Поверь, если еще можешь

Злость закипала в венах. Этот день и так не сулил ничего хорошего, но с каждой чертовой секундой все усугублялось настолько, что к закату вероятность чьей-нибудь казни только увеличивалась.

— Господин, нам очень жаль, что... — вновь начал свою песню мужчина, стоящий на коленях посреди кабинета. Кажется, именно он отвечал за безопасность территорий, находящихся ближе всего к границе с проклятым лесом.

— Жаль? Ах, вам жаль. — протянул граф, отворачиваясь от огромного окна и подходя к мужчине. Его голубые глаза прожигали в несчастном дыру. —Ну раз вам жаль, то, безусловно, я прощу вам вашу провинность и мы забудем об этом чудовищном..... Недоразумении.

Тонкие пальцы ухватились за подбородок подчиненного, лицо которого засветилось надеждой и облегчением. Граф благосклонен к нему, а значит он уйдет из этого поместья живым. Такое счастье — воистину редкость.

— П-правда? Вы не злитесь? — мужчина аж задрожал от радости, что ему все простят.

— Конечно. Никто не ожидал, что вампиры зайдут так далеко и поубивают половину деревни. За всем же не углядишь, верно? — пожал плечами граф и жестом приказал подняться с колен. Его обманчиво спокойный тон эхом отражался от стен помещения. — Я выплачу семьям компенсацию, и дело с концом. Можешь быть свободен.

Взмах руки и мужчину как ветром снесло. Лишь слова благодарности слышались где-то в глубине коридоров. Граф подошел к столу и вновь взял несколько бумаг. Пара быстрых взмахов кисти, и на каждом из них красовалась аккуратная подпись.

— Вы правда вот так отпустите его? — наконец подал голос дворецкий, все это время стоящий за тяжелой портьерой, которая закрывала рабочий стол от слишком яркого солнца.

— Конечно. А что с него взять? Я же не отец, чтобы убить его посреди своего кабинета.

Конечно он не похож на отца. Натан Веснински был слишком мерзким человеком, предпочитающим доказывать свою власть насилием и внушением страха своим подчиненным. Он мнил себя великим, но оказался очень глуп, раз его смог убить собственный сын. Натаниэль не был своим отцом...

— Я всего лишь приказал вырезать всю его семью и оставить маленькое послание, чтобы он точно усвоил урок.

...он был в два раза хуже.

 — Всего лишь. — хмыкает дворецкий, наконец выходя из тени.

Эндрю часто сравнивали с вампиром. Уж больно он походил на них своей внешностью и повадками. Слишком бледен, слишком тих, слишком быстр, слишком умен. Когда-то по двору даже пускали слух, что он полукровка и однажды обязательно перебьет всех в поместье, а в последнее нашествие кровопийц на графские владения его и вовсе попытались убить. Хотя можно ли назвать попыткой убийства поливание святой водой и сование серебряного креста в лицо, под бубнеж каких-то молитв?

— А что ты предлагаешь мне с ним сделать? Даже если он и донесет, кто ему поверит то? — устало протянул Натаниэль, падая в кресло. — У меня о другом голова болит.

Эндрю понимающе кивнул и принялся открывать бутылку вина, все это время стоящую на небольшом комоде у самой дальней стены кабинета. Три обескровленных детских трупа, два подростка и еще два взрослых. От такого простыми компенсациями и словами не отделаться. Вампиры, живущие в проклятых территориях, снова полезли к людям и в этот раз прогнать их будет не так просто.

— Может стоит обратиться к тем охотникам? — спустя несколько долгих минут тишины подал голос дворецкий, наполняя алкоголем серебряный бокал.

— Эндрю, я единственный, кто никогда к ним не обращался, и единственный, у кого за последние пять лет не было ни одного инцидента с этими тварями. Так какой в них смысл? Обрызгать все вокруг настойкой с цветочками я и сам могу. — махнул рукой граф. — Своими способами их отважу.

Натаниэль понимал, что Эндрю догадывается что под собой подразумевает последняя фраза. Он слишком долго знал своего господина. Слишком хорошо знал своего друга детства. Но разумно предпочитал молчать, лишь бросая на него недовольные взгляды. Пусть они и выросли вместе, но права лезть в дела Натаниэля ему никто не давал.

— Будьте осторжны. — стукнув бутылкой вина по столу, дворецкий направился к выходу. — Никто не знает, что у тварей на уме.

* * *

Короткие ногти отбивали размеренный ритм по поверхности дубового стола. Огромные панорамные окна на всю стену сегодня были полностью закрыты темными шторами, и лишь через настежь открытые балконные двери в покои попадал лунный свет. Ожидание всегда было ненавистно Натаниэлю. Даже свечи в канделябре успели полностью выгореть, а нужный гость все не приходил. Означает ли это, что их сделка расторгнута? Неужели он действительно способен поступить вот так? Чего вообще можно было ожидать от проклятой твари? И все таки Натаниэль не такой умный, каким себя считал.

Он уже собирался встать со своего кресла, на котором провалялся до глубокой ночи, и направиться спать, как за спиной раздался мягкий, еле слышный стук каблуков о каменный пол балкона. Явился. Поворачиваться к пришедшему не хотелось. Да, он прождал его целый вечер, но ждать и действительно смотреть на него — слишком разные вещи. Вместо этого Натаниэль стал рассматривать вино в своем бокале с абсолютно незаинтересованным видом. Будто не он целый день ходил как на иголках, желая быстрого наступления тьмы. Будто не он в очередной раз лишил себя сна для встречи с ним. Будто не ему нетерпится вновь увидеть его серые глаза и услышать его низкий картавый голос с едва заметным французским акцентом. Может Натаниэль и глуп, но он всегда был превосходным лжецом и актером.

— Даже не взгляните на меня теперь?

Сейчас он звучал так неправильно подавлено. Будто действительно чувствовал вину. Будто хотел извиниться за то, чего вероятно даже сам не совершал. Будто действительно пришел сюда ради его прощения и внимания.

— А что мне на тебя смотреть? — хмыкнул Натаниэль, все так же старательно пытаясь не поворачивать к нему голову. — Какое мне может быть дело до кровопийц?

Слова звучали отвратительно. Он бы ни в жизнь такого не сказал ему. Уж слишком ценил заразу. Но обида была сильнее. Его предали, и как бы он не любил... Нет, Натаниэль с самого начала знал, что этим все и закончится. Знал и все равно поверил. Теперь он мог лишь скрывать свое разочарование под напускным безразличием, в ожидании окончания их последней встречи. Он больше не придет, оставив после себя лишь кучу проблем и дыру в груди. Натаниэль должен был быть готов к этому. Должен был, но оказался слишком слеп и доверчив.

— Приношу свои извинения, я допустил ошибку...

О, нет, еще раз он этого не вынесет. Слушать эту сказку про «случайность» и «этого больше не повториться» в очередной раз — выше его сил.

— Еще один. — устало выдохнул Натаниэль, обрывая уже знакомый монолог. — Жан, у нас был договор! Ты обещал мне! Клялся, что никто не пострадает, кроме меня! А что в итоге? Семь трупов, Жан, трое из них дети! И ты хочешь назвать это просто «ошибкой»? Да катись ты к черту!

Срываться на крик было не лучшей идеей, но эмоции полились через край. Излишняя вспыльчивость, передавшаяся от отца, была самой отвратительной чертой Натаниэля. Но он просто не мог больше молчать. Смотря сейчас, как Жан поджимает губы и стыдливо опускает взгляд в пол, хотелось его ударить. Ну не должен он вести себя так. Не должен делать вид, будто раскаивается и тоже переживает из-за случившегося. Хотелось раскрасить его красивое лицо ярким синяком, да жаль, при всем желании это невозможно.

— Каждый, кто причастен к этому, валяется сейчас рядом с постами вашей стражи. Уже к раннему утру их должны доставить в это поместье. Всех до единого. Расправитесь с ними сами. — спустя долгую минуту молчания прошептал Жан. Слишком расстроенный. Сам разочарованный в своих подчиненных. — Я лучше сам второй раз умру от ваших рук, чем нарушу свое обещание. Уж поверьте, если еще можете, но я до последнего не знал.

И что-то внутри Натаниэля хотело верить, смотря в давно угасшие глаза напротив. Но он не мог. Не было никаких гарантий, что ему говорят правду. Злость, то ли на себя, то ли на Жана, сдавливала легкие. Все еще хотелось его ударить. Просто за то, что он заимел наглости явиться. За то, что он вообще когда-то появился в жизни Натаниэля, залез ему в голову и вел себя в ней слишком по-хозяйски, будто ему там самое место. Но на деле, Жан даже не решался войти в его покои, все так же стоя в дверях балкона. Не смея надеяться на прощение, он был готов уйти.

Наверное, именно это злило больше всего. Жан не сделал ничего, чтобы получить разрешение приходить сюда из раза в раз. Натаниэль, слишком очарованный красивым юношей на своем пороге, слишком влюбленный в его голос и манеры, чтобы поступиться здравым смыслом и проигнорировать то, что это вовсе не милый, заинтересованный в нем парень, а двухсотлетний вампир, невесть зачем пришедший к нему с сомнительной сделкой. Он сам виноват, что однажды пустил его к себе под кожу и теперь не мог прогнать. Даже если должен. Даже если в действительности Жан и не думал претендовать на собственное место в его груди.

— Я тебя ненавижу.

Вместо того, чтобы снова начать кричать или прогонять его, Натаниэль лишь закрыл лицо ладонями, разрывая слишком долгий зрительный контакт, и откинулся на спинку кресла. Хотелось, чтобы ничего этого не было. Чтобы не произошло этого страшного убийства, за которое отдуваться нужно именно ему, а не тому, кто действительно нес ответственность за безопасность людей в тех территориях, не было огромного количества проблем, найти решение которым казалось непосильной задачей, не было такой. Вообще ничего не было. Только привычные тишина и спокойствие. К сожалению, это слишком нереальная мечта для графа, отвечающего за огромное количество людей на таких больших территориях.

Нет, это определенно выше его сил. Все это.

Холодные пальцы осторожно коснулись его запястий, отводя руки от головы Натаниэля. Теперь Жан сидел на коленях перед ним и настороженно всматривался в его лицо, выискивая признаки злости или новой вспышки агрессии, но так и не увидел ничего, кроме ужасной усталости в чужих глазах.

— Жан, неужели я даю недостаточно? Неужели тебе стало мало, раз ты позволил этому случиться? — Натаниэль пристально вглядывался в лицо Жана, ожидая увидеть подтверждение своих слов. Обида сжирала его изнутри. Думать об этом не хотелось, но другого объяснения у него просто не было.

— Ни в коем случае. — помотал головой Жан и посмотрел ему в глаза слишком преданно, что казалось ужасно неправильным. — Они напали без моего ведома и до последнего это скрывали. Я расправился с ними сразу, как только обо всем узнал. Они в любом случае не проживут и пары дней. Мой господин, я бы никогда так не поступил.

Натаниэль вздохнул. Ему хотелось разрыдаться, как маленький ребенок, упасть на кровать, почувствовать до боли в ребрах полюбившиеся объятия со спины и крепко заснуть, оставив весь этот день как страшный сон. Но его желания никогда не имели свойства сбываться, так что он снова посмотрел на Жана.

— Тебе самому-то не надоело? Перестань уже делать вид, что я что-то большее, чем просто легкодоступный мешок с кровью для тебя. Мне твое притворство ни к чему.

Глаза Жана округлились от шока, а руки на чужих запястьях сильнее сжались. Он выглядел действительно ошарашенным от услышанного. Будто Натаниэль сказал какую-то несусветную чушь. Будто это вовсе не было правдой. Будто он даже подумать не мог о таком за все время их встреч. Неужели вампиры настолько хорошие лжецы, что даже их эмоции выглядят так правдоподобно?

— То, что мое сердце не бьется, не делает меня бесчувственным. — слова прозвучали так оскорбленно и раздраженно, что Натаниэль сам почувствовал укол вины. — Ты можешь мне не верить, но я никогда не врал тебе, никогда не пользовался тобой, а твоя сделка имеет смысл только для тебя, потому что я никогда не делал чего-либо не из собственного желания и твоей выгоды.

Губы Жана вновь сжались в тонкую полоску. Теперь настала очередь Натаниля чувствовать стыд и отводить глаза куда-то в пол. Он хотел верить. Правда хотел. Но с самого начала убеждал себя, что не должен этого делать. Жан — вампир, а им нельзя доверять. Но он такой красивый со своими слишком правильными, острыми чертами лица, в привычной немного помятой белой рубашке с рюшами и черных брюках, которые явно уже испачкались от не очень чистого пола, такой разочарованный в нем, что хотелось наплевать на все. Натаниэль знал, что Жан тот, кому он может доверить свою жизнь, и он ее обязательно сохранит. Всегда сохранял. Из раза в раз. На самом деле, у Натаниэля никогда не было причин не верить ему. Сейчас тоже нет, поэтому он медленно выворачивает свои запястья из хватки Жана и берет его лицо в свои ладони, осторожно погладив скулы.

— Прости. Я не должен был... Мне жаль.

Слова давались с трудом. Наверное, это глупо — вот так опускать свои сомнения и страхи ради Жана, доверяясь полностью без остатка. Верить, что нечто бессмертное может хотеть его, не как легкую добычу или интересную игрушку на время. Но он действительно стоял перед Натаниэлем на коленях, заверял в своей верности без всяких договоров и выглядел так преданно, даже несмотря на свою обиду. Это было удивительно.

Жан уронил свою голову на чужие колени, позволил одной руке Натаниэля зарыться в свои волосы, перебирая волнистые пряди, а другую переплел со своей и легко, почти невесомо, поцеловал тыльную сторону ладони. Губы у него всегда были сухими и такими же холодными, как он сам. И Натаниэль соврал бы, если бы сказал, что ему это не нравится. Он любил целовать Жана. Но не так, как об этом рассказывали другие. Без лишней страсти, просовывания языков друг другу в глотки и последующего продолжения в постели. Все это было слишком неправильно, мерзко и грязно.

— Тебе нужно поспать. — как-то незаметно Жан успел подняться с пола и отойти на несколько шагов.

— О, ты действительно думаешь, что я могу? — фыркнул Натаниэль, поднимаясь со своего кресла. Они оба знали, что он не мог спать после того, как убил отца собственными руками. — Ты уходишь?

— А ты веришь мне?

Здравый смысл говорил «нет». Говорил «его нужно прогнать», «это плохо кончится» и «неизвестно, что там у него на уме на самом деле». Кажется, этот здравый смысл звали Эндрю. Но его сейчас здесь не было, а сам Натаниэль почти не обращал внимания на его слова. Поэтому он выбирает «да». Даже если потом пожалеет. Даже если Эндрю окажется прав. Это не имело значения.

— Верю. Пусть и не должен.

* * *

Бордовая рубашка полетела куда-то на кресло, к уже лежащим на нем жилету и фраку. Балконные двери вновь распахнуты настежь, впуская в комнату прохладный ветер. Где-то в дали слышались раскаты грома, но это никого не волновало.

— А потом у меня разболелась голова от их криков, и я ушел. Решил, что подписывать документы в душном помещении не так уж и плохо. — громко рассказывал Натаниэль, натягивая на себя ночную рубаху. — В общем, все виновные наказаны, указ об оказании всей необходимой помощи пострадавшим издан и приведен в исполнение, я вроде как получил свою долю всеобщей любви и славы, а еще гневное письмо и приглашение во дворец от короля, и все довольны. Ну, кроме меня, но кто вообще меня спрашивал.

Они снова вернулись к своим привычным ночам. Нат снова рассказывал о своем дне, жаловался, возмущался, иногда истерично посмеивался, а Жан лежал на его кровати и слушал, наблюдая за каждым его движением. Это было так спокойно. Действительно хорошо по сравнению с двумя предыдущими бессонными ночами, полными тревожности, злости и бесконечных бумаг.

С самого утра после еще долгого разговора с Жаном, в поместье Веснински действительно притащили пятерых вампиров, закованных в серебряные кандалы по рукам и ногам. А вместе с ними заявился и тот мужчина, отвечающий за территории на границе с проклятыми. Какой-то там барон, имени которого Натаниэль то ли не помнил, то ли вовсе не знал. Он долго кричал и возмущался из-за того, что по приезде домой обнаружил своих детей и жену мертвыми. Что ж, Эндрю был рад покормить своего ворона его языком. А после пришлось еще больше суток постоянно ездить по всем городам, находящимся во владениях Натаниэля, издавать указы, общаться с другими дворянами и просто крестьянами. Сжигание тварей на всеобщем обозрении было самой приятной частью предыдущих дней. Люди считали его защитником. Мол «молодой граф Веснински столько сделал. Так быстро расправился с кровопийцами. Так печется о безопасности своих людей.» Натаниэль знал, что правды в этом мало. Он ничего не сделал. Ни что из того, что ему приписывали не было сделано им. Это душло и заставляло чувствовать вину. Но в действительности что он мог сделать сам? К сожалению, ответ был один — ничего.

— Да ты прямо герой для народа. — усмехнулся Жан. Он тоже знал, что если бы не он, никого бы не поймали. Люди бы умирали сотнями ежедневно, и не было бы ни единого средства остановить это.

— Не издевайся, прошу тебя. — вымучено простонал Натаниэль, опускаясь в его раскрытые объятия. — Я и так чувствую себя виноватым за то, что ничего толком не сделал.

Сейчас, прижимаясь спиной к груди Жана, он наконец мог выдохнуть и расслабиться, пока чужие руки обнимают его за талию. Больше не хотелось ни о чем думать. Пусть все катится к черту.

— Как же это? Ты очень хорошо отблагодарил меня вчера за то, что сделал я. — тычок в ребра заставил Жана рассмеяться еще больше. — Ладно, я молчу, только перестань меня бить.

Натаниэль еще пару раз фыркнул, показывая свое недовольство таким комментарием, и все таки улегся поудобнее. Смех у Жана был красивый, бархатистый, такой, который действительно хотелось слушать. Натаниэль откинул голову ему на плечо, пальцы сами начали выводить круги на чужих предплечьях предплечьях. Когда смех сменился осторожными поцелуями в шею, он не удивился. Жан всегда лип к ней при первой же возможности. Как бы он не отрицал, но потребность в крови проявлялась в любом случае, даже если таким безобидным способом.

— Ты можешь, если хочешь.

Говорить это все еще было немного неловко. Натаниэль не понимал, как Жан способен держаться и не набрасываться на него, покорно ожидая разрешения на укус. Он ведь слышал запах его крови и зачастую приходил голодным. Но за это Натаниэль и любил его. С Жаном все происходило только по согласию.

— Снова собираешься использовать меня как снотворное?

Вампирский яд, выделяющийся при укусе, приглушал боль и действительно хорошо усыплял. Именно он и был одной из причин, по которой все это между ними и началось. Жан постоянно повторял, что этот яд может вызвать привыкание, зависимость, еще что-то, звучащее не очень приятно, Натаниэль особо не слушал. Ему было интереснее получить несколько поцелуев и возможно нормально поспать.

— Это скорее приятный бонус. — он ехидно ухмыльнулся, выгибаясь и давая больше доступа к своей шее. Это всегда работало.

Жан недовольно закатил глаза и оставил еще один поцелуй в том месте, где шея переходит в плечи. Прикосновение клыков, секундная боль, и эйфория разливается по телу. Натаниэль прикрыл глаза, чуть сильнее сжимая руки, обнимающие его поперек живота. Протяжный стон эхом отдается от стен комнаты. Все еще казалось странным и неправильным находить укусы вампира чем-то приятным. Так не должно было быть. Но вот он здесь, лежит в объятиях вампира и получает от этого удовольствие. Сонливость быстро окутала его сознание. Еще минута и он уснет.

— Сладких снов, Mon soleil heureux*.

Это всегда было последним, что слышал Натаниэль, погружаясь в крепкий и долгий сон.