Блейз вытер руку носовым платком.

— Ну, по крайней мере, это было быстро, — произнес он. Белый тонкий шелк был безупречно чист.

— Не могу поверить, что ты это сделал, — удивилась Панси, с тревогой глядя на другой конец платформы 9¾, где небольшая армия студентов толпилась вокруг Поттера, буквально захватив его в плен. Пихаясь и толкаясь, каждый хотел поскорее пожать ему руку.

Блейз вздохнул.

— Я тоже. И чего только не сделаешь ради своей репутации, — он осмотрел свою ладонь и еще раз быстро протер ее.

— Ты же в курсе, что если проклятие заразно, то тебе не удастся стереть его носовым платком? — съязвил Драко, старательно пытаясь скрыть свое раздражение.

— А вдруг он на самом деле не проклят, а просто подхватил какую-нибудь заразу, — возмутился Блейз и сунул платок обратно в карман.

— Хватит меня запугивать, — простонала Панси. — Что, хочешь быть единственным слизеринцем, который пожал ему руку?

— Я не один такой, Дафна тоже это сделала, — Блейз наклонился и с притворной тревогой оглядел платформу. — С тех пор ее никто не видел.

— Вообще-то я здесь.

Все тут же обернулись и посмотрели назад. Дафна Гринграсс стояла прямо рядом с ними. Драко вспомнил, что видел ее раньше, только тогда она была со своей сестрой Асторией, а теперь осталась одна.

— Уже куча слизеринцев пожали ему руку, — добавила она.

Драко заметил, что девушка была с чемоданом. Что ж, теперь количество слизеринцев, решивших вернуться в Хогвартс увеличилось до… двух. Интересно, почему она решила поехать доучиваться на Восьмой курс? У Драко были свои на то причины, должно быть, у нее тоже.

Панси тоже заметила ее багаж.

— Решила снова вернуться в школу в этом году? — с плохо скрываемой неприязнью спросила она. Дафна часто тусовалась с ними, особенно с Панси, но не в последние два года, по понятным причинам, и Панси, похоже, затаила обиду. — Зачем? У тебя и так всегда были вполне приличные оценки.

Это была правда. Драко никогда бы не подумал, что Дафна решит вернуться на учебу. В отличие от Панси, которой бы не повредило снова пройти год обучения, но ей было плевать на свои ЖАБА. Как и Блейзу, однако у них была возможность подготовиться самостоятельно и после Рождественских каникул сдать экзамены, которые руководство школы пообещало провести для всех, кто в прошлом году посещал занятия и был к ним готов. А еще вне зависимости от того, вернутся ли ученики в школу или нет, им было разрешено пользоваться библиотекой. Так что многие решили, что проводить целый год в Хогвартсе не было никакой необходимости. По крайней мере, для слизеринцев и чистокровных с других факультетов — тех, кто не участвовал в бунтах в прошлом году.

Дафна пожала плечами и взяла свой чемодан.

— Пойду найду себе место, — она бросила мимолетный взгляд на Драко. — Думаю, увидимся.

Что ж, похоже, она поняла, что Драко тоже решил вернуться в школу, и попыталась наладить с ним контакт. Видимо, она ожидала, что он ей что-нибудь ответит. Они не были друзьями. Насколько Драко знал, она и вовсе его недолюбливала.

— Ну, у тебя хотя бы будет компания, — прокомментировала Панси. — Какая-никакая, но все же.

Драко еще не решил, был ли он рад или расстроен от того, что Панси не ехала в школу вместе с ним. Иногда она могла быть веселой, а иногда могла раздражать. Но как ни крути, без нее будет одиноко.

— Давай, — подбодрил он ее, — иди пожми руку Поттеру. Ты ведь здесь именно за этим.

Она бросила на него обиженный взгляд.

— Мы здесь, чтобы проводить тебя.

— Конечно, — Драко поверил им, когда они пришли и сказали ему об этом, но это было до того, как появился Поттер, и его друзья тут же занервничали, поджидая шанса подойти к нему. Блейз и Панси всегда гордились своей прозорливостью. — Если вы не поторопитесь, то он сядет в поезд.

Толпа вокруг Поттера несколько поредела, и Панси занервничала.

— Ну, раз уж я уже здесь, — решительно произнесла она, выпрямив спину и вздернув подбородок, как будто готовилась к битве. Не успели они и глазом моргнуть, как она уже проталкивалась сквозь толпу, окружавшую Поттера. Ни с кем не церемонясь, она расталкивала людей локтями и командовала всем убираться с ее дороги. Добравшись наконец до Поттера, она, не медля, протянула ему руку, но голос предал ее и фраза “Поздравляю, отличная работа, Поттер” прозвучала как-то надломлено. Поттер стоял слишком далеко, поэтому Драко не был уверен, но ему показалось, что он увидел, как у того напряглась челюсть. Но спустя секунду Поттер пожал Панси руку и даже выдавил легкую улыбку, что-то сказав ей в ответ, отчего Панси нервно рассмеялась, и остальные вместе с ней. Или над ней.

Быстро развернувшись, она чуть ли не бегом вернулась к ним, выглядя весьма довольной собой.

— Что он тебе сказал? — поинтересовался Драко.

Панси неожиданно покраснела и переступила с ноги на ногу.

— О, он сказал, что ему приятно, что я все еще могу узнать его в толпе, — она вздрогнула, когда Блейз фыркнул. — Могло быть и хуже, — заключила она. — Он, вроде, не рассердился, скорее удивился, — Панси лучезарно взглянула на Драко. — Так ты сделаешь это или нет?

Таков был его план до того, как он оказался здесь и понял, что у всех остальных возникла та же идея. Что ж, этого стоило ожидать, но не от Панси и Блейза. Все, что им было нужно, это чтобы их увидели общающимися с Поттером. Они не были ему благодарны. Как там сказала Панси? Отличная работа? Она совсем так не думала. Последний год в Хогвартсе ей совсем не понравился, как и всем остальным, но она вовсе не считала, что Поттер справился со своей задачей. Возможно, если бы он избавился от Темного Лорда по-тихому, и войны и битвы никогда бы не случилось, то ей было бы за что его благодарить. Если бы весь этот мрак не коснулся ее лично, если бы она не видела, как умирали люди, она смогла бы притвориться, что все это было лишь скучной историей в новостях. Историей о том, как псих убил кучу магглорожденных, но потерпел поражение, а жизнь все так же продолжалась. Но мир поменялся и перевернулся с ног на голову. И нет, ей совсем это не понравилось.

А вот Драко был благодарен. Несмотря на то, что в камере предварительного заключения он провел не более двух недель, ему они показались вечностью. Все, что ему оставалось там делать — это вновь и вновь прокручивать в голове все произошедшее. Ему было интересно, сколько лет в Азкабане его ожидало. Да и как его родители могли ему помочь, когда сами тоже были в заключении? Он ведь тогда даже не знал, что его мать помогла Поттеру в лесу. У них не было возможности нормально поговорить. Сразу после битвы их схватили, разделили, посадили под стражу и оставили ждать своей очереди, чтобы предстать перед Визенгамотом. Только там Драко узнал, что Поттер написал рекомендательное письмо, в котором выступал за освобождение Драко и его матери. Снова спасая его, только уже не от Адского пламени, а от тюремного заключения. Драко был в шоке. И не в последний раз. Ведь Поттер появился на суде над его отцом. Драко понятия не имел, что такого им сказал Поттер, его отец так ничего и не объяснил, но его отпустили. Ему назначили испытательный срок и наложили огромное количество ограничений, но хотя бы не отправили в Азкабан.

Очевидно, это было дело рук Поттера. Он сделал это для матери Драко. Сам Драко тут был не при чем; ему просто повезло. Это была большая удача, что Темный Лорд выбрал именно его мать, чтобы проверить, мертв ли Поттер. Так что тот лишь оплатил свой долг.

И Драко тоже чувствовал, что был должником Поттера. Он никогда не сможет вернуть свой долг, но он был благодарен. По-настоящему благодарен. И ему хотелось, чтобы Поттер об этом знал. Вот и все. Ему не хотелось, чтобы его кто-то видел, ведь это не изменило бы мнения людей о нем и его семье. Ему просто нужно было, чтобы Поттер знал, что Драко ценил его помощь и что он не заставит его пожалеть о ней.

Еле волоча ноги, Драко намеренно медлил, ожидая, пока толпа разойдется. Ему не хотелось быть очередным невидимкой, чью руку Поттер пожмет, даже не заметив этого. Уизли и Грейнджер, естественно, как всегда, стояли по бокам от него, выглядя так, словно готовы были проклясть первого, кто осмелится подшутить над их другом.

Как бы медленно Драко ни старался идти, он все равно уже почти добрался до Поттера. И теперь он мог хорошенько его разглядеть. Поттер выглядел так же, как и всегда: худой, в своей маггловской одежде, растрепанный, чуть бледнее обычного. Единственным отличием был костыль в его левой руке. Подойдя поближе, Драко заметил, как побелели костяшки поттеровских пальцев, сжимавшие деревянную рукоятку. Похоже, с его ногой все было куда хуже, чем газеты пытались это преподнести. В “Пророке” написали лишь о том, что летом Поттер попал в засаду и был проклят, но уже шел на поправку и собирался вернуться в Хогвартс. Вот и все, что Драко об этом знал.

Поттер поймал его взгляд, уголок его рта дернулся, будто он попытался сдержать улыбку. Он посмотрел на Драко, приподняв бровь.

Драко показалось, что гриффиндорец ждал его. Осмелев, он встал перед ним, протянул руку и затаил дыхание, обрадовавшись тому, что его ладонь была тверда и невозмутима. Поттер каким-то чудесным образом принял ее с искренней улыбкой на губах.

Это длилось целую секунду. Восхитительную секунду, которая заставила Драко поверить, что, наверное, все действительно может измениться к лучшему. Раз после всего случившегося Поттер мог улыбнуться ему, то значит был выход из этого отчаяния, была надежда на то, что Драко облажался не настолько сильно, чтобы навсегда остаться лишь бледной копией своего отца.

А затем, без всякой на то причины, глаза Поттера расширились, выражение его лица потемнело, и он вырвал свою руку из ладони Драко.

— Не знаю, чего ты добиваешься, — сказал тот, совершенно необъяснимо разъярившись, — но это не смешно.

Драко чуть не оглянулся, чтобы убедиться, что Поттер обращался именно к нему, но не смог пошевелиться, потрясенно застыв. Поттера тут же схватил за руку кто-то другой и отвлек. Драко остался стоять там, сбитый с толку и абсолютно униженный. Ему показалось, что даже Грейнджер и Уизли удивились поведению Поттера, но он был неспособен как следует изучить выражения их лиц. С горящими щеками он наблюдал за тем, как Поттер и его друзья подняли свои чемоданы в воздух и начали их левитировать, уходя, чтобы сесть на поезд.

Драко снова все испортил. Да как ему вообще это удалось?

***

Все было к лучшему. Драко потребовалась неделя, чтобы это осознать. Похоже, он бредил, понятия не имея, что правильно, а что нет. Он думал, что чему-то научился, но это явно было не так. Просто это так не работало. Он был тем, кем являлся, и этого было не изменить. Поттер спас ему жизнь, потому что по-другому не умел. Он помог его семье, потому что чувствовал себя обязанным матери Драко. И больше за этим ничего не стояло. Это ничего не говорило о ценности Драко. Не говорило о том, что у него были шансы добиться в жизни большего. Шансов больше не было. Он облажался, и это сошло ему с рук. Так чего же еще он мог желать?

Просто… Он никак не мог взять в толк, почему Поттер пожал руку Панси. А ведь она хотела сдать его Темному Лорду. Драко, конечно, тоже этого хотел, и это была не единственная его ошибка. Но между ними с Панси было много общего. Она, как и Драко, всегда подшучивала над Поттером. И Дафна тоже, когда тусовалась с Панси. Она всегда смеялась, когда Панси и Драко оскорбляли Поттера. Конечно, ни Панси, ни Дафна не приняли Темную Метку и не пытались никого убить, но Драко казалось, что Поттер был чересчур добр к ним. Тот всегда улыбался Дафне, когда встречал ее. А когда однажды Панси приехала, чтобы посетить библиотеку Хогвартса, она остановила Поттера, проходившего мимо ее стола, и поболтала с ним. Хотя, это скорее можно было назвать монологом, ведь Поттер не выглядел особо заинтересованным в разговоре с ней, но он был вежлив, отважно выстояв перед энтузиазмом слизеринки.

Драко не стал бы заходить так далеко. Он не стал бы пытаться заговорить с Поттером и не ожидал бы кивков от него всякий раз, как они пересекались. Все, чего он хотел, это просто пожать ему руку и поблагодарить. Ну ладно, еще ему хотелось, чтобы Поттер хотя бы раз в жизни сказал ему что-нибудь доброе и ободряющее. В лицо. А не послав письмо, которое Драко даже не успел прочесть. Ну, чего ему это стоило? Неужели это было так трудно не отпрянуть от него, как от прокаженного? Ведь он мог выдержать хотя бы гребанных пять секунд. Даже слов никаких не надо было. Просто потерпеть. Так же, как он терпел боль в своей ноге. Как перетерпел болтовню Панси. Как терпел постоянное назойливое внимание от окружающих.

Что ж, зацикливаться на этом не было смысла. Что случилось, то случилось. Драко уже не мог ничего изменить.

По крайней мере, жизнь в Хогвартсе оказалась не так уж плоха. Это было единственное, что его утешало. Поскольку на Восьмой курс вернулись только они с Дафной вдвоем, то их общежитие, честно говоря, больше походило на чулан, который разместился прямо посередине между комнатами мальчиков и девочек с других курсов. И все же у каждого из них была своя спальня и общая гостиная. Дафна наколдовала стол и два стула, уместив их в этом крошечном пространстве, и когда она ими не пользовалась, Драко мог сидеть там и заниматься в одиночестве. В его комнате стояла узкая кровать, на которой он еле помещался, но это компенсировалось наличием собственной ванной комнаты. Конечно же, такой же крошечной, как и все остальное. Все его покои выглядели так, будто кто-то взял нормальную комнату и уменьшил ее с помощью заклинания. Несмотря на то, что все это вызывало в Драко клаустрофобию, ему нравилось иметь собственный уголок, в котором можно было уединиться. Дафна была не в счет. Ее легко было игнорировать, если она занималась в гостиной, тихо сидя за учебниками, а за завтраком, обедом и ужином она всегда тусовалась со своей сестрой и ее друзьями.

На занятия они ходили с семикурсниками. ЖАБА сдавали немногие, поэтому несколько дополнительных учеников с легкостью могли разместиться в выпускных классах. Не так много студентов решили вернуться на восьмой год обучения. По большей части, это была печально известная Армия Дамблдора. Поттер, Грейнджер и Уизли, полностью пропустившие прошлый год, магглорожденные, естественно, и те, кто был вынужден скрываться от Кэрроу и поэтому прогулял слишком много уроков. Все они всегда держались вместе, а семикурсники разбивались на свои маленькие группки. Обычно Драко и Дафна оставались в стороне, но в этом не было ничего страшного. Драко все равно не хотелось ни с кем разговаривать. К нему никто не приставал. Возможно, на него бросали косые взгляды, но он не был в этом уверен, ведь и сам ни на кого не смотрел.

Одиночество было не так уж и плохо. Он мог сосредоточиться на школьных занятиях. В этом ведь и был весь смысл возвращения в школу? Ну, а если ему не хватало веселья, то он всегда мог спуститься на поле для квиддича и немного полетать. В факультетскую сборную он не попал, да и не планировал, а потом оказалось, что такого шанса у него не было вовсе, даже если бы он захотел. Никому из тех, кто вернулся на восьмой год, не разрешалось играть за команды своих факультетов. Драко мог это понять, ведь это было бы нечестно по отношению к остальным студентам. Им разрешили вернуться, только чтобы они смогли сдать свои экзамены, вот и все.

На уроках Драко было скучно, ведь в прошлом году он пропустил не так уж много занятий. Конечно, голова у него тогда была забита другим, но ему все равно теперь приходилось слушать те же самые лекции, отрабатывать заклинания, которые он уже знал, и делать домашние задания, которые он уже выполнял. А еще он взял за правило не поднимать руку и не отвечать на вопросы учителей, потому что обычно, когда ему приходилось что-то говорить, его голос звучал надломлено от того, что он постоянно молчал.

Из-за этой накатывавшей скуки Драко подолгу пялился на Поттера. И ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что тот был серьезно ранен. Поттер никогда не опирался на больную ногу — естественно, иначе зачем ему тогда костыль, — но в остальном, на первый взгляд, все было в полном порядке. Он смеялся и перешучивался со своими друзьями, терпеливо отвечал на любые, даже самые глупые, вопросы, которые ему все вечно задавали, и никогда не игнорировал кивки и улыбки, делая то же самое в ответ. Это было странно. Раньше Поттер не был таким терпеливым и дружелюбным. Конечно, он мог измениться. Почему бы и нет? Возможно, победа над Темным Лордом изменила его, но чем дольше Драко смотрел, тем больше его это беспокоило.

В те тихие моменты, когда с Поттером никто не разговаривал и никто на него не смотрел — кроме Драко, незаметно притаившегося в каком-нибудь углу, — его лицо становилось непроницаемым. Его дыхание замедлялось, веки тяжело опускались и поднимались, и он замирал. А потом кто-нибудь окликивал его, начиная свое привычное “Гарри то, Гарри сё”, и уголки его губ приподнимались. Он вновь надевал свою маску.

Это было захватывающе. Настолько, что Драко никак не мог перестать наблюдать за ним. Вот почему однажды утром он заметил редкую вещь: Поттер был один. Прихрамывая, тот шагал по территории замка, с костылем в одной руке и Молнией в другой. Но почему-то вместо того, чтобы отправиться на поле, он свернул к чулану для метел — и зачем, ведь у него уже была метла. В том чулане не было ничего, кроме еще нескольких метел. И, ко всему прочему, у Поттера был такой вид, будто он не хотел, чтобы его кто-то увидел. Драко знал лишь одну причину, по которой ученику понадобилось бы тайком пробираться в чулан. И он отважно пытался отговорить себя от слежки, ведь, если Поттер собирался там встретиться с какой-то девчонкой, чтобы поцеловаться, то Драко не стоило на это смотреть.

Или все же стоило. Что, если его там поджидала сенсация. Вдруг ему удастся узнать о Поттере то, чего больше никто не знал.

Немного подождав, Драко подкрался ко входу в чулан. Дверь была открыта — какая удачная оплошность со стороны Поттера, если тот там с кем-то целовался.

Но в открывшейся картине не было ничего интересного.

Драко замер в дверном проеме. Поттер стоял к нему спиной, не заметив вторжения. Крепко сжав костыль одной рукой, другой он пытался отполировать свою Молнию. Но у него ничего не получалось. Метла то и дело выскальзывала, но Поттер, чертыхаясь, не собирался сдаваться. Это было так нелепо, что Драко захотелось рассмеяться. Поттер, что, тайком пробрался сюда, чтобы почистить свою метлу? А затем полетать? Он вообще был способен это сделать? Наверное, трудно удержаться на метле, когда у тебя ранена нога. Даже опасно. Узнай об этом его друзья, попытались бы они его остановить?

Все больше раздражаясь из-за неуклюжих попыток Поттера почистить свою метлу, Драко уже было собрался огрызнуться и сказать ему, чтобы тот перестал заниматься ерундой и, наконец, зачаровал ее, как в это мгновение костыль выскользнул из рук Поттера и упал на пол. Устояв, тот зашипел от боли, когда ему пришлось опереться на поврежденную ногу. Он замер и тяжело задышал.

Драко осторожно приблизился и поднял костыль. Поттер заметно напрягся, будто подумав, что Драко сейчас на него нападет. Стиснув зубы, сдержавшись от обвинения, Драко протянул ему костыль и отрывисто выдохнул:

— Вот.

Поттер, медленно и осторожно, взял его, и Драко показалось, что тот изо всех сил старался не прикасаться к его руке.

— Спасибо, — коротко кивнул он, все еще напряженный и настороженный.

— Ты мог бы заколдовать метлу, — не удержался Драко. — Заставить ее зависнуть в воздухе.

— Благодарю, но я могу справиться с этим и так.

Хорошо, что Поттер на него не смотрел, потому что Драко не смог удержаться и закатил глаза.

Поттер покрепче сжал метлу и бездумным, резким движением потянулся за полиролью. Его костыль снова выскользнул, и на этот раз Поттер был совсем к этому не готов. Недолго думая, Драко обхватил его за талию, не дав ему упасть. И уже через секунду горько об этом пожалел.

Поттер ахнул и оттолкнул его так сильно, что он отшатнулся. Опираясь на метлу, Поттер отступил назад, широко и сердито раскрыв глаза.

— Да что, черт возьми, с тобой не так, Малфой?

Драко от шока потерял дар речи. Он, блять, только что помог Поттеру, спас его от падения и сильной боли. И все это даже после того, как тот отверг его и прилюдно унизил. Здесь он был чертовым героем.

— Ну, извини, — выплюнул Драко, выпрямившись. — В следующий раз позволю тебе упасть, а потом хорошенько отделаю тебя твоим же костылем.

Поттер недобро сузил глаза. Его голос дрожал от гнева.

— Не знаю, чего ты пытаешься добиться, но советую тебе держаться от меня подальше.

Эти слова были словно пощечина.

— С удовольствием, — Драко наклонился, поднял костыль и, быстро произнеся заклинание, запустил его прямо в древко. Вырвавшись наружу, костыль, вращаясь, унесся прочь, прямо навстречу Гремучей Иве, которая тут же разнесла его в щепки.

Не оглядываясь, Драко вихрем умчался в сторону замка.

***

На следующий день Поттер уже был с новым костылем, но его хромота стала заметнее. Похоже, взлететь в своем состоянии он все же не смог, поэтому в замок ему пришлось возвращаться пешком.

Драко отказывался брать вину на себя. Поттер это заслужил. Он обращался с Драко, как с прокаженным. Как будто его прикосновения вызывали у Поттера отвращение. Всю ночь Драко провел, уставившись на шрам на своем предплечье, туда, где раньше была Темная Метка. Все дело было в ней? Чем дольше Драко об этом думал, тем сильнее убеждался в том, что Поттер так бурно реагировал не на его слова, а именно на прикосновения. Он вспомнил, как читал интервью Поттера, в котором тот признался, что шрам на его лбу, оставленный Темным Лордом, порой болел. А что, если кожа Драко тоже была испорчена? Может, в нем была какая-то остаточная магия, которая причиняла Поттеру боль.

Это было нечестно. Темная Метка исчезла. Она поблекла. Теперь это был всего лишь шрам. Или все же что-то темное притаилось под его изуродованной кожей, выжидая, пока Драко снова облажается, и новое зло вытащит эту магию наружу?

Этой ночью он все накладывал на свое предплечье очищающие чары одни за другими, а затем отправился в душ и ожесточенно тер его, пока из него не потекла кровь и он не заплакал от боли. Обессилев, он вернулся в комнату, опустошенный и злой. Даже если он и вправду был заражен, Поттер не имел никакого права так с ним обращаться. Как будто Панси не приняла бы Метку, будь она на его месте. Или Блейз. Или даже один из его драгоценных гриффиндорских дружков, если бы им угрожали смертью их родителей.

Для них бы это не было честью, напомнил ему злобный внутренний голос. Подавив эту мысль, Драко почувствовал, как его затопило непреодолимой волной стыда. Он был неправ. Он знал это. И это должно было что-то значить.

На следующий день, пропустив утренние занятия, он остался в их с Дафной гостиной, потирая пульсирующее предплечье. Он мог бы его исцелить. И сделал бы это позже, но пока просто позволил ему ныть от боли.

Дафна вошла в комнату, неся в руках свои книги, сказала ему “привет” и села рядом, нарушив их молчаливое соглашение. Они никогда не оставались в гостиной вдвоем, если один из них хотел воспользоваться ею, то другой всегда шел в свою комнату. Правда, нельзя было сказать, что Драко ею сейчас пользовался, он ничего не читал и не писал, а просто сидел. Но он пришел сюда первым. Спорить не хотелось. Ну, разве, что чуть-чуть.

— Я тебе не мешаю? — поинтересовался он.

— Вовсе нет, — ответила девушка. Но не спросила того же у него. А должна была. В этом и был смысл его вопроса. Он спросил, она ответила “нет”; тогда она должна была спросить его, и он бы ответил “да”. Основы этикета. Драко заметил, что она принялась делать домашнее задание по Чарам. А ведь у них даже не было завтра этого предмета в расписании. Они вообще должны были быть не раньше следующей недели. В чем срочность?

А если ей хотелось компании, то почему бы просто об этом не сказать?

— Зачем ты здесь? — спросил Драко.

Она подняла глаза и нахмурилась.

— Я тебе мешаю?

О, теперь она соизволило его об этом спросить. Драко следовало сказать “да” и избавиться от нее. Но тогда его вопрос остался бы без ответа.

— Я имел в виду здесь, в Хогвартсе.

— А ты зачем? — заупрямилась Дафна.

— Чтобы учиться.

— Я тоже, — отрезала она и вернулась к своему заданию.

Ладно, к черту все.

— Я здесь, — начал Драко, — потому что больше не могу находиться в своем доме. Он… Темный Лорд любил нас навещать. И надолго задерживаться. Он запятнал каждую комнату в Поместье. А мне больше некуда идти.

— Ну, мне тоже больше некуда идти.

Драко выжидающе уставился на нее. Он открылся ей и заслуживал знать больше.

Похоже, она его поняла.

— Моя сестра нежелательно высказалась о магглах и магглорожденных. И мне пришлось выбрать чью-то сторону, что я и сделала.

Из ее уст это прозвучало так обыденно. Но все не могло быть так просто. Гринграссы были древней и очень гордой семьей. Это должен был быть скандал.

— Темный Лорд был бы рад, если бы твои родители посягнули ему в верности.

— О, они никогда никому не служили и ни в чем не клялись. Но всегда отзывались о нем с любовью.

Конечно. Слишком гордые, чтобы перед кем-то приклоняться. А вот его семья нет. Получается, они и вправду были слугами?

— Вас изгнали или просто обрушились с гневом? — уточнил Драко.

— Они сорвали наши звезды с потолка, — призналась Дафна, поигрывая своим пером.

Похоже, сестры сделали что-то похуже, чем просто высказали свое мнение. Но, видимо, Дафне не хотелось вдаваться в подробности.

— Звезды на потолке, — задумчиво произнес он. — Звучит интересно. Моя семья не была такой изобретательной. Наше генеалогическое древо — всего лишь настоящее дерево. Вяз. Высотой около трех футов, стоит в гостиной. Рубины на нем означают умерших, изумруды — живых, а сапфиры — супругов. По описанию похоже на рождественскую елку, но на деле там всего два изумруда и один сапфир. Мертвые не горят.

— Да уж, картинка так себе. Вы недалеко ушли от других чистокровных семей, — поджала губы Дафна. — На этих древах мы такие маленькие и незначительные. Мать всегда говорила, что у нее ощущение, будто она окружена узурпаторами.

Драко фыркнул.

— И не поспоришь. Хотя забавно. У Малфоев, как правило, всегда было мало детей. По одному сыну на поколение, так было веками. По опыту прошлого, слишком большое количество сыновей всегда приносило только проблемы.

— Дай угадаю, — улыбнулась Дафна. — Избранный наследник всегда умирал при загадочных обстоятельствах?

— Не можешь поделить золото — убей брата.

Пиздец, если честно. Ведь основная часть наследства всегда должна была оставаться нетронутой, передаваясь из поколения в поколение, чтобы семья оставалась богатой и влиятельной, достаточно сильной, чтобы пережить трудные времена вырождения чистокровных.

— Как банально, — вздохнула Дафна. — Мой прадед убил собственного отца из-за наследства. Не смог смириться с ожиданием; его отец оказался долгожителем. Прожил целых сто двадцать лет. И хватило же наглости.

— О, у меня есть кое-что получше, — ухмыльнулся Драко. — Один из моих предков облажался, женившись на магглорожденной после смерти первой жены. И древо само сместило его с поста главы семейства и передало это право его сыну. Как думаешь, что он сделал?

— О нет.

— О да. Убил собственного сына. В итоге ему пришлось оставить наследство полукровке, родившемуся у него от второй жены. В этом-то и весь ужас. А не в убийстве, — Драко обнаружил эту историю в старых семейных записях; его отец никогда не рассказывал ему об этом. Будь его воля, он бы и вовсе уничтожил эти бумаги. Но, скорее всего, не смог.

— Какая замечательная идея — наделить генеалогическое древо разумностью, — прокомментировала Дафна.

— Не то слово, — и какой идиот додумался до этого? Старые засранцы, контролирующие всё и вся спустя столетия после своей смерти. Какое им, блять, дело? И как убийство собственного наследника могло вернуть привилегии? Неужели, это было именно тем, что делало человека Малфоем? — По словам отца, древо изгонит меня, если я проявлю неуважение к фамилии Малфоев, — отец любил ему этим угрожать.

— Так значит, этого еще не произошло?

Драко потер предплечье сквозь одежду. Было больно.

— Похоже, нет. Я не стал перечить. Сделал все, что от меня потребовали. Справился я плохо. Но все же сделал.

— Бунтовать отстой, — поделилась Дафна. — Угнетает.

— Ты сожалеешь о том, что сделала?

До этого ее слова прозвучали довольно легкомысленно; теперь же она задумалась.

— Не знаю. Спроси меня об этом года через два.

— У тебя ничего не осталось, — тихо сказал Драко. Ему не хотелось, чтобы это прозвучало насмешливо. Это просто был факт.

— У меня есть сестра, — упрекнула она. — Есть мозги. Есть тетя. Она неплохой человек. А еще у меня есть дядя. Он добрый. У него, конечно, и своих проблем хватает, но он поможет.

— У меня тоже есть мозги, — Драко прислонился спиной к стене. — Хоть порой они и принимают глупые решения. И тетя у меня тоже есть, — вспомнил он. Андромеда Тонкс. Она потеряла мужа. Потеряла дочь на войне. Драко слышал, что у нее остался внук. — Думаю, она бы не отказала мне в помощи, — фыркнул он. — Не оставила бы меня в нищете.

— Подумываешь о том, чтобы восстать против своей семьи?

Был ли в этом смысл? Дафна и Астория узнали, как будет выглядеть мир, если Темный Лорд и его последователи захватят власть, и они, в отличие от своих родителей, решили, что не хотят этого. А ведь Гринграссы даже не были Пожирателями Смерти. Драко был. Он не мог восстать против своей семьи. Ведь тогда бы ему пришлось восстать и против самого себя.

Чем бы он смог объяснить это свое желание? Лучшим миром? Более безопасным для магглов и магглорожденных? Если бы это зависело от Драко, то ничего бы не вышло.

Но все же была у него одна идея. Был способ, которым он мог сделать этот мир чуточку безопаснее. Он уже принял это решение, просто не воспринимал его как бунт.

— Я подумываю о том, чтобы не жениться, — признался он. — Не заводить детей. Чтобы больше не было никаких Малфоев.

— Как-то слишком радикально. Я имею в виду, дело тут не только в семейных обязательствах, так ведь? Некоторые же женятся по любви. Заводят детей, потому что хотят их.

Ох, но без семейных обязательств женитьба на ведьме не входила в его планы. Он уставился на Дафну. Похоже, слухи до нее не дошли. Видимо, Драко оказался лучшим актером, чем он предполагал.

Ее глаза расширились.

— О, — удивленно протянула она.

Ладно, видимо что-то она все же слышала.

— А что ты собирался с этим делать раньше? — спросила она. — Каков был план?

Драко пожал плечами.

— Я планировал жениться на Панси. Она в курсе. Да и она бы не возражала.

Паркинсон хотела детей. Хотела устраивать вечеринки и хвастаться ими. Ей хотелось быть такой же, как ее мать. Ну, или как мать Драко — та была богаче. Драко мог бы на стороне трахаться с любым волшебником, с каким бы пожелал, при условии, что это оставалось бы в секрете. Такой была бы его жизнь. Интересно, если бы ничего не произошло, был бы он этим доволен? Раньше он думал, что да. Но теперь он не был счастлив, что бы ни делал. Наверное, ему бы доставило некоторое удовлетворение появиться в Поместье с любовником-мужчиной под ручку. Возможно, даже с магглорожденным, чтобы еще больше подчеркнуть свою позицию. Осмелился бы тогда отец назвать его разочарованием? Обвинил бы его в том, что он подвел свою семью и поставил их в неловкое положение? Скорее всего, да. После всего этого, эти слова слетели бы с его губ без малейшего промедления. Особенно если бы Драко застал его в том самом паршивом состоянии, когда отец был уже не трезв, но еще и не совсем пьян. Гордый глава семьи Малфоев. У него не хватило смелости заступиться за Драко даже тогда, когда он в очередной раз не смог наложить Круциатус и был наказан за это. Наверное, отцу было неловко. Его собственный сын потерпел неудачу в пытках. Какой позор.

— Думаю, я и впрямь взбунтовался, — признался Драко. — Просто об этом еще никто не знает. Ни мои родители. Ни даже древо. Это считается?

Дафна улыбнулась.

— Извини, но нет. Слишком легко поменять свое мнение, если это произошло лишь в твоей голове.

Что ж, Драко был трусом. Не было смысла притворяться, что это было не так. В конце концов, он мог и передумать. Да и какая разница. С одной стороны, он будет несчастным и богатым; с другой, — несчастным и бедным. Несчастным, нищим изгоем приличного общества, как постоянно твердил ему отец. Не было ничего ужасного в том, чтобы предпочитать заниматься сексом с мужчинами, если относиться к этому с должной осторожностью и, как настоящий чистокровный, стыдиться этих низменных желаний. Стал бы он тогда одним из угнетенных, тех, что так нравились Поттеру? Стал бы тот тогда относиться к нему более дружелюбно?

Или наоборот, стал бы его еще больше презирать? А что, если до Поттера дошли слухи, как и до Дафны.

Эта мысль закралась Драко в голову днем на уроке Зельеварения. Поттер то и дело хмуро поглядывал на него. Все дело было в этом, да? До него дошли какие-то слухи о предпочтениях Драко? Насколько Драко знал, магглы не жаловали такой вид отношений, а Поттер вырос среди них. Значит, надежды стать одним из угнетенных у него не было. Снова прокаженный. Конечно.

О нет. Поттер, что, решил, будто Драко подкатывает к нему? Драко ведь всего лишь хотел просто пожать ему руку, как и все остальные. Да, он, конечно, обхватил его за талию в чулане для метел, но только лишь чтобы не дать этому идиоту упасть. Но ведь Поттер еще на платформе с отвращением отстранился от него. Неужели что-то в выражении лица Драко или в его поведении заставило Поттера подумать, что он его хочет? Порой Драко фантазировал о нем, но в его фантазиях были многие. Да и это было последним, о чем Драко думал там, на перроне. Даже близко нет. Поттеру не на что было так реагировать, это было всего лишь обычное гребаное рукопожатие.

Что ж, вот теперь Драко разозлился. Отвергнуть его из-за того, что он был Пожирателем Смерти, это еще куда ни шло. Но сделать это из-за того, что Драко был геем? Это совсем не было похоже на Поттера. Или на того, кем он притворялся. Да ради бога, даже оборотни пользовались его поддержкой. Оборотни. Опасные существа. Которые могли укусить тебя и сделать одним из них. Но Поттер решил, что пожать руку гею — это ниже его достоинства?

Потерявшись в своих мыслях, Драко испортил Зелье забвения. Оно покраснело, хотя должно было быть зеленым. Но ничего, еще не все было потеряно. Он слишком рано налил миндального масла. К счастью, нужно было всего лишь добавить еще чуть-чуть прямо сейчас, и все станет в порядке. Вот только оно закончилось.

Выругавшись себе под нос, Драко потопал в кладовую.

Ну, конечно. Все ведь не могло быть так просто? Ему захотелось закричать, когда внутри он обнаружил Поттера. Тот был один, прижимал к груди баночку миндального масла и свирепо глядел на Драко, вжавшись спиной в полки.

— Ох, Поттер, вали отсюда, — рявкнул Драко. — Я здесь не для того, чтобы касаться тебя своими грязными руками. Не льсти себе.

Не переставая все так же свирепо смотреть на него, Поттер попятился к выходу, выглядя при этом до смешного обеспокоенным.

Невероятно. Гнев Драко достиг своего пика.

— Ты лицемерный придурок, — прорычал он и схватил Поттера за запястья. Костыль и флакон с маслом упали на пол, когда Драко прижал гриффиндорца к полкам, вжавшись в него всем телом, так близко, как только мог.

Поттер ахнул и задрожал.

— Отойди от меня, — прошептал он. В его голосе сквозило такое отвращение, что он даже не мог нормально говорить.

— Ну уж нет, — сказал Драко, изо всех сил сжав запястья Поттера, и прижался к нему еще ближе. Раз Поттеру это настолько было противно, то, значит, у Драко наконец появилось оружие, которое он мог использовать против него.

Хотя… Поттер совсем не выглядел так, будто испытывал отвращение. Он выглядел… Драко моргнул. Поттер откинул голову на полки, тяжело дыша, и закрыл глаза. Его щеки раскраснелись, губы приоткрылись; он весь дрожал, но больше не сопротивлялся. Зеленые глаза распахнулись — зрачки были расширены. Но все это было ничем по сравнению с тем, что Драко почувствовал, как к его бедру прижалось что-то твердое. Поттер застонал — это был отчаянный, нуждающийся звук, к которому Драко не был готов.

— О Боже, — прошептал Поттер, выглядя так, словно был на грани. — Что ты делаешь? Как?

— Я… — Драко отскочил назад, словно обжегшись.

Поттер стоял там же, где Драко его оставил, все еще дрожа и пытаясь отдышаться. Он посмотрел на блондина так, словно никогда раньше его не видел. Драко понял, что то, что он принял вначале за отвращение, на самом деле оказалось возбуждением. Ну, и шоком.

— Я не… Я не… — Драко пытался понять, что только что произошло. Он ведь ничего такого не сделал.

Поттер, наконец, ожил и, пошатываясь, направился к выходу.

— Сделаешь это еще хоть раз, и, клянусь, Малфой, я добьюсь твоего исключения, — его челюсти сжались. — И лучше бы тебе надеяться, что я не сделаю чего похуже. Это не смешно. Ты не можешь просто… Не знаю, какое заклятие ты наложил или какое зелье выпил, но держись от меня подальше, пока это не пройдет.

Драко не смог удержаться. Когда Поттер попытался пройти мимо него, он снова схватил его за запястье. Удивленный стон Поттера был таким громким, что в классе воцарилась тишина. Поттер отпрянул и достал волшебную палочку. Его щеки покраснели.

— Ты сам нарвался, — выплюнул он, отвернулся и выбежал из класса, забыв о своем костыле и хромоте.

Драко застыл, не зная, как реагировать. Он лишь смутно осознал, что кто-то бросил в него заклинание. Оно попало ему в щеку, оставив после себя сильный ожог. Еще одно попало в бедро, затем — в грудь. Слизнорт что-то кричал, твердя о снятии пятидесяти баллов со Слизерина за нападение на Гарри Поттера, но все это было вообще не важно. Все внимание Драко было приковано к своим рукам, которые он разглядывал, силясь понять, что, черт возьми, он только что сделал с Поттером.

***

Гарри бросился бежать. И оказался перед Больничным крылом. Сперва он подумывал над тем, чтобы отправиться к МакГонагалл, но ее кабинет был слишком далеко, и ему хотелось получить ответы, а не просто добиться исключения Малфоя. Нет, не исключения. Ареста. Он остановился у двери, чтобы перевести дыхание. И именно тогда боль снова пронзила его ногу. Острая, жгучая боль запульсировала в левом бедре, будто кто-то вонзил в него раскаленный нож. Холодный пот выступил у него на лбу и шее. Ему не следовало бежать. Это было слишком для его ноги. Он с трудом мог поверить, что сумел пробежать весь путь от подземелий до лазарета. Обычно после нескольких шагов без костыля он чуть ли не плакал.

Как прикосновение Малфоя могло так просто останавливать боль? Это было бы божественно, если бы не… Боже, что, черт возьми, это было? Неужели от одного обычного прикосновения он чуть не испытал оргазм? Гарри снова разозлился. Это было какое-то заклятие. И очень жестокое. Неуместное. Да что, черт возьми, с Малфоем было не так? Он решил подшутить над ним? Но это было не смешно. Это было унизительно. Гарри был не в силах сдержать реакцию своего тела. Возбуждение накатило на него волной. Должно быть, его услышали все, кто присутствовал в классе Зелий.

Чувствуя, как щеки запылали от гнева и унижения, Гарри заставил себя встать прямо. Малфою это не сойдет с рук. Ни за что, черт возьми. Гарри, как дурак, не дал отправить его в Азкабан, но ведь с такой же легкостью он мог бы и передумать.

Он ворвался в Больничное крыло и направился прямо в кабинет мадам Помфри. Она, должно быть, услышала, как кто-то вошел, и уже выбегала ему на встречу с волшебной палочкой в руке. Выражение ее лица заметно омрачилось, когда она увидела его.

— Ох, Гарри, — воскликнула она. — Ты такой бледный. Я… Дорогой, мы ведь уже это проходили. Одна доза в день. Я не могу дать тебе больше. От этого будет больше вреда, чем…

— Я здесь не для того, чтобы выпрашивать зелья, — натянуто произнес Гарри. — Я здесь, чтобы… — Боже, как ему все объяснить? — Один студент, кажется, наложил какое-то заклинание. Может, на себя. Или на меня.

Она подошла поближе и тут же начала размахивать над ним палочкой.

— Ты ранен? Я ничего не вижу.

— Вам, наверное, стоит осмотреть его, — Гарри подавил смущение. — Видите ли, когда он ко мне прикасается, я… моя нога перестает болеть.

Мадам Помфри нахмурилась еще сильнее.

— Когда он… Боже, да ведь у тебя нет с собой костыля.

— Нет, но боль уже вернулась обратно. Я просто… я забыл свой костыль. Но боль отступает только тогда, когда он ко мне прикасается.

— Я никогда о таком не слышала. Ты уверен? — покачала она головой.

— Абсолютно.

— Как необычно. Похоже, это магический талант, который до сих пор не был обнаружен. Возможно, что-то врожденное? Кто этот ученик?

— Драко Малфой, — ответил Гарри, и лицо Помфри побледнело. — Сомневаюсь, что это талант, — добавил он. — Скорее проклятие.

— Проклятия причиняют боль, Гарри, а не облегчают ее.

Гарри почти сдался, но гнев, клокочущий в нем, подпитывал его уверенность.

— Тут нечто большее, чем простое облегчение боли. Это… — чертов Малфой. — Это доставляет удовольствие. Сильное. Неестественное, — он вздохнул. — Сексуальное.

Ее глаза округлились, и она, наконец, поняла всю серьезность ситуации.

— Какая мерзость. Похоже на действие какого-то любовного зелья. Противный мальчишка. Да, оно может обмануть твой разум. Заставить тебя временно забыть о боли. Хотя… Разве Малфои избежали наказания не благодаря твоему вмешательству? Это не может быть какой-то неудачной попыткой помочь тебе?

— Определенно нет, — Малфой совсем не был похож на человека, который пытался ему помочь. Он сердился. И специально продолжал прикасаться к нему. На зло. — Мне кажется, это какая-то шутка. Наверное, он думал, что будет забавно. Но, кажется, и сам удивился результату, — конечно, его это не оправдывало. А лишь усугубляло ситуацию. Похоже, все вышло из-под контроля, и забавный розыгрыш закончился слишком бурной реакцией Гарри, на которую Малфой совсем не рассчитывал.

Мадам Помфри выпрямилась.

— Не волнуйся, Гарри. Эти зелья легко обнаружить. Мы быстро со всем разберемся. Но попомни мои слова, я буду настаивать на его исключении!

Ну и хорошо, подумал Гарри. Малфой зашел слишком далеко. После всего, что он для него сделал, Гарри почувствовал себя преданным. Ему ведь и впрямь было его жаль. Гарри так тронула любовь и забота его родителей. Он был уверен, что Драко оказался всего лишь жертвой и был готов загладить свою вину. А в итоге выкинул такое.

— Я пошлю за ним, — сказала Помфри. — Он… О боже!

Гарри резко обернулся, услышав как распахнулись двери и внутрь ворвалась толпа студентов. Впереди шли Рон с Гермионой, за ними Слизнорт, левитирующий что-то скользкое и длинное со светлыми волосами.

Ради всего святого.

— Это студент? — воскликнула медсестра.

— Был им, — ответила Гермиона.

— Теперь мы называем его Слизняком, — добавил Рон.

— Ну-ну, успокойтесь, — крикнул Слизнорт, выглядя немного взволнованным. — Поппи, прости, ученики немного переусердствовали. Это были всего лишь защитные заклинания, конечно. Ах, Гарри, мальчик мой, с тобой все в порядке?

Гарри сел на одну из кроватей; стоять у него больше не получалось, и он не хотел видеть Малфоя, поняв, что гнев уступил место чувству вины. Его друзья превратили Малфоя в это. И как только он оправится, его исключат. А вдруг Гарри слишком остро на все отреагировал. Он ведь не пострадал, просто смутился.

— Я в порядке, — выдавил он сквозь сжатые зубы.

Рон и Гермиона все равно поспешили к нему, начав засыпать вопросами: “Что этот мерзавец с тобой сделал? Почему ты сбежал? Тебе больно? Хочешь, я снова его заколдую?”.

Замолчав, они выжидающе уставились на него.

— Ничего, — просто ответил Гарри, ему не хотелось обсуждать это на глазах у всех. Некоторые окружили его, другие все еще пытались добраться до Малфоя, включая Джинни. Слизнорт пытался их остановить. Мадам Помфри, похоже, сумела спрятаться с Малфоем за ширмой, кажется, сняв с него все наложенные чары. По крайней мере, Гарри больше не приходилось смотреть на него. — Рон, — прошептал он. — Пожалуйста, заставь всех уйти.

Гарри взглянул на Джинни. Ей точно не стоило этого слышать.

Рон кивнул, широко раскрыв глаза. И Гермиона начала кричать:

— Вон! А ну-ка, давайте все кыш отсюда. Мадам Помфри не может работать, пока вы все тут толпитесь.

Вместе со Слизнортом им удалось освободить палату. Но Гарри все равно было неловко, ему бы хотелось, чтобы Гораций тоже ушел, но не мог же он выгнать учителя.

Слизнорт, Рон и Гермиона все втроем подошли к нему, на их лицах застыло беспокойство.

— Ну же, Гарри, — подал голос Слизнорт. — Расскажи нам, что произошло. Мне нужно знать обо всем, прежде чем я сообщу об этом Минерве.

Просто великолепно. Зачем останавливаться на МакГонагалл? Давайте расскажем об этом всем. Министерству. Ежедневному пророку. Вот будет сенсация: “Драко Малфой доставил удовольствие Избранному прямо во время урока!”.

— Гарри, — обратилась к нему Гермиона, вернув костыль. — Он что-то сделал с тобой на платформе. Я знаю, ты сказал, что все в порядке, но там точно что-то произошло. Это было очевидно.

Гарри тогда отказался отвечать на их вопросы. И они решили, что Малфой спрятал в ладони Жалящую жужжалку или что-то типа того. Про случай в чулане он им тоже не рассказал, объяснив все тем, что в тот день забрел слишком далеко, и Гремучая Ива выбила у него костыль прямо из рук.

— Он… — Гарри захотелось, чтобы Помфри была здесь и смогла все объяснить сама. — Когда он… прикасается ко мне, боль в ноге прекращается.

— Ох, — удивленно выдохнула Гермиона.

— Хм, — почесал затылок Рон.

Слизнорт поджал губы.

Гарри мысленно вздохнул. В его словах не было ничего ужасного.

— А еще его прикосновения заставляют меня… — болезненно возбуждаться. Ну не мог же он это сказать. Что он там говорил Помфри? — Они доставляют мне удовольствие. Ну, знаете… — он опустил взгляд и уставился на колени. — В сексуальном плане. И довольно сильное.

И вот злость на Малфоя снова вернулась. Да его следует исключить уже за то, что Гарри дважды пришлось все это объяснять.

— Ох, дорогой, — воскликнул Слизнорт. — О боже, о боже.

Гарри, наконец, собрался с мыслями, и до него вдруг дошло, с кем он разговаривал. Он посмотрел на Слизнорта.

— Мадам Помфри считает, что это может быть любовное зелье. Вам знакомо какое-нибудь зелье с похожими эффектами?

— Ну, приворотные зелья вызывают любовь, — профессор изучающе взглянул на лицо Гарри. — Ты чувствуешь себя влюбленным?

— Я чувствую себя взбешенным, — заверил его Гарри.

— Хм, тогда, видимо, целью являлось чистое желание. Есть полно зелий с похожим эффектом. Некоторые из них даже находятся в свободной продаже. Не исключено, что какое-то из них может временно притуплять боль.

— Оно полностью ее блокирует, — Гарри показалось, что об этом стоило упомянуть. — Зелье не притупляет боль. А прекращает ее. В десятки раз лучше, чем зелья мадам Помфри.

— Вот как, но должен напомнить, что ты уже стал довольно невосприимчив к ним, — вздохнул Слизнорт и достал свою палочку. — Не волнуйся, зелье легко обнаружить. И у меня в запасе есть приличное количество противоядий, ну, вы сами понимаете… — он неопределенно махнул рукой. — Подростки. — Все то время, пока Слизнорт накладывал на него заклинания, Гарри пытался не смотреть на Рона и Гермиону. — Хм, здесь ничего нет, — наконец, выдал профессор.

— Не думаю, что Малфой смог бы мне что-то подсунуть, — поделился Гарри. — У него просто не было такой возможности. Может, он сам что-то принял.

— Возможно, возможно. Конечно, подобные зелья действует не совсем так, но всякое может быть, — Слизнорт неловко улыбнулся ему и ушел, чтобы присоединиться к мадам Помфри за ширмой.

— Вот скользкий мерзавец, — проворчал Рон. — Я про Малфоя. Почему ты нам не сказал?

— Потому что. Тогда на платформе я подумал, что это какая-то глупая шутка. Было, конечно, обидно, ну и ладно. Но теперь все зашло слишком далеко.

Гермиона закусила губу.

— Знаешь, если это и шутка, то какая-то странная. Чего он хотел этим добиться?

Легко.

— Унизить меня.

— Но зачем? Я думала… — она нахмурилась, уставившись на другой конец комнаты, туда, где в воздухе искрились заклинания.

— Да, я тоже, — Гарри действительно считал, что они покончили с этим. Особенно с Малфоем. Ведь тот как никто другой был знаком со зверствами Волдеморта. Он видел смерть и боль, был вынужден пытать слуг этого чудовища, и Гарри знал, что Малфой страдал от этого. Из всех студентов, что были так одержимы чистотой крови, Гарри думал, что Малфой был единственным, кто смог осознать всю серьезность произошедшего, единственным, кто смог по-настоящему понять, кем был Волдеморт и насколько ужасными были его убеждения. — Мне кажется, он просто не в силах перестать ненавидеть меня. Наверное, он обижен.

— Я так и знал, что еще пожалею о том, что вытащил его из того пожара, — мрачно сказал Рон.

— Нет, — возмутился Гарри. — Я не жалею об этом. Теперь он сам может сделать свой выбор. Жаль, конечно, что он принял такое решение, но мне плевать. Я просто хочу, чтобы он исчез с моих глаз.

Ладно, он лгал, когда говорил, что ему было все равно на Малфоя. Если честно, ему было грустно из-за всего этого.

Когда Слизнорт и Помфри вышли из-за ширмы, Гарри показалось, что прошло несколько часов. Медсестра выглядела усталой; Слизнорт — смущенным.

— Я не смог обнаружить никаких известных мне зелий, заклятий или проклятий, — сообщил он.

— Может, оно уже выветрилось? — предположила Гермиона. — Чем бы оно ни было.

Слизнорт поморщился.

— Гарри, мне не хочется тебя об этом просить, но если ты не против, то мы могли бы проверить эту теорию.

Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем Слизнорт пытался его попросить — он хотел, чтобы Гарри пошел туда и снова прикоснулся к Малфою.

— Он спит, — поспешила успокоить его мадам Помфри. — Мне пришлось усыпить его, прежде чем снять с него заклинания. Его сон довольно крепок, уверяю тебя.

Лучше от этого не стало. Единственное, что могло бы помочь, это если бы все они спали. Тогда, возможно, Гарри и смог бы это сделать.

— Но в этом нет никакой необходимости, — добавил Слизнорт. — И так очевидно, что он совершил что-то гнусное. Никаких дополнительных доказательств, кроме твоих слов, не требуется.

Нет, это было неправильно. Доказательства были нужны. Они всегда нужны. А вдруг Гарри ошибся. Неверно истолковал ситуацию. Он начал уже сомневаться в себе, ведь никто ничего не смог обнаружить.

— Я сделаю это, — сказал Гарри и медленно встал. Так сильно сжав челюсть, что ему показалось, что заскрежетали зубы, он двинулся к Малфою. Боже, как же сильно у него болела нога. Ему не следовало убегать. Дурацкий Малфой. На секунду он позволил Гарри ощутить себя полностью здоровым, а затем сделал все только хуже.

Рон дернулся, будто хотел помочь ему, но потом, должно быть, вспомнил все их ссоры по этому поводу. Гарри мог справиться и сам. Он мог выдержать это. Мог идти сам. Только медленно.

Дорога до другого конца комнаты заняла целую вечность. И все только усугублялось тем, что все мельтешили вокруг него, готовые поймать, если он вдруг упадет. По иронии судьбы, даже Малфой сделал то же самое еще тогда в чулане для метел.

Помфри отодвинула ширму, и Гарри поспешил сделать последние несколько шагов, не глядя на Малфоя, пытаясь поскорее упасть на его кровать и дать ноге отдохнуть. Присев, он закрыл глаза и начал ждать, когда его сердце перестанет так бешено колотиться и боль спадет, хотя бы немного. Но смысла в этом не было — она никогда не прекращалась настолько, чтобы Гарри становилось легче.

Он открыл глаза и только тогда взглянул на Малфоя. Тот действительно спал, бледный и умиротворенный. Назвать его невинным язык не поворачивался, но и особой угрозы он тоже не представлял. Гарри захотелось встряхнуть его, наорать и выплеснуть, наконец, накопившееся разочарование.

Слизнорт, Помфри, Гермиона и Рон подошли поближе, замерев и внимательно следя за ним. Откладывать не было смысла.

Дрожащей рукой Гарри потянулся к ладони Малфоя. Часть его отчаянно надеялась, что бы Малфой ни натворил, пусть бы оно еще не прошло, и не потому, что ему хотелось доказать свою правоту, а чтобы получить еще хотя бы минуту долгожданного облегчения.

Пальцы Гарри сомкнулись на бледном запястье, и огненная волна удовольствия пронзила его. Не сдержавшись, он тихо и жалобно простонал, но не от удовольствия, а от исчезнувшей боли, которая внезапно прекратилась, будто в мозгу кто-то щелкнул тумблером и все отключилось. Это было просто невероятно.

— Эм, — неловко произнес Слизнорт. Не важно, что тот говорил, Гарри все равно его не слышал. Это было чистое блаженство. Видимо, он уже настолько привык к боли, что даже не помнил, каково это — жить без нее.

Что ж, а он ведь мог бы справиться с этим. Просто взяв Малфоя за руку, присев к нему на кровать, дышать полной грудью, не ощущая больше никакой боли.

Вдруг на него снизошло осознание, он широко раскрыл глаза и посмотрел на Слизнорта.

— Боль прекратилась, но другое ощущение… — Гарри откашлялся. — Сначала я его почувствовал, но, кажется, теперь оно прошло.

Это было не совсем правдой. Он сильно преуменьшил, когда сказал, что просто что-то почувствовал — волна возбуждения чуть не сбила его с ног — но теперь это скорее было похоже на тянущее желание, приятное тепло внизу живота, которое больше не сводило с ума. Оно скорее… было приятным. Успокаивающим.

— Хм, — Слизнорт изучающе посмотрел на Драко. — Может, это означает, что действие понемногу сходит на нет. Или это просто из-за того, что он спит…

Он взглянул на мадам Помфри.

— Я могу послать сову в Святого Мунго. Может, они знают об этом больше. Или даже пришлют к нам кого-нибудь из своих специалистов, если я упомяну… — она улыбнулась Гарри.

Ну, конечно. Только скажи им, что герой попал в беду, как они тут же сбегутся его спасать. Гарри эта идея совсем не понравилась. Хватит с него и того количества людей, что уже знали о его проблеме. Тестов и так было достаточно.

Он и сам мог провести парочку тестов. Будь его воля, он бы проверял их вечно. Скользнув рукой вверх, Гарри обхватив предплечье Драко. Одежда того, должно быть, была разорвана в клочья, потому что сейчас на нем был лишь больничный халат с длинными рукавами.

— Контакта кожа к коже не требуется, — уточнил он. — Если это важно. — И снова схватил Драко за запястье. — Хотя с ним работает лучше.

— Невероятно, — пробормотал Слизнорт. — Знаете… — что-то в его тоне заставило Гарри поднять глаза. — Возможно, мальчик наткнулся на это заклинание или зелье случайно. Конечно, шутка оказалась совсем неуместной, но результаты впечатляющие.

— Ладно, — обнадежившись, произнес Гарри. Он был счастлив простить Малфоя, что бы тот ни сделал, если его действия действительно могли облегчить боль. — Может, нам стоит его разбудить и спросить?

— Ты думаешь, он вот так возьмет и все нам расскажет? — удивился Рон. — Признается в том, что наделал?

Гарри понятия не имел. Раз Малфой решил его разыграть, то он, похоже, остался все тем же скользким мерзавцем, каким был и всегда. И ничему не научился. Ни о чем не сожалел. Вряд ли он смог бы помочь Гарри.

— У меня осталось немного Сыворотки Правды, — признался Слизнорт, прочистив горло.

— Гораций! — ахнула Помфри.

— И мы сможем это сделать? — спросил Рон.

Слизнорт пожал плечами.

— Потребуется лишь несколько капель, и мы узнаем ответы.

Гарри был почти уверен, что Рон имел в виду совсем не это. Вопрос был в том, законно ли это? Ну, с точки зрений морали, поскольку, скорее всего, в Азкабан бы их за это не бросили.

— Если Малфой что-то сделал, — добавил Слизнорт, — и он расскажет нам об этом, то это поможет нам найти способ облегчить твою боль, Гарри. А если он тут не при чем и кто-то другой сделал это с ним, то лучше бы нам доказать его невиновность.

Гарри взглянул на Гермиону, ведь она всегда была благоразумна и справедлива. Прямо сейчас он не доверял самому себе. Обещание найти наконец лекарство было слишком заманчивым. Пусть оно даже не принесло бы ему полного исцеления. Жить без боли было бы уже достаточно. Он сходил с ума.

Гермиона вздохнула.

— Это Малфой. Он не станет с нами сотрудничать по доброй воле. Я думаю, мы все это знаем.

— Но он владеет окклюменцией, — добавил Гарри. — И, вероятно, довольно хорошо.

Гарри уже видел, как тот однажды справился со вторжением Снейпа в его сознание.

— Требуются годы практики, чтобы научиться успешно противостоять действию Сыворотки Правды, — поджал губы Слизнорт. — Поверьте, я посвятил этому множество лет своей жизни и все равно при случае доверюсь противоядию.

Гарри кивнул. Даже мадам Помфри не стала спорить.

Слизнорт склонил голову.

— Я скоро вернусь.

Гарри все так же держал Малфоя за руку, потому что никто не попросил его перестать это делать. Он закрыл глаза и постарался запечатлеть это ощущение в своей памяти. Эта боль мучила его уже на протяжении двух месяцев, и становилась только хуже. Раньше хотя бы зелья помогали притуплять ее, но даже они никогда не избавляли от нее полностью. Не так. “Что ты натворил, мерзавец?”, — изумленно подумал Гарри. Было легко простить спящего Драко, которого Гарри сейчас использовал как обезболивающее, но тот Драко, что сломал его костыль и заставил его идти до замка на своих двоих, и Драко, который до этого прижимал его к стене и вызывал у него эти необъяснимые ощущения, был полной задницей.

От пережитого унижения щеки Гарри снова запылали.

Слизнорт, как и обещал, вернулся довольно скоро. Времени на раздумья не осталось. Ладно, осталось, но Гарри не мог себе этого позволить. Слизнорт поднял Драко, придав ему сидячее положение, приподнял его голову и капнул три капли в его приоткрытый рот.

— Эннервейт, — пробормотал профессор Зелий, и глаза Драко приоткрылись. Он все еще выглядел полусонным, уставившись куда-то себе на колени.

Рука Драко выскользнула из пальцев Гарри, но он схватил его за лодыжку. Действие продолжилось. Боли по-прежнему не было. Гарри понадеялся, что никто ничего не скажет.

— Вы меня слышите, мистер Малфой? — спросил Слизнорт.

— Я вас слышу, — монотонно проговорил Драко.

— Отлично. Теперь скажите мне, вы выпили какое-то зелье, чтобы заставить Гарри Поттера реагировать на ваше прикосновения?

— Нет, — ответил Драко.

— Вы подливали какое-нибудь зелье Гарри?

— Нет, — снова отозвался Малфой.

— Вы накладывали на Гарри заклинания?

— Да.

Воцарилось молчание.

— Ох. Приношу свои извинения, — понизив голос смутился Слизнорт. — Ужасная формулировка, слишком широкая, — признал он, а затем повысил голос. — Мистер Малфой, накладывали ли вы какие-либо заклинания, которые бы заставили Гарри Поттера благосклонно реагировать на ваши прикосновения?

— Да.

Гарри не мог в это поверить. Драко и вправду что-то с ним сделал.

— Вот мерзавец, — выдохнул Рон.

— Какое именно заклинание вы применяли? — уточнил Слизнорт.

— Очищающие чары.

Все тут же обменялись недоуменными взглядами. Слизнорт вытер лоб.

— Боюсь, у меня плохо получается это делать. Опять слишком пространная формулировка.

Гарри начал закипать.

— Малфой, — начал он, — когда ты подошел ко мне на платформе в начале семестра, чего ты на самом деле хотел?

— Я хотел поблагодарить тебя. За свою жизнь.

Гарри нахмурился.

— Окей. Что еще?

— Я… хотел пожать тебе руку.

— Ладно. А еще?

— Я… я надеялся, что ты скажешь мне что-нибудь доброе.

Гарри моргнул. Звучало довольно мило. И Гарри вытянул из него это признание.

— Хорошо, — медленно протянул он, пытаясь подавить возникший дискомфорт. — Ты понял, как твое прикосновение подействовало на меня?

— Да, — ответил Драко. — Оно вызвало у тебя отвращение.

Гарри описал бы это не так. Он был шокирован и разочарован, расстроившись от того, что Драко снова натворил, но он не сказал бы, что испытал отвращение. Но, похоже, Драко интерпретировал его реакцию именно так.

— А когда ты нашел меня в чулане для метел и сломал мой костыль, зачем ты туда пришел?

Гермиона что-то возмущенно пробормотала, и Гарри шикнул на нее.

— Я хотел с тобой поговорить, — признался Драко.

— О чем?

Немного помолчав, Драко ответил:

— Я не знаю.

— Гарри, — мягко окликнул его Слизнорт, — мне кажется, ты слишком сильно на него давишь.

Гарри и сам это видел. Но Малфой сказал, что наложил на себя какое-то заклинание. И ему нужно было узнать, что за заклинание это было. В словах Драко не было никакого смысла. Он хотел поговорить с ним, но не знал о чем? Что, черт возьми, это вообще значило?

— Ты понял, как твое прикосновение тогда подействовало на меня?

— Да. Оно вызвало у тебя отвращение.

Да ради всего святого. Ладно, спорить с ним не было смысла.

— А ты знаешь почему?

— Да. Потому что я грязный.

Гарри моргнул.

— Что?

— Потому что я грязный.

Грязный. Что значит “грязный”? О, но тогда получается… Ранее он упомянул Очищающие чары. И они все подумали, что Малфой неправильно понял вопрос, но, возможно, это было не так. У Гарри запульсировала венка на виске.

— Почему ты грязный?

— Из-за Темной Метки.

В замешательстве Гарри потянулся к предплечью Драко и задрал рукав. Прикосновение к выжженной коже Малфоя доставило ему еще один приступ удовольствия, и Гарри оттолкнул его.

— Теперь там просто шрам.

— Нет, Метка все еще там, — ответил Драко. — Под кожей.

— Я… — страдальчески пискнула мадам Помфри. — У него там была какая-то рана. Я решила, что это был след от сегодняшних заклятий. И исцелила ее.

Гарри провел по шраму кончиками пальцев. Ему в голову пришла ужасная мысль.

— Ты… ты пытался избавиться от Темной Метки Очищающими чарами, чтобы я больше не испытывал к тебе отвращения?

— Да, — просто ответил Драко.

Гарри отпустил его руку. Он вынудил Драко признаться в своих самых сокровенных тайнах и страхах. Заставил его произнести то, чего никто не должен был услышать. А ведь Драко просто надеялся на доброту. О да, было ужасно любезно со стороны Гарри сделать это.

Признавший свое поражение, но полный решимости убедиться до конца, Гарри спросил:

— А сегодня в кладовой ты понял, что на самом деле твои прикосновения сделали со мной?

— Я… я не знаю, — видно было, что Драко сопротивлялся. — Тебе… понравилось?

— Ты знаешь почему?

— Нет.

Оказалось, что Драко и вправду ничего такого не сделал. Он просто хотел пожать ему руку, поблагодарить его, поговорить с ним, и ничего больше. Он так же, как и Гарри, был сбит с толку. А они взяли и сделали с ним это. А он…

— Дайте ему противоядие, — тихо попросил Гарри скрипучим голосом.

Слизнорт тут же сделал, как он сказал, и Драко откинулся обратно на подушку.

— Снотворное, которое я ему дала, было довольно сильнодействующим, — объяснила мадам Помфри. — Вряд ли он скоро проснется.

В ее голосе звучала неуверенность.

— Это была ужасная идея, — признала Гермиона.

— Да, — согласился с ней Гарри. Нога снова запульсировала. Ну, и пусть. Он это заслужил. — Очевидно, что не он это сделал. И получается, все, чего я добился, это заставил невинного человека раскрыть нам свою душу.

— Я бы не назвал Малфоя невинным, — сказал Рон. — У нас ведь были причины ему не доверять.

Но друг тоже выглядел смущенным.

— Конечно, — согласился Гарри. Ему стало противно. От самого себя.

— Ну… — Слизнорт замешкался. — Кто-то или что-то сделало это. Мистер Малфой сказал, что вы спасли ему жизнь? И он хотел поблагодарить вас за это. Конечно… — широко улыбнулся он, — вы спасли жизни всем нам, но, может, он имел в виду что-то более конкретное?

Гарри потер поврежденное бедро.

— Думаю, да. Во время битвы был пожар… и мы вытащили его оттуда.

— Ты вытащил его, — тихо поправил Рон.

— Долг жизни, — пробормотала Помфри, взглянув на Слизнорта, и он кивнул ей в ответ.

— Что это значит? — спросил Гарри. Ему совсем не понравилось, как это прозвучало. — Он чувствует себя обязанным мне? И поэтому пытается вылечить?

— Ну, это возможно, — признал Слизнорт. — Я не эксперт. Да и никто никогда не занимался Долгами Жизни так углубленно. Это такая неизведанная и непредсказуемая область. Я слышал истории, как люди возвращали свои долги самыми невообразимыми способами. Но что они из себя представляют: совпадение, судьбу или настоящую магию — сложно сказать.

— Тогда почему… Почему оно заставляет чувствовать меня то, что я чувствую?

Драко заставил Гарри испытывать удовольствие из какой-то благодарности? Что за ужас.

Слизнорт почесал подбородок.

— Некоторые могут сказать, что противоположностью боли является ее отсутствие. Но также можно утверждать, что ее противоположностью является удовольствие. Я полагаю, что если бы кто-нибудь попытался помочь, то он бы обратил эффект вспять, основываясь на своих представлениях о боли. Похоже, мистер Малфой считает, что обратная сторона боли — это ее отсутствие и чистое удовольствие.

В словах Горация был смысл. После таких объяснений ситуация уже не казалась такой ужасной. Не говоря уже о том, что Гарри, казалось, мог контролировать степень воздействия прикосновений Малфоя. Он мог отбросить сбивающие с толку и тревожащие его части этого необычного взаимодействия, сконцентрировавшись только на безумно приятной стороне. Черт возьми. Неужели Слизнорт не мог подумать об этом раньше?

Нет, Слизнорт тут был не при чем. Гарри сам облажался. Он был единственным, кому стоило бы получше разобраться в своих ощущениях и не позволить убедить себя использовать Сыворотку Правды на Драко в надежде, что это поможет найти ответы и такое желанное исцеление…

Нога сильно пульсировала. Точно так же, как в тот день, когда он решил полетать. Полируя метлу, он, по правде говоря, лишь тянул время, но конечной целью был именно полет. Ему так хотелось вновь взмыть в воздух. Да, он бы упал. Ну и пусть, ведь тогды бы боль прекратилась, и ему не пришлось бы мириться с ней до конца своих дней. Сжав руки в кулаки, Гарри отчаянно захотелось дотянуться до Драко и вновь прикоснуться к нему.

— Чем бы это ни было, я просто не могу воспользоваться этим, — это была чистая правда. Если, как они выяснили, Драко и впрямь делал это неосознанно, пытаясь таким образом расплатиться за свои долги… То Гарри просто не мог этого принять. Это было неправильно. — Да и кроме того, — добавил он, — я сам только что все испортил. Он никогда меня за это не простит. Ну и… поделом мне.

— Он вспомнит это? Допрос? — спросила Гермиона, будто это вообще имело какое-то значение. Ведь Гарри будет помнить.

— Нет никаких причин, чтобы он это забыл, — ответил Слизнорт. — Только если…

— Нет, — твердо отрезал Гарри. Он был уверен, что профессор собирался предложить стереть Драко память.

Слизнорт вздохнул.

— Ничего полезного мы не узнали. Это никак не поможет нам найти лечение. Остается только возможность временно облегчать симптомы, которую дают его прикосновения.

— Что ж, значит, вот и все, — Гарри встал, покачнувшись от нового приступа боли, закрыл глаза и дал себе минутку, чтобы прийти в себя. — Он больше никогда ко мне не прикоснется, — сказал он, проклиная себя за надежду, которая возникла всего на несколько мгновений. Прихрамывая, он вышел из Больничного крыла, чувствуя, как каждый шаг отзывался невыносимой болью. Он принял ее.