— Мой дядя трахает твою сестру, — с поганой улыбочкой подкатил на одной из перемен к Хидану Саске, совсем потеряв страх.

Видимо, озвученный факт придавал ему сил и давал надежду, что по-родственному ему уже никто не врежет. Хидан был другого мнения и даже собрался его озвучить. Но Тен-Тен, стоявшая рядом и поедающая чоко-пай, лениво причмокнула и заявила:

— Я видела Таюю-сан. Поверь, Учиха, это она его трахает.

Подобравшийся и готовый к драке, поэтому и молчавший (не тратить же энергию зря) Кисаме заржал на весь коридор, сбивая с лица Учихи последние пласты ехидства.

— И? — пропустив смешок, поинтересовался Хидан с ленцой. — Там без твоего унылого еблеца разберутся.

— Вы чё, ещё по недельке отработок хотите? — голосом здравомыслия впихнулся между ними Кисаме, которому Саске тыкался лбом в подбородок. — А ты, Учиха, чесал бы отсюда.

— Звонок через минуту, — молниеносно добавила Тен-Тен, вздёргивая нос. — На историю не опоздай.

Она покосилась на идущего в их сторону завуча и многозначительно повела бровью, складывая на груди руки. На этой драматичной ноте врубили звонок.

Хидан растёр переносицу двумя пальцами и раздражённо отмахнулся от Кисаме, попытавшегося ухватить его за плечо. Самодовольный вид Саске, восстановившийся слишком быстро, нервировал.

Он думал об этом всю геометрию, а стоило думать о контрольной. Хидан что-то автоматом накарябал на выданном листе, решая пару лёгких задач от скуки, на что-то содержащее в себе больше двух действий замахиваться не стал и работу шлёпнул на учительский стол.

Ему некуда было спешить, но расхлебаться с последним днём отработок хотелось скорее.

На этот раз он получил туалет первого этажа, ведро и швабру, и, прислушиваясь к удаляющемуся стрекоту каблуков завуча, уже мечтал, как всё это закончит.

Фронт работ был впечатляющим. Хидан оглядел не слишком хорошо освещённый туалет: влажные кафельные полы неприятно блестели, проржавевшие краны, которые страшно было трогать руками, сигаретные бычки в раковинах. Воняло.

Это было еще одно местечко, где старшеклассники могли курить и листать порно-журналы на переменах.

Хидан сглотнул вязкую от желания тоже прикурить слюну и взялся за дело.

Он усердно махал шваброй, оставляя белые ошмётки тающей пены на скользком кафеле, и то и дело смахивал тёплый пот со лба.

Ему, в общем-то, спешить было некуда. Таюя сидела дома и сто процентов не одна. Да, конечно, она старалась не приводить Изуну к ним домой, но Хидан разминулся с ним на лестничной клетке раза два, чему был не слишком рад.

Сам Учиха не доставлял проблем, Таюя так вообще сияла — всё было отлично. И всё-таки Хидан не мог смириться с тем, что какой-то Учиха может влезть в их маленькую и неполноценную семью.

Когда замечал на шее Таюи тёмные пятна — отворачивался.

Когда видел, что она в очередной раз прикусывает губу, ожидая звонка, сжимал челюсти и сбегал в свою комнату.

Когда слышал её тёплый и счастливый голос, разговаривающий так не с ним, затыкал уши наушниками.

Делиться с кем-то сестрой он не был готов. Таюя была рядом всю его жизнь. И что, однажды она сможет его оставить, бросить ради какого-то лощённого пшика?

Хидан потряс головой. Отпихнув швабру в сторону, он прислонился к стене и зашарил по карманам. В пачке оставалось всего несколько сигарет.

Он раздражённо затрещал колёсиком зажигалки, высекая искру, подпалил обвисший и немного смятый белый нос сигареты, вдохнул в себя едкий дым и медленно закрыл глаза.

Серый туман, поселившийся в голове, постепенно рассеивался.

Пришедшая через минут двадцать проинспектировать работу завуч подозрительно принюхалась, но обшаривать карманы не стала. Оглядела ставшие чистыми полы и была вынуждена признать, что миссия выполнена.

— Надеюсь, ты усвоил урок, — сухо заметила женщина, морща нос: запах никуда не делся.

Хидан улыбнулся ей совсем не смиренно, как стоило.

Он возвращался домой нехотя, пряча голову под капюшоном с дурацкой опушкой. Шёл снег вперемешку с пыльной моросью. Под ногами хлюпали плоские серые лужи. Рюкзак болтался за спиной дополнительным грузом, вжимающим в асфальт, один из наушников работал с фоновым потрескиванием.

Стоило позвонить Таюе и спросить напрямую: не у них ли дома Учиха? Ответит «да» — и можно будет позвонить Кисаме, тот ещё утром предлагал прокутить все выходные с ним.

Но Хидан не стал доставать телефон и подставлять его под морось, которая медленно переходила в полноценный дождик.

Квартира встретила его слабым запахом чего-то пряно-мясного и отсутствием обуви у порога. Хидан провёл ладонью по лицу, зачесал волосы назад и от странной и неприятной тоски сгорбился.

Сведённый судорогой желудок резало. Хидан разулся, небрежно подпихивая мокрые кроссовки поближе к двери, оставил куртку подвешенной за капюшон на крючке и пошлёпал на кухню. Жалюзи были немного покосившимися, а подоконник почему-то сырым. Хидан поправил жалюзи, вытирать подоконник не стал — высохнет само — и подбрёл к плите.

В небольшой кастрюльке, подкопчённой снизу, был наваристый куриный бульон с лапшой. Хидан съел две порции, после чего завалился в свою комнату и принял решение проспать до самого вечера.

Накрыв голову одеялом, он почувствовал себя защищённым и почти беззаботным. Согретый теплом еды, Хидан дремал в полной темноте. Усталое после упражнений со шваброй тело приятно расслабилось.

И завибрировавший телефон, который Хидан положил под кровать, мгновенно всё это прервал.

— Алло, — раздражённо буркнул Хидан, думая, кто прячется за неизвестным номером.

— Здравствуй, — спокойно прозвучал знакомый женский голос. — Ты не занят?

— Занят, — отрезал он, резко вздёргивая подбородок.

— Не бросай трубку, — не обратила внимания на его ответ мать всё с тем же спокойствием. — Я хочу поговорить с тобой.

— Я не хочу, — рявкнул он, вскакивая с узкой кровати, и пнул подвернувшийся под ногу рюкзак. — Откуда у тебя мой... Таюя!..

— Она поступила умно. Или ты хотел бы однажды прийти домой и найти тут меня? Мне показалось, что тебя это очень уязвило бы, — заметила она, но уже с явным проблеском раздражения.

— Знаешь, что? Мне плевать. Заявишься — я тебя с лестницы спущу. Не лезь к нам с Таюей, поняла?! — завопил в трубку Хидан, скрежеща зубами от бессильной злости. — Какого хера тебе надо?!

— Прекрати! — рявкнули на том конце связи знакомо и неприятно. Мать всё же вышла из себя. — Ты не можешь так со мной разговаривать! Кажется, ты в прошлый раз…

Хидан сбросил звонок, вдавив большой палец в красный кружок на экране, метнул телефон на кровать и грязно выматерился во весь голос. Сзади сдавленно охнули.

Он развернулся на пятках, столкнулся взглядом с встревоженной Таюей, заметил за её спиной Учиху.

— Твою мать, стучаться не учили? — охрипшим от воплей голосом поинтересовался он, берясь за ручку двери и собираясь захлопнуть её прямо перед носом сестры.

— Я думала, что… — она неловко передёрнула обнажёнными плечами.

Хидан обратил внимание на её тёмно-фиолетовое платье, точно новое, точно дорогое, и ухмыльнулся. Неужели сестра теперь принимает такие подарки?

— Мамуля звонила, — обманчиво ласково сообщил он ей, склонив голову. — Не знаешь, кто дал ей номер?

Таюя, поняв, в чей огород полетел этот камень, ещё до претензий вздёрнула подбородок. Учиха деликатно испарился из-за её спины, уже наверняка познакомившийся с некоторыми чертами характера, присущими всем Мацураши.

— Ну, я, и что? — Таюя сложила руки под грудью и прислонилась плечом к дверному косяку, эффектно вздёрнув бровь.

— Ты… не могла подумать, что… этого не стоит делать? — Хидан подбирал альтернативы тому, что рвалось на язык, и поэтому говорил с задержками, прищёлкивая пальцами. Но в конце всё же не сдержался. — Таюя, блять, ну какого хуя-то?

Она тяжело вздохнула. Отлипла от косяка, вошла в комнату и прикрыла за собой дверь дрожащими руками. У Хидана вмиг пропало желание орать и выяснять отношения, а вместо этого голову затопила холодная и липкая жижа вины.

Таюя подобрала блестящий подол, присев на его кровать, подпёрла подбородок ладонями и взглянула остро. Хидан сглотнул, ко всему прочему ощутил себя нашкодившим семиклассником. Как ему не хотелось этого разговора.

— Знаешь, — начала она, не переставая смотреть, — когда она нас бросила, то я не могла её понять. До сих пор не врубаюсь, какого хрена это было. Мы разве мусор? Можно выкинуть, забыть и свалить на лет десять, а потом вернуться и обнаружить, что ещё не стухло. Я понимаю, понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Это может стать для тебя обалдеть каким открытием, но я чувствую то же самое! Но я не могу устраивать истерики, размазывать сопли и страдать, выкуривая сигареты пачками перед школой. Это, наверное, потому что я — взрослая. Есть такое слово, кажется, «ответственность», — её бордовые губы дрогнули в насмешке. — Тебе пора с ним познакомиться.

Хидан опустил глаза, сжимая и разжимая кулаки. В голове вертелось столько неприятных, мерзких ответов, что вмиг собьют с неё эту остроту во взгляде, ехидцу ухмылки — правду только они не сбили бы. А Таюя была омерзительно права.

— И что, забыть теперь обо всём нахер? — сухо поинтересовался он и встал ровно напротив, трясясь от злости.

— У тебя последний школьный год. Впереди экзамены. Без подготовки ты вряд ли справишься. Она предложила оплатить подготовительные курсы или репетиторов по любому предмету, — Таюя смотрела на него неотрывно и жёстко, — а после и университет. Конечно, при условии, что ты будешь учиться.

— И если я к ней перееду, да? — просипел он, готовый взорваться. — Таюя, она нас покупает! С потрохами, твою ж… Скажи, что ты её послала!

— Нет, я оставила это на тебя, — сестра медленно встала, оправляя подол платья. — Но прежде чем это сделать, подумай. Разве плохо это — получить образование и потом хорошую работу? Ты должен думать не о том, как ненавидишь её, а о том, что можешь получить, пока она хочет примирения. А насчёт переезда и опекунства не волнуйся. Она не такая дура, чтобы попытаться тебя у меня отобрать.

Таюя сдавила его плечи хрупкими, но сильными ладошками и взглянула в лицо почти с отчаянием. Хидан закрыл глаза, не зная, как ей ответить.

— Этот мир вообще несправедлив, — тихо сказали ему и ткнулись лицом в майку. — Понимаешь? Я всегда хотела тебе лучшего, но… у меня нет денег, нет связей — ничего. А у неё есть всё. Пускай, пускай откупится и будет этим довольна.

Ткань майки начала промокать.

Хидан задохнулся, запрокинул голову, но смолчал, втиснул в себя бесшумно плачущую Таюю. Мерзкое чувство корёжило его чуть ниже солнечного сплетения.

Скрип двери заставил его чуть повернуться. В проёме озабоченно блеснули чёрные глаза. Изуна Учиха посмотрел на него пристально, правильно подозревая, что он довёл сестру до слёз.

Хидан отвернулся. У него в руках плакала Таюя, и не до неприятного гостя сейчас было.

— Всё в порядке? — резковато спросил Изуна.

— Да, — прогнусавила Таюя, всхлипывая, — в полнейшем. Можно попросить тебя кофе сварить?

— Можно, — ответил Учиха, и дверь снова скрипнула, отрезая их.

Таюя отлипла от него, пряча покрасневшие глаза, вытерла щёки ладонями и скомкано сообщила, что решать только ему. Хидан проводил взглядом её сгорбленную спину, подождал, пока она закроет за собой дверь, и рухнул на кровать.

Упереться лбом в своё мнение — этого действительно хотелось. Послать нахер и мамашу, и Таюю с её надеждами. Смириться с тем, что вот он, его потолок, — отстойная школа, редкие игры в баскетбол, привязанность к Харуно Сакуре, соседке сверху. В будущем — работа где-нибудь в магазине, может, охранником.

Но он закрыл глаза, собирая в себе всё терпение в один ком, и нащупал телефон.

Она ответила после первого же гудка.

— О чём хотела поговорить? — с холодным и режущим ощущением предательства спросил Хидан, горбя спину.