Глава 8

— Так, значит, Бланш пишет тебе уже не впервые? — Жан улыбается, глядя в экран телефона Кевина.

Экран, на котором по-прежнему отчетливо видно сообщение от девушки. В тексте сообщения нет ничего неприличного, странного или компрометирующего, но сам факт сообщения — Кевину — от Бланш — выглядит для Жана… по меньшей мере непонятным. По большей — черт возьми, да Бланш даже ни разу не говорила с ним о Кевине после их ссоры. 

— Ты говорил, она… Это разве не она была против наших отношений? Я ничего не понимаю, — Кевин качает головой, и на его лице застывает выражение такой беспомощной растерянности, что Жан невольно смеётся, а потом забирает телефон из его рук, чтобы положить его на столик и обнять Кевина за плечи. Тот послушно утыкается носом ему в шею, обнимая в ответ, устраивает голову на плече Жана, но по-прежнему не понимает.

Точнее, Кевин догадывается. Просто его догадки ему совершенно не нравятся, и он предпочитает думать, что ошибается. Потому что это абсурдно — даже предполагать, что…

— Когда мы с тобой… расстались, — начинает вдруг Жан, поглаживая Кевина по волосам, — она писала тебе?

Кевин хмурит брови.

— Да. Даже больше, чем раньше, наверное. Но не сразу. Я и не… Я подумал, вы с ней помирились из-за того, что между нами всё закончилось, и она так прониклась уважением, что сама захотела со мной пообщаться, — Кевин фыркает. Жан со смехом обхватывает его лицо ладонями и прищуривается. Ловит взгляд его глаз.

— Все наши с тобой проблемы, Кев, из-за одного, — говорит он мягко, хотя и с ноткой упрека, — мы вечно додумываем, но забываем спросить. Мы ведь… Мы и без того говорим на разных языках, буквально, без всяких метафор, — Жан проводит ладонью по лбу Кевина, пальцами сквозь волосы, и прикосновение это — непривычно нежное. — Нам нельзя допускать таких недопониманий. Всегда нужно говорить. Вслух. Давай договоримся делать так всегда, пожалуйста, — в глазах Жана стоит беззвучная мольба, и Кевин быстро кивает, прежде чем коротко чмокнуть его в губы.

— Но всё-таки, что мне отвечать твоей сестре? — спрашивает он, высвобождаясь из объятий Жана. Тот фыркает и наконец задумывается.

— Можешь скинуть ей нашу фотку вдвоём, — предлагает он, — написать, что скоро ты будешь в Марселе, и вы поговорите лично…

— Эй, на такое я не подписывался, — возмущается Кевин со смехом, и Жан треплет его по плечу.

— Ну, тебе в любом случае придётся с ней поговорить, — отвечает он с сочувствующей улыбкой. Кевин наконец вздыхает, и весь их смех разом сходит на нет.

— Ты правда думаешь, что..? — начинает он, не решаясь договаривать и озвучивать свои предположения, но Жан понимает без слов — и кивает.

— Я правда думаю, что ты ей нравишься, Кев, каким бы абсурдом это ни казалось, — он усмехается — уже чуть менее весело. — Правда, она ведь практически ничего о тебе не знает. Она наверняка просто выдумала твой образ у себя в голове, и…

— Но ей… семнадцать? — с некоторым удивлением в голосе вопрошает Кевин.

— Не будь эйджистом, — Жан со смехом хлопает его по плечу. Однако он видит, что Кевин выглядит встревоженным, и вновь притягивает его к себе. Его теплые губы касаются виска Кевина, и он мгновенно чувствует себя в безопасности. Это волшебное свойство прикосновений Жана: как бы плохо ему ни было — одно касание пальцев, губ или мягкая улыбка способны вдохнуть в Кевина жизнь. — Не переживай, mon chéri. Мы разберемся. Она всегда была понимающей и сговорчивой, просто нужно поговорить с ней об этом и объяснить, как обстоят дела сейчас. Хорошо?

Кевин отвечает кивком, устраивается на его груди, пока Жан прислоняется к стене и устремляет взгляд в окно, на мелькающие летние пейзажи. Волнение не дает Кевину уснуть, но он глубоко дышит, чувствуя биение сердца Жана собственной грудью, и думает — очень, очень много думает о том, что грядет впереди и что уже пройдено ими двумя.

Марсель встречает их облаками и теплым, душным воздухом утомившегося под вечер города. Пока они идут от вокзала к платформе, чтобы сесть на автобус, Кевин понимает одну важную вещь, которая почему-то не приходила ему в голову раньше: он любит приезжать в Марсель не только потому, что это родина Жана, или потому, что здесь красиво, солнечно и всегда по-летнему оживленно. Нет: Кевин любит этот город за то, каким Жан становится каждый раз, когда оказывается дома. И дом для него — необязательно квартира его родителей, дом — сам Марсель, его узкие улочки, европейские дома, морская гладь, порт и шумная французская речь. Даже в Париже Жан остается немного скованным — что уж говорить о Штатах. Но здесь… Здесь он меняется по-настоящему, и Кевин не может этого не видеть. Вот и сейчас: они идут, стуча колесиками чемоданов об асфальт, закатное солнце апельсиновым светом заливает лицо Жана и его волосы, пока он щурится, не переставая оживленно рассказывать о том, как однажды они с родителями возвращались из путешествия в Ним с этого же вокзала… Кевин слушает и улыбается, так широко, что Жан даже смущенно смеётся: ему нравится, как быстро Жан говорит по-французски, нравятся его эмоции, нравится, что он позволяет себе немного расслабиться, отпускает себя каждый раз, когда попадает под влияние этого города.

В этот момент, когда они останавливаются на тротуаре в обозначенном месте и ждут свой автобус, Кевин берет Жана за руку, переплетает их пальцы, закрывая глаза и глубоко вдыхая, и впервые позволяет себе задуматься о серьезном будущем вместе. Может быть, хорошей идеей будет переехать сюда, в Марсель? Они будут снимать уютную квартирку, Кевин найдет работу, с его-то знанием французского, — и Жан тоже, как и хотел… Пока что это кажется слишком далеким, но что-то в этих мыслях успокаивает Кевина и приносит ему невероятное удовольствие.

Квартира пустует, когда они наконец добираются до неё и устало падают на кровать в комнате Жана. Однако сам Жан тут же заставляет себя подняться и, оставив Кевина отдыхать, уходит в супермаркет, чтобы купить им хотя бы что-нибудь на ужин — холодильник тоже встречает их тоскливой пустотой.

На ужин они довольствуются пиццей быстрого приготовления и двумя бутылками лимонада, который ощущается особенно вкусным, когда Жан открывает окно, а Кевин переплетает их пальцы, и они обсуждают какую-то незначительную ерунду, не думая о тревогах и проблемах.

— Значит, у нас есть ещё неделя, прежде чем ты уедешь, — заключает Жан, когда прохладный ветерок с улицы растрепывает его кудри. Кевин согласно хмыкает, допивая уже нагревшийся лимонад одним глотком. — Чем хочешь заняться? — спрашивает у него Жан, прежде чем потянуться к нему и взлохматить ладонью его волосы.

— Мне без разницы, — Кевин пожимает. — Просто побыть с тобой. Со всем разобраться. Решить, как будем выживать ещё один учебный год…

— Никакого негатива, — прерывает его Жан со смехом, — хотя бы эту неделю, Кев. Ладно?

— Ладно, — тот улыбается: он-то и не собирался грустить и убиваться из-за скорой разлуки, просто не представляет, как они переживут ещё один год, если прошедший пережили с трудом. — Но я точно знаю, чем мы займемся завтра, — вдруг говорит он, и Жан вопросительно выгибает бровь. — Мы должны поговорить с твоей сестрой.

— Мы? — ухмыляется Жан. — По-моему, из нас двоих именно…

— Эй, — Кевин смеётся, и Жан тут же поправляет себя:

— Ладно-ладно. Я сейчас ей позвоню, спрошу о встрече. Хорошо?

Получив от Кевина быстрый кивок, Жан целует его в лоб и уходит в другую комнату. Кевину жутко интересно, о чем они говорят — и как, — но он даёт Жану время и личное пространство, а сам встаёт возле открытого окна и прикрывает глаза, вдыхая воздух, пропитанный морской солью и выхлопными газами.

Жан возвращается через несколько минут, и его лицо непроницаемо — Кевин буквально не может понять его эмоции после их разговора с сестрой. Он подходит к Кевину со спины, обнимает его за талию, устраивая подбородок на его плече, и Кевин запускает ладонь в его волосы.

— Ну что? — спрашивает он тихо и слышит едва заметный вздох.

— Как только я упомянул тебя, сказал, что ты приехал, она, кажется, всё сама поняла, — Жан усмехается. — По голосу услышал. Я только надеюсь, она плакать не будет. Ситуация до ужаса глупая, но мне всё-таки хочется, чтобы она не чувствовала себя несчастной из-за чувств к выдуманному человеку.

— Вообще-то я вполне себе реальный, — смеётся Кевин, и Жан целует его в мочку уха.

— Более чем. Но ты знаешь, о чём я. И знаешь, что будет ещё реальнее? Если ты сейчас разденешься и мы пойдём в душ.

— Уговорил, — фыркает Кевин, пока в груди и внизу живота разливается тепло от предвкушения этих минут под горячим душем с пальцами Жана на его талии и его поцелуями по шее и плечам.

♡♡♡

Бланш встречает их на входе в квартиру — насколько Кевин помнит, она живет с их отцом, и эта квартира выглядит гораздо больше, чем та, в которой остановились они с Жаном. Интерьер здесь выглядит дороже, как и мебель, Кевин замечает плазму на стене в гостиной, а потом они проходят на кухню, и Бланш замирает возле открытого холодильника. Она упрямо избегает взглядов в сторону Кевина, будто игнорирует его, хотя и здоровается с ним, — и Кевин сидит за столом в незнакомой квартире в абсолютном замешательстве: если бы не Жан, он бы, пожалуй, просто сбежал в ту же минуту.

— У нас есть чай, сидр, кофе… Что хотите? — спрашивает Бланш, бросая быстрый взгляд на Жана и доставая упаковку молока из холодильника, прежде чем включить кофемашину. Парни молчат, и Бланш вынуждена снова обернуться на брата, — но тот лишь выразительно смотрит. — Давно не виделись. Я скучала, — говорит она ему, пытаясь улыбнуться искренне, но выходит — нервно. Жан качает головой, а после лишь выдает с мягким упреком:

— Бланш.

И этого оказывается достаточно, чтобы девушка опустила молоко на стол и зарылась пальцами волосы, скрывая лицо.

— Извините меня. Пожалуйста, извините, это ужасно, я…

— Эй, эй, малыш, — Жан тут же встаёт, подходит ближе и кладет ладонь на её плечо, но она не открывает лица, и он притягивает её к своей груди. Его взгляд, устремленный на Кевина, сквозит беспокойством.

— Я правда не знаю, как это произошло, я просто… Я… Извини, пожалуйста, извини, вы отличная пара, я не знаю, почему я несла тот бред о том, что вам лучше рас…

— Чш, — Жан, морщась, не дает ей договорить. — Всё в порядке. Сейчас всё в порядке. Такое бывает. Я… Мы тебя не виним.

— И Кевин? — спрашивает она вдруг едва слышно. Кевин лишь хлопает глазами, не понимая, ему ли был адресован вопрос.

— Я могу оставить вас наедине, если ты хочешь с ним поговорить, — предлагает Жан, но Бланш тут же отстраняется и едва ли не с ужасом качает головой.

— Нет! Нет, останься, — бормочет она, сжимая его локоть, а потом поворачивается к Кевину.

И это правда адски неловкий момент: Кевин лишь в эту секунду, когда всматривается в её лицо и видит эти длинные чёрные ресницы — как у Жана, — эти большие серые глаза — как у Жана, один в один, — лишь в эту секунду он осознает, что в него и правда умудрилась влюбиться сестра его парня, и от этого факта внутри что-то закручивается в неприятный узел.

Диалог между ними — тоже неловкий, но Кевин всё же успокаивает ее словами о том, что не случилось ничего смертельно страшного, что он не обижается и не считает её ни в чем виноватой, — и Жан поддакивает ему. А потом Жан предлагает им провести время всем вместе, втроем: они с сестрой никогда не были слишком близки, начали нормально общаться лишь когда стали постарше, да и тогда это прервалось тем, что они разъехались по разным концам города. Но сейчас это необходимо им всем: Жану, чтобы убедиться, что сестра в порядке и может находиться рядом с Кевином, не краснея до кончиков ушей каждую секунду, Бланш — чтобы наверстать упущенное в разговорах с братом и поделиться новостями, Кевину — чтобы успокоить свою душу и понаблюдать за взаимоотношениями этих двух французов, которые так похожи, и вместе с тем — так друг от друга отличаются.

И они проводят вместе большую часть этого дня: вместе едят мороженое в джелатерии в центре города, гуляют по набережной Старого порта, Бланш рассказывает Кевину о том, как проходит учеба в лицее во Франции, и под конец прогулки неловкость между ними наконец сходит на нет. Девушка оказывается очень интересным человеком, пусть и бросает на Кевина эти смущенные отрывистые взгляды, — но Кевин уверен, что и это пройдет со временем.

Ему лишь хочется убедиться в том, что он не сделал ей больно каким-нибудь случайно брошенным словом или взглядом, но вечером, когда они уже возвращаются вдвоём в квартиру, Жан убеждает его, что она будет в норме уже через пару дней.

— Для неё это привычная практика — влюбиться в кого-нибудь до потери пульса и так же быстро остыть, — Жан с улыбкой пожимает плечами, пока переодевается в спальне, а Кевин стоит в дверном проеме и наблюдает за ним. — Пялиться неприлично, Кевин, — замечает Жан с веселым упреком в голосе, но его лицо слегка розовеет от смущения.

— Я просто не могу понять, зачем ты одеваешься, если я все равно сейчас собираюсь тебя раздеть, — отвечает Кевин беспечно, делая шаг к нему навстречу, и Жан застывает — стоя возле кровати в боксерах и футболке-поло.

Он целует Кевина первым, опустив ладонь ему на шею, а вторая его рука тут же ложится на пояс его джинсов, расстегивая ремень. Дрожащие пальцы справляются не с первого раза, но в конце концов джинсы Кевина тоже падают вниз, а Жан оказывается сидящим на кровати — с Кевином на его коленях.

И вряд ли Кевин смог бы придумать завершение вечера лучше, чем это.

♡♡♡

— Я знаю, куда мы сегодня поедем.

Кевин поднимает взгляд на Жана, который стоит возле плиты: яркое утреннее солнце освещает его красивый лик своими лучами, волосы растрепаны, и вообще он сейчас очень похож на котенка после сна. Кевин мило хмыкает, не в силах оторвать от него взгляд: на нём нет ничего, кроме нижнего белья, Жан стоит к нему спиной, открывая вид на широкие плечи и красивые острые локти.

— И куда же? — спрашивает он, любуясь его телом: по-прежнему никак не может унять восторг, словно впервые видит Жана практически голым.

— Не скажу. Увидишь, — хитро улыбается Жан, оборачиваясь на него и замечая, что Кевин на него смотрит. Да и не просто смотрит: он видит его взгляд, видит в нём переплетение нежности и тепла, и его губы расплываются в широкой улыбке, прежде чем он, оставив завтрак на плите, делает два шага к Кевину, чтобы поцеловать его. — Вот только… — Жан вдруг прищуривается, — ладно, с этим как-нибудь разберемся, — он взмахивает рукой и возвращается к их завтраку, выключая плиту.

Кевин непонимающе хмурится, но спорить, как и задавать вопросы, не решается, — ждёт, пока Жан поставит перед ним тарелку, целует его в щеку, когда тот садится на стул рядом, а потом делает глоток кофе и прикрывает глаза от удовольствия.

Завтрак с любимым человеком в красивом городе, когда солнце бьет в окна — что может быть лучше?

Жан возвращается к тому, с чем собирался «разобраться», как только они убирают со стола и входят в спальню. Он роется в шкафу в поисках чего-то, а потом протягивает Кевину какую-то сложенную вдвое вещь:

— Примерь. Надеюсь, подойдут.

Кевин качает головой, все еще не понимая, но берет вещь из его рук — и понимает, что это плавательные шорты. Ему едва удается сдержать радостный возглас, но он направляется в ванную, чтобы их примерить.

— Неплохо, — он выходит, показываясь Жану, и тот хмыкает, оглядывая его. — У меня с собой нет ничего для плавания, а у тебя вряд ли найдется что-то лучше. Так что пойдет.

И они выдвигаются — Кевин по-прежнему не знает, куда именно, но подозревает, что это будет пляж.

Жан бросает в сумку полотенца, солнцезащитный крем, они надевают футболки и берут с собой сменные вещи, а потом Кевин вдруг видит блеск автомобильных ключей, которые Жан прокручивает в пальцах.

— Ты не говорил, что у тебя есть машина? — удивлённо спрашивает Кевин, когда они спускаются по лестнице. Жан фыркает.

— Потому что у меня её нет. Это машина отца. Он иногда разрешает мне брать её. Я вчера взял ключи, когда мы были у Бланш.

— Ясно, — смеётся Кевин, — но зато ты умеешь водить.

Кевин догадывается, куда они едут, — но всё равно искренне удивляется и восторгается, когда Жан оставляет машину в тени на парковке, а они направляются по брусчатой дорожке на пляж. Пляж, усыпанный галькой, — небольшая бухта между скал с красивым видом на бирюзу моря, где волны мерно плещутся о камни, а в воздухе пахнет солью и солнцем.

Этот день проходит восхитительно.

Кевин не то чтобы фанат моря или плавания — он не так часто бывает на побережьях, чтобы в принципе судить, но за всю жизнь в нём не возникло особенной к этому любви. Однако рядом с Жаном всё ощущается немного иначе — и морская гладь в том числе, — так что этим днём он наслаждается в полной мере.

Они ложатся на полотенцах на теплой гальке, Жан осторожно покрывает плечи и спину Кевина солнцезащитным кремом, и от нежных, массирующих прикосновений его пальцев Кевин едва не стонет, — Жан добивает поцелуем в затылок, и им требуется ещё несколько минут на то, чтобы снять накопившееся напряжение нетерпеливыми поцелуями.

Они плавают в чистейшей воде — она прохладная, но эта прохлада приятна по сравнению с палящей жарой, — и Кевин ныряет под воду, где приглушены все звуки, а лицо обдает свежестью.

— Твоя задница в моих плавках выглядит просто великолепно, — бормочет ему Жан, когда он выныривает на поверхность, и Кевин смеётся, а потом берет Жана за руку и тянет за собой под воду.

Жан выглядит забавно, когда выныривает и протирает глаза от морской соли, встряхивая головой. Так забавно, что Кевин тут же подплывает ближе и обнимает его за талию, целуя в висок. Жан обнимает его в ответ, одной ногой обхватывает за бедра под водой, и эти прикосновения кожей к коже сквозь толщу воды ощущаются отчего-то даже более интимно. Они со смехом обнимаются, глядя в глаза друг другу, тяжело дышат, а потом Жан осторожно целует его в губы — правда осторожно, словно боится сделать что-то не так, словно Кевин в одних плавках на солнце, с каплями воды на торсе, кажется ему чем-то, что надо беречь изо всех сил. Пальцами Кевин вплетается в мокрые волосы Жана, отвечая на поцелуй, и это поцелуй с привкусом соли, лета, свободы и нежности, которые все вместе определяют суть отношений Кевина и Жана.

— Это так странно, — говорит Жан, когда они уже греются на солнце, лежа на полотенцах, и пьют лимонад — до того ледяной, что скулы сводит. — Год назад в это время я только собирал документы для того, чтобы поехать в Америку. Даже представить себе не мог, что… Чем всё обернется.

— Я тоже, — тихо смеется Кевин. — Тогда я предвкушал очередной скучный учебный год. Как хорошо, что ты приехал.

— Я чуть было не передумал в последний момент, — Жан подставляет лицо солнцу, — ну, когда собирал документы. Это так нудно. И им всегда чего-то недоставало. В конце концов я пришел к ректору и попросил отозвать к чертям заявку на учебу по обмену, а он меня успокоил, налил мне чая и помог разобраться со всем, — он тихо смеется. — Да, эта поездка меня однозначно закалила и научила самостоятельности.

— Ты молодец, — тихо говорит Кевин с улыбкой и берет Жана за руку, переплетая их пальцы, и тот поворачивает к нему голову, посылая благодарный взгляд в ответ.

Кевин прикрывает глаза, наслаждаясь жарким теплом, и тоже погружается в воспоминания: он иногда задумывается о том, как бы прошел этот учебный год, если бы не Жан. Вероятно, так же, как предыдущие, но в предыдущих хорошего было мало — или Кевин просто настолько утопал в учебе и своих делах, что не замечал это хорошее.

Жан помог ему увидеть больше.

И Кевин не знает, что будет дальше, понятия не имеет, в какой точке они с Жаном окажутся через год — будут ли по-прежнему рядом, еще ближе, чем прежде, или разойдутся, как в море корабли, и даже удалят номера телефонов друг друга? Он не знает и не хочет гадать, потому что сейчас он чувствует себя счастливым, слушая размеренное дыхание Жана рядом с собой и тихий плеск волн об острые камни бухты.

♡♡♡

Неделя — чудовищно короткий срок. Кевин понимает это, когда просыпается в последний день своего пребывания в Марселе и вспоминает о том, что его обратный рейс уже через несколько часов.

Жан уже не спит, смотрит в экран телефона, сонно щурясь, — и Кевин двигается ближе к нему, забирает телефон у него из рук и обнимает его за талию, носом утыкаясь в шею.

— Побудь со мной, — просит он едва слышно, и Жан тут же тихо смеется, запуская ладонь в его волосы.

— Я и так с тобой, — отвечает он нежно, будто мурлычет — его утренняя хрипотца в голосе в сочетании с его ленивым французским — причина утреннего стояка Кевина Дэя, и это не блядская метафора.

— Скоро не будешь, — почти против воли говорит Кевин, и Жан вздыхает едва слышно. Их ноги под одеялом переплетаются, Жан бедром прижимается к паху Кевина, обнимает его за талию, притягивая к себе вплотную.

— Тише, — шепчет он, прежде чем накрыть его губы коротким поцелуем, и на ближайшие полчаса Кевин действительно замолкает — с его губ срываются лишь стоны.

Жан откидывает одеяло в сторону, садится на бедрах Кевина, покрывая его лицо короткими поцелуями, а потом едва заметно двигается вперед. Это скольжение ощущается так остро сейчас, с утра, когда нервные окончания более чувствительны, чем обычно, а ладони Кевина сжимают талию парня, — и потому Кевин не сдерживает тихий стон.

И Жан не делает ничего больше: хватает этих дразнящих движений бедрами, пахом о пах, словно им обоим по шестнадцать, и фроттаж — единственное, что они могут себе позволить, потому что родители в соседней комнате. Но они по-прежнему одни в квартире, а Кевин стонет Жану на ухо, не стесняясь, — но все-таки есть в этом нечто интимное — доводить его до предела без единого прикосновения рукой, сквозь ткань нижнего белья.

Когда Кевин подается бедрами в ответ, настает очередь сбитого дыхания от Жана, и он отвечает на это серией быстрых влажных поцелуев в губы и шею. По утрам Жан какой-то непривычно мягкий, его кожа ощущается теплее, а его запах, свободный от запаха парфюмов и гелей, пробуждает в Кевине еще большее желание. И эта горячая пульсация внизу живота заставляет его высоко простонать, потираясь пахом о бедро Жана, и Жан податливо двигается на нем в ответ.

На то, чтобы кончить, уходит чуть больше времени, чем обычно, но не слишком: Кевин и так чересчур возбужден от такой чрезвычайной близости, и как только они оба стягивают нижнее белье, а их члены соприкасаются, Жану хватает всего пары движений — и ни одного прикосновения рук.

И вот — он уже плавает в послеоргазменной дымке, тяжело дыша, и чувствует, как Жан падает рядом с ним, опуская ладонь ему на грудь.

Когда они вдвоем идут в душ, а после пьют кофе на балконе, Кевин наполняется внезапным оптимизмом: если до этого ему казалось, что пережить очередные несколько месяцев разлуки будет адски сложно, то теперь… Теперь он смотрит на улыбку Жана перед собой, кивает, соглашаясь с его словами и понимает, что всё не так уж и плохо — а очень, очень даже хорошо.

♡♡♡

Они заводят несколько привычек в течение этого учебного года — последнего, который проводят на таком большом расстоянии друг от друга. Каждую пятницу они созваниваются по видеосвязи, в остальные дни — просто звонят по настроению, обмениваются фотографиями — глупые селфи из кровати утром или что-то более откровенное, в запотевшем зеркале ванной комнаты с полотенцем на поясе. Они отправляют друг другу открытки, а потом начинают писать письма: это просто забавно и интересно, дожидаться письма с другого материка, писать ответ от руки и шутить об этом во время разговоров по телефону.

Последний учебный год выдается трудным для обоих, поэтому им не удается видеться каждые два-три месяца, как они рассчитывали, — но Кевин переносит это на удивление проще, чем он рассчитывал. И всё-таки Жану удается ухватить билеты заранее и прилететь к нему на Рождество — которое они отмечают вместе с Эбби и отцом Кевина.

Эбби и Жан быстро находят общий язык, когда он предлагает ей свою помощь в готовке и делится одним из семейных рецептов. Эбигейл остается в восторге от его французского акцента, доброжелательной улыбки и того, с какой нежностью он обращается с Кевином: это особенно заметно сейчас, после долгой разлуки, когда им так остро не хватало прикосновений друг друга, и потому они просто не могут отлипнуть друг от друга, даже сидя за столом Жан держит ладонь на талии Кевина.

Дэвид тоже наконец убеждается в том, что Кевина можно доверить Жану: эти сомнения в нем сохраняются еще с той ситуации, которая случилась весной и закончилась их расставанием на время, но сейчас он сам наблюдает за их взаимоотношениями и понимает, что если бы Жан не заботился о его сыне по-настоящему, то он бы не вёл себя с ним так осторожно и ласково, — и этого ему оказывается достаточно, чтобы успокоиться.

Они празднуют Рождество вместе, пьют вино, обмениваются подарками и обсуждают планы на будущий год, — а потом, в уединении, в тишине спальни, погруженной в полумрак, Кевин предлагает Жану то, о чем думает уже не первый месяц — почти всё время с тех пор, как они снова разъехались по своим городам.

— Ты любишь Францию больше, чем я люблю Штаты, — начинает он, взяв ладонь Жана в свои и осторожно поглаживая его костяшки большим пальцем. Жан хочет возразить, но Кевин не дает ему ничего сказать, продолжая: — Нет, я тоже люблю город, где родился и вырос, как и город, где учусь, но… Ты меняешься. Ты разный, когда мы здесь и когда в Марселе. Поэтому я бы хотел сам переехать туда следующим летом. Мы могли бы… Могли бы жить вместе. Что скажешь?

Он ждет ответа в тревожном молчании, выводя пальцем круги на тыльной стороне ладони Жана, пока тот смотрит на него с изумлением.

— Ты… Ты хочешь переехать в мой родной город? Ради меня? — спрашивает он тихо, и это искреннее удивление в его голосе вызывает у Кевина смех.

— Да, — отвечает он просто. — Ничего не мешает нам потом переехать вдвоем в Штаты, если мы передумаем, или просто приезжать сюда время от времени… Я просто, — он замолкает, прикусывая губу. — Это серьезный шаг. Я просто хочу знать, готов ли ты к нему… со мной.

— Кевин, — выдыхает Жан, а после притягивает его к себе за плечи, и его губы оставляют россыпь горячих поцелуев на его виске, скуле и шее. — Конечно. Конечно, милый, если не с тобой, то больше и ни с кем.

И Кевину этого оказывается достаточно, чтобы его губы растянулись в широкого улыбке, а из груди вырвался вздох облегчения.

♡♡♡

Кевин первым открывает дверь ключом и заходит в залитый солнцем коридор.

Там не слишком много места, но хватает, чтобы разместить чемодан и тяжелый рюкзак. После он скидывает кроссовки и едва не бегом направляется к окну.

Красивая марсельская улица с цветными домиками, булочная прямо под окном и шум оживленного города. Он открывает окно, впуская жаркий воздух, а после прикрывает глаза.

Жан должен приехать через два часа, и Кевин ждёт этого, как ничего другого, — но в эту минуту он чувствует себя таким счастливым, каким не был уже очень, очень давно.