Тёмное упоение. Вот по чему я мог бы скучать сильнее всего из своей преступной «карьеры». То, как слова ужасают, повергают в панику, поднимают немыслимый шум.

С жадностью я ловил страх в воздухе, и знал, что этот страх даёт мне <i>власть. </i>Чем сильнее боятся господа Трифат, тем меньше шансов, что ещё хоть раз они посмеют причинить мне вред — ведь тем сильнее они зависят от моего успеха.

— Ты уверен в этом?

— Уверен. Мистер Стамп собрал лишь причастных, а теперь и нам известно, что они причастны. Значит, и мы можем узнать правду, поэтому… Так или иначе, опасность есть.

— Какой кошмар! — голос госпожи Сноквин стал выше и тоньше, но её страх был не так ценен. Она эмоциональна до крайности, и это ничего не значит, в сравнении с медленным, удушающим страхом господ Трифат. — Всё из-за чудачеств того, кому за это не платить! Ой… Ой!.. Эли, Олли, Мили, Ини, сейчас же зовите охрану, и сами никуда не отходи!.. Ах!.. — очевидно, она почувствовала, что одна из названных служанок рядом и упала ей в руки. Та подхватила её, но едва устояла под весом. Герда осталась безразличной, словно стояла в другой реальности.

А вот я почти бросился помогать, несмотря на явную наигранность падения: а то ещё свалятся обе, крика не оберёшься. Но бледный охранник меня опередил и помог явно вдохновленной госпоже Сноквин добраться до невысокой софы. Которая здесь была.

Все же, Мик Урри что-то замыслил, и это явно не помощь Серебряному.

Шумно и тяжело господа Трифат встали со своих мест.

— У нас нет никакой причины задерживаться здесь. Мы уезжаем.

Такой искренний, такой глубокий испуг. Как если бы в одно мгновение они оказались беспомощны, но не могли этого признать. Я же ощущал себя, верно, так, как вампир перед морем крови. Мне нужно было надышаться этим ощущением.

— Как же так?! Вы бросите меня?.. — жалобно закричала госпожа Сноквин, но даже не встала с места.

Зато Герда вдруг обратила глаза ко мне, почти заставив упустить из виду, как подбегает Суок к Тутти. Верно подбегает, теперь, когда господам Трифат безразлична здешняя хозяйка, её повеления и для Суок не имеют смысла.

— Если ты узнаешь что-то ещё об учёных, мы с Каем будем на третьем этаже. Зайди к нам, когда закончишь здесь, — ровно и без сомнений потребовала она.          Девушка мечты, не иначе. Но мне, в любом случае, следует расспросить всех, так что я кивнул.

— Идёт.

И снова поднял взгляд на господ Трифат.

— Дядюшки, — каждый раз, когда Тутти их так называет, я внутренне содрогаюсь. То, что для меня слово нежности, то для него и для них — хороший тон, за которым спрятан тон гнева и ненависти. — Я вполне осознаю всю серьезность и опасность ситуации, однако, я прошу вас позволить нам с Суок остаться здесь, дабы участвовать в расследовании.

Очень интересно. Вижу по глазам самой Суок, что это скорее уж её желание, чем его. Но что насчёт мотива? Вряд ли он правда хочет помочь моей работе. И я даже не верю в их любовь к дедушке: иначе я бы уже слышал его имя в их разговорах.

— Нет, Тутти. Мы не можем рисковать тобой.

Вернее, они не могут рисковать собой. Но Тутти — их часть. Часть их труда, денег, времени. Ясно, что они и пальцем не шевельнут, если Тутти похитят, и шантаж провалится. Но им будет досадно. Они будут по-детки возмущены, если его убьют, ведь это как плевок им, таким важным, в лицо.

Хотя про убийство я, конечно, загнул. Исключительно ради того, чтобы господам Трифат было достаточно страшно даже при условии, что никакого мстителя нет.    Но сам-то я уверен, что убивать Тутти бесполезно. Из всех «свидетелей» смерти учёных он, похоже, младший. И даже если он знает что-то ценное, не он опасен для убийцы, а тот, кто сможет все это ценное выведать и разложить по полочкам. Кто-то вроде меня.

Дяде это не понравится. Ничего. Ничего плохого не случится.

Однако же, Тутти как свидетель будет здесь совсем не лишним.

— Господа Трифат, разрешите мне просить о том же самом: если Тутти и Суок останутся здесь, скорее всего, мы сможем узнать больше. Вы сами видели, общее обсуждение было довольно полезно.

Лица господ Трифат светлее не стали.

— Вы все обсудите позднее, — отрезали они.

— Пожалуйста! — выкрикнула Суок как-то уж очень отчаянно. Впрочем, я мог её понять. Там, дома, это будет куда более строгий разговор. Под присмотром.

— Нет, Суок. Это исключено. Стамп погиб из-за своей безалаберности, и никто не должен повторять его ошибки.

Ну да, если я правильно это понял. Мистер Стамп отослал всех, начиная с Мика. Внизу стояли два охранника, сомнительных качеств, и Виктор. Кто должен был развлекать гостей, кто должен был готовить им и подливать шампанского? В точности я не успел выяснить, но, похоже, ответ — никто.

Однако же, как я не ожидал такого от столь влиятельного человека, так и убийца не мог. Скорее всего, не мог…

Я вздрогнул. Из мыслей меня вырвало касание. Короткое касание холодных тонких пальцев, поймавших мою ладонь.

Я обернулся. Глаза Суок светились печальной мольбой, хотя её брат, кажется, был очень недоволен. Ничего, ему полезно вспомнить, кто есть кто.

Но это очень неожиданно, что Суок так сильно хочет остаться, что готова просить о помощи даже меня. Интересно. И, возможно, довольно ценно.

И через тяжёлый вздох, я снова заговорил:

— Но, поймите, господа Трифат, я буду рядом с ними, и я буду отвечать за их безопасность. К тому же, — я бросил взгляд в сторону мисс Стамп. В дороге, насмешив меня ужасно, господа Трифат требовали, чтобы Тутти очаровал её. Ну-ну. Её-то, будущую хозяйку города, уверенную в себе, резкую и выразительную. Он. Конечно, так все и будет. Однако, думаю, раз они в это верят, нужно пользоваться. — Это их шанс самостоятельно завести важные знакомства.

Мне показалось, что Тутти возмущался все сильнее. Тонкая-тонкая складка меж бровей, все же, она есть. Видимо, цена за исполнение желаний Суок сразу же стала слишком высокой.

Но вот господа Трифат…          Переглянулись. Значительно и серьёзно. Какой-то <i>другой </i>аргумент убедил их, какой-то скрытый.

— Хорошо, Тутти. Мы позволяем вам остаться, но через час вы должны быть дома, и не позднее ни на одну минуту.

Пока они уходили, царила полная тишина. А после — все словно бы выдохнули. Госпожа Сноквин тяжело, недовольно рассмеялась.

— Как это некрасиво, в самом-то деле…

Госпожа Асырк схватилась за телефон, а вот сын Давицкого её примеру следовать не торопился.

Я же прошествовал туда, где прежде стояла госпожа Сноквин.

Сейчас было важнее всего перехватить внимание.

— Ну что ж, полагаю, все оставшиеся больше хотят знать правду?

— Ярослав, — голос хозяйки вдруг обрёл совсем другое звучание. Почти весёлое, — я уверена, что все уже и так шокированы и нуждаются в паузе. К тому же, я звала всех в гости на обед. Сейчас его принесут. Пускай каждый отдохнёт, как ему хочется.

Она явно не подразумевала никакого вопроса, но если она и была кому-то хозяйкой, то только своим слугам, и никому из гостей. Даже не своим воспитанникам, в конце концов. Так что, не споря с ней, я обвел глазами зал. Здесь стало, определенно, свободнее. Но не только в прямом смысле, потому что гости постепенно пересаживались и устраивались, как им самим хотелось.

И если оковы для Суок и Тутти уехали, то вот миленькая удавка Гурд тут же встала за спиной Оли. Что ж, поговорим про свиней, предателей и бордели подробнее, раз так надо.

Однако из всех одна только Оля и выглядядела уставшей. Другие были если не бодры, то собраны и серьёзны. Не очень-то им требовался отдых. А с другой стороны, говорить, пока служанки бегают и звенят бубенчиками в туфлях, пока ни Урри, ни Серебряный не вернулись, пока бледный охранник куда-то запропастился… Будет как будто тратой времени.

Но и ждать просто так я не могу. В конце концов, я все ещё на работе.

И не слишком долго думая, я направился к госпоже Сноквин, чтобы не заработать ещё одну обиду и не танцевать больше по тонкому льду гетеросексуальности мистера Теллера.

Она встретила меня улыбкой, но тут же будто бы тревожно взялась теребить колечко на пальце.

— И что же, ужасный убийца правда… Хочет прийти по мою душу? — спросила она, так, словно это было лишь шуткой. Но неплохо сыгранной шуткой.

— На его месте, я бы не начал с вас, госпожа Сноквин, но, думаю, это возможно, — тем не менее, ответил я ей вполне честно. — Просто не советую вам так сильно паниковать. У того, кто убил учёных, есть задатки маньяка, ведь он убивает одинаково. Если это он, или, если это мститель, все равно, уже ясно, как он это сделает, а значит, в окружении людей вам ничего не угрожает.

Она нервно рассмеялась.

— Ах, разве можно так запугивать? — и даже махнула на меня рукой. И прибавила, лукаво улыбаясь: — Хотя я все понимаю: одна из Снежинок вскружила вам голову, и вы ищете способа быть к ней поближе.

Что ж, видно, она ещё не знает, что по её критериям я «не мужчина» и «все напрасно». Незачем её разочаровывать, пока что.

— К сожалению, госпожа Сноквин, ваши Снежинки последние, кого я мог бы полюбить: я терпеть не могу людей с каменным выражением лица, — впрочем, даже будь они и самыми эмоциональными на свете, дядю уже никогда и никто не затмит. Поэтому, все эти милые попытки вести светскую беседу пора прекратить совсем. — Поэтому, я действительно считаю ситуацию небезопасной. И поэтому, предпочитаю разобрать её до конца как можно вернее и скорее. Поэтому, надеюсь услышать от вас многое о мистере Теллере.

— Ах, — она тут же всем своим видом выразила, как ей это неприятно. — Ну что о нем говорить?

— Все, что вам угодно, информации совсем нет. Если бы не вы, я бы мог даже сомневаться в его половой принадлежности.

Она весьма недовольно хмыкнул. Что ж, мои шутки вообще редко кому нравятся.

— Ну, у меня где-то была его фотография… Эли!

Снежинка, ровно та же самая, которая ловила госпожу Сноквин, звеняще просеменила к нам. И ни тени, ни блика, ни отствета на её лице.

— Да, госпожа?

Госпожа Сноквин поманила её и повелела что-то очень тихим шёпотом.

— Хорошо, госпожа.

Никакого личного отношения. Никакой интонации. Пожалуй, даже хуже Истребителя. Истребитель научился притворяться человеком, иногда у него даже получалось неплохо. Благо, с ней мне не требовалось провести шесть лет, а потом враждовать ещё восемь.

— Однако, фотография ещё не все, верно? Вы могли бы рассказать о нем? Каким он был человеком?

— Ох… Что же сказать? Сначала он мог бы показаться неплохим. Вежливый и любезный. Но… Правильный до омерзения. Из тех, что любят поучать других. При этом сам он ничего делать не собирался, как будто смотрел фильм, а не жил. Кричал на экран, уговаривал делать так, как он хочет, но считал, что поделать ничего нельзя… — она поморщилась весьма разочарованно. — Так что, вы ошиблись, забавный мальчик: я тоже до конца в нем не уверена, — она многозначительно улыбнулась, но что-то в этой улыбке было ненастоящим. Может быть, взгляд госпожи Сноквин в тот же момент.

— Хм… — но описание мистера Теллера, действительно, звучит не слишком-то приятно. — У него были друзья?

— Тысчи и ни одного, — отмахнулась госпожа Сноквин. — А что удивляться? Потерпеть его рядом мог кто угодно, но если бы что случилось… А ведь оно и случилось… Никто не пришёл. Никому и дела не было, — она вздохнула, снова теребя кольцо. — И я… Ему не поверила, когда он начал причитать, что его убьют.

Я дернулся от собственного смешка. Конечно, это смешным не казалось, так выразилось скорее уж удивление. Так мистер Теллер знал о своей судьбе? И теперь та, что была в курсе все это время, улыбается, лежит на софе и совсем ни о чем не беспокоится.

— Он… Считал, что его убьют? А за что?

— Ну… — она вдруг смутилась и отвела взгляд, хотя улыбки не погасила. — Из-за работы.

— Какой именно работы? Что он для вас делал, в какой области был учёным?

Она открыла рот, но не сказала и слова, снова растянула улыбку.

— А вот и Эли… — и, вытянув фотографию из рук служанки двумя пальцами, спешно отдала её мне. — Говорить о работе не надо, это лишнее. Это личное.

Я неохотно взял фото, уже решая, что возразить.

Мистер Теллер оказался высоким и относительно худым. Носил длинные волосы, даже, похоже, держал их в порядке, только покрасить более внятно не догадался. Цвета его глаз на фото было не разобрать, но вот выражение их было скорбным, как и выражение сжатых губ. Он был немолод, но я все же назвал бы его довольно красивым. Даже каким-то благородно-красивым. Для фото он точно держался с большим достоинством, и так вот, глядя на него, я бы точно не подумал, что передо мной ничтожество…

Я взглянул на госпожу Сноквин, а она продолжала смотреть куда-то в пространство. Может быть, она и сама так не думала. В конце концов, и правда выходит, что она проигнорировала его слова, не помогла, если это было возможно сделать. Что теперь остаётся делать, как не притворяться, что это не имеет значения?

Я подавил вздох. А ответ на вопрос про род его занятий мне все же нужен. Но можно выждать и выманить ответ иначе или чуть позже.

— Что ж, тогда спрошу про совсем не личное, если вы знаете, конечно. Что же такого ужасного было в лиловоглазых? — не хотелось бы быть единственным, у кого нет ответа. Хотя, наверное, правильнее сказать, хотелось бы знать больше, чем все другие: немногие в зале реагировали на имя лиловоглазых так, будто его уже слышали.

Госпожа Сноквин ожила, чтобы тут же изобразить лёгкое омерзение.

— В точности и подробностях я этого не знаю. Никто не знает. В сущности, они тоже были учёными… В широком спектре. И без намёка на этику. Сами понимаете, дорогой мистер Стамп не был светлой душой, но они его беспокоили очень сильно. И уничтожить их было не так-то просто. Кажется… Даже скорее всего, ему кто-то помог в тот раз. Но кто это мог быть, если он со всеми поссорился? — она подняла глаза на меня, будто бы ожидая, что я знаю ответ.

А я даже не успел придумать, что предположить и куда направить её мысль. Где-то наверху раздался шум, будто кто-то кидал камнями по лестнице.

Затем камнями оказались Кай и Герда.

Оба они пробежали по залу, но если Кай ничего, кроме шуток про скорость бега при плохом самочувствии вызвать не мог, то Герда!..

Бежала полностью голая.

И ничего, кроме ахуя, вызвать это не могло.

У меня, по крайней мере. Но судя по шуму, визг и крик тоже готовы были выйти ей навстречу.

А как только двое выскочили за двери, госпожа Сноквин подскочила.

— Схватить его, схватить скорее!..

А о Герде ни слова, хотя её бегство явно более впечатляющее. Ничего. Выясним и это.

Я кинулся в погоню практически в ногу с охраной. Ясное дело, для них это работа, но для меня это возможность. Возможность давить и настаивать. Или, во всяком случае, вырвать зубами ответ на вопрос, зачем и куда он побежал, почему его надо сразу же ловить, и, может быть, почему Герда «не одна, а две».

Я выбежал на солнце и ненадолго замер, привыкая к солнцу и миру нормальных цветов.

— Не смей идти за мной! — сквозь яркое пятно в глазах, я видел, как Кай оттолкнул руку Герды так, словно видел в ней змею.

— Почему?! — я мало слышал её раньше, но теперь она звучала как-то совсем для самой себя не так. Напуганно и отчаянно. — Я ведь правильная Герда! — правильная?..

— Ты вообще не Герда! — ярость вспыхнула в Кае так ярко, что похоже, не один я замер на месте. — Ты не нужна мне! Ты — кукла, и ты не смеешь за мной гнаться!

Он точно убегал, он точно не трогал её, но она упала, свалилась на колени, рухнула как мешок.

— Кай! Кай!..

Но больше я не стал задерживаться. Кинулся за ним следом. Что-то здесь происходило не то, и я все меньше был согласен упустить главное.

Бежать, гнаться, чтобы схватить, чтобы вцепиться.

Да. Это ещё одна приятная часть для меня.

Это ведь игра. Весёлая, жадная игра. Кто быстрее придумает хитрость, кто скорее оступится, кто не выдержит и сдастся.

Местность здесь, конечно, совсем незнакомая, но у Кая скорость так себе.

Несколько раз он сворачивал резко и круто, только вот спрятаться не успевал, и мне хватало времени, чтобы его увидеть.

Но схватить его мне не удавалось, как будто сила его упорства была куда выше моего азарта. Он вырывался практически из моих рук, в посдение секунды.

Так упорно, так упрямо.

Но силы и дыхания ему все равно не хватало, а я не собирался его отпускать.

Все решил куст. Куст, в который Кай хотел спрятаться, и за который зацепился безнадёжно.

С яростью загнанной в угол крысы, Кай дергался, и мне даже не требовалось хватать его самому.

— Ну и, великий беглец? — хотя, конечно, и мне требовалось отдышаться, но я уже мог улыбаться, поэтому и ждать дольше не требовалось. — Куда так спешить?

— А тебе?! — он всё-таки догадался прекратить брыкания. — Хочешь заслужить любовь старой ведьмы?! Там хватит и слов!

— А по-моему, не так уж она и стара, — усмехаясь ещё шире, бросил я. — Нет. Просто не люблю, когда убегают, сразу думаю, что это от меня и что это вызов. Важные дела требуют подготовки и серьёзности, а не шумных выступлений с голыми девушками. Хотя это может быть частью, конечно…

Охрана, похоже, потеряла нас из виду. Тем лучше, при них я бы вряд ли много узнал.

Кай сжал зубы, с ненавистью посмотрел мне в глаза, и все же вырвался хотя бы отчасти из куста.

— Я и так потерял слишком много времени. Если бы я стал медлить, эта ведьма снова опоила бы меня, и я бы ничего не сделал. Я должен найти Герду!

Я помедлил, стараясь не сдвигать бровей. Так надо, злодей-преследователь не может выглядеть растерянным и полностью принимать слова на веру. Тем не менее…

Опоила ли его госпожа Сноквин? Если подумать, сейчас его глаза, как бы ни горели злобой, были живыми. Весь он был живым. В доме же Стампа, даже издалека, казался только статуей.

— Ну да, понимаю, — наконец, заговорил я, куда медленнее и осторожнее, — дорогая, любимая сумасшедшая сестричка… Но почему же вторая совсем не мила?

Он растянул губы в улыбке не менее сумасшедшей.

— Вторая? Она мне не сестра! Она кукла, подделка. Она — робот!

Он вырвался из куста совсем.

А вот я остался, как будто меня оплели колючки.

Охуеть…

Робот. Ну то есть, насколько идеальный, похожий на человека, робот.

В смысле, это уже вторая часть Герды, которую так вот сразу в голове не уложишь. Но голое тело ещё как-то можно проглотить, а тут…

— Да, дядюшка? Все хорошо, дядюшка. Да, хорошо, просто то ли кто-то ебанулся, то ли Истребитель такой не один и по городу ходят роботы. А? Ну, по-крайней мере, ебанулся не я. Да, это точно радует. Я постараюсь, дядюшка, — конечно, он совсем не любит, когда я ругаюсь, как будто все ещё думает, что каким-то образом виноват в том, что я вообще это умею. Но тут ведь и камень бы научился. — Не волнуйся, дядюшка. Не волнуйся…

Платка у меня все ещё не было, так что я закатал рукав, и утер пот рукой.

Спешить с возвращением не хотелось, да и незачем было теперь. Господ Трифат на месте нет. Тутти и Суок сами рады, что меня рядом нет. А награды за неудачи не бывает.

Если бы не Истребитель, все-таки, я бы точно решил, что Кай поехал головой. Как и обе Герды.

Я и сейчас ещё сомневался. С   омневался, но все же не мог не думать о том, что госпожа Сноквин не призналась, чем занимался мистер Теллер, мистера Теллера убили за его работу, а по дому госпожи Сноквин ходил робот, похожий на человека. И никто, почти никто, не был в курсе. Разве не замечательно? Разве не идеально?

Нет. Не идеально. Потому что как-то бессмысленно. Пока что, бессмысленно.

В секретной Академии, принцип которой — отказ от чувств ради дела, такой робот понятен. Нужен. Полезен. И то, местами барахлит, и местами не справляется.

А здесь-то это зачем?

Держать при себе копию сумасшедшей девочки, держать при себе и саму девочку, и мальчика, но его опаивать чем-то, вероятно, успокаивающим.

Не слишком ли много усилий?    Слишком. И от того, что все это так нелепо, важно быть уверенным. Иначе никакого ответа, кроме: «Вы решили сойти с ума с ними всеми вместе?» — я не получу.

Я глубоко вдохнул. А тем не менее, если Кай не сумасшедший, и вторая Герда — робот, то…

Я остановился и заставил себя посмотреть по сторонам. Отвлечься. Хотелось ухватиться за что-нибудь твёрдое, только вот мысли так не работают.

Если Герда робот, то её создателя могли убить из-за неё. Если её создателя убили из-за неё, то всех остальных учёных могли убить по причине причастности к созданию. Или по причине создания таких же вот…

Например, в виде служанок госпожи Сноквин… Хотя, как бы ей удалось собрать их всех, если каждый учёный, как будто, работал на разных и практически равно важных людей?

Нет. Не так просто.

В попытках не сломать себе голову преждевременными выводами, я почти не заметил, как вернулся. Даже толком не отметил для себя, сидит ещё голая Герда у порога, или уже ушла.

Толком я включился только войдя в дом госпожи Сноквин, и глядя в глаза совершенно потерянной Бэт.

— Ярослав…

— Ага. Где хозяйка?

— А её нет…

— Куда же она делась?

— Умерла.