Если бы я был...

Чжун Ли любил море.

Сколько бы он ни воротил нос от морепродуктов и не рассказывал историй о чудищах, таящихся в глубинах, Тарталья видел, как его взгляд задерживался на водной глади, с какой заботой он смотрел на прибытие и отбытие судов, разгрузку товаров и прибывших путешественников. Он помнит, как они стояли на палубе «Бисерного парома», вглядывались в покрытое прозрачной бирюзой дно, причудливо переплетающиеся кораллы и снующих меж ними рыбок.

— Море особенно прекрасно, когда спокойно, — сказал тогда Чжун Ли. — Если спокойно оно, значит, дела в гавани идут хорошо.

Чайльд знал, что это касается не только моря. Что Чжун Ли ценит стабильность и спокойствие, что он любит долгие обеды за бессмысленными беседами, предпочитает праздные прогулки по городу беспорядочным дракам с похитителями сокровищ. Ему совсем не место рядом с наводящим хаос Тартальей. И всё же, пока Чжун Ли любовался морем, Чайльд любовался им, не давая этим мыслям испортить свидание.

— Что тебя гложет?

Тарталья дёрнулся от неожиданности вопроса и вернулся к разглядыванию рыб. Щёки заалели от внимательного взгляда. Проницательность Чжун Ли не была для него сюрпризом, но вновь и вновь заставляла принять поражение и не отпираться от действительности.

— Если бы я был твоим морем, я никогда бы не был спокоен.

Сейчас море особенно беспокойно. Только поэтому Тарталья до сих пор здесь. Сердце Бога передано Синьоре, и они уже должны были отбыть в Снежную. Но море после битвы с Осиалом так и не стихло. Воды бушуют уже неделю, не давая кораблям отходить от гавани. Это, кажется, порядком досаждало Цисин, мешая торговле и замедляя восстановление гавани. Фатуи оставались в городе дольше нужного, и понять, кого это волнует больше: Цисин или Синьору, — та ещё задачка.

И только Тарталья благодарит Гидро Архонта.

Порывы ветра пронзают одежду и путают волосы, песок неприятно бьёт по лицу, иногда попадая в глаза. Набегающие волны постоянно скрывают отдалённые части отмели, поэтому он сидит почти у подножья горы и ждёт, когда гонимый ветром песок совсем скроет его от мира. Даже сейчас воздух тёплый и солёный, и это душит до желания вырезать клинком свои лёгкие. И сердце.

Он не хочет, чтобы шторм когда-нибудь закончился. Когда это произойдёт, ему придётся взойти на корабль и ещё долго смотреть на привычную, блестящую под низким солнцем водяную гладь, вспоминая размеренные встречи с Чжун Ли.

Сейчас Тарталья жалеет, что путешественник не убил его там, в Золотой палате. Это была бы вполне достойная смерть при исполнении, Царица наградила бы его посмертно и заботилась бы о его семье. Он не успел бы узнать о контракте Синьоры, не увидел бы, как она получает Сердце Бога, так и не понял бы, что отдал своё сердце чужому Архонту.

До этой поездки Тарталья и не думал, что даже после Бездны способен на чувства столь светлые и глубокие. В его жизни давно уже был только азарт и желание битвы. И Чжун Ли стал его путеводителем не только по Ли Юэ, но и по новым закоулкам собственной души, не отравленным чужой кровью. Но оказалось, они тоже покрыты ядом. Не чужой кровью, но ложью и предательством, скрытыми за самым чистым и невинным.

Фигура появляется за спиной незаметно, и только глубинное чутьё заставляет в секунду подняться и приставить водяной клинок к чужому горлу. Тарталья заглядывает в глаза — янтарные, тёплые, без тени испуга — и застывает. Слова теряются, так и не соскочив с языка.

— Здравствуй, Чайльд, — голос Чжун Ли мягок, как и две недели назад, в их последнюю встречу перед церемонией Сошествия. Тарталья растворяет клинки в воздухе и отходит, отворачиваясь к воде.

— Извините. Не думал, что сам Властелин Камня удостоит меня визитом, — усмехается он и морщится от очевидности своей нервозности. Часть его кричит: «Он твой враг, он с тобой играл, он сделал больно», но Тарталья всматривается в приходящие волны. Может, если поранится ещё раз, он перестанет тянуться за лживой добротой.

— Когда мы были здесь в прошлый раз, я не рассказал тебе историю этой отмели, — начинает Чжун Ли, становясь подле Предвестника. Тарталья твердит себе, что никакой печали в его голосе нет. — Раньше в этом мелководье обитали рыбы, что с наступлением темноты светились в воде, как звёзды, спустившиеся в воду с небес. Полюбоваться ими стали ходить влюблённые и вскоре унесли всех рыб. Но отмель по сей день носит их имя.

Рассказ повисает в воздухе напряжённой тишиной. Место для влюблённых… Что-то в груди сжимается и у Тартальи вырывается смешок.

— Теперь море не так прекрасно, да?

Чжун Ли бережно берёт его руку, и Чайльд поворачивается ему навстречу. Теперь он видит, как свет переливается в глазах Архонта, видит решительность на его лице.

— Если бы ты был моим морем, я бы воздвиг скалы, чтобы оградить тебя от бушующих ветров. Я бы поднял со дна и убил всех твоих монстров. Я бы смотрел, как в твоих водах зацветает жизнь, как ты приносишь радость и процветание людям. — Чжун Ли прижимает руку Тартальи к своей груди так, что он чувствует биение сердца. — Мне жаль, что из-за контракта я был не до конца честен и не смог отдать тебе Сердце Бога. Но я хотел бы, чтобы это сердце принадлежало тебе.

Тарталья вжимает руку в чужую грудь так сильно, что обычный человек уже сдвинулся бы с места.

— А если мои воды не успокоятся?

— Я буду стоять средь шторма, пока не утону в них.