«Иногда я бываю ужасно слабохарактерным», – порой думал Торуне.

И если его коллеги или случайные знакомые никогда бы не поверили в это утверждение, то члены семьи и ближайшие друзья — запросто. Ведь именно они чаще прочих могли видеть его мягкость.

Иногда пользуясь.

Иногда подтрунивая.

Иногда втягивая его в неприятности.

Как, например, далеко в детстве делал Шино. Пусть специально не упрашивая, но тоскливо вздыхая по тому, что его никто после Академии не встречает. А одноклассников (даже делового Учиху!) встречает. А Торуне, слишком мягкий сердцем, не мог видеть шмыгающего мальчишку. Так и начал таскаться, пока от дяди не прилетело замечание за то, что вышел с нестабильной техникой к гражданским.

Или как делал Фу, порой совсем беззастенчиво уговаривая его на различные авантюры. Стоило лишь лучшему другу печально протянуть, что ему совсем не с кем идти в тот загадочный завешенный шторами магазинчик, так Тору лишь вздыхал, и тащился с ним. Хотя бы присмотреть, чтобы этот балбес в неприятности не влип.

Если же говорить о его самой большую неприятности, то можно припомнить тот случай во время Экзамена на Чунина. Когда он наткнулся на ревущую гражданскую девочку с волосами невероятного оттенка. Она всхлипывала и размазывала слёзы по грязному лицу. Печально и отчаянно упрашивала его. А он стоял тогда, поджимая губы под маской, и не мог найти причин, чтобы ей отказать.

Она же так плакала!

Потому Торуне казалось очевидным, что стоило сделать. Тем более, ему это почти ничего не стоило. Лишние полчаса по вечерам после пересменка. От него не требовалось ничего кроме полезных советов и присмотра за тем, усвоила ли она их должным образом.

«В конце концов,» – утешал он себя в то время, – «умение донести мысль тоже хороший навык. Особенно до того, кто и азов не понимает.»

Это уже позже он начал осознавать, куда его затащила его мягкосердечность.

В кучу неловких ситуаций.

Потому что Торуне понятия не имел, как разговаривать с обычными гражданскими девочками.

Окружённый с малых лет лишь представителями своего сословия да соклановцами, парень не взаимодействовал с «обычными» людьми. Да, среди отрядов АНБУ и Корня были выходцы из простых городских семейств. Однако, они всё ещё оставались шиноби.

А Харуно Сакура была… обычной? Нормальной? Слишком непонятной для него.

«Как вообще с такими людьми принято разговаривать?» – растерянно думал Торуне, когда шёл на благодарственный обед. – «И о чём?»

Отказаться от её искреннего предложения ему показалось ужасно грубым. В конце-концов, он правда потратил порядочно своего времени. И это естественно для любого человека — испытывать благодарность. Стараться её выразить доступными способами. Да и ему было любопытно – какие они, гражданские?

Потому Торуне и пришёл в тот ресторанчик. Даже достал хаори, в котором не так часто покидал территорию клана. Форма буквально успела срастись с его кожей, став привычной и естественной одеждой.

И в тот момент, когда он вежливо поздоровался, начал разговор, провёл пару часов в её компании, всё это показалось… весёлым? Обычным? Интересным?

«В первый раз встречаю человека, что понимает отсылки на классическую поэзию,» – со странным весельем думал парень, по пути домой.

Внутри было непонятное ощущение трепета.

Какое-то предвкушение.

Жажда разговора.

Желание встретить Харуно снова.

Но юный Абураме отмёл эти странные трели, поглубже утапливая эти мысли в голове. Ему повезёт, если получится завести хорошего знакомого. Не то что друга.

В его случае и при его обстоятельствах, даже хороший собеседник — уже удача.

Так что лучше ни на что не надеяться.

Иначе будут большие проблемы.

* * *

Торуне испытывал необъяснимый сноп эмоций. Он, в противовес недавнему показному спокойствию, сейчас буквально нёсся домой. Ноги так спешили, что были близки к тому, чтобы начать спотыкаться в этой суете.

«Она в меня…!?» – стучало в его голове, вызывая необъяснимые приступы тошноты.

Парень испытывал отчаяние, близкое к тому, что можно испытать на неудачном боевом задании. Когда ты окружен противниками, превосходящими тебя по силе и числу.

В горле встал горький ком, что ему никак не удавалось проглотить.

«Предательница,» – с какой-то злостью думал Абураме.

Кажется, его даже провожали удивлёнными взглядами. Но Торуне было не до правильных впечатлений. Тем более на территории клана, где особого смысла прятаться не было.

И так все всё знали.

«Предательница,» – набатом билось в его голове.

Он сам толком не мог сказать, от чего именно в её поступке так злится. Да, она неправильно поняла его дружелюбие и любопытство, но это же не оскорбление, верно? Сакура была вежлива в этом своём неловком признании.

Зашуршала одежда. Привычные слои тёмной защитной ткани слезали, одна за одной. Пока на нём не осталась лишь футболка, да штаны. Именно этот простой, по-домашнему удобный и ужасно непривычный образ отразился в зеркале.

В сумерках, отражение его казалось странным расплывшемся пятном.

Чёрный и серый.

Красноватые пятна на бледной коже.

Бликующие в темноте глаза, что предавали его фигуре ещ более жу…

– Предательница, – прошептал в пустоту Торуне, зло растирая эти самые глаза.

Он был рад, что его никто не слышал.

Даже если хотелось кричать.

* * *

Он не подходил к ней.

Даже смотреть лишний раз запрещал.

Всё из-за того, что случайные всполохи розового в административных коридорах вызывали странные всплески раздражения. И Торуне ничего не мог с ними поделать.

Фуу иногда странно косился, особенно после внезапных встреч в больнице или на улицах Селения. Но особо не комментировал, лишь тихо хмыкая себе под нос.

А Сакура росла красавицей. С этим сложно было поспорить.

Он не думал о чём-то этаком. Торуне не позволял себе подобных вещей. При его обстоятельствах это вызвало бы лишнюю мороку и разочарование в жизни.

Но Харуно была притягательно яркой. В противовес привычным тёмным оттенкам и мшистым цветам, девушка выделялась как цветущее фруктовое дерево в хвойном лесу. И было сложно оторвать взгляд.

Нет, Торуне не следил за ней.

Не искал встреч.

Не останавливался на улице, чтобы проводить взглядом.

Просто он начал задумываться — почему он так злится?

На что он так обижен?

«Даже если тут и есть её вина,» – размышлял он как-то, сидя на крыше своего дома, – «в том, что решила так внезапно изменить нашу дружбу. Может я тоже виноват?»

Светлячки, составляющие часть из большого патрулирующего роя, лениво кружили вокруг. Слабый свет желтоватых спинок казался чем-то совсем незначительным на фоне мириады звёзд. Но их отдалённый космический свет был белым и холодным, слишком чужим. А небольшие жучки, словно искорки домашнего очага, скользили тихо-тихо, вызывая тёплое чувство глубоко внутри.

«Может быть,» – поджав тонкие губы, сдался сам себе парень, – «я был немного… груб?»

И если бы жуки действительно умели разговаривать, они бы наверняка нашли что ответить на эту мысль.

* * *

Это было унизительно.

Отвратительно.

Невыносимо.

– Да перестань ты так цепляться за эту простынь, – женский голос буквально заставил его сжаться ещё сильнее. – Никто её у тебя не отнимет.

Сакура смеялась бы, если бы не её врачебная выдержка. Торуне был в этом уверен. И он бы её понял. Абураме был сам готов над собой посмеяться. Ирония ситуации и правда была поразительная.

И, после того поцелуя, он боялся представить, что устроят ему дома. Когда стены больницы перестанут скрывать все возможные доказательства случившегося.

Трофоллаксис не скроешь.

И все в клане узнают, что с ним случилось. Если уже не знают.

Сакура то покидает эту оплетённую защитой палату.

Парень упрямо поджал губы. Искренне не зная как на это реагировать, он пока постарался сосредоточиться на том, чтобы максимально быстро выздороветь и уйти отсюда подальше.

Но Сакура была…

– Напоминаю, что обезболивающие на тебя не действуют, – будто не замечая его душевных терзаний, Харуно заправила яркую прядку за ухо. – А лошадиные дозы я прописывать не буду. Мне слишком жаль твои внутренние органы, чтобы тебя таким травить. Так что будь бережен к себе и не дёргайся.

Задумавшись о чём-то, она чиркнула пару строк в его карте.

Прикусила губу.

А Торуне взгляда не мог отвести.

… Сакура была чем-то новым в его жизни.

Будто воплощением той части, что он бесконечно подавлял.

И, пускай он пока так и не разобрался, почему так злился на неё. Может стоит попробовать узнать её получше? Не как детское воспоминание. А как человека.

Харуно Сакуру.

* * *

Он не был уверен, на что именно он злился тогда. Но Торуне мог ответить, на что он злился сейчас.

Тогда, в детстве, Сакура была милым ребёнком. Стеснительной во многих проявлениях. Даже робкой, бросая взгляды украдкой. А сейчас она над ним беззастенчиво издевалась.

Трогала его так, словно…!

Пальцы его подрагивали, а внутри будто всё трепетало и ныло. Он попытался повторить то самое движение, что она делала по его коже. Такое же лёгкое касание.

Но это было…

– Не то! – раздражённо выпалил Абураме.

Кажется, ему было физически больно. Словно кто-то, играясь, показал ему кусочек жизни, которой он был лишён. Дал попробовать совсем немножко, чтобы повеселиться. И наблюдал, упиваясь превосходством.

Ведь Торуне хотел ещё.

Он так этого хотел, что ощущал себя жалким.

Ладони бесконечно потели, но это могли скрыть кожаные перчатки.

Глаза его дрожали, как только находили её, но это прятали очки.

Лицо его, кажется, алело после любого брошенного её комментария, но маска помогала прятаться.

Торуне хотелось плакать, когда пальцы забирались вниз. Когда он пытался представить. Но это было не то.

Это было слабее, чем её простое касание.

И он ощущал себя абсолютно беспомощным перед ней.

Слишком слабохарактерным, чтобы сопротивляться.

В какой-то момент Торуне решил, что вариантов у него нет.

Нет, теоретически, у него был вариант попытаться вернуть всё обратно. Как было. Довольствуясь редкими встречами на улицах города и в коридорах административного квартала. Постараться забыть, каково это, когда к тебе так прикасается другой человек. Позволять это, без страха навредить. Без смущения от того, что кто-то видит хоть какой-то смысл в том, чтобы разговаривать с ним именно так.

Но этот вариант он отмёл почти сразу.

Не подходит. Потому что жизнь по-старому виделась в приглушённых серых тонах. В ней ему не грозило узнать тепло человеческого тела, нежное и мягкое. Пряный телесный запах, перекатывающийся на корне языка тягучим мускусом. Распробовать чужой вкус.

Нервно облизнув свои тонкие губы, Торуне решился. Да, он понятия не имел, что делать. Ощущал себя абсолютным идиотом без опыта и малейшего самообладания. Непривычно дёрганным и нервным.

Он даже не был уверен, нравится ли она ему!

Это симпатия, что выросла из детской дружбы?

Желание тела?

Жадность чужих прикосновений?

Что им движет?

Абураме не знал.

Но он решил, что будет настоящим идиотом, если хотя бы не попробует.

* * *

Они лежали рядом. Трава, высокая и невероятно изумрудная в свете солнечных лучей, шелестела еле слышно. Высокое дерево отбрасывало пятнистую тень на пару, что лениво развалилась на покрывале. Из-за лёгкого ветра было сложно понять, подрагивали это пятнышки или кто-то из них.

– Знаешь, что самое забавное? – Сакура протянула весело, уютно пересчитывая пальцами мелкие шрамы на его груди. – Послушай, в самом деле, это правда смешно.

Торуне, что ощущал себя пьяным от чужого тепла, что-то невнятно пробурчал. Он до сих пор не мог упиться этим чувством, когда ощущаешь слабое трение, жар, мягкие волоски.

Другого человека.

– Я влюбилась в тебя до того, как узнала, что ты красавец, – хихикнула Харуно, целуя его куда-то в район ключицы.

Всё ещё привыкающий к такому, парень вздохнул. Его застали врасплох. Однако, тема его заинтересовала.

– После того, как я начал тебя тренировать? – уточнил было он, но получил странно волнующий щипок куда-то у ребёр.

Теперь его куснули в плечо. И Абураме отметил, каким жарким начал казаться воздух. Хотелось лежать вот так бесконечно. И пусть она делает с ним что хочет. Ему всё понравится.

– Ты тогда поступил очень круто, – промычали ему куда-то в шею, – но всё-таки не льсти себе. Это ты сам.

Золотистые глаза удивлённо заморгали. Из-за этого он даже приподнял голову, чтобы увидеть девушку. Харуно мягко улыбалась.

– Я сам? – осторожно уточнил Торуне.

В ответ кивнули. Цепкие девичьи руки оплели его талию, прижимаясь покрепче. Ему эта её привычка очень нравилась. А то, какой тактильной было девушка, казалось удачным совпадением. Эта её любовь к прижиманиям и бесконечному контакту ему была физически необходима. Казалось, он не сможет прожить дня, если она его не прижмёт к себе вот так вот покрепче.

– Ты такой добрый, – всё также улыбаясь, прошептала Сакура. – Ты знал?

Кажется, внутри у него что-то задрожало. Странное яркое чувство, что было сильнее сдержанности и тренированного опыта держать лицо.

– Такой добрый и мягкосердечный, что невозможно не влюбиться, – шёпот стал ещё тише. – Вот ты какой. Замечательный.

Последние несколько слов она уже шептала ему в лицо.

Торуне, сам не понимая почему, старался глубоко дышать и почаще моргать.

А Сакура нежно-нежно сцеловывала его слёзы.

.