Он вскакивает на ноги и бросается к Олегу в объятия. Через секунду Серёжа оказывается в горячем кольце рук, прижатый к твердому бронежилету. От Олега пахнет кровью, потом, порохом, песком Сирии, домом. Ноги его подводят, и Серёжа практически повисает в родных руках. Теперь всё будет хорошо.

Или, финал Игры происходит по-другому.

Серёжа любил держать все под контролем. В длинном списке его проблем, болезней, триггеров и фиксаций пунктик «контроль» стоял чуть ли ни на первом месте. 

Неожиданности выбивают из колеи, приносят с собой панические атаки и нервные срывы. Четкое расписание приносит покой.

С Игорем Громом расписание никогда не работало.

Серёжа не знает, звенит это у него в голове или звук исходит извне. Пару секунд вокруг тихо, будто десятки людей не столпились вокруг. Даже дыхания не слышно. Он распахивает глаза.

Серёжа, как он после узнает, видит, без преувеличения, своего спасителя — Игоря Грома.

— Сергей Разумовский, — ему почему-то хочется произвести хорошее впечатление на Игоря, показать, что он тоже взрослый и серьезный. 

А ещё Игорь достаточно высокий, чтобы помочь Серёже достать книжки с полок. 

Дверь клуба распахнулась. Двое полицейских буквально вытряхнули какого-то мужчину из здания. Видимо, это и был хозяин того черного Форда. 

Следом за ними вышел мужчина, одетый на удивление легко для двадцатиградусного мороза. На голове, словно насмехаясь над нелепостью вязаной шапки Серёжи, у мужчины была кепка-восьмиклинка.

Только один полицейский в городе имел достаточно упертости, чтобы носить ее в такой холод.

Тепло. Дыхание. Шелест страниц. Ощущение мягкого, но пристального взгляда.

— Девушка есть у тебя? — он не слышал этот голос столько лет, что удивительно, как знакомо звучит каждая интонация.

Игорь знает, что если он обернется, то увидит своего отца расхаживающего с чаем по комнате. На лице старшего Грома не будет ничего, кроме искреннего любопытства и заинтересованности не изменившейся обстановкой.

Игорь старается перевести психическое в физическое: бьет грушу и мешанину «−•−» и «•••», выходит в вечерний Питер под дождь и практически сходит с ума, чешет соседского пса и с удовольствием чувствует «−−».

И когда Игорь пальцами отсчитывает веснушки на белых ключицах, в этом тоже есть что-то от Морзе.

Кроули любил творить и фантазировать, это изначально было заложено в его природе, любил звук соприкосновения ножа и доски, закипания воды, скворчащего масла; любил подхватывать залюбовавшегося Азирафаэля под бедра и усаживать на обеденный стол. Ангел обязательно бормотал что-то про божий престол, пока Кроули целовал его глубоко, долго, не давая времени восстановить дыхание. 

Сборник драбблов.

Все внутренние ресурсы Ильи и его нервные клетки уходят на то, чтобы не закатить истерику или не врезать Филу по лицу. Чего хочется больше, Илья и сам не знает (или в каком порядке).

Он просто старается дышать не слишком глубоко, не сжимать кулаки под партой и даже не смотреть на Фила. От греха подальше.

А Черных, несмотря на все усилия и молитвы Ильи, берет и оборачивается. Фил ещё и улыбается, радостно так, по-дружески, просто светится счастьем и довольством.

Приплыли.