И пока эта муха будет гладить свои лапки,

Я буду говорить, что у меня всё в порядке.

В среднем человек в день может врать до двухсот тысяч раз.

Вот и я солгу сейчас.

А потом ты уйдёшь, ты уйдёшь, а я останусь,

Станет странное сердце, бестолковая усталость.

И я буду бояться остаться один на один

С этой комнатой цветных пелерин,

Тобою связанных на мне пелерин.

Целуй меня, пока лучи не целятся в нас,

Пока ещё мы что-то чувствуем, пока мы ещё здесь.

Целуй меня, я ненавижу, когда ты так нужен,

Потом ведь всё намного может быть хуже.

Ты выдыхаешь: «У нас есть час, один час»…

«В комнате цветных пелерин» — Мария Чайковская

~ ~ ~

Нарро падает на кровать и глухо стонет в подушку. Тело ломит от усталости.

Будь проклят день, когда родилась эта чёртова Сейлан. Будь проклята сама чёртова Сейлан с её идиотскими поручениями. Будь проклят весь этот чёртов род!

— О Мора, пусть они все сдохнут в мучениях, — шипит Нарро. А думает совсем о другом.

Думает о длинных пальцах, путающихся в его волосах. Думает о раздражающе родной весёлой, наверняка фальшивой улыбке. Думает о глазах, сине-зелёных, как море, и глубоких, как океан. Думает о мягких и тёплых губах, по которым вечность назад зачарованно проводил большим пальцем. Думает, что обладатель всех этих безумно раздражающих, но родных черт сейчас мог бы быть рядом. Шептать на ухо всякие глупости, обнимать, нежно целова…

Нарро яростно трясёт головой, пытаясь прогнать из неё все мысли. Этим чувствам не место в сердце Нарро, в этом проклятом замке, в этом мире. Лучше злиться. Злиться на проклятого Сивиза за то, что оставил его здесь одного.

— Если ты меня слышишь, Сивиз, надеюсь, что тебе там очень плохо, — мстительно шипит Нарро.

А потом утыкается лицом в подушку и тихо всхлипывает.

А ведь этот скит, наверное, даже не вспоминает о нём. Занят там своими очень важными делами, и плевать ему на Нарро. Уж точно не испытывает ничего похожего. Иначе бы не бросил, иначе бы приехал. Да ведь?

Нарро понимает, что это глупая детская обида. Что у Сивиза наверняка есть свои объективные причины поступать так, как он поступает. Но Нарро всё равно обижается. И злится. Потому что больно. Потому что всхлипы никак не хотят утихать.

Нарро часто-часто дышит и прикусывает губу, чтобы не разрыдаться во весь голос. Не дай Эрна, ещё услышит кто-нибудь. Никому нельзя видеть Нарро слабым. Никому, кроме Сивиза. Раньше чёртов Стормланн молча прижимал его к себе и гладил по голове, ожидая, пока Нарро успокоится. Теперь приходится справляться самому.

Нарро обхватывает себя руками и представляет, что это руки Сивиза. Представляет, что Сивиз обнимает его, как раньше, держит крепко-крепко, чтобы Нарро не провалился в дебри воспоминаний. Сивиз в такие моменты ещё иногда лез под одежду, чтобы совсем отвлечь, за что потом, конечно же, огребал. Но сейчас, Нарро знает, не полез бы. Сейчас не тот случай.

Нарро ни за что не признается себе, что ему нравились прикосновения прохладных пальцев Сивиза. Это действительно отвлекало — по коже разбегались мурашки, сердце заходилось в бешеном стуке, а на щёки полз румянец. Сивиз то ли действительно этого не замечал, то ли делал вид, что не замечает, чтобы не смущать Нарро. Он в ответ тоже делал вид, что не замечал, как краснел Сивиз, когда Нарро, умирая от неловкости, целовал его в лоб. Исключительно в рамках деловых отношений. Ему же не нужно, чтобы Сивиз откинулся раньше времени.

А Сивиз правда выглядит так, будто вот-вот откинется. Не только от усталости. Нарро знает, как выматывает ненависть, но ещё сильнее выматывает любить тех, кто тебя ненавидит. Сивиз любит Сейлан, любит Йарн, любит свою семью. Может быть, любит и Нарро. А они все его ненавидят.

Нарро не нравится быть среди этих «всех». Не нравится сипло шептать «ненавижу» равнодушной темноте. Нарро не нравится, но по-другому он не может. Надеется научиться. Надеется, что будет, кому и зачем учиться. Что Сивиз вернётся. Что мир они спасут.

Для Нарро слишком много надежды. Кажется, Сивиз его заразил. Но надежда Нарро другая — робкая и тихая. Надежда Сивиза обречённая — он каждый раз знает, что ударят, но каждый раз всё равно подставляет сердце под нож. Нарро хочет закрыть его от этих ударов собой и спрятать израненное сердце в ладонях. Нарро хочет лечить, а не калечить.

Нарро так много хочет, но не может. Ничего не может. И от этого так больно, что он растворяется в небытие.

Когда Нарро проваливается в сон, ему снятся Сивиз, любовь и боль. Любовь побеждает.

***

На другом конце ночи у Сивиза отвратительно болит голова. Наверное, надо слушать Нарро и нормально спать, а ещё не забывать о еде. Наверное, надо заботиться о себе и отдыхать не только когда он валится с ног от усталости, как сейчас. Точно не надо думать о Нарро, потому что от этого вместо висков воображаемый штырь вонзается в сердце, а это в тысячу раз больнее.

Сивиз не думает о Нарро, поэтому штырь минует сердце и ввинчивается в череп. Хочется застонать, но Сивиз только откидывает голову и вцепляется в тонкое одеяло. Неудобная кровать скрипит при каждом движении, от сна на жёстком матрасе болит спина. Будь Нарро здесь, он бы пошутил, что Сивиз стареет. Сивиз натягивает потёртое одеяло повыше и обречённо перенаправляет штырь в сердце. Если страдать, то по полной программе. В конце концов, ему не привыкать.

Сивиз жмурится и представляет, что держит Нарро за руки. Руки, в которых идеально помещается нож. Руки, которые идеально помещаются в его, Сивиза, ладонях. Руки, которые бывали нежными, когда Сивиз без этой нежности не мог дышать. Сивиз долго думал, как попросить чуть больше странно-приятного тепла, не говоря, что дышать без него он не может всегда. Так и не придумал. Вот и остался с иллюзией фальшиво нежных рук иллюзорного Нарро.

Сивиз думает, что Нарро его не любит, и прошлая нежность тоже иллюзорная. Просто потому, что Сивиза не любит никто, а Сивиз любит всех. Потому, что Сивиз привык любить тех, кто не любит его в ответ. Потому что по-другому не бывает. Потому что мама так сказала.

Сивиз хочет плакать. Рыдать взахлёб, не слыша ничего за шумом сердца в ушах. Хочет приползти к Нарро на коленях, извиняться и умолять впустить его. Неважно, куда — в комнату, в дом, в сердце Нарро. Всё равно не впустит. Поэтому Сивиз только тихо-тихо всхлипывает и царапает щёки ногтями.

Вся боль Сивиза такая — тихая-тихая, незаметная, ранящая только его самого. Потому что его сердцу, вдоль-поперёк исполосованному, всё равно — одним шрамом больше, одним шрамом меньше. А других нужно защищать. От его боли в первую очередь.

То есть, это Сивиз убеждает себя, что всё равно. Сердце же болезненно ноет, бьётся о рёбра гулко, словно желая вырваться из грудной клетки. Вырваться и затихнуть в руках того единственного, кому это самое сердце Сивиз готов доверить. Даже если знает — его доверчивое сердце растопчут и выбросят, как всегда. Даже если знает — эти чувства, это доверие не взаимно. Сивиз привык.

Сивиз не плачет — он задыхается. Говорят, что по-настоящему начинаешь ценить что-то, только когда теряешь. Сивиз ценил Нарро всегда, но только сейчас отчётливо понял, как его это всё спасало. Неловкая нежность, пусть и иллюзорная. Едкие комментарии и подколы. Ощущение, что у него есть союзник. Просто присутствие Нарро рядом позволяло спокойно дышать. А теперь Нарро рядом нет, и Сивиз задыхается.

Он отстранённо думает, что упустил момент, когда Нарро стал его воздухом. Это происходило медленно. Просто в какой-то момент Сивиз осознал, что учащённый пульс от редкой, но такой красивой улыбки Нарро — не результат быстрого бега, а щёки горят не от холода. Просто в какой-то момент Сивиз поймал себя на мысли, что хочет поцеловать Нарро. Не для какого-то очередного плана, а просто так. Чтобы узнать, какие на вкус его губы. Чтобы сердце забилось чаще, и ноги подкашивались. Чтобы почувствовать себя живым.

Сивиз, конечно, так его и не поцеловал. Потому что знал, что Нарро оттолкнёт, а терять их пусть деловые, но хоть какие-то отношения не хотелось. Не хотелось терять иллюзию нежности, терять Нарро. Но он потерял. Сам бросил. Потому что так надо было для дела.

Потому что не хотел, чтобы его бросили первым? Потому что мама учила, что лучшая защита — это нападение?

Дурак потому что, вот и бросил. Испугался и сбежал. Любви его испугался, взаимности. Испугался, что обожжётся. Только вот одиночество жжёт душу больнее, чем самая нездоровая любовь. Другой у Сивиза и не было.

Сивиз жмурится, пока разноцветные круги под веками не превращаются в силуэт Нарро. Жмурится, пока силуэт не шепчет: «Иди сюда, милый», мягко и совсем не по-нарровски, но так горько-сладко, что сводит зубы. И только тогда Сивиз засыпает.

***

Сивизу снится Нарро. Воспоминание о Нарро, горько плачущем у него на плече. Сивиз понятия не имеет, что делать, поэтому прижимает Нарро к себе и гладит по спине. Если бы он знал, что навыки утешения окажутся однажды важнее навыков выживания, то… больше общался бы с Райном, наверное. Райн же эмпат, знает, какие слова подобрать и что сделать.

Может быть, Нарро плачет, потому что Сивиз его не любит. Сивиз и правда всеми силами старается делать вид, что их отношения чисто деловые. Для безопасности Нарро в первую очередь. Семейка у Сивиза, мягко говоря, не очень дружелюбная. А ещё сейчас не время. Мир разваливается, Моркет подступает, сам Сивиз… Сам Сивиз всегда разваливался. Только Нарро его и склеивает.

— И зачем тебе глупый недрэ, а? — шмыгает Нарро, вырывая его из мыслей.

— Нарро, — он еле останавливает себя, чтобы сказать «солнышко», ведь Нарро бы вряд ли понравилось, — неужели ты правда всерьёз слушаешь Сейлан?

Видимо, слушает, раз сейчас плачет на плече у Сивиза. Нарро снова шмыгает, но стыдливо молчит.

— Сейлан — просто завистливый ребёнок, — мягко объясняет Сивиз, трепля Нарро по голове. — Недолюбленный. Она завидует, что я уделяю тебе столько внимания, вот и достаёт. Не стоит обращать внимание на её слова. Тем более на оскорбления твоей расы. Это низко.

— А зачем ты уделяешь мне столько внимания? — спрашивает Нарро.

«Потому что я тебя люблю», — думает Сивиз. «Потому что хочу хоть как-то отплатить за всё, что ты для меня делаешь». «Потому что ты мне очень дорог». «Потому что не верю, что кто-то может любить меня, если я не буду ничего отдавать взамен». (Сивиз в принципе не особо верит, что кого-то можно любить просто так, ни за что. А то, что он любит маму, сестру, Нарро… это другое.)

Вслух Сивиз отвечает:

— Ну, мы же деловые партнёры, — «а хотелось бы быть просто партнёрами». Подумав, добавляет: — И с тобой весело.

— Кому весело? Мне вот как-то не очень, — привычно фыркает Нарро. — Ты меня раздражаешь. Но ты тоже как-то не выглядишь счастливым.

— С тобой?

— В принципе.

Сивиз хочет отшутиться, как делает всегда, когда кто-то попадает в самое больное место (обычно это делает матушка). Но такому доверчивому и открытому сейчас Нарро не хочется врать, поэтому он честно делится:

— С тобой мне лучше. Так что, ну, это… Ты давай, не кисни, а то тебя в таком состоянии совсем бесить не хочется.

Сивизу, вообще-то, и обычного Нарро хочется заобнимать, но, во-первых, Нарро будет против, а во-вторых, доставания — его главный язык любви. Бесячий, как и сам Сивиз. Какой есть.

Нарро утыкается носом ему в шею и вздыхает. Сивиза ведёт. Он размышляет, как бы не растечься влюблённой лужицей по полу, потому что Нарро похож на котёнка. На взъерошенного, мокрого и злого, но глубоко в душе — очень несчастного. И очень красивого. Серебристые волосы слабо вьются, из-за них выглядывают острые уши. Сивиз не выдерживает и дёргает за одно из них. Ухо смешно пружинит.

— Ты чего делаешь? — тут же поднимает голову Нарро.

— У тебя уши прикольные, — хихикает Сивиз и улыбается. Глупо-глупо, как самый влюблённый дурак во всём Фрите.

— Да ты… Сивиз, прекрати!

Нарро отпихивает его и возмущённо ерошится. Так он ещё больше похож на котёнка. Сивиз замечает, как полыхают щёки Нарро, заливисто смеётся и бросается за ним. Нарро с воплями убегает.

Кажется, Сивиз на короткое время чувствует себя абсолютно счастливым.

***

Спустя целую вечность Сивиз наконец возвращается. Наглый, как всегда, а ещё уставший и горячий. В смысле, с высокой температурой. То есть, он симпатичный, конечно, но… Нарро не знает, что за «но». Просто «но». Просто не хочется признавать, что Сивиз красивый — до ватных ног и белого шума в голове красивый. Хорошо, что когда он открывает рот, всё очарование пропадает, иначе Нарро не смог бы нормально функционировать в одном пространстве с Сивизом.

Через минут двадцать безуспешных попыток заснуть Нарро не выдерживает. Тело Сивиза за спиной пышет жаром, не обычным человеческим, а болезненным. Нарро осторожно переворачивается на другой бок, чтобы не разбудить его, и прижимается губами ко лбу Сивиза. Чтобы узнать температуру, разумеется. И, может быть, совсем немного — чтобы деть куда-то бестолковую нежность и желание этого придурка не придушить, а обнять (хотя придушить тоже можно). Потому что ему ведь не надо. Спит себе спокойным придурошным сном и знать не знает, что Нарро из-за него страдает.

Нарро заправляет мокрую от пота прядь Сивизу за ухо. На этот раз уже не думает, зачем и почему, просто делает. Рассматривает его лицо. В темноте видно плохо, но Нарро наизусть выучил контур этих губ и рисунок хитрых глаз. Губы хочется поцеловать, в глаза — смотреть долго-долго, пока весь мир не растворится в сине-зелёных волнах радужек. Нарро только проводит кончиками пальцев по щеке, едва ощутимо, и лохматит взмокшие волосы.

— Нарро… — на грани слышимости выдыхает Сивиз, открывая глаза. Нарро вздрагивает и отдёргивает руку. — Нет-нет, продолжай, пожалуйста.

— Ты чего так пугаешь? — шипит Нарро, чтобы скрыть смущение.

— А чего ты меня трогаешь?

— Я температуру проверял.

— И как? — интересуется Сивиз.

— Ты горячий. Но не в том смысле, в котором тебе хотелось бы, — опережая шутку, огорчает его Нарро.

Сивиз хрипло смеётся. Необъяснимая нежность снова волнами накатывает на берега сердца Нарро. Сопротивляться не хочется. К тому же, в хриплом смехе Нарро улавливает нотки истерики, а в глазах Сивиза до этого плескалась бесконечная усталость. Гордость, смущение и обида тут же отходят на второй план. Пусть даже Сивизу нежности не нужны, это нужно Нарро. Нужно лечить и лечиться.

Нарро путает пальцы в волосах Сивиза, прижимает его голову к себе и целует в лоб. Под губами чувствуется солёный пот и — где-то глубоко внутри черепа — беспокойные стайки мыслей. Нарро почти физически ощущает, как они мечутся в этой придурошной голове.

— Ты чего? — удивляется Сивиз.

— Ш-ш-ш-ш, тише, — выдыхает Нарро ему в макушку. — Я тебя не брошу. Я рядом. Спи давай.

— Нарро…

Сивиз крепко обнимает его, ластится к прикосновениям и разве что не скулит. Нарро свободной рукой гладит Сивиза по спине. Как же он всё-таки похож на щенка. Смотрит голодными глазами, а любви никогда не просит, только улыбается ломано и фальшиво. Не знает, что Нарро готов подарить ему всю любовь мира и эту странную, лишнюю-нужную нежность. Нарро думает, что однажды, когда-если они всё-таки спасут мир, он сможет выплеснуть на Сивиза всю эту нежность. И утопить в ней. Потому что нечего было на полгода пропадать!

Сивиз тянется за его рукой, и все мысли тут же улетучиваются. Надо всё-таки хоть немного отогреть заботой этого щенка, чтоб не откинулся, да только как? Нарро не знает. Поэтому решает не думать и целовать Сивиза в лоб, пока он не угомонится. Хочется поцеловать в губы, но, знаете, деловые отношения, ничего не поделаешь. Не тот момент.

Сивиз угомоняться не собирается и в целом выглядит так, будто тонет. Нарро надеется, что в его нежности, а не в боли и лихорадке. «Вот, держи всю мою любовь, подавись ей», — мстительно думает Нарро. Но тут Сивиз морщится и закусывает губу, и все проклятия уступают место «хотел бы я забрать всю его боль».

— Тише, тише, — бормочет Нарро и кладёт озябшие пальцы на виски Сивиза. Вроде бы, помогает. По крайней мере, этот придурошный открывает глаза и смотрит на него. Нет, не так. Смотрит.

Глаза у Сивиза — самый глубокий океан и бескрайнее море. Не провалиться в них невозможно, выбраться из этого омута — тоже. Остаётся только стать одним из местных чертей. С ножом. Без ножа Нарро — никуда, в тихие омуты глаз — в том числе.

Нарро читает в этих глазах уныние и тоску. Раскаяние. Вину. Отчаяние. И боль, целое море боли. От этого хочется одновременно убежать и спрятаться, прирезать всех, кто ранил Сивиза, и обнять его, залечивая все раны. Ничего из этого Нарро сделать не может, поэтому смотрит в ответ, надеясь, что Сивиз всё поймёт. Что разглядит за злобой и ненавистью его любовь.

Хотя Сивиз сейчас едва ли способен что-то где-то разглядеть. Его глаза лихорадочно блестят, кожа почти плавится. Есть и плюсы — в температурном бреду он вряд ли запомнит всё происходящее. Не придётся смущаться и делать вид, что ничего не было. А ещё Нарро снова увидит его «это правда мне?» выражение лица, когда (если) снова сможет быть нежным.

Надо всё-таки его утопить (не обязательно в любви). Или сжечь. Исключительно в рамках деловых отношений.

— Нарро… Нарро, Нарро, Нарро… — в забытьи шепчет Сивиз, отвлекая.

Нарро слышит в этом шёпоте всё. Слышит «прости» и «я больше тебя не брошу». Слышит «спасибо» и «я рядом». И чуть-чуть, едва ощутимо — «я тебя люблю».

Когда дыхание Сивиза выравнивается, Нарро одними губами шепчет, прежде чем заснуть вместе с ним:

— Я тоже тебя люблю.