Он заметил эту женщину, ещё когда очень вежливо выпроваживал обратно в приёмную особенно навязчивую клиентку — одну из тех, что хватают за руки и рассказывают всю историю своей жизни, жизни мужа, мамы мужа и двоюродной тёти из Осаки. Женщина сидела на кресле в углу и с какой-то странной, отрешённой сосредоточенностью листала каталог косметики двухгодичной давности, что валялся на крохотном круглом столике вместе с десятком таких же. Листала так, будто в этом каталоге ей открылось какое-то тайное знание, а она сама — монах в медитации, и вот сейчас она закончит читать, встанет с места и отправится просвещать народы земли о сущности бытия. Позднее окажется, что её зовут Ито Канаэ, и она владелица небольшого бизнеса в крошечном городке на юг отсюда. Ещё позднее окажется, что она — первая соломинка в череде бесконечных соломинок, последняя из которых рано или поздно сломает хребет верблюду.

Но это было позднее. Тогда Могами Кейджи ни о чём подобном ещё не подозревал: всё, что он видел — это женщину, сидящую в кресле в углу и листающую замызганный каталог косметики.

Когда Могами пригласил её в кабинет, она сдержанно улыбнулась и ответила:

— Нет. Я пришла не по записи. С вашего позволения, я дождусь, пока пройдут остальные клиенты.

И она дождалась. Она ждала до самого вечера; стопка прочитанных от корки до корки каталогов и журналов постепенно росла, записанные на сегодня клиенты сменяли один другого, а она всё не двигалась с места. В какой-то момент Могами перестал воспринимать её как какую-то отдельную сущность и начал невольно считать её частью интерьера — но стоило двери офиса закрыться за спиной последнего клиента, как женщина поднялась с кресла и молча направилась в кабинет.

Её звали Ито Канаэ, и она была владелицей небольшого бизнеса в крошечном городке на юг отсюда. Ей было лет сорок, едва ли больше, и одета она была очень просто, но без единой соринки, приставшей к воротнику с порывом резкого ветра. Взгляд Ито Канаэ отражал абсолютное спокойствие. Это было спокойствие женщин, которые обычно сидят во главе стола в окружении большой и шумной семьи. И одного слова которых достаточно, чтобы повергнуть этот стол в абсолютную тишину.

Мысль, неконтролируемая и очень болезненная, предательски выскользнула откуда-то из недр подсознания прежде, чем Могами успел подавить её: взгляд этой женщины напоминал ему взгляд матери.

Как и у матери, в самой его глубине таилось отчаяние.

— Я перейду к делу, — сказала Ито Канаэ тоном, которым обычно разговаривают все, кому когда-либо приходилось держать небольшой бизнес в крошечном городе. — У меня есть для вас заказ, и я готова хорошо за него заплатить, — она открыла свою миниатюрную сумочку, мягко щёлкнув замком, и вытащила оттуда конверт с деньгами. Одного взгляда на этот конверт было достаточно, чтобы понять: там лежит гораздо большая сумма, чем Могами берёт за какую-либо из своих услуг.

Рядом с конвертом на стол легла фотография: двое мужчин и женщина посередине. Могами с трудом узнал в этой женщине Ито, но моложе лет на десять, не меньше.

— Этот человек, — сказала Ито, осторожно втыкая идеально чистый подпиленный ноготь в поверхность фотографии прямо над головой мужчины слева. Могами вгляделся в его лицо: ничего необычного.

— Как давно был сделан этот снимок? — спросил он, ища на фото остатки тёмной энергии, которые иногда оставались даже на бумаге.

— Двенадцать лет назад, — ответила Ито. — Это единственная фотография его лица, что у меня есть. Она не подходит?

Могами вздохнул.

— Смотря для чего, — сказал он с ноткой усталости в голосе, как будто слышал этот вопрос уже в десятый раз за сегодня. — Поймите, изгонять духов и снимать порчу по фотографии просто невозможно...

— Вы неправильно меня поняли, — тут же перебила его Ито совершенно спокойным голосом. — Я не хочу, чтобы вы его спасали. Я хочу, чтобы вы его убили.

Могами подумал, что он, должно быть, ослышался. Что, должно быть, как-то неправильно понял значение этого слова. Но стоило ему заглянуть в глаза женщине, в глаза, которых Могами пытался всё это время избегать, как он болезненно ясно осознал — не ослышался.

— Я не занимаюсь такими вещами, — сказал он резко. Пожалуй, даже слишком резко. Ито, впрочем, осталась невозмутимой.

— Я заплачу, — настойчиво повторила женщина. — Если вам будет недостаточно этого, я добавлю ещё.

— Дело не в деньгах, — холодно ответил Могами. Дело действительно было не в деньгах.

Сегодня одной из клиенток была заплаканная, не по погоде одетая девушка на пятом месяце. Едва-едва школу окончила, а уже залетела от своего безалаберного парня. Она рассказала, как мать выгнала её из дома, и как пару дней назад знакомая с работы сказала, что её ребёнок проклят. Её ребёнок должен был родиться мёртвым, но Могами не стал об этом рассказывать. Как и о том, что такие проклятья могут быть наложены только с подачи кровного родственника — матери, например.

Денег с неё Могами тоже не взял. Не взял, а потом долго злился сам на себя за это. И подсчитывал, сколько ему придётся взять в долг в этом месяце, чтобы хватило хотя бы на лекарства — со старушкой, которой он уже в который раз задерживает квартплату, он уж как-нибудь договорится.

— В этом городе есть и другие эсперы, — сказал Могами, — кто-нибудь из них возьмётся за ваш заказ.

— Ни один из них не так силён, как вы, — заметила Ито. Могами невесело усмехнулся в ответ:

— К счастью, да.

Он бы не стал просто так посылать женщину, задумавшую убийство, к тому, кто на самом деле может убить.

Ито сдержанно вздохнула. Она взяла со стола пакет с деньгами, взяла фотографию и пошла к двери — но на полпути словно передумала и вернулась. Во всём её облике читалась очень мрачная, очень нехорошая решимость.

— Возможно, я должна пояснить ситуацию, — невозмутимо сказала она, заправляя за ухо выбившуюся из причёски седую прядь. — Этот человек — родной брат моего покойного мужа. Много лет назад он сел в тюрьму за кражу. А несколько месяцев назад явился ко мне домой и начал мне угрожать. Видите ли, он… — Ито замолчала, и это, кажется, был первый раз за весь разговор, когда она запнулась, — ...он считает, что мой муж должен был помочь ему избежать тюрьмы. Что мой муж его предал. Теперь он хочет отомстить и развалить бизнес, когда-то принадлежавший моему мужу.

— Прошу прощения, — перебил её Могами, — но вы не можете убить человека только из-за того, что…

— Он изнасиловал одну из моих сотрудниц.

Могами не сразу нашёл, что ответить. Очень долго он в абсолютной тишине пытался собрать мысли воедино, и всё это время Ито молча и терпеливо ждала.

— Она обратилась в полицию? — спросил он наконец. Ито горько усмехнулась:

— Разумеется, нет.

— Разумеется?

— У нас маленький город, — с напускным спокойствием ответила Ито. — Никто не хочет быть опозоренным. Она рассказала только мне. И о том, что он грозился продолжить, если я не закрою лавку.

Вздохнув, Могами откинулся на спинку кресла и устало потёр лоб. Это было не то, чем должен был заниматься он — и не такими способами. Это дело для полиции. Полиция должна наказывать преступников, а не он. Кто он вообще такой, чтобы осуждать человека на смерть?

Наверное, все эти мысли были написаны у него на лице, потому что Ито неожиданно понимающе улыбнулась и сказала:

— Он плохой человек, Могами-сан. Такие люди, как он, не останавливаются на полпути. Прошу прощения за беспокойство, — она поднялась с места и удалилась. Лишь в дверях остановилась ненадолго — от оклика Могами, когда тот в каком-то странном порыве, который он сам себе не был в состоянии объяснить, спросил:

— Ито-сан? А чем вы торгуете?

Ито улыбнулась:

— Мы прядём ковры.

Могами ненавидел ковры: они собирают пыль и быстро пачкаются, а выбивать их — сплошной геморрой. У них вся квартира в коврах, потому что ковры очень любит его мама. Когда-то, задолго до того, как она заболела, когда они вместе ездили на выходные в соседние города на поезде, мама обязательно заходила в какой-нибудь местный магазин и долго-долго разглядывала ковры. Она говорила, что в каждый ковёр вплетена частичка души того, кто его сделал. Могами до сих пор это кажется полной ерундой.

Его вдруг запоздало догнало осознание, что Ито тоже не остановится. Не потому, что она плохой человек — потому, что она хороший человек. Если ей откажет тот, к кому она пойдёт сейчас, она обратится к следующему. Когда откажет следующий — возьмёт в руки нож и сделает всё сама. Ей легче будет убить, чем расстаться с последним напоминанием о муже, пускай это напоминание — всего лишь старая лавка, в которой девушки частичками своих душ выплетают пыльные ковры.

Могами поймал Ито на улице за пару мгновений до того, как та успела сесть в такси.

— Я всё сделаю, — сказал он. Он не мог сказать точно, была ли Ито удивлена, или только этого и ждала. — Но фотографии мало. Нужна частичка тела.

— Как… как прядь волос? — спросила женщина. Могами кивнул:

— Или кусочки ногтя. Но лучше кровь.

Лучше кровь. Кажется, только в этот момент Ито осознала, что Могами говорит серьёзно. Что он действительно убьёт человека ради неё. Осознала — и не отступила.

— Принесу, как только смогу, — кивнула она. — Сколько я вам должна?

— Не надо, — быстро сказал Могами. — Я не… не буду брать денег за это.

Ито снова кивнула и села в такси. Машина уехала, а Могами ещё долго, очень долго смотрел ей вслед, на дорогу, тут же заполнившуюся совсем другими машинами, и на пешеходный переход, на котором тут же начали толкаться совсем другие люди. Это только в этот раз. Только потому, что это плохой человек. Могами — не убийца.