Азирафаэль мог пересчитать по пальцам одной руки тех людей, которые действительно прикасались к книгам в его магазине. Кроули мог сломать этот стройный подсчёт, привнося толику хаоса одним своим существованием, но книги демон не любил и человеком, по сути, не являлся.
Открыть счёт со второй руки все же пришлось ради студентки местного университета, которая невыразимым образом оказалась в его магазине в одну из тех минут, когда двери были легкомысленно отворены. Девушка была спокойной, тихой, посоветовала, где купить хороший бархат для обивки стульев, и с ярким внутренним светом смотрела ангелу в глаза. Азирафаэль почти без беспокойства в душе отдавал некоторые свои редкие издания и с большим удовольствием принимал их в полной сохранности обратно.
В очередной раз вернув свою драгоценность на законное место, ангел заметил, что между страниц было что-то, чего по логике там быть не должно. Он с удивлением вытащил картонную закладку и, мельком взглянув на нее, чуть не выронил. На узкой картонной полоске была изображена картина, которую Азирафаэль узнал мгновенно. В центре композиции женщина передавала что-то мужчине, а змея, обвившая ветви, призывно увивалась у большого яблокаречь идет о картине «El Pecado Original» Francken II. В правой части картины ангел с пламенным мечом указывал грешникам на выход из сада. Франкен прислушался к совету Азирафаэля и сделал фигуру ангела на картине чуть тучноватой.
Как Азирафаэль не отводил взгляд, три фигуры: Адам, Ева и змей — все время приковывали его внимание. Ангел не видел, как Кроули соблазнял Еву на совершение греха, что вполне закономерно, ведь если бы он всё-таки увидел, то приложил бы все усилия, чтобы демона остановить. Ангел не знал, что именно сказал Кроули, но мог представить, как большая красивая змея делает несколько остроумных замечаний, указывает на отсутствие логики в невыразимом плане и очаровывает своей демонической натурой. Ещё Азирафаэль где-то глубоко внутри всегда знал, что Кроули предупредил их об исходе, сказал, чем может обернуться это любопытство и был в этом гораздо милосерднее небес, лично не ведавших Её гнева.
Азирафаэль что тогда, что шесть тысяч лет назад удивлялся настолько грамотному кадровому решению ада. Он не мог представить никого, кроме Кроули с его ярко-рыжими длинными волосами, высокой и тонкой, не угрожающей фигурой, змеиными глазами, которые скорее выдавали всю правду, чем врали; кто мог бы удачно воплотить в жизнь этот «маленький скандальчик». Азирафаэль был вынужден признать, что демон действительно искушал ужасающе прекрасно.
Если бы тогда Кроули положил ему руку на плечо, движением головы откинул волосы, обнажая бледную шею, улыбнулся бы своей невыносимо искренней улыбкой и зашептал на ухо о яблоках, добре и зле и познании… Он был бы развоплощен в первое же мгновение. В конце концов, Азирафаэль всё ещё выполнял свою работу, и до сих пор считает, что выполнял ее хорошо. Но сейчас… Сейчас, если бы Кроули предложил что-то такое же по масштабу (остановить Апокалипсис) шепча свои планы на ухо (улыбаясь за бокалом хорошего вина), Азирафаэль позволил бы искушению поселиться в его душе. Кроули на самом деле никогда предлагал того, от чего Азирафаэль мог раз и навсегда категорически отказаться.
Первородный грех был действительно одним из первых, но буквально через мгновение Азирафаэль уже лгал Ей про меч. Он совершил за свою долгую шеститысячелетнюю жизнь достаточно маленьких, иногда таких желанных грехов, что на чаше весов их значение в совокупности, наверное недалеко ушло от запретного укуса. Теперь, когда все благополучно завершилось, если кто-то выше решил бы, что целовать самое прекрасное создание достойно одного имени с Первородным грехом, тогда Азирафаэль действительно мог добавить в копилку Вселенной ещё один или сотню другую.
Кроули в ту ночь, обнаружив у него закладку, сказал, что яблоко, несмотря на всю его важность, было невероятно кислым. Про поцелуи Азирафаэль такого сказать не мог.