•−•• ••−− −••• −−− •−− −••−

Игорь гордился собой. Он был лучшим в своей работе, хотя всем сердцем ненавидел отчеты. Он был сильным, ловким, достаточно смелым и безрассудным, чтобы лазить по водосточным трубам. Интуиция всегда указывала ему на лжецов и преступников и тех, кто собирался ими стать. Игорь мог открыть бутылку пива зубами, знал, где продают лучшую шаурму в Питере и как зовут каждую собаку в его дворе. В школе ему доверяли живой уголок, в армии — библиотеку, на службе — самые заковыристые дела. Игорь знал что он не идеален, но недостатки редко догоняли его и вонзали нож в спину… В конце концов, он был еще и быстрым.

Когда в отделе открыли новое дело о ворах-радиолюбителях, которые общались на незанятых частотах с помощью азбуки Морзе, Игорю даже не пришлось напрягаться. Навыки, полученные однажды, Игорь практически никогда не забывал. Все физическое, требующее от его мышц действия, а от мозга молниеносной реакции, жило в нем постоянно. Азбука Морзе, освоенная им еще в армии, не была исключением.

Банду воров они поймали быстро, меньше чем за две недели. Игорь тогда в допросной комнате еще заинтересовано наклонялся вперед и спрашивал:

— А почему только морзянка? Шифр Цезаря еще не освоили?

К превеликому сожалению, никто так на вопрос и не ответил, зато смотрели исподлобья, очень зло и даже плевались. Не освоили, все-таки.

Когда Игорь пришел к Прокопенко с отчетом, ему сразу налили чая из термоса, пододвинули тарелку с домашними беляшами и приготовились слушать. Снаружи кабинета не было обычных криков и ударов об стол — все знали, что в этот раз ставки делать бессмысленно. Пока Игорь рассказывает, Прокопенко стучит клавиатурой, подтверждающе хмыкает и даже парочку раз смеется. Все это звучит для Игоря как сочетание точек и тире, музыка окружения, имеющая буквальный смысл.

Игорь внезапно понимает, для того чтобы «упаковать» свои хваленые навыки обратно, нужно гораздо больше времени.

Сначала это не мешает ему. Это забавно слышать «••−− •−•• •−»^Юла на зеленом свете пешеходного перехода и видеть «−−•• •• −− •−»^Зима в мерцании уличного фонаря. Потом Дима начинает настукивать пальцем «•−•• • •−−• •−• • −•− −−− −•»^{Лепрекон}, а Юля набирать на телефоне «− •−• −−− −− −••• −−− −•»^{Тромбон}. Все вокруг становиться слишком.

Игорь собой гордится.

Игорь себя иногда не переносит.

Ему трудно не хмуриться на рисунки Димы, хотя они ему нравятся, отвечать Юле «словами Игорь, словами», а не утвердительными звуками и кивком головы. Он скучает так сильно, когда сидит один пред окном в квартире и старается не вспоминать. Его эмоции это странное сочетание неразберихи и стагнации. И послания Морзе, которые он не может перестать воспринимать, задачу ему не облегчают.

Игорь старается перевести психическое в физическое: бьет грушу и мешанину «−•−»^К и «•••»^С, выходит в вечерний Питер под дождь и практически сходит с ума, чешет соседского пса и с удовольствием чувствует «−−»М. Когда стандартные методы не работают, Игорь начинает читать книги. Старые, потрепанные и частично отсыревшие, они лежали в коробке под старым комодом. Игорь перечитывает «Остров сокровищ», перелистывает старые комиксы и «Мурзилку» с «Юным натуралистом».

Спустя две недели его «ветрянка-морзянка» практически исчезает, а потом… А потом возвращается Серёжа.

— А ты, оказывается, нарасхват, Серег? — тянет Игорь, когда Разумовский уезжает в Москву. Серёжа не может удержаться и корчит ему рожицу. Сзади глаза закатывает Олег. Игорю несмотря на, вроде бы грустный момент, хочется улыбаться.

Пока Серёжа решает дела «Вместе» и притворяется, что хочет иметь дело с государством, Игорь притворяется, что не скучает. На третий день он сдается и пишет какую-то смс-ку, про которую безостановочно думает некоторое время. Юля хихикает и приносит ему утешительный кофе.

Через два часа Игорь слушает радостную смесь из терминов программистов и:

— Ладно, Игорь, ты прав, Москва-Сити полная безвкусица… Хватит смеяться, Олег, я понимаю всю иронию.

Игорь даже не помнит, когда в последний раз столько разговаривал по телефону, и столько улыбался находясь сам с собой.

Серёжа прилетает поздно вечером. Игорь почему-то внутренне мнется и пытается помочь с вещами, успокаивая руки, ставит чайник. Все его чувства вдруг обостряются как перед погоней или дракой.

А Серёжа… Серёжа даже уставший, в помятой толстовке и с опущенными плечами, красивый до покалывания в кончиках пальцев. Его глаза блестят по-бесовски, черты лица заостряются в резком холодном свете уличных фонарей.

Серёжа — живое воплощение телеграфного ключа, передающего импульс батарее. Игорь чувствует в его дыхании «−−•• −•• •−• •− •−− ••• − •−− ••− •−−−»^{Здравствуй}, во взмахе ресниц «••• −•− ••− −−−• •− •−••»^Скучал, в движении мышц «••− ••• − •− •−••»^Устал, а в сердечном ритме… За чужое сердце Игорь говорить не намерен.

— Как дорога? — Игорь хрипит, отводит взгляд и старается незаметно вытереть мокрые ладони о спортивные штаны. Его руки холодные от волнения — обжигающий контраст с остальной кожей.

— Дорога… Дорога хорошо: два часа из Москвы в Питер, два из аэропорта сюда. Иногда я жалею, что больше не могу ездить на метро, — Серёжа смеется, сам себе наливает чай, потому что хозяин квартиры про него благополучно забыл.

Игорь запоздало достаёт свежее печенье из шкафа и игнорирует «−−− ••••»^Ох от скрипящей дверцы. В уже теплом кухонном свете Серёжина усталость видится яснее. Игорю передает ему плед с соседнего стула и ласково проводит пальцем по чужим костяшкам. Серёжа продолжает бесовски блестеть глазами, но щеки все равно покрываются румянцем. Игорь позволяет себе думать, что это из-за него, а не из-за горячего чая.

Точка-тире-две точки. Две точки-два тире. Тире-три точки. Три тире. Точка-два тире. Тире-две точки-тире. Раз за разом… Раз за разом.

Игорь ловит себя на том, что настукивает это слово уже пять минут. И… В общем-то не собирается останавливаться. Он расслабляется, разваливается на столе и слушает как Серёжа рассказывает ему об акциях и сделках. Стук ложки об чашку складывается в «••• −−−• •− ••• − −••− •»^{Счастье}. К металлическому лязгу присоединяется еще одно постукивание, к которому Игорь по привычке прислушивается.

Точка-тире-две точки. Две точки…

Он даже останавливает собственный стук, чтобы не обманутся… Тире-три точки. Три тире…

Игорь шокировано открывает глаза и сразу встречается взглядом с Серёжей. Он лежит на сложенных руках, указательным пальцем правой руки отмеряет ритм и смотрит-смотрит-смотрит. Игорь даже не может попросить объяснений. Серёжа справляется сам.

— Меня Олег научил, он в войсках связи служил. Мы на скучных собраниях акционеров так общаемся, когда совсем невыносимо… Игорь, ты чего замолчал? Если я что-то не так…

Он так устал от этого подвешенного состояния. От этой недосказанности, томления, хоть и приятного, но опостылевшего. Игорь наклоняется чуть вперед, целует аккуратно, даже робко. Серёжа щекочет его длинными ресницами и также мягко отвечает. Теперь можно взять за руку и рисовать круги на чужом запястье, целовать алеющую щеку и нежно хмыкать на ухо.

Серёжа хихикает, когда Игорь целует уголок челюсти и спускается на шею. Разумовский тянет его в сторону дивана, по пути собирая все углы и спотыкаясь об собственные сумки. Все внутри у него щемит и стонет, тянет так приятно, что хочется счастливо смеяться, уткнувшись в чужое плечо. Мир звучит как заветное сочетание точек и тире, электрические импульсы передающиеся между ними.

И когда Игорь пальцами отсчитывает веснушки на белых ключицах, в этом тоже есть что-то от Морзе.