машине. Редкостная сволочь. Аарон все сильнее ненавидел его. Как он вообще когда-то мог желать встретиться с ним? Лучше бы тот и дальше сидел в колонии, изолированный от нормальных людей. Ники бы, конечно, поспорил, если бы услышал это. Он всегда старался видеть в людях хорошее. Но Эндрю явно не тот случай. В нем вообще ничего нет. Он бездушный монстр. Не сидел бы между ними Ники, Аарон бы разбил ему лицо.
Мама, наверное знала, что Эндрю таким будет, поэтому отказалась от него.
Мама...
Думать о ней было больно.
Была бы она фениксом. Восстала бы из пепла и снова была с ним. Возможно, уже без своей зависимости. Возможно, любящей и заботливой. Возможно, она стала бы совсем другим человеком. Если бы могла возродиться. Но фениксы — это что-то из сказок. Тех самых, над которыми не смеются только дети. Тех самых, которые иногда ему рассказывали мамины гости, пока еще не были совсем пьяны.
Домой возвращаться не хотелось. Только не туда. Но другого выходя не было, и руки снова начинали трястись. Ломка не была чем-то веселым, поэтому Аарону все больше хотелось добраться до своего тайника, который Эндрю не смог найти. Да, он осуждал зависимость своей матери, хотя сам был не лучше. Он понимал, почему она употребляет.
С нароктиками в крови ты не чувствуешь себя таким бесполезным и несчастным. По крайней мере, какое-то время. Порой мама говорила, что благодаря веществам может снова встречаться с отцом. Может, и ему новая доза поможет вновь увидеть ее? Хотя бы один раз. Последний. Это все, чего он хотел.
Машина остановилась. Их маленький старый дом выглядел заброшено, хоть там и жили люди. Ну, до недавнего времени. Через несколько дней Ники должен был забрать их отсюда. Где-то у соседних домов, в кустах сидело несколько мужчин. Видимо, искали закладки. Ничего нового. Они жили не в самом хорошем районе, поэтому часто можно было увидеть пьяных и обдолбанных. У некоторых из них Аарон даже умудрялся пару раз воровать деньги и остатки алкоголя или веществ.
Залаяла соседская собака. Мама любила собак, но никогда не заводила, потому что не могла содержать. Хоть грамм ответственности в ней да был. Аарон долго смотрел на истошно орущее животное, пока Ники не увел его в дом.
* * *
Аарон снова спрятался в ванной. Это было привычно. Ванная на втором этаже никогда никем не использовалась. Мама просто не доползала до второго этажа в моменты прихода или сильного опьянения, а трезвой с годами была все реже. Эндрю было плевать. Он вообще ни на что не обращал внимания. Поэтому Аарон даже не видел смысла запираться.
На столешницу у раковины упали пакетик и запечатанный шприц. Ложка и зажигалка достались из полки за зеркалом. Привычный алгоритм действий, ставший нужнее воздуха. Все делалось на автомате. С каждой секундой руки тряслись сильнее, пытаясь разорвать упаковку. Чистые новые шприцы — большая редкость. Обычно приходилось пользоваться одним и тем же по несколько недель, если не подбирать чужие. Безопасность тут никого не заботила.
Зеркальная дверца, не закрывшаяся с первого раза, немного приоткрылась. Аарон на мгновение переключил внимание с пакетика с порошком на нее. Взгляд сам зацепился за отражение собственных рук с закатанными рукавами и множеством шрамов на предплечьях.
Он помнит как стоял так же несколько лет назад. Весь в глубоких, гноящихся от инфекций ранах. Перепуганный, весь в собственной крови, он хотел лишь одного: чтобы мама забрала у него тот украденный пакетик, обняла и успокоила. Чтобы она обработала ему все раны и наконец накормила. Увидев ее в дверном проеме, Аарон неосознанно потянулся к ней своими окровавленными руками. Он так хотел, что его обняли. Маме же ничего не стоило просто обнять его. Один раз. Но Тильда лишь закрыла за собой дверь ванной и ушла на первый этаж снова пить.
Ей было плевать.
Всегда было.
Аарон до последнего надеялся, что это не так. Но вспоминая это, не глупы ли его надежды? Сколько еще он будет ее оправдывать?
Нет. Нет, он не мог так думать. Она его мать, и он до последнего будет верить, что во всем виновата ее зависимость.
Что-то за дверью заскрипело и захлопло. Что там, черт возьми, происходит? А потом ручка щелкнула.
Аарон метнулся к двери. Не открыть. Его заперли.
— Эндрю? Эндрю, какого хуя ты делаешь?
К двери еще что-то прижали. Эндрю что, совсем с ума сошел?
— Увидимся перед приездом Ники. Это была твоя последняя доза, Аарон.
До приезда Ники три дня, считая этот. Эндрю действительно сошел с ума, если решил запереть его в маленькой ванной на такое время.
— Эндрю, открой! Открой, псих ты конченый! Эндрю!
А в ответ лишь тяжелые шаги и скрип прогнивших ступенек.
Замечательно.
Просто отлично.
Это ведь именно то, чего Аарону так не хватало.
Развернувшись спиной к двери, он увидел, что весь порошок он в спешке рассыпал по раковине и полу. Теперь там даже немного наскрести не получится. Блять. Он остался один без новой дозы в маленькой комнатушке на целых три дня.
А ломка наступала все быстрее и мучительнее.
* * *
Аарон мечтал, чтобы Кейтлин была для него «той самой». Он так сильно любил ее. Так сильно хотел остаться с ней. Она была такой замечательной. Такой удивительной. И единственной, кто действительно обратил на него внимание, полюбив в ответ. Не так сильно, как он, но все же.
Кейтлин могла бы быть его «той самой».
Но еще был Эндрю. Псих. Наглухо отбитый. Хуже всех, кого Аарон когда либо встречал. Ничего кроме ненависти к которому, он испытывать не мог.
Перед ним на асфальте лежало тело. Кейтлин, с которой Аарон все таки попытался встречаться. Теперь она без сознания с травмами лежит в подворотне, а он не может ничем ей помочь, потому что рядом стоит Эндрю. Который улыбается как ненормальный. Который держит в руках нож. Который чуть не убил еще одного человека.
— Ты знал, что это произойдет, Аарон. Ты знал.
Хотелось ударить Эндрю. Нет, его хотелось убить.
Но, конечно, он знал. У них сделка, которую Аарон нарушил в очередной раз. Которую ему не хватило смелости расторгнуть. Он был слишком труслив для этого. А теперь пришло время платить.
— Но она сама совершила оплошность. А хочешь узнать какую?
Эндрю было весело. Но Аарон не хотел. Не хотел знать, что его опять предали. Не хотел знать, что это могло быть заслуженно, пусть и слишком жестоко. Он уже давно понял, что Эндрю ничего не делает просто так.
Тильда была отвратительной. И дело было вовсе не в наркотиках. Возможно, она все же заслужила смерть, но Аарон все еще пытается избегать этой мысли.
Его зависимость не была выходом. Никогда не была. И он бы сам из нее не вылез.
Все его «друзья» были предателями. Им было плевать на него. Аарон всегда понимал это слишком поздно. И он не хотел признавать, но с ними Эндрю даже был мил, когда приходил наказывать его за нарушение сделки.
Но Кейтлин. Она не могла. Он ведь так безгранично любил ее. Он ведь пытался бороться за нее.
— Ее приговор пошлость.
Кейтлин изменяла ему. Он знал. Но не верил.
Аарон все еще отчетливо помнил, как смотрел в ее невероятно красивые голубые глаза, как перебирал ее волосы, что в свете солнца всегда переливались золотом, как был готов часами признаваться ей в любви, лишь бы она была с ним. И Кейтлин казалась такой счастливой тогда. Она так искренее улыбалась и мило смущалась. Неловко целовала его в щеку и все мечтала построить целую жизнь вместе.
Ему нельзя было говорить ей все те слова о любви и будущей, когда он наконец выберется из-под опеки Эндрю. Но сердце его было до такой степени ею измотано, что он просто не мог сдержаться.
Он так безбожно любил ее.
Он так хотел верить, что она тоже любила его.
Аарон столько раз пытался показать ей весь тот огонь, что горит в нем с ее появления в его жизни. Но, видимо, ей не хватило. Видимо, ей было проще найти кого-то другого. Кого-то, кто менее проблемный. Кого-то, кто не он.
Аарону правда нельзя было говорить ей все эти вещи. И теперь он отчетливо видел последствия этого.
Теперь он отчетливо осознавал, что пока над ним нависает тень Эндрю, он ничего не может сделать.