Свитер, столь ненавистный Сергею Павловичу, скрыл книгу, может статься, не идеально, но приемлемо. Мистер Стамп, смеясь, но с горечью, вручил мне подтяжки, чтобы лучше закрепить и сказал, что я слишком стараюсь скрыть себя от других. Будто ему было и приятно, и жаль. Но помимо того, что оба мы точно знали: вниз в откровенном наряде он меня не отправит, — я знал, что не могу иначе, даже из сочувствия. Владеть этой книгой хотя бы недолго… В отличие от других подарков, Сергею Павловичу она не придётся по душе, а значит, получив, он её выбросит. Куда лучше, если я смогу её сохранить скрытой.

Я не прощался, потому, что кроме личной встречи, сегодня мистер Стамп устроил одну из общих. Тех встреч, на которых к нему приходят просить… Наверное, многих он уже увидел: сам всегда говорит, что мысли о просителях будут отравлять для него минуты со мной, а они и без того достаточно отравлены мыслями о почётных гостях. Но с почётными гостями он ничего поделать не может: никакая власть не даётся даром, в конце концов.

И, конечно, я нужен ему, нужен, как дорогое украшение и символ. Раньше я спрашивал, должен ли, раз так, одеваться красивее, но мистер Стамп считал, что лишь ему следует видеть лучшие части.

Я никогда с этим не спорил. Мистер Стамп действительно один видит лучшее во мне. Но это вовсе не внешность Сергея Павловича, ведь самого Сергея Павловича мистер Стамп, в сущности, не выносит. А я всегда изображаю его с другими, стараясь то больше, то меньше. Сергею Павловичу не нравится, если он вдруг почему-то это наблюдает, но не моя вина, что он любитель пенять на зеркало.

Едва я вышел в коридор, как услышал холодное и презрительное:

— Серебряный! — выкрикнутое резким голосом Кукушкиной.

На самом деле, она давно не носила эту фамилию. Отрезала её от себя вместе с «баранками».

Мы были в восьмом классе, когда мистер Стамп удочерил её и забрал к себе. Помню, как тогда она обвешалась украшениями и вырядилась дорого… Но класс молчал и никто даже не спросил, откуда все это взялось. Кукушкина не расстроилась или сделала вид, что не расстроилась, но в нашей школе проучилась только до конца года. И за этот-то год, вернее, за остатки этого года, мистер Стамп успел выбрать, кого заберёт вместе с ней: Сергея Павловича, Макара Гусева, Владимира Королькова и Виктора Смирнова. Ему удалось. Он всех нас купил. Ради Кукушкиной или ради себя, мне так и не удалось выяснить. Я и не пытался слишком сильно, занимая все мысли поисками пути на свободу.

— Я не лошадь, — холодно ответил я и повернул к ней голову. Теперь она, конечно, была одета со вкусом. Так же дорого, как в тот раз, но со вкусом. Её длинные чёрные волосы, кажется, лишь сколотые сзади заколкой, а в остальном распущенные, придавали облику готического великолепия.

Но она все ещё была Кукушкиной для меня. Ни капли не изменилась.

И пусть я считаю, что Сергей Павлович заслуживает любых оскорблений из любых уст, сам он никогда не упустил бы возможности огрызнуться ей. А я сейчас — он.

— Да, обходишься дороже.

— Эти деньги не из твоего кармана.

— Как сказать, — скрестив руки на груди, возразила Кукушкина.

— Не дождёшься.

— Когда-нибудь… И тогда тебе ничто не поможет, — пообещала она. Я бы подумал, что странно ей так утруждаться. Сергея Павловича она победила. У неё лучшая жизнь.

Но злость Кукушкиной меня нисколько не удивляла. Я к ней привык.

— А он знает?

— Он купил меня, как и тебя, конечно, он знает.

Да. Купил. Но ее — в дочери. Сергей Павлович страшно завидует и не понимает, за какие заслуги. Конечно, упуская, что Кукушкина потеряла.

Как бы то ни было, я помню, что когда-то она была рада уйти к Стампу. Что-то случилось после. Но меня не касаются её беды.

— Что ж, тогда и поговорим. А пока, пропусти меня.

— Пока что, Серебряный, — процедила она с угрозой и двинулась дальше. Может быть, шла в свою комнату.

Я собирался зайти в туалет, что, к счастью, было оговорено с Сергеем Павловичем. Он считает, что это важная деталь для его безопасности. Но дверь оказалась заперта.

В некотором замешательстве, я прошёл к лестнице вниз, в зал, где уже были гости мистера Стампа.

На первом этаже тоже есть туалет, но, конечно, спуск означает лишнее внимание.

Его оказалось даже слишком много. Я заметил сразу строгий и недовольный взгляд Нины ЛеонидовныНанолюбовь — весьма, весьма вздорной молодой женщины, которую даже Сергей Павлович не смог вынести больше двух раз. А затем, взволнованный и смущенный — от незнакомой девушки в темно-синем платье. И мне почему-то казалось, что кто-то ещё смотрит, но я не смог найти, кто и откуда.

Когда совсем спустился, я заметил, что в зал вошли двое — тёмный мужчина с мучительно-бледной кожей и совершенно белая женщина. Странно, что так поздно… Впрочем это — Кай и ГердаТайна Снежной Королевы, странные оба. Что им ни скажи, на все ответ — «все равно». Вероятно, то же они сказали и о времени встречи.

Я проскользнул к почти незаметной двери рядом с лестницей и вошёл в полутемный коридор. Третья дверь — туалет.

У меня была простая цель. Достать книгу и запечатлеть каждую её страницу. Сфотографировать, не читая, не вникая в смысл, не воспринимая, как информацию. Если Сергей Павлович отнимет книгу, у меня все ещё будет возможность её прочитать. Я сделаю это, пока буду заперт внутри сложного устройства, внешне похожего на чемодан. Там слова, дорогие мистеру Стампу, будут единственным светом, и я буду ему рад, даже если он сделает тьму вокруг гуще.

***

Как всегда, в зале, где собирались гости, было мучительно-тихо, словно никто не желал здесь находиться, и мягкая музыка этой тишине не была помехой. Она будто её лишь подчеркивала.

Но для меня и эта мучительность лучше беспробудности и черноты. Здесь время существует. Здесь у всего есть грань и граница. Здесь не все зависит от капризов, или, хотя бы, капризов одного человека.

Пусть я не так свободен, как один на один с мистером Стампом, все же, я свободен. Могу говорить, двигаться…

Я сел на диван, развязно, как Сергей Павлович, и занял на нем почти все место.

Ещё одиннадцать с половиной минут. Затем он примет нового гостя или спустится к нам.

Не знаю, рад ли он этому одиночеству. Я не рад. Хотя знаю, может быть, в следующий раз я узнаю о нем больше. Но может быть и иное: он будет спокоен и холоден. И я потеряю связь с ним, и тогда даже временного убежища не станет.

Я должен его переубедить. Сегодня же. Как только он спустится.

А пока что, можно осмотреть гостей, пусть это не так уж интересно.

Помимо Нины Леонидовны и Кая с Гердой, а также, конечно, их опекунши, госпожи СноквинСнежная Королева, "Тайна Снежной Королевы", с которой мистер Стамп работает (правда, последнее время я от него слышал, что он начинает уставать от неё), здесь еще есть представители Зеркального КоролевстваКоролевство кривых зеркал. Весьма сомнительное заведение это «Королевство», судя по тому, что Сергей Павлович от него в восторге. И по тому, что сюда приходят не владельцы, а лишь их посланники. Трое. Совсем ещё девочка — Оля, самая беззаботная тут, пьёт шампанское и заедает мороженым, смотрит на всех незамутненными глазами. Совсем не такая, как их главный техник со странным именем Гурд: мрачный, тёмный и будто окаменевший. И уж точно далёкая от женщины с крысиным лицом, стоящей как бы у них за спинами. Даже мистер Стамп считает, что слуги Зеркального Королевства — жутковатые существа.

А ещё здесь Виктор Смирнов. Если Сергея Павловича мистер Стамп хотел для себя, то его — для других. В основном, для женщин. И Смирнов даже выглядит довольным, будто нашёл здесь свое место. Он всегда любил внимание.

Остальных я не знаю.

Темноволосая девушка, сжавшаяся в углу, кажется, ужасно напугана. Наверняка она была у мистера Стампа, а теперь должна быть тем же знаком его щедрости, что и я. Он очень любит такие знаки. И она, верно, понравится публике больше. Обтягивающее зелёное платье на ней, как будто, не призвано что-либо скрывать.

А вот ещё незнакомцы. Пятеро.Трое невозможно огромных и толстых мужчин, что заняли собой весь соседний диван. И двое с ними: похожие на фарфоровые статуэтки юноша и девушка. Очень похожие. В их лицах больше сходства, чем в наших с Сергеем Павловичем. И очень утонченные, как будто ненастоящие...

Они переглянулись и девушка зашагала ко мне. Синее платье так и стремилось показать кромку её чулок. Сергей Павлович был бы в восторге.

— Здравствуйте. Вы со мной не станцуете? Здесь почему-то никто не хочет веселиться.

Действительно, никто. Я знаю почему и не хочу этого сам. Но Сергей Павлович не отказался бы от такого предложения. Девушка очень красива.

И я встал.

— Да, давайте станцуем. Но сперва познакомимся. Сергей, — я протянул ей раскрытую ладонь.

— А я — СуокТри толстяка, — она улыбнулась. Но её глаза были скорее печальными, чем радостными.

— Рад знакомству. Только я не видел вас тут прежде.

— Да. Мистер Стамп раньше не приглашал мою семью, — что ж, значит, в этом дело. Она должна заработать им внимание и добиться, чтобы их приглашали впредь. Воспринимали всерьёз.

— Зря, — протянул я, повторяя манеру Сергея Павловича флиртовать. — Вы и ваш…

— Брат, — она бросила на него взгляд. Не зря такой тревожный: её брат выглядел очень недовольным. — Тутти.

— Вы и ваш брат так красивы, что делаете все здесь лучше.

И, не дожидаясь, что она скажет — кажется, она даже и не впечатлилась этим комплиментом — я потянул её к центру зала.

Танцевать было почти неловко, потому что Суок казалась мне беззащитной и потерянной. И слишком привязанной к своему брату.

Мы кружились, когда он вдруг появился рядом. С той запуганной девушкой. А за ним к танцу присоединились Кай и Герда. А за ними — Оля и Гурд. И последними Нина Леонидовна со Смирновым.

Не думал, что идея танца так увлечет здесь всех. Такого ещё не было…

А когда мы закончили, Суок почему-то не захотела со мной разлучиться. Села рядом на тот же диван. Но сказать ничего не успела.

Школьный, не такой, как недавно, истошно-срывающийся голос Зои свесился с ней вместе с перил.

— Сыроежкин! Ты! Ты! — её крик и визг казались знакомыми, но что-то новое, тонкое, истеричное как будто тонкими когтями вцеплялось в горло каждому, кто слышал. И глаза её были полны ужаса.

— Зоя? — я никогда к ней так не обращался, и это будто её доломало.

— Зачем ты это сделал? — сорвавшимся, севшим голосом договорила она и съехала вниз по перилам, практически падая.

— Сделал?..

Гости окружили нас, как забытое беспокойство мою грудь.

— Убил.