«Так что плюнь на меня, сорви с меня одежду,

Но я по-прежнему не буду бояться темноты.

Купи меня, продай меня, сделай со мной, что угодно».

Måneskin

— Если я планирую быть честным, Бьянка, нам понадобится алкоголь.

Через окно в вечернее темнеющее небо улетел завиток дыма. Чезаре стоял, облокотившись на подоконник и неспешно потягивал тонкую сигарету. Бьянка отошла к мини-бару.

— Твой начальничек, Джон, ужасно любит свой виски, а я его совершенно не понимаю!

Чезаре снова перешёл на «ты». Значит, правда переживал.

Бутылок оказалось слишком много — некоторые из них не были даже открыты.

— Так что налить?

— Шампанского, люблю его больше всего. Мы, — Чезаре потушил сигарету о пепельницу, — празднуем!

Перемены его настроения не были понятны. Непостоянный, дёрганный. Временами — едва не дошедший до паранойи, в другое время — слишком беспечный, наниматель вызывал десятки вопросов и не отвечал ни на один из них.

— Какой праздник? — она встала возле него и поставила два наполненных бокала на подоконник, — Мы мало узнали, синьор, а я всё ещё не в курсе, как вас защитить. Наши дела, если не приукрашивать — дерьмо.

— О, праздник есть, моя дорогая, — Бьянке показалось, что глаза Чезаре сверкнули влагой. А может, это просто игра электрического света. Он смотрел вперёд, в тёмное небо, — Праздник, который мы посвятим… Забыл это слово. О, — он поднял бокал, — Искренности. Я буду с кем-то честным, спустя столько лет, — он сделал паузу, обречённо выдохнул, — Блять, какой же риск!

Он словно уже был пьян — слишком дёрганные движения, слишком отчаянно ломались губы. Только пьяные не смотрят так осознанно — а он глядел на Бьянку так, будто видел в ней петлю или пропасть, в которую так опасно кидаться головой.

— Но выбора нет, — качнулась завеса кудрей, — Меня припёрли к стенке, да? Я всегда себе говорил, что должен играть до конца, но это — профдеформация, дешёвая романтика. Всё, на самом деле, такое грязное, Бьянка! И даже если это сговор, тебя подослали, и ты можешь забить последние гвозди в крышку моего гроба, — Чезаре сделал глоток, потому что говорить стало сложно, — хотя бы сделай то, что никто не додумался. Выслушай меня.

Он, кстати, переоделся. Теперь, когда сняты костюмы, смыт грим и отброшена маска, Бьянка видела не того манерного и распущенного персонажа — в простой красной рубашке с широкими рукавами, с ниспадающими на плечи кудрями, Чезаре будто на секунду стал тем мальчишкой с фотографии. Только слишком затравленным.

— Вам бы к терапевту, — ей не хотелось пить, а вот сигарету она из пачки на подоконнике вытащила. Чиркнула зажигалкой, — Но необходимость терапии обсудим позже. Как вы связались с Биажио?

— Связался, — Чезаре почти оскалился, — Какое подходящее слово ты подобрала. Видишь ли, меня вышвырнули из дома в семнадцать. Вот так — без денег, без крыши над головой… Я пытался договориться с отцом, что он хотя бы даст мне окончить старшую школу, — он улыбнулся с какой-то ностальгической грустью, — Но нам часто говорили, что мы похожи. Оба упрямые и вспыльчивые.

Бьянка вспомнила свою семью. Сколько себя помнила, в доме всегда была любовь и принятие: от детских капризов до пьяного признания в своей ориентации. Тогда было непросто: мать плакала, а отец не говорил с ней неделю, но всё решилось миром. Даже в такие минуты Бьянка знала, что родители её никогда не бросят, не откажутся.

— Дерьмо какое, — ругань вырвалась сама, — за что так? Вы закон нарушили, что ли?

— Было бы весело, — Чезаре уселся прямо на подоконник, — но нет. Папа спалил меня, когда я целовался с другим парнем. И он, и мама решили, что я опасен для младших. Я очень любил своих брата и сестру, и потерять их… Я до сих пор скучаю, хотя они точно уже совсем другие люди. Взрослые. У тебя есть сестра? Или, может, брат?

— Нет, — Бьянка посмотрела туда, куда уставился Чезаре. Выше, к звёздам, — Я единственный ребёнок, но у мамы есть подруга, у неё сын... Мы почти росли вместе. Это, конечно, совсем другое, но он был всегда таким глупым, что я вечно чувствовала себя старшей сестрой. Про нас все так и говорили.

Они оба рассмеялись — не без горечи. Начальная неловкость таяла — и дело не в алкоголе или сигаретах.

— Но что там дальше?

— А дальше — пиздец, Бьянка.

Чезаре отошёл. Вернулся со второй бутылкой шампанского, которую откупорил и глотнул прямо из горла.

— В общем, отец пригрозил, что снесёт мне голову из ружья, если хоть раз увидит возле дома. Пришлось уйти из школы. Я ночевал у знакомых, пытался найти работу, но знакомые кончались, а работы не находилось. Может, я плохо искал, но мне было слишком страшно, я растерялся, не знал, что делать, и как жить дальше. Вроде, нашёл местечко в каком-то магазине, работал в ночные смены. И на одной из смен покупатель предложил мне деньги за секс, — Чезаре закрыл глаза на несколько секунд, — Я понял, что это выход? Находил более-менее состоятельных людей, они платили за отель, в котором я мог остаться на ночь, ещё и имел с этого деньги. Самая большая ошибка и самообман, Бьянка — иллюзия выбора. Я думал, что у меня он есть: сам же выбираю клиентов, сам решаю, кому дать, а от кого отделаться флиртом и смыться. Но это так не работает! — Чезаре снова приложился к бутылке. Отставил её в сторону, потянулся к влажным глазам, — Иллюзия есть, пока ты не сталкиваешься с тем, что тебя зажимают в подворотне, не спрашивая, грязно, больно имеют и бросают там, с разбитыми губами и синяками на всём теле.

Чезаре не хотел помнить тот день. Не хотел помнить собственный ужас, когда пытался найти выход из неосвещённого, абсолютно тёмного переулка. Как в полном опустошении истерически поправлял одежду, а пальцы не слушались. Как его окружала только темнота, фантомное ощущение чужих рук, как долго он не хотел вставать с асфальта, а мечтал умереть прямо так. И вместе с этим — панически боялся того, что будет дальше.

— Я тогда понял, что прежним не буду. Какая-то часть меня изменилась, сломалась, и не починилась до сих пор. Знаешь, до этого случая я считал, что всё временно: накоплю денег, уеду в другой город, построю нормальную жизнь… А выполз из того переулка другим.

Бьянка видела боль, но не так близко. Никогда человек перед ней не выворачивал свои шрамы, и от этого было странно. Но сбежать отчего-то не хотелось — только рука очень невесомо легла на плечо Чезаре.

«Ты как жил всё это время? Молчал? Глупый вопрос, о таком не рассказывают. О таком стыдливо молчат, воют по ночам в подушку или закапывают в себе на много лет. Может, кто-то и рассказывает, каждый с болью справляется по-своему… Но ты точно молчал, да?»

— Я с того дня решил, что достоин только этого. Клиентов стало больше, я уже не разбирался — давал каждому, кто был готов платить за секс и отель. Так забавно, что Лео, — это имя Чезаре выплюнул со злобой, — поймавший меня у бара, казался героем и принцем на белом коне, а не одним из очередных безликих незнакомцев, которые поимеют и бросят. Сейчас я хочу только вернуться в прошлое и надавать пощёчин тому наивному малолетнему дураку, которым когда-то был!

***

В Италии жарко. Ночи тут тоже жаркие — во всех отношениях. Лео не был в родном Риме слишком много лет — и сейчас, выходя из бара на шумную и яркую улицу, улыбался почти забытым чувствам. Ему тридцать два — а по этим улицам он ходил в далёкие двадцать четыре, когда, отучившись, отправился в заслуженный отпуск и на поиски вдохновения. Можно сказать, что история повторялась: он находился на сюжетной развилке цикла романов, над которым трудился уже очень долго, и отчаянно нуждался во вдохновении.

Недалеко от бара, на углу улицы, в Лео вглядывался незнакомый мальчик. На первый взгляд, ничего особенного: смуглый, кудрявый, сколько в Италии таких, молодых и тонких?

Только цепкий и игривый взгляд отпускать не желал. А, раз он в поисках новых впечатлений, почему бы и нет? Мальчишка ему подмигнул — и это стало знаком, чтобы Биажио уверенно направился к нему.

— Если хотел, чтобы я угостил тебя коктейлем, мог просто попросить.

Это — не парень, а хитрая куница с огненными и лукавыми янтарями вместо глаз. Сразу сокращает дистанцию, ластится, сам подаётся к рукам, улыбается так,что сносит крышу.

— Думаешь, я способен только забрать бокал из твоих рук? Уверен, что я могу намного больше.

Лео часто видел мальчиков-проститутов: их было достаточно во всех странах, где ему доводилось бывать. Он бы не спутал этот взгляд — влекущий и оценивающий одновременно, который вечно искал, охотился, ждал. Лео демонстративно достал несколько крупных купюр из кожаного бумажника и вложил за ворот красной рубашки. Пальцы едва ощутимо коснулись шеи, и Лео с удовлетворением заметил, как томно юноша выдохнул — ещё немного, и упадёт в его руки. Он давно никого не желал так: заласканные золотые мальчики, успешные, но готовые подчиниться мужчины, гордые женщины — всё наскучило.

— Если не соврал, — подушечки нежно приподняли аккуратный подбородок, провели по губам, — получишь столько же.

Лео не был пьян, но не мог отдавать полный отчёт своим действиям: ему просто хотелось этого трогательного, игривого и острого на язык мальчишку. Хотелось попробовать на вкус, хотелось сильнее зарыться пальцами в мягкие кудри, сорвать с него всё это нелепое тряпьё и накрыть чем-то другим — собой. Хотелось слышать, как он кричит, видеть, как могут закатываться эти глаза, чувствовать, как после секса он лежит расслабленный, обнажённый и уязвимый.

Все эти мысли уйдут, как только кончится ночь. Конечно, уйдут.

Не ушли.

Уже утром, перебирая кудряшки сопящего в его плечо юноши, Лео не мог налюбоваться. Даже для того, кто опытен в любовных делах, юноша словно читал его мысли всю ночь: знал заранее, где надо погладить, поцеловать, укусить. Быстро вычислил эрогенную зону Лео — местечко за ухом.

«Я нашёл бриллиант в пыли городских улиц. Удивительно. Редкий случай, когда мои импульсивные поступки приводят к такому прекрасному исходу».

Наваждение не пропало, даже когда «бриллиант» открыл глаза и встревоженно дёрнулся.

— Упс, я задержался! — Лео сразу подметил, как быстро мальчишка взял себя в руки, как натурально улыбнулся, и как гибко потянулся за одеждой, — Если понравился, ищи меня в Трастевере, красивый синьор.

— А если я не хочу тебя отпускать сейчас? — Лео очень мягко провёл кончиками пальцев по обнажённой узкой спине, развернул к себе, — Разве вежливо убегать, даже не представившись?

Юноша почти не думал.

— Чезаре.

— Другое дело. Меня зовут Лео, и теперь, когда мы знакомы, Чезаре, — он повторил это имя, словно пробовал на вкус нежную выпечку с мёдом, медленно, неспешно, — если уедешь со мной, тебе больше не придётся торговать своим телом. Ты, мой бриллиант, — Биажио осторожно взял его лицо в свои ладони, прошептал в самые губы, — получишь всё, что заслужил, и чего тебя по какой-то ужасной причине лишили.

Чезаре, который уже расслабился, попробовал отстраниться, и Лео сразу убрал руки.

— Ты как-то слишком мягко стелешь, — он, не стесняясь, щёлкнул Лео по носу. Биажио милосердно спустил эту шалость ему с рук, — В чём подвох?

— Вот это и отличает тебя от других, — Лео смотрел ласково, и в этом взгляде Чезаре почудилось уважение, — Ну у кого ещё будет такой острый язык и ум?

Биажио читал этого одинокого, брошенного, истосковавшегося по любви мальчика, которому некуда идти — и уже знал, что Чезаре медленно, с опаской, но кивнёт.

— Мне нужно забрать вещи.

— Зачем? Я хочу, чтобы эту кожу, — Лео обласкал плечи и грудь Чезаре не только руками, но и взглядом, — прикрывало что-то более нежное и изысканное.

***

— Тогда мне казалось, — Чезаре покачал почти пустой бутылкой, — что Лео олицетворяет всё, чего мне не хватало всю жизнь, — пальцы заученно подхватили четвёртую сигарету за вечер, — Любовь, нежность, заботу. Он вырвал меня из Ада и превратил жизнь в такую сказку, что я просыпался по ночам и плакал от недоверия к этой реальности. И знаешь, что? — Сальвиати глубоко затянулся, выдохнул дым в заоконный мрак, — Он успокаивал каждую мою ночную истерику, мы научились купировать панические атаки. В руках Лео я почувствовал себя тем, кем никогда не считали меня ни родители, ни я сам — человеком.

***

Чезаре получил то, чего не знал никогда: Лео его обожал. Каждый день был наполнен любовью и нежностью — Биажио носил его на руках.

Сальвиати оказался фаворитом фотографов: знал, как встать, как показать себя, как именно стоит улыбнуться. Лео видел, что для обстановки, в которой вырос и жил, Чезаре может быть прекрасен. Ещё совсем юный, он прекрасно играл на камеру, грамотно и красиво говорил, даже сидел с изяществом.

Дорого.

Хотя Лео знал, что и работы полно — особенно, когда услышал, что Чезаре даже старшую школу не окончил. И всё-таки, плюсы перевешивали. Если мальчики из хороших семей принимали подарки с вежливым снисхождением, требовали больше и видели всё в этой жизни, Сальвиати оказалось очень легко удивить, вызвать восторженный блеск в глазах и бурю эмоций. Он будто был соткан из солнца. И, в очередной раз любуясь на Чезаре в новом костюме от известнейшего модельера, Биажио не мог сдержать собственного восхищения.

— Как же ты изумителен, мой бриллиант, — Чезаре очень нравилось, когда Лео нежно брал его за подбородок, — А если дать тебе ещё какое-то понимание культуры…

Лео позаботился, чтобы Чезаре завершил образование. Когда увидел потенциал, нанял преподавателей актёрского мастерства, вокала, ему дали знания об основе режиссуры. Лео прекрасно видел, что у уличного, казалось бы, мальчишки, безупречный вкус и маркетинговое чутьё — Чезаре знал, какой образ «выстрелит».

Лео не жалел ни сил, ни времени, ни денег, чтобы придать своему бриллианту лучшую огранку.

Первые два года Биажио купал его в любви — за исключением тех дней, когда запирался в своём кабинете и работал над новой книгой. Но Чезаре не скучал — он, как губка, стремился впитать все доступные ему знания, бесконечно учился. Лео давал материал, но из этого материала Чезаре лепил себя сам, разрабатывал собственный имидж и стиль, учился играть и вливаться в новое общество.

Совсем скоро Лео сообразил, что Сальвиати точно не опозорит его на светских раутах и элитных вечеринках — и, благодаря этому, талантливого и красивого молодого мужчину стали замечать.

«Друг мой, — однажды, на одном из мероприятий, к Лео обратился его старый приятель-режиссёр, — почему ты прячешь такое чудо? Дай мальчику роль в нашем фильме по твоей книге».

Биажио был приятно удивлён и рад: эту карту тоже можно очень выгодно разыграть.

***

— Роль, конечно, была маленькая. Я играл такого плохого парня с дурацким характером и сложной судьбой, — Чезаре уже сидел на полу со второй бутылкой, — Ничего примечательного, но меня заметили и стали звать в другие проекты. Теперь я не просто бесцельно сидел на шее Лео — я начал создавать себя и своё имя. С нуля. Знаешь, — он хохотнул, — Какое-то время, чтобы лучше попасть в образ персонажа, я изучал моду дэнди. Особенно мне понравились корсеты. Ты представляешь, какое искусство — правильно зашнуровать их? В общем… Я расцветал, рос, становился лучше и опытнее, — улыбка Сальвиати померкла, — Вот только синьор Большое Эго был не готов к такому.

***

— Летом, как обычно, едем к морю. Отдохнём с пользой: у меня там пара важных конференций.

— Лео, я не могу. У меня съёмки.

Биажио резко захлопнул записную книжку и вскинул взгляд, который за пару секунд из раздражённого вновь стал снисходительно-мягким.

— Бриллиант мой, ну какие съёмки? — он негромко рассмеялся и потянулся мягко взъерошить уложенные кудри, — Я понимаю, что тебе хочется внимания, но твой приоритет — это я, а не игры на камеру.

— Лео, но для меня важна карьера, — Чезаре впервые поднял на Биажио уверенный взгляд, и этот взгляд ему не понравился, — Ты сам говорил, что я рождён для кино. Я создаю себе репутацию, имидж…

— Прости, создаёшь что? — Лео поднял брови и притянул Сальвиати на свои колени, — Моему малышу не надо так волноваться: я обеспечу тебя всем, чем захочешь. Не забивай свою очаровательную кудрявую голову такими глупостями.

— Да не в этом дело! — Чезаре обхватил его лицо ладонями и заглянул в глаза, — Я знаю, но хочу иметь что-то своё, понимаешь? Я помню, с каким отвращением на меня смотрели твои родители, а ты даже не мог никак опровергнуть их слова. Теперь сможешь, потому что я добьюсь всего. Я стараюсь, работаю. И когда стану равным тебе, докажу, что не пустышка.

— Малыш, ты начинаешь меня немножко утомлять, — язык на шее вызвал дрожь, но не от возбуждения, а нервов, хотя Лео шептал так соблазнительно, как только умел, — Ты мне уже давно всё доказал в спальне, разве надо что-то ещё? Можем попробовать новенькое, если ты заскучал…

Чезаре соскочил с коленей и отошёл подальше, глядя оскорблённо. Биажио не мог понять, какая глупая мысль заползла в слишком беспокойный ум его маленького бриллианта снова.

— Я — больше, чем просто постельная игрушка, Лео, — у Сальвиати задрожал голос от обиды и злости, — Или ты всегда видел во мне только ходячий мастурбатор?

— Да как тебе это вообще в голову взбрело? Надумаешь ведь. Видишь, какой ты у меня маленький глупыш? — и снова этот взгляд, эта улыбка, будто Биажио пытался переспорить упрямого ребёнка, — Я думаю, мы можем закончить этот разговор.

— Не можем!

Когда Чезаре поднял тон, Лео взметнул руку — но не ударил. Замер, едва Сальвиати сжался и зажмурился от испуга.

— Иди и остынь, Чезаре, ты устроил мне истерику, — Биажио говорил так же спокойно, но с нажимом. Он медленно поднялся, пытаясь задавить любовника не только авторитетом, но и ростом, — Я дам тебе день подумать над своим поведением… И гардеробом для поездки. Ты ведь любишь красивые вещички, верно?

Чезаре предпринял последнюю попытку.

— Я могу приехать к тебе позже? Мне нужно всего три недели, Лео, пожалуйста…

— Чезаре, — ледяной голос припечатал громовым раскатом, — ты поедешь со мной.

***

— Это была наша первая серьёзная размолвка, после которой мне нужно было время, чтобы остыть и подумать, — Чезаре уязвимо и неуверенно обнял сам себя, — С одной стороны, я чувствовал себя неблагодарной сволочью. С другой — у меня правда получалось играть. Я любил Лео всей душой, но статус красивого дополнения перестал устраивать. Даже сейчас я иногда думаю о том, что он сделал меня: вытащил из грязи и дал всё. А я просто не смог поумерить свои амбиции.

— Эти мысли удобны вам или ему? — Бьянка, которая в этот вечер говорила мало, подала тихий, но злой голос, — Да, он протянул вам руку, но это не повод есть с этой руки всю жизнь. Биажио же писатель, да? — увидев кивок, она продолжила, — Он придумал милую сказку, где принц спасает принцессу и увозит в свой замок. Только, в отличие от сказки, жизнь не заканчивается, а вы — не картонная плоская принцесса. Вы, как и любой человек, хотели расти и не требовали многого. Проблема не в вас, а в Биажио, который не смог понять, что неподвижность — это не реалистично.

— И подобно смерти. Зато тот случай дал понять, что мне надо задуматься о путях отступления. Я уехал в отель и начал искать собственное жильё. Лео думал, что я трачу все свои деньги со съёмок на драгоценности и одежду, но просчитался.

***

Чезаре всё ещё злился, но когда голос в трубке, умоляющий вернуться, прозвучал так испуганно, не смог остаться в стороне. Он любил Лео и был обязан ему многим — поэтому сразу же рванул в знакомый особняк.

— Чезаре? — Биажио нашёлся в кабинете с мокрыми глазами и дрожащими губами, — Ты тут? Боги, я не смел надеяться…

Привычные объятия укутали горьким ароматом парфюма. Лео обнимал его так нежно и так безысходно, что тревожное предчувствие встало в горле.

— Что случилось? Ты никогда не умолял о помощи, — Сальвиати чувствовал, что у Биажио дрожат руки, — Я помогу, тише. Я помогу, просто, пожалуйста, не переживай так. Что я могу для тебя сделать?

Лео тяжело выдохнул. Его ласковые руки легли на плечи тяжёлыми валунами.

— Я бы никогда не попросил о чём-то подобном, но иначе не получится. Мы с издателем очень серьёзно поссорились, под угрозой огромный тираж новой книги. Это катастрофа.

Лео пошатнулся и прижал пальцы к вискам, словно те могли разорваться. Чезаре, пытаясь скрыть испуг, помог добраться до кресла и открыл первый ящик стола — там Лео обычно хранил тайленол на всякий случай.

— Ты перенервничал, — поставив перед Биажио бутылку воды, Чезаре встал за его спиной. Пальцы принялись мягко массировать плечи, — но я уже тут, ты не один. Что мы можем сделать?

— Ты можешь, не мы. Только ты, — Лео откинул назад голову, — Издатель очень часто о тебе говорил. Он считает тебя потрясающим актёром, профессионалом, мужчиной… И тебя он послушает. Ты сможешь его задобрить.

Пальцы Чезаре одеревенели.

— Каким способом?

— Как он захочет, — Лео развернулся и уткнулся лицом в напряжённый торс, — Я никогда тебя ни о чём не просил, всегда справлялся сам. Но сейчас… Чезаре, я не знаю, что делать! Просто не знаю, — надломленный шёпот ранил и бил Сальвиати больнее, чем страшная просьба, — Ты ведь творец, любовь моя, ты должен знать, как для меня важно искусство, литература, и если тираж просто сорвётся, я не переживу.

Чезаре не верил, что его побледневшие губы говорят это.

— Я помогу, Лео.

***

— Я думал, что Биажио спас меня от этого, — Чезаре плакал, до побеления пальцев сжав кулаки, — Думал, что никогда больше не придётся… Что всё кончилось. Бьянка, я попросил у Лео только одного, — он усмехнулся сквозь слёзы, — Отвезти меня. Разделить хотя бы крошечную часть этого со мной.

Бьянка едва смогла выдавить.

— А он?

Черты Чезаре ожесточились.

— Позвонил личному водителю.

***

Напряжённые пальцы стискивали подоконник гостиной. Когда за спиной раздались тихие шаги, руки пружиной оттолкнули взвинченное тело. Лео развернулся и бросился к двери — туда, где неуверенно мялся Чезаре.

— Мой бриллиант…

Когда Лео обнял его, Чезаре не шевельнулся, не отреагировал. Не уткнулся привычно в плечо.

— Я думал, что мне больше никогда не придётся через это проходить. Думал, что ты искренен, я поверил, что ты любишь, — Чезаре говорил так безэмоционально и сухо, что Лео обеспокоенно вгляделся в его лицо, — А ты просто хотел использовать. Все эти два года были просто подготовительным этапом, да?

Чезаре хотел бы закричать, дать пощёчину, вырваться из объятий, но он не мог по двум причинам. Первая — просто не было сил. А вторая — он, оказывается, боялся. Пальцы Лео на щеках казались такими нежными, что в любой другой момент Сальвиати бы растаял, но сейчас мечтал просто уйти и разрыдаться. А лучше — убить себя.

— Да, кстати, — Чезаре сквозь дрожь в голосе едко и неприятно ухмыльнулся, — Я принял душ. Хотя порченый товар тебя, вроде, не очень тревожит?

— Не говори так! — Лео сорвался на отчаянный хрип, прижался своим лбом ко лбу Сальвиати и нервно, быстро зашептал, — Прости. Прости, что вынудил тебя пройти через это, моя любовь, моё сокровище… Я не заслуживаю, но, прошу тебя, дай мне шанс. Я всё исправлю, слышишь?

Чезаре закрыл глаза, сдался объятиям — обмяк и ничего не ответил. Слёз не было, но горло отчего-то пережимало, хотелось содрать с себя кожу.

Лео был воплощением нежности: долго, ласково и мягко мыл его в тёплой ванне, умело растирал помеченное, тронутое тело массажными маслами, завернул в самую уютную из пижам и укачивал на руках, пока Чезаре не уснул.

Можно сказать, что план Биажио удался: потерявший уверенность в себе, затравленный, раненый Чезаре не отходил от него ни на шаг: даже в дни, когда Лео работал, тихонько сидел на диване в его кабинете, иногда даже засыпал там. Конечно, Чезаре не поехал ни на какие съёмки. В частности, по совету психотерапевта, к которому Лео пришлось его отвести — Сальвиати начал кричать по ночам, вернулась паника и вечный страх.

Наверное, в этом была и оборотная сторона, минусы: иногда Лео казалось, что наказание не проучило Чезаре, а сломало. Он не мог спокойно спать, боялся оставаться один… И ничем не интересовался. Вместо яркого, живого и энергичного мальчика, которого Биажио знал и любил, осталась серая оболочка. Даже не посредственность — пустое место.

Кстати, о сексе.

Чезаре, как и прежде, позволял Лео всё: раздевался по первой просьбе, всё так же умело ублажал его своим ртом, даже стонал. Но иногда, нависая над ним, Лео видел по пустому взгляду, что Чезаре не с ним, не в моменте.

Он далеко.

Потом стало хуже: врач выписал антидепрессанты, и Чезаре забыл об эрекции. С таким же успехом Лео мог заниматься любовью с резиновой куклой — и то, получил бы больше удовольствия: куклы не могут смотреть так… Сломленно.

«Я не должен чувствовать вину. Это было ради наших отношений, чтобы он оставался рядом. Чтобы всё было, как прежде».

***

— Я не знаю, почему не ушёл тогда. Точнее, знаю, но мне слишком страшно это говорить, — у Чезаре больше не было сил ни на злость, ни на слёзы, — Но я выправился! Как ни странно, благодаря Лео: он увёз меня в Сицилию. Снова конфетно-букетный период, почти никакого секса и давления, подарки, тихие вечера у моря. А ещё он каждую ночь читал мне перед сном, — Чезаре слабо улыбнулся, — Мы просто в какой-то момент узнали, что меня успокаивает Эудженио Монтале.

Имя было Бьянке незнакомо, но спросить сейчас — разрушить момент чужого доверия. Голос Чезаре стал тих, мелодичен. Ласковая хрипотца — морской шелест.

Как и тогда,

я каменею

пред тобою, море.

Но теперь считаю себя недостойным

Твоего величия,

Твоего дыхания.

***

Лео поступил так снова. И снова. И снова. С долгими перерывами, с последующим заглаживанием своей вины, с искренними мольбами о прощении. Первый случай был самым болезненным. А во второй раз Чезаре уже с кривой ухмылкой думал, когда третий?

Третий случился через два с половиной года.

— Я не понимаю: ты же это уже делал, с чего такая реакция? — распалённый и изрядно уставший Биажио едва сдержал злой оскал, — Почему каждый раз ты закатываешь истерику, как невинная дева?

— Да потому что я хотел быть только твоим! — Чезаре отшатнулся, — Лео, тебе самому не мерзко продавать своего партнёра, которого ты любишь, всем подряд?

— Я это делаю для нас. Конечно, мой маленький бриллиант, ты не можешь понять таких сложных вещей, — Лео утомлённо закатил глаза и забарабанил пальцами по столу, — Я всё равно не могу сообразить, с чего жалобы? Я не подсунул тебя какой-то уличной швали. Моя знакомая, несмотря на возраст, хороша собой, прекрасно воспитана… С каких пор секс с красивой женщиной — проблема для тебя? Или великий актёр Чезаре Сальвиати брезгует снизойти до моей хорошей знакомой?

— Ты даже не понимаешь, — Чезаре потрясённо мотнул головой и уставился в сторону, — Боже, Лео, ты даже не понимаешь. Всё, хватит. Я ухожу, блять, это кошмар какой-то!

Биажио замахнулся — он иногда так делал, но никогда не бил, поэтому Сальвиати не испугался.

А потом услышал хлопок, ощутил, как в сторону метнулась голова, как щеке стало горячо и больно. Он смотрел с пустым заторможенным шоком.

Лео брезгливо тряхнул рукой и отвернулся. Позвал дворецкого.

— Он утомился. Отведи его в комнату, — кинув подчинённому ключ, Лео отстранённо отчеканил, — Дверь запереть.

То, что спальня Чезаре была совмещена с санузлом, позволило Лео оставить его взаперти надолго без лишних тревог. Дворецкий зашёл лишь поздним вечером, когда принёс поднос.

— Вы слишком грубы с синьором Биажио, — пожилой мужчина смотрел с осуждением, — А он приказал принести вам ужин, потому что волнуется за вас, — уходя, он бросил финальное, — Несмотря ни на что.

Когда снова щёлкнул ключ, Чезаре услышал недовольный старческий голос:

— Ходячая проблема!

***

— Ты не представляешь, какое веселье было после этого, — Чезаре уже лениво лежал, уронив кудрявую и пьяную голову на плечо Бьянки, — Я не ушёл, потому что слишком испугался. Лео наказывал меня холодом и безразличием. Он словно не замечал меня, — смотреть в наполненные болью глаза было страшно, — Недолюбленные дети боятся этого больше всего.

***

Чезаре искренне не понимал, за что его наказывают, но молчание, ледяные пронзительные глаза и полное безразличие заставляли чувствовать себя виноватым. Лео не просто не называл его нежными словами — Биажио отказал ему даже в имени. Превратил в безликую и незаметную тень.

Чезаре стал отчаянно искать прощения, лихорадочно пытался придумать, как вернуть тепло. Как сделать так, чтобы Лео снова на него посмотрел с любовью.

Чезаре придумал.

Стоило потрудиться, но он нашёл талантливого ювелира и заказал особенный перстень.

Крупный коричневый бриллиант, тончайшее белое золото и витиеватая гравировка с обратной стороны: «Л.от Ч».

Когда он влетел в кабинет, Биажио удивлённо вскинул бровь.

— Я разрешал тебе войти?

Чезаре ярко, счастливо улыбнулся и приблизился к столу без страха. Положил маленькую бархатную коробочку прямо перед Лео.

— Мне показалось, что он очень подойдёт к твоим глазам.

Всё ещё заинтригованный, Биажио открыл подарок. Его улыбка была снисходительной, немного ядовитой, но даже её Чезаре поймал, как спасательный круг.

— Как мило. Ты потратил свои карманные деньги, чтобы сделать мне подарок? — Лео вышел из-за стола и мягко оттеснил Чезаре к стене, сжал его бёдра, — В следующий раз вместо побрякушек лучше подумай, как порадовать меня в постели.

Слышать это было мерзко, больно и горько, но хотя бы не так страшно. Чезаре был рад и такому вниманию.

— Пожалуйста, — он с трогательной мольбой заглянул в глаза Лео, — назови меня по имени.

— Какие смешные у тебя просьбы, мой маленький бриллиант.

Через неделю Биажио взял его с собой на день рождения своего именитого коллеги.

— Сэмми, — потягивая виски, Лео доверительно беседовал с другом, — и почему ты ещё не развёлся с женой? Она же сера, как смерть! Дружище, никто не любит печальных и скучных.

Биажио подмигнул Чезаре.

Сальвиати, наконец, понял, что от него требуется.

Играть. Даже без камер.

Звонко и кокетливо смеясь, он отсалютовал бокалом.

«Наконец-то он угомонился, — Лео облегчённо улыбнулся своим мыслям, — Вот тот звонкий и сексуальный мальчик из Рима, которого я полюбил».

***

— Всех подробностей и грязных историй не узнает даже психотерапевт, уж поверь, — Чезаре неловко поднялся, и Бьянка с готовностью подхватила его под руку, — Как мы разбежались, ты в курсе: эта машина, фаллоимитаторы на клее… А теперь ты знаешь ещё и то, что на самом деле происходило в «идеальной звёздной паре».

Ноги заплетались, но Чезаре всё же не падал, благодаря Бьянке. От всего услышанного ей было как-то паршиво: в большей степени из-за того, что она сама заставила клиента распотрошить перед ней душу.

— Сможете уснуть, синьор?

Чезаре махнул рукой.

— Я слишком пьян, так что без проблем.

Уже на пути к двери она услышала горький смех.

— Когда захочешь назвать кого-нибудь шлюхой, сначала попытайся узнать, как эта шлюха жила.

Она не нашлась с ответом.

А потом ей долго не спалось: Бьянка слушала музыку, листала соцсети, а голову всё равно долбила мысль.

«Мы почти ровесники, родились в одном городе. И пока я готовилась к экзаменам, училась, ездила на велосипеде с родителями, он просто выживал. Мелочь же совсем был, как справился?— и ироничное, злое вдогонку, — Сколько во мне дерьма?»

Целая картина дала Бьянке понять, что Лео Биажио — человек, который более чем способен на убийство.

«Ну нет, сука, — она оскалилась в холёное лицо на фотографии, — я тебя посажу. Ты до Сальвиати не доберёшься».

И профессиональный интерес вдруг стал глубоко личным.