Драко уставился в потолок. В голове была каша из бессмысленных образов. Он в больничном крыле, голоден — с этим все было ясно. Потом Драко вспомнил, как встретил Поттера в кладовой в классе Зельеварения, и тот возбудился от его прикосновений — странно; ну а сам Драко разозлился — довольно типично. А потом все дружно начали осыпать его проклятиями — очевидно — ведь Поттер сбежал из класса так быстро, словно Драко пытался его убить.

А затем… Драко почувствовал себя склизким слизняком, прилипшим к полу, который скользил вперед так медленно, что это было просто невыносимо. Потом кто-то сковал ему ноги? И он воспарил вверх, будто качаясь на облаках.

Дайте ему противоядие.

Драко резко выпрямился в постели. Какое еще противоядие? Его кто-то отравил? Нет, нет, Поттер сидел на краю койки и сжимал его лодыжку. Как странно.

Я надеялся, что ты скажешь мне что-нибудь доброе.

Дайте ему противоядие.

Кто это сказал?

Чего ты на самом деле хотел?

О нет. Поттер допрашивал его, а Драко отвечал. Он отвечал ему, витая в облаках.

Это была Сыворотка Правды. Они дали ему чертову Сыворотку Правды. И тут на Драко нахлынули воспоминания. Они были не одни. Слизнорт, Грейнджер и Уизли тоже тут были.

Потому что я грязный.

Боже милостивый. Драко вскочил с кровати, яростно окинув палату взглядом в поисках одежды и палочки. Его вещей не было видно, из одежды был только больничный халат, завязанный у него на спине и едва прикрывающий задницу. К черту. Он нашел свою палочку и ботинки и бросился в сторону подземелий.

К черту Поттера. К черту Хогвартс. К черту ЖАБА. На что они ему вообще сдались? Никто не нанял бы человека с фамилией Малфой, за исключением тех, на кого сам Драко не пожелал бы работать. Он ведь смог бы жить на золото, которое ему бы дала мать, если бы отец отказался помочь. О черт. Он мог бы жениться на Панси. Почему бы и нет? Некоторым везло и того меньше.

— У тебя попку видно, дорогуша, — крикнул ему вслед придверный портрет.

— Любуйтесь, пока выдался шанс, леди, — ответил Драко.

В гостиной было темно и пусто, и Драко поспешил в свою спальню. Зайдя в комнату, он тут же зажег свет и направился прямо к кровати, пытаясь вытащить из-под нее свой чемодан. Опустившись на кровать, тот с громким щелчком открылся.

— Драко? — в дверях внезапно появилась Дафна, закутанная в темно-синий халат. Похоже, он наделал много шума. — Ты что делаешь?

Драко проигнорировал ее. У него не было времени складывать и упаковывать вещи как следует, поэтому он собрал все в охапку и бросил в чемодан прямо так.

— Тебя исключили? — спросила Дафна.

Драко слегка надрывно рассмеялся, пытаясь собрать носки в кучу.

— Не знаю. Какая разница. Я все равно уезжаю.

Исключили ли его? Поттер, скорее всего, рассказал всем, что Драко напал на него, и по сути так оно и было, но потом они его допросили, и… Он наговорил всяких глупостей. Рассказал им, что чувствует себя грязным. Да, это была правда. Но все же. Он произнес это вслух. Несправедливо. Он ведь владеет Окклюменцией. Он должен был дать им отпор. Но они, видимо, застали его врасплох.

— Что ты сделал с Поттером?

— Как только узнаю, сразу тебе… не расскажу, ведь к тому моменту меня здесь уже не будет.

Да где его плащ?! Дорожный плащ. Разве он не лежал под кроватью?

— Боже, Драко, перестань наклоняться. Или оденься.

А это была хорошая идея. Ему следовало переодеться.

Дафна застонала и отвернулась, когда Драко принялся стягивать с себя больничный халат. Времени на скромность не оставалось. Ему нужно было поскорее сбежать из Хогвартса. Не оглядываясь назад.

— Но, Драко, почему ты…

— Я ничего не делал! — огрызнулся он, натягивая рубашку. Где носки? Ах да. Уже в чемодане. — Я ничего не делал, — повторил Драко, чуть ли не плача. — Они допросили меня под действием Сыворотки Правды. Ты можешь в это поверить? Гребаные Поттер и Слизнорт. Накачали меня ею и устроили допрос.

Да что не так с этими носками? В них хотя бы было отверстие, куда просунуть ноги?

— Драко! — вскрикнула Дафна так громко, что Малфой тут же на нее уставился. — Я не понимаю. Ты говоришь, что ничего не делал, а они допросили тебя под действием Сыворотки Правды. Но тогда получается, тебе удалось подтвердить свои слова? Ты ведь сказал им, что ты не виноват?

— Разумеется, — раздраженно ответил Драко. — В этом и есть суть Сыворотки Правды. Говорить правду.

— Но тогда почему ты уезжаешь?

Драко наконец справился с носками и натянул их на ступни.

— Я выдал слишком много правды. Сделал пару неловких признаний.

— Окей, но они что-нибудь сказали? Извинились хотя бы?

Поток мыслей, бушующих в голове у Драко, резко оборвался. Он повернулся и взглянул на Дафну.

— Извинились?

— Ну, да. Раз ты не заколдовывал Поттера, то тот зря тебя обвинил. И зря допросил. Да и все те студенты, что напали на тебя посреди урока. Мне кажется… они все были неправы. Поттер был неправ.

— Извинились, — повторил Драко.

— Неужели они не?..

— Нет. Я… — он нахмурился. — Когда я очнулся, там никого не было. Разговаривать было не с кем.

Извинились? Поттер этого не сделал. А должен был. Стал бы он вообще извиняться перед Драко?

Дайте ему противоядие.

В этих словах было что-то, что не давало Драко покоя, и он только сейчас осознал, что именно — он никогда раньше не слышал, чтобы голос Поттера звучал так. Несчастно. Повержено. Эмоционально. Тот понял, что натворил. Поттер позволил этим глупым фразам вырваться изо рта Драко, заставив его смутиться. И до него дошло, что он облажался. Святой Поттер ввел невинному Сыворотку Правду. Какой ужас. Какая аморальщина.

Неужели… неужели Драко впервые в жизни одержал над ним моральное превосходство? Нелепица какая.

И что Поттер теперь сделает? Извинится перед ним? Еще бы, он должен это сделать. О, а может теперь его замучает бессонница?

Ладно, возможно, ситуация была не так уж и ужасна. Кого Драко пытался обмануть? Вряд ли это был первый раз, когда Поттер стал свидетелем его полного унижения. Драко терять было нечего, а вот поиметь выгоду было легко. Ведь здесь он оказался потерпевшей стороной. Поттер зашел слишком далеко и знал об этом. Вот до чего довели его попытки прощупать почву…

У Драко вспыхнули щеки. Какой ужас, он ведь признался Поттеру, что ему хотелось доброты с его стороны. Что за… Нет, это не имело значения. Драко справлялся и с худшим; сможет выдержать и это. Если он сбежит сейчас, то Поттер просто забудет о своей вине и позволит несомненно приятному моменту, когда Драко назвал себя грязным, жить в своей памяти вечно.

Дафна все продолжала говорить.

— Я не понимаю. В кладовой что-то произошло. Мы все это слышали. Ты уверен, что правильно истолковал ситуацию? Что именно ты рассказал, пока тебя допрашивали?

Еще бы она поняла. Ее осведомленность ограничивалась тем, что Поттер закричал и сбежал с урока. А затем все решили, что Драко его заколдовал. Она ведь ничего не знала о реакции Поттера на его прикосновения. А Драко и не хотелось об этом упоминать. В конце концов, это было как-то неуместно. Очевидно, кто-то подсыпал какую-то гадость Поттеру в сок. Любовное зелье или еще какую дрянь. Не ожидая незапланированных побочных эффектов. Но какая теперь уж разница. Главное — Драко был не виноват. И теперь Поттер это знал. Так что получалось, что он несправедливо обвинил Драко на платформе, в чулане, в кладовой, а теперь еще и в больничном крыле. Но Драко ничего не делал; это оказались лишь ложные предположения Поттера. И он был просто обязан извиниться. Исправить ошибку. Потому что, если он этого не сделает, то остальные ученики превратят жизнь Драко в ад. Каждый был готов проклясть Драко, если бы он только посмел причинить вред их спасителю. Поттер должен был все исправить.

— Да в чем тут возможно ошибиться? Меня несправедливо обвинили. И теперь они обязаны извиниться.

— Ладно. Но я просто… Я не имела в виду, что им не за что извиняться. Я просто решила уточнить.

Драко невольно взглянул на нее. Она только подарила ему надежду, а теперь решила отнять ее обратно.

— Они обязаны извиниться. Они же оказались неправы.

Девушка поджала губы и изучающе посмотрела на него.

— Ты тоже был неправ. Во многом. Ты извинился?

Ну, это просто…

— Мне не дали шанса, — быстро возразил Драко. — Поттер сказал мне держаться от него подальше.

Какое чудесное оправдание, если не брать в расчет того, что Драко на самом деле и не планировал извиняться. Да и что он мог сказать? Прости, что пытался передать тебя Темному Лорду, Поттер. Думал, лучше уж ты один, чем все мы. Какая глупость. О таком точно не стоило говорить.

Кроме того, Поттер знал, что Драко сожалел, иначе он не написал бы то чертово письмо. И кстати, Поттер так и не извинился за то мерзкое проклятие Сектумсемпра, так ведь? Конечно, Драко тоже не попросил прощения за то, что сломал Поттеру нос, или за то, что чуть не убил его лучшего друга, или…

В общем, они не стали извиняться друг перед другом.

О. Но тогда почему Драко вдруг решил, что что-то изменится теперь?

— Мне все равно, — заявил он. — Несмотря на то, что происходило раньше, нынешняя ситуация произошла в настоящем. И они не имели права так поступать. Никто не давал им права услышать все то, что они заставили меня сказать.

— А что ты сказал?

— Я не скажу тебе, — по спине Драко прошлись мурашки. — И дело не в том, что я сказал. А в том, что у них не было права это слышать.

Дафна вздохнула.

— Драко, я согласна с тобой. Просто я считаю, что тебе следует успокоиться. Что бы ни случилось, оно не стоит того, чтобы отказываться от образования и своего будущего. Но… я не думаю, что тебе стоит, затаив дыхание, ждать извинений. Никому не нравится признавать свои ошибки. Думаю, ты и сам это знаешь. Просто… хорошенько подумай, прежде чем совершить какую-нибудь глупость.

Видимо, сказав все, что думала, Дафна развернулась и ушла.

Драко уставился в пустой дверной проем. Она не слышала голос Поттера. Не слышала, насколько виновато тот звучал. И ей было этого не понять. Эти трое — Поттер, Грейнджер и Уизли — всегда осуждали его. Естественно, они это делали. Постоянно, преисполненные праведным негодованием, они только и ждали возможности ткнуть в него пальцем и обвинить во всех смертных грехах. А тут их внезапно скинули с пьедестала. Должно быть, это было больно.

А ведь Драко мог пнуть их еще разок.

Он проверил время. Было довольно рано, до завтрака еще далеко; и времени, чтобы обдумать, как получше воспользоваться сложившейся ситуацией, было предостаточно. Драко распаковал вещи, принял душ и чуть не допустил жесточайшую ошибку, принявшись одеваться как обычно — он заправил рубашку, поправил мантию и почти успел по привычке зачесать волосы назад. Но вовремя одернул себя. Он ведь был жертвой. Ухмыльнувшись, Драко взъерошил волосы и немного растрепал одежду, потер глаза и даже для пущего виду хлопнул себя пару раз по щекам. Так было намного лучше. Теперь он и впрямь выглядел так, словно прошел через мясорубку. Именно так выглядели страдания невинных.

Его появление в Большом зале было просто великолепно. Студенты свирепо глядели на него, проклиная вполголоса, а двое даже попытались поставить ему подножку, когда он проходил мимо них. Только вот беда, это оказались хаффлпаффцы, и строить козни они совсем не умели. Драко даже пришлось придвинуться на добрых полфута ближе к четверокурснику, чтобы суметь споткнуться о ногу незадачливого мстителя.

Он позволил себе бросить взгляд на гриффиндорский стол. Поттер хмурился, явно испытывая огорчение, отчего Драко чуть не рассмеялся. Но, разумеется, этого не сделал, опустив взгляд под ноги, как только Поттер начал что-то яростно шептать Грейнджер на ухо.

Казалось, что все слишком быстро успокоились; едва ли кто-то решился бы заколдовать его прямо на виду у преподавателей. А свирепые взгляды, похоже, потеряли свою актуальность, ведь Драко их совершенно игнорировал.

Однако, как только он закончил завтракать, а признаков того, что Поттер собирался к нему подойти, все не было, Драко занервничал. Может, кому-нибудь стоило бы его заколдовать, чтобы Поттер вмешался? Или Дафна все же оказалась права? Неужели Поттеру была слишком дорога его репутация, чтобы вот так прилюдно подойти к Драко и извиниться перед ним у всех на глазах? Что ж, тогда Драко просто придется рассказать всем о том, что произошло. Ему терять было нечего, но вот Поттеру, который решил сыграть в Аврора, а затем попытался сохранить это в тайне, признания Драко нанесли бы серьезный удар по геройскому имиджу.

Или Поттер решил, что никого не будет волновать то, что он применил Сыворотку Правды к бывшему Пожирателю Смерти? И не абы к какому, а к тому, кого он самолично спас из Азкабана. Это был общеизвестный факт. Министерство опубликовало заявление на этот счет; все знали, что Поттер поручился за Малфоев. В противном случае Драко в Хогвартсе не смог бы и шагу ступить, не будучи заколдованным.

О Боже. Драко снова ошибся? Ну, конечно, людям было бы все равно. Кого заботила справедливость? Поттер мог делать с ним все, что, черт возьми, ему заблагорассудится. Драко обманывался. Извинений не будет. Поттер, возможно, был огорчен и раздражен тем фактом, что оказался не прав, может быть, он даже жалел о том, что наделал, но стал бы он унижаться, снизойдя до извинений перед Драко? Конечно, нет. Как сказала Дафна, никому не нравится признавать свои ошибки. А Драко, как дурак, каким-то образом умудрился поверить в то, что Поттер был выше этого. Как это вообще произошло?

И теперь, в неподдельном отчаянии, Драко встал, чтобы поскорее уйти, подумывая над тем, чтобы и вовсе сбежать из этого дурацкого замка, но Поттер внезапно тоже соскочил со своего места. Надежды Драко вспыхнули снова.

Поттер хотел дойти с ним до какого-нибудь уединенного коридора и извиниться там? Из свидетелей оставив только своих друзей? Ну уж нет, так не пойдет.

Драко замедлил шаг, вспомнив о том, что Поттер теперь передвигался крайне медленно. Его хромота сегодня была еще заметнее; Поттер едва касался пола больной ногой. Он что, решил подыграть Драко, попытавшись вызвать в нем сочувствие? Ну и прекрасно, пусть так. Главное, чтобы Драко получил свои извинения.

До выхода из зала они дошли одновременно: Поттер в сопровождении Грейнджер и Уизли, и Драко в полном одиночестве, печальный и покинутый, ужасно обиженный героем Волшебного мира. Не глядя на Поттера, Драко притворился, что собирался пройти мимо него.

— Драко, подожди. Можно с тобой поговорить? — окликнул его Поттер, и Драко затаил дыхание. Он все же не ошибся. О, и теперь он стал Драко.

— О чем? — он повернулся к Поттеру лицом и понизил голос. Ему даже не пришлось притворяться. Внутри его переполняло предвкушение. Вокруг них начали собираться студенты, видимо, ожидая увидеть драку. Ну давай, Драко взглянул на Поттера. Падай ниц, придурок.

Поттер не стал этого делать. Он немного замялся и тихо сказал:

— Я хотел извиниться, — твердо подняв голову, Поттер взглянул прямо на него. — Вчера я обвинил тебя в неподобающем поведении, но я ошибся. И искренне сожалею об этом.

Что ж, этого… Было недостаточно. У Драко был единственный шанс оказаться правым хоть в чем-то.

— А откуда ты узнал, что был неправ? — многозначительно поинтересовался он.

Поттер сжал челюсти, но его голос остался тверд.

— Я допросил тебя с помощью Сыворотки Правды.

Вокруг раздался тихий ропот. Никто не выглядел шокированным. Скорее, все были озадачены. Похоже, люди ожидали драки и были разочарованы, что им ее не дали. Бесполезные идиоты.

— Мне не следовало этого делать, — добавил Поттер. — Повторюсь, мне очень жаль.

Слова звучали искренне, и Драко понял, что не испытал того удовольствия, которого ожидал. Поттер не казался униженным или смущенным, не пытался оправдаться; он просто искренне сожалел. Драко почувствовал себя обделенным. И теперь все смотрели на него, ожидая реакции. Драко мог не принять извинений. Сказать Поттеру отвалить. И что потом? Никто не встал бы на его сторону. То, что в этот раз он оказался невиновен, ничего не меняло. Ему придется принять извинения, иначе он будет выглядеть полным придурком. Глупый Малфой снова повел себя подло после всего того, что Поттер для него сделал. Драко как-то не обдумал эту часть своего плана.

— Ты прав, — сказал Драко. — Тебе не следовало этого делать.

Ну, по крайней мере, он мог выжать из сложившейся ситуации максимум.

— Я знаю, — признал Поттер, и, Боже, это снова был тот самый тон. В нем сквозило чувство вины, но теперь еще и приправленное пристальным взглядом. Клокочущее в Драко возмущение испарялось слишком быстро, как бы отчаянно он ни пытался за него уцепиться.

— Ты еще не Аврор, — добавил Драко, злясь от того, что никак не мог уловить ту почтительную манеру общения, которую Поттер, казалось, использовал постоянно с тех пор, как победил Темного Лорда прямо здесь, в этом самом холле. Но Драко все еще мог сделать побольнее, провернув нож, воткнутый в поттеровскую гордость. Насколько он знал, Поттер вообще не должен был возвращаться в Хогвартс. Он должен был остаться там, в Лондоне, ловить темных волшебников, но вместо этого получил проклятие.

Поттер воспринял подколку стоически.

— Нет, еще нет.

Драко отказывался испытывать муки совести.

— Что ж, по крайней мере, теперь ты знаешь, что я невиновен, — сказал он гораздо громче.

Кажется, он перестарался. На лице Поттера отразилась усталость.

— Да, — довольно громко ответил Поттер, чтобы услышали все. В его голосе слышались нотки снисходительности.

Это почти заставило Драко улыбнуться. Нет, это было просто замечательно. Великолепно. Поттер, наконец, узнал свое место. Но Драко захотелось большего. Ему было весело.

О. Он мог получить большее. Он позволил себе улыбнуться.

— Ты прощен, — величаво произнес он. — Давай пожмем друг другу руки.

И протянул ему ладонь.

И Поттер, наконец, сломался. Да, Драко ходил по тонкому льду, но ему это нравилось. Он заметил, как у Поттера дернулась челюсть, и тот крепче сжал свой костыль, сглотнув. Он просто обязан был пожать Драко руку. У него не было шанса отказаться.

Неужели он до сих пор был под воздействием тех чар, что на него наложили? Похоже, Поттер думал именно так, потому что его правая рука немного дрожала, когда он потянулся к ладони Драко. Начнет ли он стонать прямо здесь, у всех на глазах?

Они взялись за руки, и Драко крепко сжал ладонь Поттера.

— Что ж, теперь все улажено, — объявил он.

Глаза Поттера на мгновение закрылись, но затем он открыл их и улыбнулся широкой искренней улыбкой, забыв о своем прежнем стоицизме.

— Да, да, пожалуй, так, — согласился он с таким явным облегчением, что Драко поймал себя на том, что улыбнулся ему в ответ.

Черт возьми. Да, это было то, чего он так хотел. На что надеялся там, на платформе. Ему хотелось, чтобы Поттер тогда посмотрел на него именно так, будто все действительно было прощено и забыто. Чтобы Драко смог двигаться дальше, чтобы он смог поднять голову повыше. Но это дурацкое заклятие или зелье встало у него на пути, вызвав череду несправедливостей. Драко хотел бы знать, кто мог это сделать, саботировав его самого. Но трудно выяснить это теперь, когда, казалось, все стало…

Поттер все еще не отпускал его руку. Он слегка сжал ее, и Драко попытался отпустить его, намереваясь отстраниться, потому что именно так и работают рукопожатия, но Поттер все еще сжимал его ладонь, по прежнему улыбаясь. Все слишком сильно затянулось.

Но действие зелья или заклинания закончилось. Должно было закончиться. Поттер не выглядел обезумевшим от возбуждения, совсем не напоминал себя в кладовой в классе Зельеварения. Так ведь?

Тогда почему он не отпускал его руку?

Грейнджер внезапно схватила Поттера за предплечье.

— Разве не замечательно, что все уладилось? — напряженно воскликнула она.

— Да, да, — согласился Уизли, положив руку на плечо Поттера, очевидно пытаясь его оттащить подальше.

— Мы с Роном тоже очень сожалеем, да, Рон? — добавила Грейнджер.

— Ужасно сожалеем, — кивнул Уизли.

Поттер все еще сжимал руку Драко.

— О, у тебя сегодня красивая прическа, Драко, — Грейнджер улыбнулась ему, видимо, чтобы отвлечь его, поскольку все еще отчаянно пыталась оттащить Поттера.

— Спасибо, — ответил Драко, глядя на свою зажатую ладонь. Поттер держался за нее, как за гребанный спасательный круг. И это было гораздо интереснее того, что Грейнджер назвала его по имени и похвалила его прическу.

— У Драко сегодня очень красивые волосы, как считаешь, Гарри? — резко спросила Грейнджер, явно подчеркнув имя Поттера.

Это сработало. Поттер отпустил Драко, но довольно медленно. Он даже не выглядел смущенным, просто выражал явную неохоту. Он продолжал улыбаться, пристально глядя на Драко.

— Я действительно ценю то, что ты принял мои извинения. Спасибо.

Драко понятия не имел, что сказать. Градус благодарности зашкаливал. Честно говоря, Поттер уже заставлял его чувствовать себя неловко.

Уизли и Грейнджер заставили Поттера отойти, уходя с широко натянутыми улыбками, которые они посылали Драко. Удаляясь, Поттер все же каким-то чудом умудрился задеть его плечом, извернувшись под каким-то странным, неловким углом. Драко был уверен, тот сделал это нарочно.

Что это за хрень тут была?

Зелья, которые могли вызывать любовь или желание, заставляли людей действовать иррационально, сводя их с ума. Их было не переубедить. Поттер не позволил бы утащить себя, будь он под воздействием такого снадобья. Да и к тому же это — чем бы оно ни было — казалось, действовало на него только тогда, когда он прикасался к Драко. В этом не было никакого смысла. Поттер больше не пытался сбежать от него, а активно продлевал их прикосновения. Хотя, может, это было потому, что он теперь знал, что Драко не сделал ничего гнусного. Но даже в этом случае, что за чертовщина творилась у Поттера в голове? Ему так понравилось, что он решил использовать прикосновения Драко, чтобы возбуждаться? Что за чушь. И совсем не похоже на Поттера. Если только у него не повредился мозг из-за этого проклятия. Похоже, так оно и было.

Вдруг рядом с ним появилась Дафна.

— Теперь ты счастлив?

— Ты будешь в шоке, но нет, — Драко был сбит с толку. Тут что-то происходило. И это было что-то ужасно странное.

К ним подошел какой-то студент.

— Это и вправду было дерьмово со стороны Поттера, так поступать, — признал он.

Драко удивленно уставился на него. Это был один из семикурсников; у них были общие занятия. Драко даже не знал его имени, но он узнал рейвенкловца. Ну, конечно. Этот парень подождал, пока все разойдутся, прежде чем выразить ему свою поддержку. Какой смышленый.

— Согласен. Это было очень дерьмово с его стороны, — громко ответил Драко.

Рейвенкловец нервно огляделся, слабо улыбнулся Драко и убежал.

— Знаешь, тебе не повредило бы быть добрее к людям, — посетовала Дафна.

Драко уставился на гриффиндорцев — Поттер стряхнул удерживающие руки Грейнджер и Уизли, и теперь они стояли в дальнем конце коридора, препираясь друг с другом.

— Я и так добр, — возразил Драко. — Меня крайне сильно унизили, и я решил, что повысить свою значимость в обществе мне не помешает. Я гордый человек, — Поттер и его друзья, наконец, завернули за угол и исчезли из виду. Драко оглянулся на Дафну. — Ты это видела?

— Как Поттер извинился и пожал тебе руку? — медленно уточнила она. — Да, видела.

— Да, но… Рукопожатие длилось слишком долго. Разве нет?

— Ну… наверное, оно немного затянулось. Какое это имеет отношение к делу? Ты же не думаешь, что это было очередное соревнование? Кто дольше продержится, не разомкнув рукопожатие?

— Нет, он… — Драко заколебался. Дафна и так уже говорила с ним, будто с умалишенным. — Он не здоров.

— Я в курсе, он проклят. Не думаю, что он стал бы хромать ради развлечения.

Драко вздохнул. Никто не видел того, что видел он. Они даже не пытались присмотреться получше. И Драко решил, что теперь ему придется удвоить свои усилия. Наблюдать за Поттером как ястреб, пытаясь разобраться со всем этим. Он попытается найти способ прикоснуться к нему снова. И понаблюдает за его реакцией.

Но оказалось, что Драко даже не пришлось утруждать себя.

Как он и думал, сразу после той сцены у Большого зала все стали относиться к нему намного добрее. Они здоровались с ним в коридорах и даже пытались завязать с ним ни к чему не обязывающие разговоры. В основном это были девушки, которые, конечно, своей навязчивостью лезли не в свое дело, но Драко все равно нравилось внимание, и он даже перестал пользоваться гелем для волос, поскольку оказалось, что это многим пришлось по вкусу.

Поттер всегда улыбался ему и кивал всякий раз, как они пересекались. Это было довольно мило с его стороны, если бы все заканчивалось только на этом. Но Поттер делал нечто большее.

Было жалко смотреть на то, под какими болезненно неубедительными предлогами Поттер пытался прикоснуться к нему. Его любимым приемом, казалось, стал тот, где он начинал покачиваться на своем костыле, находясь в непосредственной близости от Драко, делая вид, будто вот-вот упадет, а затем, чтобы удержаться, хватался за Драко, сжимая его плечо или руку. Честно говоря, со стороны Поттера это было довольно умно, ведь Драко не мог отскочить от него или отказать ему в помощи, не выглядя при этом полной задницей в глазах окружающих.

Прикосновения всегда длились дольше положенного, и Поттер постоянно извинялся, выдавая что-нибудь наподобие: «Извини, немного пошатнулся» или «О нет, только не снова». Грейнджер и Уизли никогда не пытались его остановить, потому что Поттер останавливался сам; все это никогда не длилось слишком долго, но его друзья все равно наблюдали за всеми эти сценками с таким видом, будто проглотили лимон.

— Думаешь, он влюбился в тебя? — однажды спросила его Дафна ни с того ни с сего, после того как Поттер, проходя мимо их парты на Чарах, как обычно, чуть не упал, но удержался, схватив Драко за плечо, в очередной раз выдав свое «Извини».

Дафна больше не считала, что Драко сошел с ума, но, похоже, теперь она тронулась умом.

— Ну, конечно, — усмехнулся Драко. Честно говоря, ему стало не по себе. Если его прикосновения доставляли Поттеру сексуальное удовольствие, то то, что тот постоянно пытался задеть его прямо у всех на глазах, просто обескураживало. У этого должна была быть другая причина. Ведь в остальном же Поттер казался совершенно нормальным. А вдруг это было проклятие, которое заставляло его шататься под ногами Драко, делая его неуклюжим. Проклятие, поразившее его ногу. На самом деле, это было похоже на правду. Проклятие и впрямь могло вызывать у Поттера странные реакции на Пожирателей Смерти. Как только он подходит к одному из них, он тут же сходит с ума. Да, эта теория звучала вполне правдоподобно.

— Ну, сам подумай, он ведь делает это нарочно, — добавила Дафна. — Поттер постоянно ошивается возле тебя, хотя в этом нет никакой нужды. И старается это делать изо всех сил.

Она была права. Ладно, возможно, даже от одного взгляда на Пожирателя Смерти в голове у Поттера все вставало вверх дном.

— И он такой вежливый в эти моменты, — продолжила девушка. — Всегда улыбается.

Явный признак безумия.

— Чем еще это объяснить? — спросила она. — Милые улыбки и постоянные прикосновения — это ли не определение флирта?

Настойчивость Дафны взбесила Драко, хотя в этом не было ее вины. Она ведь не знала всей истории. Впрочем, как и Драко. Он каким-то образом как-то влиял на Поттера. И на этом его знания заканчивались.

— Если бы Поттер увлекался парнями, — заметил он, — то мы бы уже об этом знали. Он ведь состоит в движении «Мы рады всем». Он бы носил звание гея с гордостью, не скрываясь. Да и вокруг него всегда было много девчонок. Патил на четвертом курсе. Чанг на пятом. Лавгуд и девчонка Уизли на шестом. И давай не будем забывать о тех вещах, что о нем рассказывала Ромильда Вейн. Это было дико.

Брови Дафны взлетели вверх.

— Что-то ты слишком много знаешь о личной жизни Поттера. Но, возможно, в этом-то все и дело. У него было слишком много девушек. Как будто он и вправду пытался этим что-то сказать.

Драко уставился на отрез ткани, лежащий на его столе, который он должен был сделать огнеупорным.

— Нет. Я не верю. Он совершенно точно не стал бы встречаться с младшей сестрой своего лучшего друга, если бы все это было просто ради прикрытия.

— Ну, не знаю. Может, он не специально. Вряд ли раньше его интересовало что-то кроме выживания. А теперь, наверное, у него наконец появилось время подумать о том, чего он хочет на самом деле.

Что ж… в ее словах была доля правды. Драко даже почти забыл о том, что здесь была замешана магия.

Или нет? Драко этого не мог знать. У Поттера была довольно бурная реакция на его прикосновения, и он и его друзья решили, что Драко ему что-то подсунул, а затем нашли доказательства того, что это было не так. Но кто еще мог это сделать? Зачем? Как? Просто бессмыслица какая-то. Такого типа зелья и заклинания работали по-другому, да и в любом случае Слизнорт бы уже все исправил. Но если реакция Поттера не была волшебной, то…

Тогда она была настоящей. И почему Драко это никогда не приходило в голову? Дафна привела довольно разумные аргументы. Вдруг Поттер обнаружил в себе что-то новое и набросился на него, потому что не смог этого принять? Но затем ему все же пришлось встретиться лицом к лицу со своим внезапным влечением, когда он понял, что Драко не использовал никакой магии, чтобы создать его. И теперь Поттер флиртовал с ним, а Грейнджер и Уизли были просто в ужасе.

Драко, что, сошел с ума? Или в этом и правда был смысл?

Нет, этого просто не могло быть. Его мозг снова все исказил.

— Он смотрит на тебя, — прошептала Дафна, как зачарованная.

Драко повернулся, чтобы взглянуть на Поттера. Конечно же, тот пялился на него, но, как только его заметили, он слегка улыбнулся Драко и поспешно отвел взгляд. На его щеках проступил румянец.

Драко перестал дышать. Он усилием воли заставил себя вновь посмотреть на гладкую черную ткань, лежащую на его столе, и ткнул в нее кончиком волшебной палочки.

Это неправда. Этого просто не могло быть. Поттер не мог им заинтересоваться. Как такое вообще могло произойти? Спасение людей заставляло его кровь вскипать или что-то типа того? Ну, это же Поттер. Вероятно, так оно и было. О, он же спас Джинни Уизли жизнь. А потом встречался с ней. Что, если его возбуждала благодарность.

Драко сердито взмахнул палочкой. Он был не настолько благодарен Поттеру. Или, может, настолько. Ну, если бы Поттер попросил…

— Драко! — вскрикнула Дафна, но было уже слишком поздно.

У Парвати Патил задымилась мантия, и она закричала. Похоже, Драко рассеянно взмахнул палочкой, не до конца сформировав намерение своих Чар, и промахнулся. Его Инсендио попало в рукав Патил.

Ученики начали голосить, прибежал Флитвик, и Драко замер, весь поджавшись. Сейчас на него снова наложат заклятия.

— Это был несчастный случай! — громко и отчетливо заявил Поттер, и все замолчали. — Я сам видел, — не сбавляя голоса, добавил он. — Он просто промахнулся, вот и все.

Драко затаил дыхание, а затем вспомнил, что ему нужно бы извиниться перед Патил. Она отряхивала мантию, сердито глядя на него, но огонь потушили, и она оказалась цела и невредима. Флитвик снял баллы со Слизерина, и все медленно вернулись к своим заданиям. Судя по взглядам и перешептываниям, это происшествие никому не понравилось, но несчастные случаи происходили постоянно, так что, казалось, все просто поверили Поттеру на слово.

Сжав кулаки, пытаясь скрыть дрожь в руках, Драко осмелился оглянуться на Поттера. Во взгляде того было что-то непонятное. Беспокойство? Вина? Тоска? Что это было?

Драко отвел глаза. Поттер, похоже, видел, что произошло, потому что снова уставился на Драко, как только тот отвернулся.

Это было глупо. Драко больше не мог вынести и мысли об этом. Ему нужно было остаться с Поттером наедине и встретиться с ним лицом к лицу. Должно же было этому быть какое-то объяснение. И не то, которое так отчаянно пытался придумать мозг Драко.

Шанс представился в пятницу, солнечным, ленивым днем, когда Драко пропустил дневные занятия, решив вместо этого потратить время с пользой — полетать по территории замка и отдохнуть у озера, снабдившись сливочным пивом и булочками. Он изо всех сил старался не придумывать никаких новых теорий, которые смогли бы объяснить поведение Поттера, потому что те становились все более дикими, но он никак не мог перестать думать о тех маленьких моментах, которые были вполне реальными. Драко вспоминал о том, как Поттер сжимал его руку и улыбался ему, румянец, разливавшийся на его щеках, когда Драко ловил его взгляды, то, как он защитил его на уроке Чар, и тот инцидент, что произошел этим самым утром, когда Поттер столкнулся с ним в вестибюле, застав Драко врасплох. Рука Драко случайно оказалась на бедре Поттера, и тот показался особенно взволнованным и смущенным.

А еще он все так же продолжал пялиться на Драко, постоянно, черт возьми. Драко, конечно, мог бы назвать поттеровские взгляды тоскующими, но это была бы лишь теория, а таким он больше не занимался. И все же пристальные взгляды были неоспоримым фактом.

Раздраженный и изголодавшийся по нормальной еде, Драко поспешил в подземелья, чтобы убрать метлу, а затем пошел в Большой зал. Ну, или планировал пойти туда. Невероятно, но он снова наткнулся на Поттера, который спрятался в нише, судя по всему, решив заняться уроками в тускло освещенных подземельях. Это было уже смешно. Не говоря уж о том, что буквально только что Драко проходил мимо этого места по пути в спальню, и ниша была пуста, так что у Поттера было около десяти минут, чтобы разбить здесь лагерь со своими книгами и пергаментами.

— У вас что-то случилось с гостиной? — поинтересовался Драко, подойдя к нему.

Поттер поднял глаза, будто испугавшись.

— О, привет, Драко.

Мерлин, ему стоило поработать над изображением удивления. А еще Поттер снова назвал его по имени. Это тоже был неоспоримый факт.

— Мне просто хотелось найти укромное местечко, — добавил Поттер. — А слизеринцы со мной почти не разговаривают, и я подумал, что вряд ли меня здесь будет кто-то искать.

С притворным удивлением у него было плохо, а вот придумывать правдоподобные отмазки получалось хорошо.

— Пропускаешь ужин? — спросил Драко, хотя и так был совершенно уверен, что на это ответит Поттер.

— О, уже пора ужинать? — гриффиндорец нахмурился, и Драко собрался с духом. Он хотел получить шанс, и он его получил.

И начал терпеливо ждать представления. Поттер неуклюже поднялся, сжимая костыль, собрал вещи, перекинул рюкзак через плечо и, конечно же, конечно, споткнулся. Драко был к этому готов. Он с легкостью поймал Поттера, обхватив его рукой за талию, и когда тот начал извиняться, Драко прижал его к стене.

— Подожди, подожди, подожди, — затараторил Поттер, начав паниковать. Он не ожидал такого поворота событий.

Драко прижался к нему, столкнувшись с Поттером бедрами, их лица приблизились.

— Да брось, — неуверенно произнес Поттер. — Не заставляй меня использовать на тебе магию.

— Серьезно? А ты сможешь справиться с этим, не упав?

Челюсти Поттера сжались.

— Знаешь, невежливо высмеивать парня с больной ногой, — он едва смотрел на него. — Драко, ну же. — Поттер без особого энтузиазма толкнул его в грудь. Если честно, было не похоже, что он сопротивлялся. Он просто позволил этому случиться.

Драко заставил себя сосредоточиться на лице Поттера, а не на ощущении его тела, прижатого к нему.

— Потрудись объяснить, что ты задумал, — приказал он. — И я клянусь, если ты спросишь, что я имею в виду, то я разнесу твой костыль в щепки.

Поттер упрямо сжал челюсти и посмотрел ему в глаза.

— Не понимаю, о чем ты.

Ну, черт. Драко блефовал. Еще раз уничтожить костыль Поттера было бы совсем уж подло. Но теперь, когда Поттер смотрел на него, было легко заметить, как самообладание медленно покидало его.

— Тогда как насчет эксперимента? — Драко протянул руку и прижал ладонь к обнаженной шее Поттера. Реакция была мгновенной. Поттер застонал, его ресницы затрепетали, а голова сильнее прижалась к стене, еще больше обнажив шею под прикосновениями Драко.

Боже милостивый, что это только что было? Удивительно. Драко давным-давно убедил себя, что не хочет Поттера, что несколько случайных мыслей и фантазий бессмысленны. Но прямо сейчас он отчаянно его желал. Никто не смог бы сопротивляться такой реакции.

— Черт, Малфой, — выдохнул Поттер, его дыхание сбилось.

Драко собирался его поцеловать. Он должен был это сделать. Он не мог сопротивляться. Кому какая разница, что произойдет потом?

— Все дело в моей ноге, — снова выдохнул Поттер, задвигав головой и шеей так, что было трудно сказать, пытался ли он уйти от прикосновений Драко или прижаться к нему еще сильней. — Когда ты ко мне прикасаешься, она перестает болеть.

Необходимость поцеловать Поттера тут же исчезла.

— Что?

Поттер снова толкнул его, все еще слабо, но на этот раз Драко отступил. Поттер остался стоять на месте, хватая ртом воздух. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки и взглянуть на Драко.

— Моя нога проклята. Она все время болит. Сильно… А когда я прикасаюсь к тебе, боль прекращается. Она просто исчезает.

— Это… бессмысленно.

И на то было несколько причин. Никто не мог вот так просто взять и стать обезболивающим, да и это совсем не объясняло, почему Поттера это возбуждало.

— Нет, — поморщился Поттер. — Все так. Слизнорт и Дамблдор…

— Дамблдор?

— Его портрет. Они считают, что это может быть как-то связано с… Они думают, что это происходит потому, что я спас тебе жизнь. Что ты чувствуешь себя в долгу передо мной и твоя магия пытается помочь мне. В общем, это какое-то проявление Долга жизни.

— Что? Да это просто смешно, — если речь шла о Долге жизни, то Поттер сам был во всем виноват. Это он взыскивал этот долг с Драко. По сути, в этом и заключалась одна из его теорий. За исключением того, что Поттер использовал магию, чтобы заставить Драко расплатиться с ним. — Я ничего такого не делаю. Мы уже это выяснили. С помощью Сыворотки Правды.

— Ты сделал это не намеренно, — Поттер немного успокоился. В его голосе слышалась мягкость, от которой у Драко сводило скулы.

— Тогда почему тебя это заводит? — Драко стиснул зубы. — Как ты объяснишь это?

Если Поттер осмелился предположить, что все происходило из-за желания Драко…

— Не знаю, — признался Поттер. — Слизнорт сказал, что удовольствие можно считать обратной стороной боли, так что… оно заменяет ее или что-то типа того. Я не знаю. Иногда это слишком ярко. Когда это прямое прикосновение кожи к коже, без преград, или когда я к этому не готов. Возможно, ты ничего и не делаешь. Может, наступающее облегчение настолько велико, что мой мозг не может с этим справиться. И реагирует так странно.

Драко сжал кулаки.

— Существуют обезболивающие зелья. Их целая куча. Некоторые могут вызывать эйфорию даже не несколько дней. Я мог бы сварить тебе немного. Или купить, если тебе не хватает золота.

— Я уже перепробовал их все, — голос Поттера теперь звучал хрипло. — Некоторые давали эффект, но лишь ненадолго.

— Над твоим недугом, должно быть, работает целая сотня целителей. И разрушители проклятий.

— Да. Я получаю еженедельные отчеты о достигнутых успехах. Или их отсутствии.

— Что это за проклятие, черт возьми?

— Они не знают.

— Но что-то же они знают, — Драко попытался вспомнить, о чем писал «Пророк», но не смог. — Что именно произошло?

Поттер вздохнул. Он все еще стоял, прислонившись к стене.

— Как-то раз вечером я слишком много выпил, гуляя со своими друзьями. И решил прогуляться по маггловскому Лондону, проветрить голову, уйти от толпы. И попал в засаду. Их было четверо, на них были маски Пожирателей Смерти. Они чем-то запустили мне в левое бедро. Ощущения были… странные. Но потом один из них наложил на меня Круциатус, и остальные решили к нему присоединиться… Не знаю, сколько это длилось, но, в конце концов, они от меня отстали и бросили там, видимо, подумав, что я мертв или мне осталось недолго, а мои друзья забеспокоились и отправились на поиски, — Поттер тяжело вздохнул. — Авроры так и не могут найти тех Пожирателей Смерти. А я никак не могу им помочь. Я не знаю, кто это был. Целители полагают, что эти неизвестные каким-то образом сломали запущенное в меня проклятие своими Круциатусами. Похоже, эти два заклинания по какой-то причине оказались несовместимы, и теперь они борются между собой в моей ноге — вот какое объяснение я получил от Целителей, когда потребовал от них ответа. Мне кажется, что… остатки Круциатуса застряли в ноге. И теперь я ощущаю его все время.

Драко пробрала дрожь. На него накладывали Круциатус, и не единожды. Первый раз случился, когда Темный Лорд приказал ему пытать одного из своих Пожирателей Смерти, который не справился со своим заданием. Драко даже не отказался; он просто не смог. Проклятие просто не сработало. И Темный Лорд сказал, что Драко нужно преподнести урок, почувствовать заклинание на себе. О, и Драко почувствовал. Он кричал до хрипоты. Мать тоже что-то кричала, умоляла, обещала, что Драко научится, что у него все получится. Драко заметил, как плакал отец, но тот смолчал; не произнес ни слова. Позже той же ночью, когда мама пришла к нему в спальню, Драко признался ей, что молчание отца ранило его сильней, чем Круциатус. Но это была ложь. Боль от проклятия была несравнима ни с чем. Ему казалось, что он сгорал заживо. И эта мысль была единственной, что кружилась у него в голове в Выручай-комнате, когда Адское пламя окружило их с Гойлом: что он умрет с этой болью, и это будет последнее, что он узнает.

Теперь стало понятно, почему именно так его магия решила оплатить долг. Она распознала Круциатус. Как же иначе? Драко был слишком хорошо знаком с этим проклятием. И не только потому, что испробовал его на себе. Но и потому, что сам слишком часто его накладывал…

Драко на мгновение закрыл глаза.

— Это были не Пожиратели Смерти, — наконец, произнес он. — Все, кого я знаю, а знаю я многих, либо мертвы, либо находятся под стражей… Либо Малфои, — тихо добавил он.

— Честно говоря, мне все равно. Я просто хочу, чтобы их нашли.

Драко попытался держать рот на замке, но не смог.

— Они допрашивали моего отца?

Люциус был знаком со многими Пожирателями Смерти и сторонниками Темного Лорда. И знал множество проклятий.

— Они допросили всех.

— Меня никто не допрашивал.

— Ты не был в числе подозреваемых.

А вот отец, видимо, был. Наверное, он был в ярости, когда его повели на допрос. Но он ни разу об этом не упоминал при Драко. Похоже, это произошло еще летом. У отца почти каждый день были назначены встречи в Министерстве. По предписанию.

— Он все еще тебя ненавидит, — признался Драко, испугавшись того, что отец позволил этому выйти наружу, когда его допрашивали. — Но он боится Азкабана.

Да, Драко знал. Люциуса лишили права владеть волшебной палочкой, тщательно обыскивая его, как только он собирался выйти из дома. «Поттер превратил меня в сквиба», — любил заявлять он, обижаясь на Драко и его мать всякий раз, как они доставали свои палочки, чтобы произнести заклинание. У него такой возможности не было. И все же его допросили.

— Вы и его допросили под Веритасерумом? — не смог удержаться от вопроса Драко. — Вошли во вкус? Потому что я тут только что понял, что все же вы и мне устроили допрос.

В тон Поттера снова закралась мягкость.

— Мы допрашивали тебя не из-за проклятия, а из-за лекарства.

— Я не лекарство, Поттер.

Это было невозможно. Драко слышал о людях, у которых возникал Долг жизни, они совершали неожиданные поступки, без которых иначе не могли справиться, либо же творили чары, к которым раньше у них не было таланта, или оказывались в нужном месте в нужное время. Но снять проклятие, с которым не могли справиться даже Целители и разрушители проклятий? О таком он слышал впервые. Ситуация достойная учебника по Истории.

— Я знаю, — тихо ответил Поттер. — Я неправильно выразился. Просто это очень похоже на лекарство. Когда ты прикасаешься ко мне, боль проходит. Ты действуешь на меня лучше любого зелья, которое я пробовал.

Это было просто безумие. Бессмыслица. Должно было быть другое решение.

— Ты должен лежать в больнице Святого Мунго, — возразил Драко, заметив нотки отчаяния в своем голосе. — Или отдыхать дома.

— Возможно, — вздохнул Поттер. — Поначалу все было не так уж и плохо. Я думал, что смогу вернуться сюда и справиться со всем этим. Но становится все хуже, — он ненадолго отвел взгляд. — В любом случае, вряд ли мне пойдет на пользу остаться запертым наедине со своей болью.

Драко мог его понять, но… не мог с этим смириться. Не с тем, что Поттер смотрел на него так, будто Драко был решением, его спасением.

— И что именно тебе от меня нужно? — на грани паники спросил он. — Хочешь повсюду таскать меня за собой, словно я какое-то обезболивающее? Будто я вещь, которую можно использовать? И эти твои реакции. Я не могу просто… Мне не комфортно, когда…

— Прости. Мне жаль. Я больше не буду пытаться прикоснуться к тебе. Это было неуместно с моей стороны. Просто, когда я вижу тебя, я… Так трудно сопротивляться. Даже секунда облегчения многое значит для меня.

Его слова звучали как мольба. Словно Поттер, не говоря об этом напрямую, пытался попросить Драко хоть иногда прикасаться к нему, даже если эти прикосновения были бы мимолетными. Но желудок Драко скрутило узлом. Он так старался опровергнуть вывод, к которому пришла Дафна. Это было невозможно, невероятно, дико, но Драко все же обманывал себя, надеялся, хотел этого, только чтобы узнать, что для Поттера он был всего лишь обезболивающим. Хуже того, оказалось, что он навязывал свои желания Поттеру, конечно же, навязывал. Больше не было смысла притворяться. Все это делал не мозг Поттера. Это был гнилой мозг Драко, наложивший на него свое гнилое заклинание, чтобы воплотить свою фантазию в жизнь. Это было похоже на шантаж. Драко предлагал облегчение, но взамен назначил свою цену. И, в конце концов, он оказался не таким уж и невиновным. Он сделал это. Только он. Подсознательно, но от этого становилось только хуже. Развратное желание из глубин души Драко вырвалось наружу.

И что теперь? Ему придется позволять Поттеру прикасаться к себе, когда тот того пожелает? Как долго? Целителям могут потребоваться месяцы, чтобы найти лекарство. Или они и вовсе его никогда не найдут. Сколько пройдет времени, прежде чем Поттер начинет ассоциировать Драко с удовольствием? Как быстро Драко сможет обмануть его мозг, заставив поверить, что он хочет его? Промоет ему мозги? Что за ужас. Может, Драко и хотел его, но не таким.

— Прости, — сказал Драко, и Поттер закрыл глаза.

— Я понимаю. Все в порядке. Я перестану… — он махнул рукой в сторону своих книг и пергаментов. — Я перестану делать из себя дурачка, — он слегка улыбнулся. — Все в порядке, — повторил Поттер, на этот раз скорее пытаясь утешить себя.

Драко развернулся и убежал, прежде чем очередной сильный спазм вызвал у него рвоту.

***

Войдя в кабинет директрисы, Гарри выдавил из себя улыбку.

МакГонагалл поприветствовала его, и у нее был такой вид, будто ей хотелось поспешить к нему на встречу и помочь. Но она была мудра.

Кингсли встал с терпеливой улыбкой на лице, дожидаясь, пока Гарри подойдет к нему. Дорога до стола заняла больше времени, чем Гарри хотелось бы. Сегодня был плохой день.

— Министр, — обратился Гарри, пожимая протянутую Кингсли руку.

— Гарри, прошу, — поморщился Кингсли. — Ты же знаешь, что мне до сих пор кажется, будто люди насмехаются надо мной, когда называют меня министром.

— Сомневаюсь, что кто-то настолько глуп, чтобы насмехаться над тобой, — ответил Гарри. Кингсли всегда был довольно впечатляющим, даже до того, как стал министром.

Они сели, обменявшись любезностями. МакГонагалл поспешила похвалить Гарри за успеваемость, но это был полный абсурд. Она не была одной из тех, кто напрасно приукрашал факты, и должна была знать, что учителя были слишком снисходительны, когда выставляли Гарри оценки. Но ему было все равно. Он не заботился ни об особом отношении к себе, ни о справедливости, ни об учебе, ни о заучивании новых заклинаний. Его не заботило ничего, кроме возможности прекратить боль в ноге. Его не волновали проблемы Кингсли с Визенгамотом; он лишь хотел знать, нашли ли Авроры что-нибудь, что смогло бы помочь. Судя по всему, у Министра были какие-то новости, иначе он не пришел бы сюда сам. Гарри хотелось пропустить все эти разговоры ни о чем и поскорей приступить к самому важному, но он не хотел показаться грубым. Кингсли делал все, что мог; это была не его вина, хоть Гарри и знал, что тот винил себя. Как министр, он считал, что обязанность обеспечивать безопасность Гарри Поттера лежала на нем. Но Гарри прекрасно знал, что Авроры и так постоянно следили за ним все лето. И это он обманул их, улизнув под шумок пьяной драки, решив прогуляться в одиночестве, притворившись обычным парнем, не отягощенным славой и постоянными попытками окружающих его поблагодарить. Гарри не винил себя за это; он винил себя за то, что вообще решил вернуться со станции Кингс-Кросс, чтобы победить Волдеморта. Остальные справились бы с этим и без него. Он выполнил свою часть работы. И мог бы сейчас спокойно отдыхать со своими родителями.

— Мы знаем, кто это был, — наконец сообщил Кингсли.

— Отлично, — Гарри постарался, чтобы его голос звучал не слишком обнадеженно. Кингсли перечислил имена: Хаддингтон, Флетчер, Эйнсворт. Гарри они ни о чем не говорили.

— И Руквуд, — добавил Кингсли. — Его-то мы и поймали.

Гарри нахмурился.

— Он в Азкабане.

— Старший в Азкабане. Это был его сын. Он примерно твоего возраста.

— Я с ним не знаком, — на самом деле по именам он знал совсем не многих слизеринцев, но был уверен, что Руквуда он бы запомнил. Август Руквуд был старым Пожирателем Смерти, который сбежал из Азкабана еще на пятом курсе Гарри вместе с Беллатрисой Лестрейндж и другими. Столько лет в Азкабане. — Полагаю, с отцом они тоже едва знакомы.

Да, младший Руквуд жил за границей со своей матерью. Они вернулись, когда Волдеморт захватил министерство.

— Что он вам рассказал?

— Все, что знал.

Что-то в тоне Кингсли подсказывало, что Руквуд мало, что знал о проклятии. Гарри не стал его перебивать, чтобы уточнить. Это уже было хоть что-то, даже если эти новости были не теми, что Гарри надеялся услышать.

— Он назвал нам имена своих сообщников. К сожалению, они, видимо, узнали о том, что мы схватили Руквуда, и решили, что он проболтается. Поэтому сбежали. Но их ищет весь Департамент. Мальчишка не знает, какое именно проклятие они наложили на твою ногу, но сказал, что это было дело рук Эйнсворта. Оно содержалось в серебряном дротике.

— Эта информация может как-то помочь идентифицировать проклятие? — Гарри показалось, что это открытие вряд ли несло какую-то ценность. Целители и раньше утверждали, что, возможно, нападавшие использовали проклятое оружие, а не накладывали проклятие прямо там на месте.

— Помогает каждая деталь.

Гарри истолковал это как «нет».

— Если ты говоришь, что Руквуд вам обо всем рассказал, то он раскрыл вам их мотивы? Потому что те ребята были в ярости. А я их даже не знаю.

На лице Кингсли отразилась страдальческая гримаса.

— Прости, Гарри. Я знаю, что это помогло бы тебе понять, за что они с тобой так поступили. Но нет, это не было чем-то личным. Ты — символ нового мира, реформ, перемен, которые назревали уже давно. Перемен, с которыми некоторые не согласны. Магглорожденные, полукровки и те, кого они считают предателями крови, празднуют. И это их они хотели наказать. Это их они ненавидят. Но навредить им всем, убить их всех они не могут. А ты — один, понятная цель, и, убив тебя, они сломают дух всех тех, кого так ненавидят.

— И они были готовы рискнуть даже заключением в Азкабан ради этого? Если это проклятие все же убьет меня, то тогда они решат, что оно того стоило? Станут мучениками за правое дело? Как люди вообще могут о таком подумать?

— Если бы их заключили в Азкабан пожизненно, то у них бы не было другого утешения.

Гарри задался вопросом, понимал ли Кингсли, что он даже не попытался успокоить его, сказать, что, конечно же, он не умрет, все наладится, лекарство найдется и боль прекратится.

МакГонагалл тоже это заметила.

— До этого не дойдет, — необычайно мягко утешила она его. — Министерство уже близко к разгадке. Проклятие скоро обнаружат.

Гарри украдкой взглянул на портрет Дамблдора. Тот улыбнулся ему и кивнул. Что еще он мог сделать?

— Я буду держать вас в курсе, — сказал Кингсли. — Как только я узнаю что-нибудь новое, сразу вам сообщу. Мы уже намного ближе к ответу.

Гарри кивнул и поблагодарил его, даже оставшись подольше, чтобы выпить чаю с печеньем, но силы его покидали, и он ощущал, что разум начинал затуманиваться. Извинившись, он ушел, стремясь поскорее встать, потому что казалось, что нога заболела еще сильней от того, что он долго сидел на одном месте. Но ни стояние, не лежание ему не помогали. Он просто чувствовал нужду сделать хоть что-нибудь, что угодно, чтобы узнать, принесет ли ему это облегчение. И каждый раз он ощущал себя раненным животным, которое верило, что от боли можно убежать и спрятаться от нее.

На винтовой лестнице было пустынно и тихо, и Гарри воспользовался моментом, прислонившись к стене. Здесь на него никто не смотрел. Ему не нужно было притворяться, что с ним все в порядке, что он может пить чай и вести приятную беседу, играть в шахматы или учиться. Все постоянно так сильно сочувствовали ему, были так добры к нему, но они просто не понимали, как чертовски больно ему было. Гарри казалось, что его разум начинал сдаваться, подбираясь все ближе и ближе к какой-то черте, перейдя за которую, Гарри знал, что сорвется. Сойдет с ума и окажется взаперти вместе с Элис и Фрэнком Лонгботтомами. Иногда эта идея казалась ему не такой уж плохой. По крайней мере, ему казалось, что им не больно. Просто Гарри было грустно. Он не понимал, за что его так наказали. Он сделал, все, что смог. Но, видимо, этого было недостаточно, погибло слишком много людей, но он же пытался. Он всегда пытался. Это было несправедливо.

Боже, Гарри хотелось найти Драко и наложить на него Чары вечного приклеивания. Зачем вселенная вообще дала ему эту надежду? Это было так неудобно. Даже если бы это был не Драко Малфой, а один из его друзей, ничего бы не изменилось. Даже если бы это была Джинни, он не посмел бы попросить ее постоянно прикасаться к нему, поставив свою жизнь на паузу, доставляя Гарри не только облегчение от боли, но и удовольствие. Хотя эту часть он был способен контролировать. Кажется, он не до конца объяснил это Драко. Да, похоже, на то. Приливы удовольствия происходили только при прямом контакте кожа к коже или когда Драко неожиданно хватал его. Но легкое прикосновение к плечу лишь помогало, не вызывая никаких побочных действий. Может, если бы он объяснил это Драко и попросил бы…

Нет. Драко уже отказался, как Гарри и предполагал. Рон и Гермиона почти убедили его, что он полный дурак, раз пытался украсть побольше прикосновений таким образом. Что ему стоило бы просто поговорить с Драко, объяснить все, попросить помощи, предложив что-нибудь взамен, но Гарри знал, что все это было бы бессмысленно. И не только потому, что он уже облажался с Сывороткой Правды. Это просто была бы странная просьба. Драко был благодарен ему за свою жизнь, за свою свободу настолько, что сотворил какое-то невозможное заклинание. Неосознанно или нет, но его желание помочь было очевидным. Но эти побочные эффекты… Да, теоретически Гарри мог бы контролировать себя, если был бы предельно осторожен, но эти приливы случались слишком легко. Однажды, когда Драко схватил его за бедро, внезапное прикосновение в столь неожиданном месте вызвало у Гарри бурную реакцию. И Драко должен был быть готов пойти на такие риски. И это, разумеется, поставило бы его в неловкое положение. Скорее всего, он был бы в ужасе. И Гарри не мог его за это винить.

Гарри жалел, что не может просто отрезать себе ногу. Целители сказали, что это не поможет, боль просто переместится в другое место, если ему повезет. Или он бы склонил чашу весов в пользу одного из этих проклятий и сошел бы с ума или умер. Но иногда у него возникало безумное желание достать меч Гриффиндора и отрезать больную конечность. В конце концов, он, наверное, все равно сделал бы это. Когда безумие овладело бы им окончательно.

Снаружи, в коридоре, послышались голоса, и Гарри оттолкнулся от стены, схватившись за костыль. Он не хотел, чтобы кто-нибудь застал его здесь таким хандрящим.

Гарри решил прогуляться до озера. Очень смелое решение, о котором он потом пожалеет, но на улице все еще было солнечно, а «Пророк» обещал дождь и холодную погоду на следующей неделе. Возможно, это был последний шанс для Гарри насладиться видом залитого солнцем замка и умиротворяющей зеленью окрестностей.

Путешествие было медленным и мучительным. По пути он встретил нескольких студентов, и все они хотели сказать ему несколько слов; Гарри приходилось улыбаться, задерживаясь и притворяясь, что с ним все в порядке. Когда он, наконец, добрался до озера, он чуть не рухнул в тени большого дерева, вздохнув с облегчением, которое принесла ему вытянутая нога, когда он оперся на ствол. Земля была холодной, и ему не мешало бы развести огонь, но сил на это не осталось. Может, тогда он простудится и умрет.

Его одиночество длилось недолго. Он увидел Джинни, идущую к нему, и подумал было о побеге, но ему не хотелось вставать, а она, скорее всего, все равно бы его поймала. Она пыталась застать его одного уже несколько дней, с тех пор как Гермиона, как он предполагал, рассказала ей о том, что с ним делали прикосновения Драко.

Джинни села, коснувшись его плеча своим.

— Наше дерево, — прокомментировала она.

Так и было. Они часто целовались под этим деревом еще на шестом курсе.

— Почему мы так и не оставили на нем свои метки? — спросил Гарри. — Нам стоило вырезать на нем «H и G сидят под деревом».

— Я бы лучше написала бы «H и G навсегда».

— Я бы тоже, — честно признался Гарри.

Девушка немного помолчала, а затем, казалось, перевела дыхание.

— Гарри, я тут подумала. Как ты считаешь…

— Прошу, не надо, — простонал он. — Я не хочу об этом говорить.

Она секунду посомневалась.

— Хорошо, — покорно ответила Джинни.

Но она не ушла, и Гарри передумал.

— Ладно. Что? О чем ты подумала?

Ему не хотелось обсуждать эту тему, но это было бы справедливо позволить ей высказать свое мнение.

— Просто, ну, Гермиона сказала, что Малфой бессознательно пытается исцелить тебя, помочь тебе. А он ведь даже не знал, как тебе больно. Не знал, что тебе нужна помощь. Как будто магия просто смогла помочь со всем, в чем у тебя была необходимость. Так что, может, таким же образом он пытается помочь и с… другим делом. Странно, правда? Ему хватает лишь прикосновения к тебе и… ну, ты понял. Я понимаю, что Слизнорт высказал свое объяснение, но я подумала, а вдруг дело в другом.

— Ты же ничего не рассказала Гермионе. О наших проблемах?

— Конечно, нет!

— Чего возмущаешься, — не удержался он от комментария. — Это ведь вы двое сплетничали обо мне.

Не только сплетничали, но и явно сделали собственные выводы. Гарри не стал подробно описывать, насколько эффективными были прикосновения Драко. Не Рону, и уж точно не Гермионе. Но, похоже, его смущение говорило само за себя, и им было понятно, что прикосновения Драко не просто заставляло сердце Гарри биться чуть чаще.

— Ну, я думала, что ты запал на Малфоя, пока Гермиона мне все не объяснила. А ты, что, предпочел бы, чтобы я до сих пор в это верила?

Гарри фыркнул. Хотя, если честно, это было совсем не смешно. Прямо сейчас он бы с радостью встречался с Драко Малфоем. Он бы сделал все, что угодно. Ну, не все. Не тогда, когда мог мыслить трезво. Но в определенные моменты, да, что угодно. Отрезать себе ногу или встречаться с Малфоем? Второй вариант был поприятнее. Интересно. Год или два назад, если бы кто-то сказал Гарри выбрать между потерей конечности или свиданиями с Малфоем, он бы побежал за бензопилой.

Мерлин, встречаться с Малфоем было бы ужасно практично. Может, именно этой идеи Гарри и следовало придерживаться. Это снизило бы неловкость. Возможно, Драко был достаточно благодарен, чтобы пойти на это. Многие ведь хотели с ним встречаться. Гарри продолжал получать любовные письма, в основном от девчонок, но иногда там были послания и от парней. Это стало для него шоком. Но не таким большим как то, что пожилые люди тоже не отставали. Люди, которых Гарри едва знал или даже ни разу не встречал. Забавно. Некоторые незнакомцы хотели выйти за него замуж, другие желали ему мучительной смерти. Но никто из них даже не потрудился для начала с ним познакомиться.

Гарри мог только надеяться, что никогда не зайдет так далеко, чтобы попытаться превратить благодарность Драко во что-то большее. К счастью для Драко, Гарри не обладал навыками соблазнения, особенно если его сердце к этому не лежало, и он делал это от отчаяния.

— Сомневаюсь, что он пытается подсознательно исправить мои… проблемы с воспроизведением потомства, — усомнился Гарри. — Просто это какой-то побочный эффект. Слизнорт может быть прав. В его словах был смысл, — Гарри хотелось, чтобы они поскорее закончили об этом говорить. Если бы он только мог сбежать. — Джинни, я не специально. Оно само. Я ничего не могу поделать со своей реакцией.

— Я не виню тебя! — яростно воскликнула девушка. — Это магия. Я понимаю. Я не ревную.

Возможно, так оно и было. Но она была в замешательстве. Как и Гарри. После войны, когда все утряслось, они наконец смогли быть вместе. И все должно было быть легко и просто. Они оба этого хотели — найти в друг друге утешение. И все было хорошо, только вот Гарри никак не мог возбудиться, даже немного. Теоретически, это могла быть какая-то проблема со здоровьем. Он не знал. Потому что он так и не обратился к целителям по этому поводу, даже когда Джинни умоляла его. Пока, наконец, он не отпустил ее. Или бросил, как утверждала она. Но что бы то ни было, так было правильно. Джинни хотела двигаться дальше и жить полной жизнью, не таща за собой обузу в виде больного, злого парня.

— Просто… — Джинни вздохнула. — Я же говорила тебе. Мы могли бы все уладить. Просто мы хотели слишком много, слишком быстро. Мы не были готовы.

С ее стороны было любезно говорить «мы». Гарри хотел слишком много и слишком быстро. Джинни же продолжала убеждать его, что все в порядке, что он не должен давить на себя, что ему стоит дать себе время. Но Гарри чувствовал, что уже прошло слишком много времени. Раньше у него никогда не было времени на нормальные отношения, на секс, который, как он узнал, у других был. После войны все разбились на пары. Некоторые остались вместе, некоторые нет, оставив позади послевоенные летние интрижки. В какой-то момент Гарри заметил, как Невилл и Ханна начали встречаться. Лаванда и Майкл Корнер. Рон и Гермиона, конечно тоже. И все они это делали. Хуже того, некоторые студенты занимались сексом и до войны, прямо здесь, в стенах школы. Джинни на пятом курсе делала это с Дином. И Гарри оказался единственным, кого это шокировало. Ну ладно, Рон тоже был бы в шоке, если бы узнал об этом. Подростки занимались сексом. Гарри был в курсе. Просто он не мог быть одним из них. Он был одержим Волдемортом, и все это веселье прошло мимо него. А потом Волдеморт ушел, и Гарри должен был двигаться дальше. Но не смог.

А теперь внезапно у него это получилось. Драко Малфой решил проблемы простым прикосновением. Что за ебанутая ирония.

— Мне жаль, — признался Гарри, потому что что еще он мог сказать? — Мне жаль, что все так вышло. Это странно. И я знаю об этом.

— В этом то и проблема, —фыркнула она. — Ты никак не можешь понять, что тебе не за что передо мной извиняться. Не за это. Знаешь, я рада за тебя. Тебя так это беспокоило. Но теперь… Знаешь, очевидно, все работает, как надо. И какова бы ни была причина, по крайней мере, теперь ты знаешь, что все в порядке. Это полезно знать. На будущее.

Верно. Будущее. Какое невероятное облегчение знать, что теоретически в будущем он сможет заняться сексом. Все, что ему для этого нужно, это просто побороть свое безумие и смерть. Как бы ему хотелось вернуться на два месяца назад, когда главной его проблемой было отсутствие эрекции, вызвавшее у него смущение и страдания. Как это было глупо с его стороны. Но, по крайней мере, он успел избавить Джинни от ответственности нести бремя проклятия Гарри. Ей будет легче по-настоящему двигаться дальше, после…

— У тебя есть будущее, Гарри, — тихо сказала девушка. Она словно читала его мысли. — Прошу, не теряй надежды.

Он заставил себя улыбнуться. Ему пришлось. Он не хотел никого делать несчастным. Особенно ее.

— Конечно, есть. Я получил двадцать семь предложений руки и сердца. Теперь, когда мой прибор снова заработал, я, возможно, приму их все. В Девоне живет одна пожилая ведьма, которая предложила мне уроки по занятию любовью. Для начала навещу ее.

— Это не смешно, — упрекнула его Джинни, но все равно рассмеялась.

Гарри фыркнул.

— Вообще-то очень смешно. Ее письмо было таким вежливым. Думаю, ей лет шестьдесят или около того. Только представь, каким опытом она обладает.

— Прекрати! — попросила Джинни, все еще разрываясь между весельем и тревогой. — Знаешь, я была первой, кто написал тебе любовное письмо. Даже стихотворение. Так что этот факт делает меня твоим самым первым и преданным поклонником.

— Его глаза хоть видят слабо, но зеленей, чем чародея жаба, — торжественно произнес Гарри. — Мой любимый стих во всей вселенной. Истинная поэзия.

— Я была одержима. Это все вина Волдеморта. Это он заставил написать меня о жабах. Чертов ублюдок, — улыбнулась она, взяв Гарри за руку и погладив пальцы. — Почему мое прикосновение не может тебе помочь? Ты ведь и мне спас жизнь.

Все было бы проще, но не совсем. Ужасно вот так тащить ее обратно. И неловко после всего случившегося. Хоть и не так неловко, как когда Драко Малфой доставляет ему удовольствие нескольким случайными прикосновениями.

Гарри пожал плечами.

— Дамблдор сказал, что Драко, похоже, удалось невербально и без палочки сотворить такие мощные чары, что их, по сути, можно сравнить с тем, что делают маленькие волшебники, прежде чем научаются контролировать свою магию и справляться со своими эмоциями. Так что, можно предположить, что у него было какое-то эмоциональное потрясение. Проще говоря, вся его вина, растерянность и душевная травма натворили какой-то еботни с его магией и сосредоточили ее на мне, благодаря Долгу жизни.

Джинни поджала губы.

— Дамблдор так и сказал — еботни?

— Ага, — кивнул Гарри. — А еще он сказал «Эти идиоты нарисовали мне какую-то гребаную мелкую шляпу, и теперь у меня мерзнут уши».

Джинни хихикнула.

Естественно, Дамблдор не употреблял никаких непотребных слов, но он и вправду жаловался на свою шляпу. Уже дважды, повторяя одни и те же слова. После этого Гарри избегал разговоров с ним, изменяя своему решению только тогда, когда ему нужна была информация.

Джинни, наконец, снова посерьезнела.

— Ты разговаривал с Малфоем? Он так и отказывается тебе помогать?

Гарри показалось, что было несправедливо называть это отказом помочь. Если бы им пришлось поменяться местами, помог бы Гарри ему? Он, скорее всего, решил бы, что Малфой над ним издевается. Не поверил бы, что тому настолько уж больно.

— Он избегает меня. Даже не смотрит в мою сторону. Видимо, боится, — Гарри держался от него подальше, как и обещал. Боже, как же это было трудно.

— Может, со временем…

— Не надо, — попросил Гарри. — Я не хочу обнадеживаться. Мы, мягко говоря, никогда не нравились друг другу. И ему и своих проблем хватает; ему приходится делать свой выбор. Не знаю, каким путем Малфой решит пойти, и если он решит остаться все тем же избалованным, фанатичным придурком, то мне будет обидно, но я не могу винить его за то, что он не согласился мне помочь. Он же человек, а не зелье, которые я могу просто принять.

— Он мог бы быть и подобрее, — тихо сказал Джинни.

Гарри откинулся назад на дерево и закрыл глаза.

— Его никто не учил быть добрым.

У Гарри снова поплыло сознание. Мысли начали путаться. Боль варьировалась от почти управляемой до почти безумия. На то не было каких-то особых причин. Просто она накатывала волнами. Хуже всего ему приходилось ночью. Боль накатывала волна за волной, без пауз, и видимо, оттого, что он засыпал, когда боль немного утихала, она всегда казалась непрерывной.

— Хочешь остаться один или составить тебе компанию? — прошептала Джинни. — Только говори честно.

— Думаю. посижу здесь еще немного. Один. Извини.

— Тише, все в порядке, — она поцеловала его в щеку, встала и ушла.

И остались только он, и боль, и солнце на его лице. Может, если было бы чуточку теплее, он смог бы этим насладиться, сосредоточившись на этом, и уснуть.

Совсем скоро он пожалел, что попросил Джинни уйти. Ему нужна была компания. Она отвлекала. Конечно, иногда было трудно сосредоточиться и продолжать разговор, но это заставляло его отвлечься и подумать о чем-то еще.

Честно говоря, он и сам не знал, чего хотел. Может, он мог бы встать и сбежать отсюда. Показать свой дурацкой ноге, на что был способен. Он всегда так осторожничал, пытаясь не слишком сильно на нее опираться, не давая ей быть согнутой слишком долго. Но это все равно причиняло боль. Может, ему стоит сломать ее. Повредить так сильно, что ее пришлось бы отрезать. Вдруг целители ошиблись, и он смог бы избавиться от обоих проклятий разом. Может, стоит рискнуть.

Джинни вернулась. Гарри услышал, как она села рядом. Видимо, она поняла, что он передумал. Может, она снова хотела попросить воспользоваться его Молнией…

Боль прекратилась. Кто-то надавил на его плечо, и она исчезла. Значит, это была не Джинни.

Гарри распахнул глаза. Драко сидел прямо рядом с ним, бледный, с плотно сжатыми челюстями, так близко, что их плечи соприкасались, но не слишком сильно. Но и этого было более чем достаточно. Какое блаженство.

— Сработало? — спросил Драко хриплым голосом, как будто давно молчал.

— Да, — Гарри, должно быть, слишком сильно затаил дыхание, потому что глаза Драко сузились.

— А другая вещь?

— Нет, — быстро ответил Гарри. — Так оно не работает. Только когда… — это был его шанс объяснить все получше. — Оно происходит, только когда мы касаемся кожи друг друга. Сквозь одежду не получается.

У Драко, кажется, дернулась щека. Он кивнул.

— Тогда ладно. У меня тут домашнее задание, — добавил он, и Гарри потребовалось слишком много времени, чтобы понять смысл его слов. От облегчения он был почти в бреду. У Драко была с собой книга. — Это Руны, — объяснил Драко, когда заметил, что Гарри смотрел на нее. — Мне нужно прочитать целую главу.

— Хорошо.

— Мне потребуются тишина и покой, — резко заявил он.

— Да, конечно, — согласился Гарри. Он согласился бы на что угодно.

Драко открыл книгу и откинулся назад, устраиваясь поудобнее. Теперь его плечо и предплечье еще крепче прижимались к руке Гарри.

Гарри с ужасом осознал, что у него помутилось зрение.

— Спасибо…

— Заткнись, — рявкнул Драко, даже не взглянув на него.

Гарри подчинился, он откинулся назад и закрыл глаза. Драко не смотрел на него; и он мог, наконец, дать волю слезам. Гарри и забыл, каково это — жить вот так, без боли. И это были не просто какие-то жалкие украденные мгновения. Драко был рядом, читал свою книгу, и слезы Гарри высохли. Он открыл глаза, испугавшись, что заснет и потратит это драгоценное время впустую. Вместо этого он стал наблюдать за другими учениками, глядя, как они смеются, летают, целуются, играют в игры. И он даже не завидовал им.

Впервые за последние два месяца он был счастлив просто быть живым.