***

Герои вершат судьбы, но их собственные покрыты непроходимым мраком. Тайна, скрытая от самого мироздания. Неподвластная человеческому разуму загадка.

Вселенная — та ещё стерва. Никогда не даст точного ответа, что уготовано тому, кто взваливает на плечи неподъёмное бремя и платит непомерную несправедливую цену за жизни других. Кто жертвует чем-то, что составляет его собственную.

Энтони Говард Старк много думает над тем, как только работает это дерьмо, просчитывает варианты, мысленно отстраняется от происходящего — да что ж это такое? Вам что, так трудно смириться с моим эгоизмом и желанием пожить для себя? — но терпкой горечью, будто желчь, ощущает на языке ту самую пресловутую ответственность. Миллиарды безоговорочных «должен» перевешивают несколько скромных «хочу». Тони почти готов вновь стать щитом для Земли, врасти в почву, пустив корни, и стоять так долго-долго, чувствовать, как подкашиваются ноги, и стойко упираться коленями в грязь. Только бы не треснул небосвод. Такого даже Атлант не вытерпит.

Тони почти готов, потому что за спиной у него — семья, к которой он шёл годами, которая строилась вопреки всем трагедиям, которую он выстрадал, выгрыз у немилосердной судьбы.

Тони хотя бы на миг хочет ощутить себя беззаботным и до одури счастливым. Пять лет почти получалось — разорвавшееся в клочья на Титане сердце склеилось наперекосяк, утратив свою добрую часть, но продолжало работать, как барахлящий мотор у проверенной временем развалюхи. Ему было, для кого стучать. Размеренно и успокаивающе — для Пеппер. Захлёбываясь от приступов щемящей нежности и лёгкого волнения — для дочери.

Тони больно думать, что после щелчка он оказался в числе счастливчиков, знающих, ради кого им стоит жить. Тони устал. Господи, он так устал. Пять лет он почти дышал полной грудью, да только раскалённые цепи впивались в кожу и выжигали себе путь до костей, отравляя воздух мерзкой вонью палёной плоти и обугленных головёшек. Так нельзя. Делать вид, что жизнь налаживается, закрывать глаза на очевидное.

Тони делит постель с бессонницей, а не с Пеппер; стоит ему провалиться в сон чуть глубже, как из чернильной липкой мглы к нему летит: «Мистер Старк!» — надрывный отголосок проигранной битвы. Выжженное в подсознании напоминание о том, кто верил в него безоговорочно. Кто стал расплатой за его просчёт.

«Я ведь не умру? Правда не умру?» — как кнутом по голой коже. «Пожалуйста, но я ведь не хочу! Пожалуйста!» — и кнутов этих — тысяча за каждую ночь. «Простите», — превращает спину в кровавое месиво, обнажившее хребет, но боль гулко проваливается намного глубже, засев под сердцем ядовитым шипом, как чёртова пуля тогда, века назад.

Жить можно, но с превеликим трудом. Гадать, когда же притаившаяся под мышцей смерть достигнет своей цели, пытаться забыть про то, что в один момент она сорвётся с насиженного места.

Вот только уже сорвалась; пацан тоже хотел жить, а стал обменной монетой в бессмысленных торгах. Вот и всё, мистер Старк. Какое там «тихо жить с семьёй, смирившись с кошмаром»? Этой жизни и не было. Ничего не было. Так, жалкая иллюзия, которую он так лелеял.

Таким, как Тони Старк, никогда не жить обычной жизнью. Это не для них. Для них — непосильные обязательства, колоссальная ответственность и ослепляющая безъязыкая боль, которую только проглатывать и молчать, распалять внутри кострище и ломиться вперёд, подстёгивая себя утратами. Разрушать себя отчаянием, чтобы воскресить надежду для других. Разгораться, полыхать, тухнуть, тлеть углями, греть остатками тепла, почти не светя — но стоять намертво, жечь до последнего, освещать топкие болота. Гореть. Орать в голос, но терпеть. Забыть о себе. Забыть себя.

Но Тони есть, кого защищать. Есть, к кому возвращаться, кому класть разбитую бестолковую голову на колени и шептать: «Я так устал, господи. Спасибо, что я дома. Спасибо, что они со мной». Они не иллюзия. У них должен быть шанс на безбедное будущее, даже если его не будет рядом.

Энтони Говард Старк много думает, думает, думает… Мозг разрывают микровзрывы. Так много взвесить, так много решить, так много проверить. Всё должно быть выверено до идеала. Иначе он не внесёт таких огромных ставок.

*

А Железный Человек не думает. Железный Человек прёт напролом, не зная, что прямо сейчас, когда любая секунда может стать последней, он по-настоящему живёт. Железный Человек там, где он должен быть. На своих страницах, в той самой книге, на нужной полке. Всё должно быть выверено до идеала? Да к чертям собачим эту дрянь! Железный Человек сам преобразует реальность, сам формирует действительность. В руках его — несовершенная сила. Сам он — несовершенная слабость. Он и есть несовершенство, намеренный просчёт строгой Вселенной, её тайна и её же разгадка. Герои ведь — обычные люди, тоже несовершенные. Герои не идеальны.

Железный Человек — Энтони Старк — любящий муж и отец, верный товарищ — Тони — щёлкает пальцами, не думая о последствиях для него самого. Что там, если верить многомировой интерпретации квантовой механики? Вселенная расщепится после щелчка, предоставив ему несколько альтернативных вариантов. Пан или пропал. Тони Старк-Железный Человек не думает о том, в каком из вариантов он выживает. Это неважно. Это всё глупости. Тут главное — влететь, ввалиться, вползти туда, где будет спасён мир. Где будет жить Пеппер. Где будет расти Морган. Где рассмеётся Питер Паркер. Где вздёрнет подбородок Стив Роджерс.

А самому ему — куда угодно. Тони так много думал о смерти, что почти перестал её бояться. Это же ничего такого, правда? Моргнул — и всё.

*

Но умирать почему-то страшнее, чем ему казалось.

Тони почти ничего не чувствует. Адская боль расплавленным металлом заполняет тело, чтобы потом застыть, затвердеть, замуровать в себе, но всё это — где-то на периферии сознания. Будто бы не с ним. Не здесь и не сейчас.

С болью можно мириться, но… Вышло ли? Получилось ли у него? Старк таит дыхание от самого себя; цепенеет от ужаса и колыхающейся надежды. Если все их труды вновь пошли прахом, такого удара под дых не перенести.

Но когда он видит их лица…

Тони понимает, что бояться ему больше нечего. Умирать не так страшно, как ему казалось.

Тони принуждает себя оставаться в сознании. Тело ему не принадлежит, с трудом только полустеклянный-полуживой взгляд переползает с одного на другого. Ему так хочется их просто увидеть. Просто убедиться, что они не пропадут.

Нет, Роудс, только не этот красноречивый взгляд. Лучше бы ляпнул как всегда что-то с закосом на оптимистичное, а не смотрел виновато и благодарно, как преданный пёс.

«Мы победили. Вы победили, сэр».

Береги себя, паучок, ради всех святых. У тебя впереди такая жизнь, которую мы выдирали с таким упорством — закачаешься! Только не проси ночами прощения. Не за что.

«Тони, посмотри на меня».

Это самое трудное в прощаниях. Пеппер. Ей всегда было невыносимо говорить «до встречи».

«Мы всё преодолеем».

Можно продать душу за эту улыбку. Наверное, он именно это и сделал?..

«Отдохни пока».

— Да…

Боль застывает.

Не только в Тони Старке, но и во всех, кто его любит.

***

Прощания — дурацкая вещь. Глупая даже. Придуманная кем-то для того, чтобы дать призрачную надежду. Похороны ведь — тоже прощание, но надеждой тут и не пахнет. Вскопанной землёй, слезами, увядающими цветами, траурно склонившими головки — но не надеждой. Похороны — для живых, чтобы прозвучало робкое неверящее «прощай» и спорхнуло на крышку гроба, навсегда оставшись там.

Энтони Говард Старк — личность незаурядная. Так что его похороны — тихое, но уверенное «до встречи», перемноженное на бесконечность голосов. Это кроткая скорбь, светлая печаль. Это вечная благодарность. Это незатухающая надежда.

Это всемогущая любовь, способная выдержать что угодно. Смерть для неё — не испытание.

Доказательство того, что у Тони Старка есть сердце — не только первый карманный реактор, превративший его в Железного Человека.

Но и его имя, навечно застывшее на губах. Его разрушительные творения, в его умелых руках ставшие спасением. Его подвиги, нерастворённые в безликости веков.

Его сердце колотится чуть слышно, но непрестанно. Его эхо — во многих других, сильных и живых, никогда не перестающих любить его. Оно в смехе Питера Паркера. Оно в отваге Стива Роджерса. Оно в верности Роуди.

Оно в любопытных глазах Морган.

Оно в лучезарной улыбке сквозь слёзы Пеппер.

Сердцу Тони Старка есть, для чего биться, ведь

конец — только часть пути.