That boy is a monster

He ate my heart

© Lady GaGa

Джордж блуждал по промзоне, словно в плену времени, которое замедлило свой ход. Окружающие здания, истерзанные временем и местными жителями, лишь усиливали холод, который застыл в его душе. Запечатанные деревянными досками окна казались стражами прошлого, хранившими тайны, погруженные в бездну времени, а узкие улочки, скрытые под тенью облаков, внушали пустоту.

Для волшебника это место стало отражением его собственного внутреннего мрака. Он блуждал, чувствуя, как внутри него происходит борьба между смутными мыслями и сложными эмоциями. Он размышлял о своей жизни, о том, как он оказался здесь, об утрате своего брата и о бескрайних дорогах неизвестности, которые раскинулись перед ним. Чувство беспокойства и отчаяния, сменившее злобу и агрессию, обволакивало его холодной пеленой.

Тихий голос сознания, пронзающий все прочие мысли в голове, влезал в каждую клетку его мозга, бурча о том, что тело, принадлежащее ему, забрело не пойми куда и давно заблудилось, чем превратил все вокруг в лабиринт, наверняка, позапутаннее, чем во время Турнира Трех Волшебников. Все вокруг было гораздо банальнее и прозаичнее.

Парень шел, ориентируясь на интуицию, и с каждым шагом он становился все более и более одиноким. Даже хлюпающий звук шагов редкого прохожего исчез несколько поворотов назад.

Вечернее солнце скрылось за плотными облаками, а влажная погода сделала окрестности еще более угнетающими. Старые фабричные здания превратились в мрачные и сырые переулки, где ветры проникали сквозь трещины, а солнечные лучи минули стороной.

Заброшенные склады стонали от горечи утраченных надежд, граффити на стенах кричали о беспомощности и тоске, а нищета сочилась сквозь трещины, словно нависая над всеми, жаждая до конца разрушить чью-то жизнь. До ломоты в ребрах знакомое чувство ощущал Джордж, неспешно осматриваясь вокруг. Все отражало его состояние, но главное, он ощущал себя чужим в этом мире.

Он был потерян во времени и пространстве, и это ощущение было невыносимым.

Джордж, не в силах ответить на такие банальные вопросы как «где он сейчас» и «сколько времени он здесь», плутал в поисках выхода, ощущая тяжесть в ногах.

На пороге одного из многочисленных домов, он увидел, как горела единственная лампочка на всю округу. Ее бледный желтый свет привлек внимание Джорджа, словно оазис в пустыне.

Садясь на ступеньку перед этим домом, Джордж случайно опустил ноги в лужу. Холодная, грязная вода моментально проникла сквозь матерчатые кеды, заполняя пространство между пальцами. Громко выругавшись от неприятного происшествия, волшебник приподнял ноги, наблюдая, как темные капли стекают от носка к пятке, падая на асфальт.

В таком подвешенном состоянии, в поисках хоть чего-нибудь, парень огляделся. На бетонной ступени, сбоку от себя, он заметил пачку сигарет и коробок спичек. Обрадовавшись, Джордж потянулся к находке, машинально опустив ноги назад в воду.

Джордж, сидя на холодной ступеньке, разглядывал свои мокрые красные кеды, тускло освещенные бледным светом лампочки над дверью дома. Лужа у его ног была отражением его собственного беспокойства — темной, холодной и, казалось, бездонной. Стекающие по ноге капли воды создавали маленькие вихри, говоря ему о том, как боль, подобно воде, может бесцеремонно проникнуть в самые мелкие трещины жизни, оставляя еле заметные следы для смотрящего со стороны.

Пальцы ног, пропитанные грязью, напоминали о том, что человек — всего лишь часть природного порядка, подчиненного законам, непонятным и беспощадным, рушащим все на своем пути. Он поднял взгляд на бледное небо, где между темных туч тускло мерцала одна звезда, словно утешительный свет в темном океане безнадежности.

Вместо того чтобы вынуть ноги из лужи, он решил поглубже погрузиться в этот символичный образ — воду, которая омывает его ступни, как время, неотвратимо текущее вперед. Его мысли наполнялись неведомой ему ранее философией, где каждая капля воды становилась символом неизбежности, и каждый шаг, сделанный или несделанный, — частью заранее написанного сценария.

Сжимая пачку сигарет ледяными пальцами, он осмотрел ее со всей внимательностью. Потертая и смятая упаковка не представляла из себя ничего особенного и выделяла слабый запах ментола.

      — Наверняка какой-то плешивый алкаш обронил, пока валялся в приступе в этой же луже, — провел для себя самую очевидную параллель Уизли, со всей аккуратностью извлекая волглую сигарету.

Стараясь не разломать, парень рассматривал ее, то ли пытаясь прочитать будущее в ее запорошенном пылью и кусочками табака белом фильтре, то ли пытаясь найти ответы на все загадки жизни и смерти.

Пристально вглядываясь в бумажный цилиндр, Джордж ощущал холод внутри себя. И отнюдь не от грязной воды под ногами. Это был холод непонимания, окутывающий его туманом. Он вспоминал, как раньше его жизнь была заполнена цветом и смыслом, но теперь осталась лишь серая картина с бескрайними тенями боли.

Джордж машинально пошевелил коробкой спичек в руке, призывая себя их звоном вернуться в реальный мир. Коробок был влажным и несколько изогнутым, но его это не остановило. Он открыл его, чувствуя запах серы и сырого картона, который, к счастью, затмил угнетающую вонь мусора.

Первая спичка скрипнула о терку на краю коробки, но не зажглась. Джордж медленно выдохнул и взял вторую. Его внимание было полностью поглощено процессом, словно он был первым человеком на этой планете, который добывает огонь.

Вторая, третья, четвертая спичка… Каждая стерала свою серную головку не в состоянии разгореться. Наконец, пятая спичка искристо зашуршала и вырвала из себя язык пламени, ударивший парня жаром по пальцам.

В ситуациях, что заставляют мозги кипеть, ребра со всей силы сдавливать сердце, а кишки выворачиваться наружу, ничто так не успокаивает, как привычная последовательность действий. Особый ритуал обыденности. Для каждого он свой. Кто-то успокаивается пробежкой. Что может быть привычнее, чем переставлять одну ногу за другой? Кому-то, в такие моменты, жизненно необходимо испечь оладьи. Ведь ты всегда знаешь, что получится если смешать стакан молока, полтора стакана муки, одно яйцо, ложку масла и по щепотке сахара и соли. Ну а кто-то, как Джордж, находит очевидно простое в ритуале курения.

Уизли прижал сигарету к горящей спичке, наблюдая, как язычок пламени танцует по бумаге, оставляя за собой неровные следы и тихий треск сырости. Он сделал первую, самую глубокую затяжку, пытаясь впитать в себя не только дым, но и частичку утраченного времени.

Дым изогнулся в воздухе, образуя тонкую вуаль, которая плавно поднималась вверх. В этой вуали Джордж видел мгновения своей жизни, как кадры в старом фильме. Каждый вздох напоминал о том, что он все еще жив, что над этой сигаретой он имеет контроль, который безуспешно пытается вернуть над своей жизнью.

Джордж отпускал дым медленно, словно тяжелый груз, который он нес внутри себя. С каждым выдохом уходила капля напряжения, словно дождевые капли с крыши дома после грозы. Жаль, что это только временный эффект.

Сигарета держалась в его пальцах, словно давний спутник, верный компаньон в бурю. Джордж, медленно проворачивая, оценивающе рассматривал ее, вникая в каждую деталь. Бумажный цилиндр плавно тлел, словно пульсируя под дыханием парня.

Сидя на холодных ступеньках с ногами в луже, волшебник вглядывался в огонек, изо всех сил стараясь не думать ни о чем, лишь смотреть, как раскаленные кусочки бумаги, слетающие с края сигареты, медленно кружились в воздухе, прежде чем навсегда погаснуть где-нибудь в области носа его отражения.

Дым сигареты пронзал воздух, оставляя после себя тонкий аромат, как мельчайшие следы воспоминаний, мерцающих в вуали прошлого. Джордж, медленно сгибая пальцы, продолжал пристально рассматривать свое полупрозрачное отражение в луже перед собой. Он видел свое лицо, тускло освещенное светом лампы, и в то же время, казалось, что что-то еще прячется в темноте воды.

В его отражении были следы усталости, рваные края ран, которые даже время было не в силах залечить. С каждым моментом, проведенным в этом забытом районе, он все больше терял себя. Джордж пристально глядел в свои собственные глаза, но там он не видел ответов, только пустоту, которая поглотила часть его души.

С трудом отрывая взгляд от своего отражения, он вновь поднес сигарету к губам. Он вдыхал, словно пытаясь вдохнуть в себя недостающую силу. В этот момент, будто ответ на его беспокойные размышления, он услышал шепот.

      — Джордж…

Голос доносился из лужи, и сердце парня замерло. Он посмотрел вниз и увидел отражение Фреда. Глаза, темные и полные страдания, смотрели на него, словно проникая сквозь границу между реальностью и кошмаром. Отражение Фреда в луже казалось реальным, с каждой черточкой его лица и каждой тенью, ложащейся на воду. Звуки из этого иллюзорного образа были заметно реальными: хриплый шепот, страшно рвущийся из бездны.

      — Джордж… спаси меня…

Слова таяли в воздухе, наполняя его ушную раковину и то, что от нее осталось, тревожным гулом. Джордж попытался отползти, но его ноги были прикованы к холодному бетону. Глаза Фреда были полны неизъяснимой боли, их светло-голубой цвет поглощал весь свет вокруг.

      — Почему ты меня оставил, Джордж? — голос Фреда становился все настойчивее, его фигура в отражении лужи начала искажаться, словно его душа разрывалась на части.

Слезы хлынули по щекам Уизли, они падали в лужу, растворяясь в воде, смешиваясь с ручьями крови на усыпанном ссадинами лице брата. Он с силой тер глаза, не в состоянии выдавить из себя ни звука, стараясь взглядом уйти от ужаса, который нес с собой Фреда.

      — Я здесь, Джордж… я здесь, внизу. Мне так больно… — хрипел диким эхом голос в ушах, и Джордж ощущал, как его сердце готово разорваться на части под давлением страха и бессилия.

О Мерлин, он был готов на все, чтобы это был всего лишь кошмар, но каждый момент, проведенный в обители отражения, лишь утяжелял его душу. Он не мог оторвать взгляд от лица Фреда, глядящего на него с просьбой и отчаянием.

      — Спаси меня, Джордж, спаси меня… Мы снова будем рядом…

Сигарета в его руке теперь была мучительным костром, а каждый тлеющий миллиметр бычка приносил боль, обжигая пальцы. Но это было неощутимо на фоне того, что видели его глаза.

      — Джордж… прошу, помоги мне… Не дай мне умереть.

Голос Фреда пронзал его сущность, и он чувствовал, как неведомая сила влечет его вниз, в лужу, чтобы заключить в свои леденящие объятия. На его губах застыло молчание, но его глаза вопрошали: что он должен сделать?

Уизли продолжал сидеть, погруженный в тень своего бессилия, теряя последнюю искорку своей души.

Вокруг начало сгущаться зловещее облако тьмы, предвестие бури, которая медленно надвигалась на него. Группа пьяных и агрессивных парней, искаженных под влиянием наркотиков, направлялась в сторону Джорджа.

Звуки их приближения были, как далекий рокот грозы, смешанный с пьяными криками. В их голосах звучала надменность, а слова терялись в облаке дыма и алкогольного пара. Они были типичными представителями гетто: выродки, затерянные в безысходности, совершенно не желающие что-либо менять.

От их толпы в воздух взлетали смесь запахов из дешевого алкоголя, травы, дыма сигарет и чего-то еще, неопределенного, но заметно по ним, что тяжелого и, очевидно, вряд ли имеющего приятный «отходняк».

Одетые в потрепанные куртки и дешевые джинсы, парни носили выцветшие бейсболки, под которыми тускло сверкали глаза, обкуренные и пьяные. Их пошатывающиеся шаги создавали невнятный ритм. Некоторые из них несли бутылки пива, из которых выливался пенный напиток, а другие в руках держали распахнутые пачки сигарет.

Они не обращали внимания на покой окружающих, как если бы мир вокруг них не имел значения. Хотя как раз для них в этой вселенной не было смысла. Откуда ему взяться, если ты прожигаешь каждый свой день? Разговоры между ними были громкими и хриплыми, словно лай кобелей во время ночной охоты. Они смеялись, выкрикивали нецензурные брани и обсуждали что-то, в чем Джордж не мог разобрать смысла. В прочем, и не хотел.

Подходя мимо, они заметили фигуру Джорджа, все так же непоколебимо сидящую на пороге. Раздались хищные хохоты, дьявольские смешки, плавно переходящие в агрессивные переговоры.

      — Эй, ты! — рявкнул один из них, словно волк, кидая в сторону волшебника бутылку.

Янтарное стекло разлетелось об асфальт на тысячи осколков. Достаточно крупные куски ударили Джорджа по ногам, прежде чем плюхнуться в лужу, облив его грязной водой.

Смех, сравнимый со звериным ревом разрезал пространство, но Уизли не обратил внимания ни на него, ни на холодную воду, стекающую по его носу. Он не в состоянии выдавить из себя хоть какую-то эмоцию. Он далеко от этого место. Он где-то в глубоких дебрях своего сознания вымаливает прощение у брата.

      — Да ты посмотри, ему похуй! Лошара какой-то обдолбанный, — добавил другой, смеясь из самых глубин своей души.

Насмешки городских шакалов сменились отборным матом, а провокации, которыми они проверяли в сознании ли Джордж, становились все более жестокими и изощрёнными. Но он по-прежнему то ли не мог, то ли не хотел давать им отпор, чувствуя нужду в наказании, и продолжал вглядываться в лужу, затянутый в водоворот собственной беспросветной реальности.

      — Эй, педик, тебе, кажется, нужна помощь. Может, мы можем забрать твой бумажник? — сказал один из них, подходя ближе. Мерзкая вонь перегара и запах низкосортной травки, который мало с чем спутаешь, зачесали нос Джорджа.

      — Чуваки, да он ревет! Неужели бойфренд бросил? — попытался показаться остроумным, опухший от алкоголя парень.

      — Давай мы подстрижем твою шевелюру, чтобы твой ебырь наконец-то понял, что ты не телка, — плевался словами уже третий, подходя к порогу и судорожно махая ножом в воздухе.

Джордж не отвечал, его мысли кружились в водовороте отчаянья и бессилия. Он чувствовал на себе взгляды, ощущал уничижение, но был слишком поглощен своим внутренним миром, чтобы реагировать.

Напор стал нарастать. Руки незнакомцев рыскали по полупустым карманам, толкали. Затем пришли удары. Сначала в плечи, потом в торс, а затем и в голову. Кулаки, ноги — всё смешивалось воедино. Они избивали его, оскорбляли, провоцировали, пока волшебник валялся на мокром асфальте, даже не прикрыв глаза. Джордж молчал, проглотил язык. Он не издавал ни звука, не подавал признаков боли, потому что голос Фреда продолжал звучать в его ушах, прося его спасти.

Один из отморозков, полностью насладившись своей властью, дал другим отмашку, и те покорно отступили. Главарь присел на корточки, заглядывая Уизли в глаза. Сквозь нарастающий фингал под левым глазом волшебник даже не пытался рассмотреть своего обидчика, лишь разодранное шрамами лицо отложилось в его памяти.

      — Где твое ухо, красавчик? , — незнакомец стер каплю густой крови, вытекающей из приоткрытого рта волшебника, растирая ее в пальцах. — Или ты любишь пожёстче? Сказал бы, а то чего мы с тобой как с целочкой, — с этими словами, под громкий хохот остальных, он вставил недокуренный бычок, что все это время держал в зубах, сквозь отсутствующую раковину прямиком в ушной канал Уизли.

От адской боли, сопровождающей ожог, шок вспыхнул в теле Джорджа, словно молния, пронизывая его сознание. Его сердце забилось сильнее, прежде чем оборвать свой ритм. Мир вокруг размылся и потускнел, перед тем, как Уизли окончательно перестал чувствовать возобновившиеся удары жестких ботинок о ребра. Насмешки и угрозы окружавших его парней теряли свою реальность.

      — Он мёртв, дебил! — крикнул один из парней, пытаясь найти хоть какую-то реакцию в теле Джорджа.

Но тот оставался неподвижным.

Бездыханным.

Адреналин, словно буря, начал распространяться по телу Джорджа. Тысячи игл пронзали каждую клеточку его организма. Волны жгучей энергии прокатились по его жилам, вызывая дрожь, импульсы в каждой мышце его истощенного тела.

Сердце, словно пробудившись от долгого сна, начало биться с новой силой, звуча как барабан на параде. Он почувствовал этот ритм в каждой артерии, в каждом пульсе, словно призыв к действию.

Бить или бежать?

Вопрос витал в воздухе, и в ответ на него адреналин влил в Джорджа новую, необъятную порцию решимости.

Уизли медленно поднялся на ноги. Тело его казалось марионеткой, управляемой невидимыми нитями из злобы и агрессии, натянутыми до предела. Капли крови стекали по его лицу, но глаза его не отводились от тех, кто страстно пытался унизить его.

Внутри Джорджа бушевала ярость, столь же неистовая, как поток лавы из самого сердца вулкана. С каждым мгновением осознание силы, пребывающей внутри него, разливалось по всему организму.

Боль заставила его снова ощутить себя живым.

Заставила подняться.

Мысли ворвались в его ум, словно вихрь:

      — Я не могу упасть снова. Я не могу сдаться. Фред просил о помощи, но я должен помочь хотя бы себе.

      — Ты что, сука, совсем оборзел? — прыснул самый неприятных из квартета. — Петляй отсюда, пока мы добрые!

Слова угроз проникали в его сознание, но внутри него зрело решение сопротивляться.

С приглушенным стоном Джордж поднял руку к лицу, ощущая тепло, запах и вкус собственной крови, сочащейся из приоткрытого рта. Его пальцы соприкоснулись с мокрой, липкой поверхностью губ. Он взял на кончик среднего густую каплю крови. Её прикосновение было жгучим и в то же время веяло прохладой очищающегося разума. Сердце его билось так быстро, что кажется, оно было готово выскочить из груди. Взгляд его был нацелен вперед, на вызов, на борьбу.

Уизли собрал во рту все сгустки с горьким привкусом металла, смешанные со слюной. Сквозь темные следы на его губах и окровавленные зубы, багряная, густая жидкость брызнула вперед. Капля крови, вырвавшаяся изо рта Джорджа, разлетелась на мокром асфальте. Переливаясь от темного бордового к светло-красному, пятно распространилось по черному фону асфальта, создавая извилистые узоры.

Каждое его движение было медленным, но уверенным, словно он хотел растянуть этот момент. Момент, когда твой противник смотрит на тебя с уверенностью в том, что ты в панике убежишь прочь, и лишь ты знаешь, что эта надежда напрасна. Момент, когда под действием адреналина, ты не думаешь ни о чем и не чувствуешь ничего, кроме животной ярости.

Джордж медленно поднес руку к лицу, не чувствуя ни боли, ни страха. Его пальцы, покрытые теплой липкой жидкостью, коснулись его собственных губ, и он начал стирать остатки крови с чудовищным наслаждением. Бордовые следы размазывались по его лицу, создавая жуткий облик.

Теперь его лицо, будто созданное самой болью, стало своего рода карикатурой на человеческую слабость.

Джордж взглянул на свою руку, чувствуя, как пульсирует адреналин в его венах. Этот животворящий ритм внутри него говорил ему о том, что он еще жив, еще способен сражаться.

      — Бей! Бей! Бей! — кричал ему каждый удар сердца.

      — Ты, че, думаешь, самый крутой, что ли? Может, мы тебе покажем, кто тут главный? — раздался голос нахально хохочущего парня.

Джордж поднял на него глаза. Его взгляд был злобен и непоколебим. Стиснув кулаки, он встал в стойку, предвкушая драку.

      — Джордж, что ты делаешь? Ты один, а их четверо, — промелькнули мысли в его голове.

Но ответ был ясен.

Незнакомцы заметили перемену в нем, их хохот стал угасать. Один из них кинул бутылку в Джорджа, но он ловко уклонился.

      — Ну-ну, посмотрим, каков ты в деле, герой, — пренебрежительно сказал кто-то из толпы, и они окружили Джорджа, словно антилопу в ловушке.

Металлический аромат крови и пота смешивался с характерно сладким запахом травы и противной вонью дешевого алкоголя, которыми веяло от этих парней. Ночной воздух пропитывался напряжением, а привкус злобы чувствовался в каждом глотке Джорджа.

Учащенное сердцебиение подстегивало его дух. Быстрые реакции, точные движения — физическая подготовка была наработана еще в те дни, когда о применении силы не приходилось даже думать.

Некоторые из парней, ошеломленные и немного протрезвевшие, потеряв свою уверенность, начали отступать.

Джордж не терял темпа, его глаза сверкали агрессией, словно змеи, готовые ужалить.

Адреналин, словно яд, все больше и больше проникал в каждую клетку, превращая его отстраненность в неумолимую бурю. Тьма разрывала его взгляд, обнажая лица нападающих — тварей, чье существование было немыслимым для Уизли.

Бита, которую выронил один из неудачников, прежде чем убежать, коснулась острыми гвоздями, забитыми вплоть до рукоятки, прорезиненного носка кед Джорджа.

Перед волшебником остался лишь один противник — тот самый наголо обритый парень, со шрамом через все лицо. Похоже, ему хватило отчаянности остаться здесь, не последовав примеру своей шайки. Он то в панике оглядывался по сторонам, в поисках своих товарищей, то с робостью смотрел прямо в глаза Джорджа, которому еще с десяток минут назад, нагло запихивал тлеющий бычок в ухо.

Уизли воспользовался его уязвимостью.

Один взмах и незнакомец рухнул на землю. На его виске виднелись небольшие отверстия, из которых сочилась кровь.

Джордж стоял неподвижно. Его взгляд скользил по лежащему у его ног телу. Вокруг царила тишина. Никто и ничто не осмеливалось ее нарушить.

Собрав остатки сил, парень попытался подняться. Он смотрел на Джорджа глазами полными страха. Джордж медленно наклонился перед ним, жаждая заглянуть в его бесстыжие глаза, гнилостная насмешка в которых сменилась болью. Лицо волшебника было лишено каких-либо эмоций, словно каменная маска, но глаза сверкали зловещим огнем, а на краях губ мелькала довольная, хищная улыбка.

Парень попытался что-то сказать, но из его рта вырвался лишь хриплый стон. Джордж выпрямился, и приложил к уже дважды пострадавшему уху руку, убеждаясь в наличии крови, вытекающей из него.

Резким движение, он занес биту за голову, готовясь нанести последний в жизни своего обидчика удар. Но внезапно Джордж замер. В темном, запорошенном пылью и паутиной окне он увидел себя. Перед ним вместо него прежнего снова был тот монстр из окна автобуса на Ватерлоо.

Секунды тянулись, словно века. Джордж стоял перед выбором — стать тем самым монстром, которого он боится увидеть в себе не меньше, чем брата, погрязнуть в собственной тьме, или остаться человеком, несмотря на все боли и утраты.

Он медленно опустил биту, отпустив побежденного противника.