Хёнджин обнаружился сидящим на скамейке и завороженно смотрящим на облетающие цветки сакуры, ловя их в вытянутые ладони. Крис на минуту застыл неподалеку, любуясь своим омегой. Солнце играло в осветленных волосах, на которых лежали нежно-розовые лепестки. Джинни казался прекрасным видением, которое может раствориться в любое мгновение.

— Нравится? — улыбнувшись, спросил Крис и присел рядом.

— Очень, — едва слышно прошептал омега, не отводя сияющих глаз от лепестков. — Так красиво… Но так грустно.

— Почему?

— Красота скоротечна… Я тоже однажды стану пожухлым… Печально умирать под ногами десятков людей, когда и пожить толком не успел…

— Тебе до пожухлости еще далеко, — Крис выдавливает из себя беззаботный смех. Он не любит говорить о смерти. Смерти Хёнджина он и вовсе боится. — И я все равно буду любить тебя.

— Я знаю. Но боюсь, что я сам себя любить не смогу.

— Мы все неизбежно стареем, а на наше место приходят более молодые и красивые, но это не значит, что мы становимся бесполезными и никчемными только потому, что наша кожа не так упруга, как десять лет назад. Наоборот, у тебя появится преимущество в виде жизненного опыта.

Хёнджин отряхивает руки от налипших лепестков и горько усмехается на речь альфы.

— Я прочитал, что бывает от ваших нейролептиков, а мне придется принимать их всю жизнь. Так что я могу умереть раньше, чем смогу накопить опыт, который можно было бы считать преимуществом.

— Это не так, — альфе хочется его встряхнуть и попросить не думать об этом, не говорить, не убивать их обоих заранее, посадив зерно страха перед неизбежной кончиной. Что тогда за жизнь у них будет, если пройдет в ожидании смерти? — Как только положительная динамика закрепится, ты будешь принимать лишь поддерживающую дозу, чтобы максимально снизить риск рецидива. Но не только. Сбалансированное питание, йога или другой спорт, какой захочешь, медитации…

— Ты будешь медитировать со мной? — смеётся Хёнджин, представив альфу, сидящего в позе лотоса посреди гостиной.

— Буду, — с готовностью отвечает Крис и всё насмотреться на омегу не может. Хёнджин немного поправился после начала приема нормальных препаратов. Его лицо округлилось, на щеках появился румянец. И ему невероятно шел блонд. — А еще общение, новые хобби, новые места. К тому же наука не стоит на месте. Как знать, может, в ближайшем будущем найдут более щадящие лекарства. Но в любом случае мы будем следить за всеми аспектами твоего здоровья. Ты будешь жить долго, Джинни. Настолько долго, что тебе самому надоест и ты будешь капризничать по этому поводу.

Хёнджин внимательно слушал его, перебирая пальцами подол толстовки. От препаратов омега стал более апатичным, и, хоть Крис и хотел бы вернуть того Джинни, что бегал по пляжу, громко смеялся и смело прыгал ему на руки, он не мог. У него и выбора особого не было: либо оставить омегу активным, настоящим и однажды потерять, когда галлюцинации одержат верх над здравым смыслом, либо вот такой вот Хёнджин — чересчур спокойный, но относительно здоровый и пребывающий в здесь и сейчас.

— Как долго мне придется здесь пробыть?

— Ты же помнишь, что я буду забирать тебя каждые выходные, если твое состояние останется стабильным? — отвечает вопросом на вопрос Кристофер, потому что точного ответа он дать не может. Психика человека — территория не до конца изученная. Честнее сказать, ученые и доктора только поверхность копнули. Никто точно не скажет, когда Хёнджин сможет покинуть стены клиники.

— А еще ты обещал перевезти мои вещи к себе, — напоминает Джинни.

— Я уже это сделал, — хмыкает альфа, вспоминая, как Кангиль долго мялся в дверях спальни сына, пока посторонний мужик скидывал вещи его единственного ребенка в чемодан и две спортивные сумки, а потом разразился длинной речью о том, что сделает с Кристофером, если тот хоть как-то обидит Джинни или посмеет воспользоваться его состоянием. После чего был приглашен в гости на следующие выходные вполне спокойным альфой. Он понимал, наверное, чувства старшего Хвана. Понимал, что волнение Кангиля будет намного сильнее волнения обычного отца обычного омеги.

— Уже? — Хёнджин удивлённо вскидывает брови. Замученные лепестки вылетают из рук, и тонкая ладонь сжимает руку Криса. В глазах омеги недоверчивая радость, немного робкая и подавленная.

— Уже, — кивает Крис и осторожно убирает волосы Джинни за ухо, чтобы не лезли в глаза и не закрывали чудесную маленькую родинку на нижнем веке. — Я уже подписал разрешение, послезавтра твой отец заберет тебя. Побудешь с ним, пока я закончу с делами, поужинаем с ним и поедем домой.

Крис понял для себя одно: больше всего на свете он желает, чтобы Джинни был здоров и счастлив. И чтобы этот он был для него единственным возможным Кристофером. Соперничать с галлюцинацией невозможно.

Но от нее можно избавиться.

•• ✦ ••

Это началось месяца через три. Хёнджин освоился в новых реалиях и захотел чего-то большего, нового, неизведанного. Близкого.

— Я хочу.

— Нельзя, Джинни, — терпеливо отвечает альфа, мягко поглаживая омегу по спине, хотя внутри всё умоляет послать к чёрту эту правильность и взять то, что принадлежит ему по праву.

— И что? Теперь всегда будет нельзя? Тогда для чего это всё? Так и будем всю жизнь держать за ручки, раз в неделю целоваться и всё? Мне уже двадцать! — буквально кричит омега, а потом резко смягчается, гладит теплой ладонью по щеке и мягко, чуть с горечью, улыбается. — Пока я в своем уме, в этом мире, я хочу это сделать. С тобой.

— С тобой всё будет в порядке, Джинни, — тут же говорит Крис, понимая, к чему клонит этот хрупкий парень, чей вес он едва ощущает на своих коленях. Тонкий палец ложится на его губы, безмолвно прося заткнуться и выслушать.

— Ты не Бог. Никто не знает, что случится дальше, помогут ли мне эти лекарства, а если и помогут, то насколько. Я расспросил твоего Минхо, так что теперь лучше понимаю, что со мной и на что ты подписываешься. Наверное, было бы лучше нам совсем не встречаться, но это уже случилось, и исправить последствия нашей встречи никто из нас не в силах. Поэтому не отталкивай меня из-за всяких глупостей, правил, «можно» и «нельзя». Давай жить так, будто завтра не существует, — у Джинни глаза такие невозможно глубокие, и на дне их плещется грусть, отчаяние и надежда. Мудрость, не свойственная его возрасту. А еще любовь. — За всю мою жизнь меня ни разу не обнимали так, будто любят, ценят и хотят, — Кристофер делал всё это потому, что этого хотел Хёнджин. Его собственные инициативы чаще причиняли омеге боль. — Я человек, Чанни. Я — омега. Я тоже хочу это почувствовать.

И Крис впервые серьезно задумывается, насколько то, что они начали друг к другу чувствовать, нормально. Если бы не истинность, обратили бы они друг на друга внимание? Пришли бы к этому моменту без природной безусловности? Посвятил бы он начало своей карьеры этому омеге? Захотел бы Хёнджин вылечиться ради него? Приехал бы в его дом, чтобы после кружки горячего шоколада забраться на колени и так невинно, но в то же время умело манипулировать чувствами альфы?

Однажды Минхо, прожив несколько месяцев с Джисоном, внезапно появился на пороге Криса, промокший до нитки, продрогший до костей — как позже выяснилось, он шел пешком почти полтора часа от своего нового дома к старому под проливным дождём. Терзаемый сомнениями схожего толка, омега выливал на бывшего свои переживания, вцепившись в кружку с горячим чаем.

Альфа как сейчас помнил, каким хрупким тот ему казался, утонув в черной безразмерной толстовке с чужого плеча, спортивных штанах и пушистых носках. Крис посоветовал ему отключить разум, иначе придется жить до конца своих дней, пожираемым «если бы» и «вдруг». Мысли ничего не изменят.

Теперь настало время воспользоваться своим советом, отключить рациональное, когда дело касается его чувств к Хёнджину. Поэтому он закрывает глаза, шумно выдыхает и притягивает омегу ближе к себе.

В тот момент, когда голая спина Джинни коснулась холодных простыней, он окончательно потерял к себе уважение как к доктору, как к профессионалу. Зато впервые за долгое время чувствует, что делает что-то правильное как альфа и как мужчина, взявший на себя ответственность за хрупкое создание, которое без него, может, и выживет, но на что будет похожа та жизнь?

Кожа Хёнджина мягкая, нагревается под жадными губами, что каждую родинку отмечают: две на торчащих ребрах, одна светлая, едва заметная, возле пупка, еще несколько — на бедрах. Омега начал набирать вес, но этого было недостаточно, и Крис боялся сжать посильнее, надавить. Боялся причинить боль, сломать.

Крис ни разу не святой и никогда не был особо нежным с другими, даже с Минхо. Но с этим омегой, что так доверчиво отдается ему без остатка, хочется быть мягче. Хочется приберечь страсть на потом и просто заласкать, залюбить до беспамятства. Он, как в бреду, трётся щекой о мягкость впалого живота, вдыхает аромат черешни с ключиц.

И приходит к выводу: Хёнджин — совершенство. Его божество, которому Крис будет поклоняться до конца своих дней. Им теперь друг от друга одна дорога, но идти по ней совершенно не хочется.

•• ✦ ••

Лечащим врачом Хёнджина стал Со Чанбин, который проходил практику под руководством Кристофера. После того, как омега покинул стены клиники и стал жить с альфой, дальнейшее лечение под его руководством стало невозможным. Хёнджин долго сопротивлялся такому раскладу, но в итоге понял, что по-другому не получится.

Крис перешел в частную клинику, где платили больше, хоть основным контингентом на новом месте были в основном алкоголики и наркоманы из богатых семей. Клиника обеспечивала первоклассный уход и полную конфиденциальность. Альфа не то чтобы был в восторге, но на новый оклад было проще жить вдвоем, не ограничивая себя.

Со — неплохой, просто не Чан, и идти с ним на контакт сложнее, но Джинни старается. Уж лучше так, чем другая кандидатура. Минхо до сих пор вызывал у омеги подспудное желание спрятать Чана от жадных глаз Ли.

Однажды тот посмел прийти к ним в единственный выходной альфы, который они планировали провести за просмотром трилогий «Властелин Колец» — подобное позволялось вообще нечасто, но вместо этого Джинни дулся на диване в гостиной, пока на кухне внимание Криса воровал другой омега. И черт знает, то ли его так пугала сама лишь мысль, что Чан может еще что-то чувствовать к другому, то ли психосоматика сделала свое дело в попытке перетянуть внимание на себя, но случившаяся паническая атака Джинни и грохот, последовавший за разбитой кружкой, определенно заставили альфу сосредоточиться только на нем. Он жалкий? Наверное.

— Пусть он больше не приходит в твой выходной, — едва не топает ногой Хван, немного успокоившись. Пусть глупо и по-детски, плевать.

— Он заходил, чтобы пригласить нас на свадьбу, — Крис за полгода совместной жизни привык гасить срывы омеги, не срываясь самому. На Хёнджина он злиться не может, что бы тот ни вытворял.

— Нас?

— Да, Джинни, нас.

Но Хёнджину все равно не было стыдно за свою ревность. Чан — его. Весь целиком, от кончиков волос до пальцев ног. Поэтому его бывшим в их доме не рады.

Он прекрасно знает, что уступает этому омеге во всем. Знает, что не сможет подарить альфе ребенка, знает, что до конца своих дней будет пить таблетки и бояться собственного разума. Он все это знает, и потому злится. Потому что Минхо — долбаный идеал, а Джинни — так и не повзрослевший парень, у которого проблемы с самим собой.

Он вываливает свои переживания по этому поводу на Со Чанбина и в такие моменты даже рад, что тот есть. Этот доктор — весёлый парень, хоть иногда кринжово милашничает, что совсем не подходит его серьёзному внешнему виду и внушительной комплекции. Но так или иначе ему удаётся смешить омегу и помогать раз за разом открываться. По его настоянию Хёнджин начинает посещать группу поддержки для больных шизофренией и ненавидит дни, в которые приходится проводить почти час в компании серых людей. Они все между собой чем-то похожи. Немного безразличные, уставшие, будто на последнем дыхании. Словно с десяток жизней пережили по кругу, а колесо Сансары всё никак не остановит свой бег. Немного безликие, но по своей воле — желание спрятаться, не выделяться намного сильнее эго.

И Хёнджин среди них, наряженный, как кукла. Всегда ухоженный, со вкусом одетый. Ему тоже не хочется выделяться, но, в отличие от братьев по несчастью, у Джинни есть ради кого быть красивым. Порой и его одолевает меланхолия, а вслед за ней и нежелание что-либо делать, только лежать на кровати неподвижно. Но даже тогда он перебарывает себя, встает и занимается рутинным уходом или делами по дому. Джинни не пользуется плитой, только мультиваркой и рисоваркой. У них нет утюга, только отпариватель. Почти всем можно управлять с помощью голосового помощника, так что дела по дому — это, скорее, чтение и рисование с перерывами на вложить продукты в мультиварку, которые Чан обычно покупает уже помытыми и нарезанными, либо делает заготовки сам, и закинуть белье в стиральную машинку. Но даже такие мелочи дают ему ощущение своей полезности.

Он даже начал удаленно учиться, стараясь восполнить пробелы в школьной программе, чтобы после поступить куда-нибудь и получить профессию. Хотя это скорее Крис хочет, а Джинни и так хорошо.

Альфа считает, что у него должна быть полноценная жизнь, а значит, нужно пройти все этапы, наверстать упущенное, повзрослеть. Джинни соглашается, в глубине души зная, что его и так всё устраивает, даже если всю жизнь будет видеть только Чана и отца. И Сынмина.

Тот пару раз в неделю приезжает, чтобы позаниматься с Хёнджином. Они пьют чай, едят пирожные и готовятся к экзаменам. Иногда смотрят передачи про животных или просто болтают.

Джинни удивился, однажды увидев бывшего одноклассника на пороге их дома. Чан состряпал красивую историю о том, как случайно встретил парня на улице у магазина, они немного поговорили, и тот предложил свою помощь. Незачем омеге знать, что Сынмин получал за занятия деньги. Крис провел ему целую лекцию «можно и нельзя», прежде чем подпустить к Хёнджину. Потому что омеге нужен друг или хотя бы его подобие, но альфа был уверен, что он сам не будет идти на контакт и вряд ли подпустит кого-нибудь близко.

Идея с Сынмином пришла к нему спонтанно, а в телефоне так удобно сохранился его номер. Парни ведь раньше дружили, неприязни друг к другу не испытывают. Сынмин получит деньги, а Хёнджин подготовится к экзаменам и поболтает с кем-то, кроме отца, Криса, докторов или пациентов клиники. С кем-то, кто не будет ему напоминать о его болезни одним своим видом.

Сынмин как-то ненавязчиво вплелся в их рутину, у него появились свои личные тапочки с забавными щенячьими мордами и кружка. Брать деньги за занятия становилось всё неудобнее. Он ужинал с ними хотя бы раз в неделю, а в первые теплые дни обнаружил себя на заднем сиденье авто Криса рядом с Хёнджином — они ехали на море. В какой момент желание подзаработать и какое-то чисто человеческое сочувствие переросло в настоящую дружбу и заботу, он не понимает, но это и неважно. После двух дней на побережье он просто говорит Крису, что деньги ему больше не нужны.

Альфа возит их на разные выставки, мастер-классы, периодически вместе с ними занимается волонтерством в приютах — детских и для животных. Трудотерапия для здоровья Хёнджина играла немаловажную роль и из-за этого перед их домом Крис состряпал клумбы, в которых омега выращивал цветы.

Сынмин приезжал после занятий не в общагу, а в дом пары, чтобы напомнить другу про лекарства, пока его альфа на работе. Они вместе ездили к Кангилю, чтобы сделать за выходные побольше заготовок и одинокому альфе не приходилось заморачиваться с приготовлением еды. Точнее, делал Сынмин, а Джинни раскладывал всё по контейнерам и пакетам, воровал кусочки редиски и огурцов и болтал о чем-нибудь.

Кангиль после похорон родителей, что прошли одни за другими, совсем сдал, несмотря на то, что ему едва исполнилось всего лишь сорок пять лет. Поэтому ребята старались чаще его навещать, приглашали к себе почти каждые выходные, хотя бы раз в неделю вместе обедая.

Сынмин не хочет возвращаться к жизни до: сосед-грязнуля, одинокие вечера, пустые выходные.

Хёнджин не хочет помнить, как было до: одиночество, отчаяние, слишком реалистичный бред.

Крис старается сделать всё, чтобы так и было.

•• ✦ ••

Хёнджин с каждым толчком скользит по смятым простыням, прижатый к крепкому телу, проводит кончиками пальцев по широким плечам и напряженной шее, зарывается в светлые волосы и… ощущает рога. Омега поднимает взгляд и видит Кристофера из прошлого, которого повстречал в пятнадцать. Но не пугается. Сдаётся, улыбается, обнимает его крепче и тянется за поцелуем. Как бы там ни было, он скучал.

Кристофер и Чан причудливо сливаются: то он блондин с желтыми глазами и шрамом в пол лица, то брюнет с теплым взглядом. Он закусывает губу, отгоняя зарождающийся страх. И закрывает глаза.

Ему все равно в какой реальности существовать, потому что в обоих Крис рядом с ним.

Бан Чан, Кристофер, Крис.

Он собирает трофеи. От Минхо — пустота, от Чонина — исполненная чужая мечта.

От Хенджина — сердце.