— Эй! Прекратите немедленно! — послышалось наверху, и хулиганы бросились наутëк.
Кто-то, по шагам, двое мужчин, стал стремительно спускаться к реке, и вскоре невдалеке послышалось ругательство из уст Аикуры, что означало, что его успешно догнали и поймали.
Тëплая жидкость стала стекать в дыхательные пути и пищевод, оставляя во рту металлический привкус. Дазай почувствовал, как его поднимают за подмышки, оттаскивают и садят, прислоняя спиной к чему-то твëрдому, после пары лëгких пощëчин пришëл в себя и стал откашливаться и выплëвывать попавшую в горло субстанцию. Слюна окрасилась в красный. На ещë мокрую белую рубашку с подбородка упала красная капля. К горлу начала подступать тошнота.
— Видишь меня? — спросил сидевший рядом на кортах мужчина и, приподняв ему голову за подбородок, стал вытирать лицо салфеткой.
Дазай чуть дëрнулся вперëд, попытавшись кивнуть. Тело отказывалось слушаться, сил даже на то, чтобы подать голос, не было.
— Чëтко?
— Угу… — нехотя и еле слышно выдавил он.
Веки отяжелели, и изображение стало медленно сменяться тëмным полотном. Ужасно захотелось спать, и Дазай расслабился, позволяя телу податься вперëд, но его тут же подхватили и прислонили обратно к стене.
— Тих-тих, не падай! — обеспокоенно протараторил мужчина — Как тебя зовут?
— Осаму… — спустя паузу в секунд десять собственное имя на удивление вытолкнулось легче, чем ожидалось. Вышло даже почти полушëпотом.
— Хорошо, Осаму, всë будет хорошо…
На заднем фоне послышалась громкая ругань, вероятно, на тему «Что вы себе позволяете?», заглушая успокаивающее бормотание рядом.
— …Да он первый начал! — прорычал Аикура, пытавшийся грубо выдернуть руку из хватки второго мужчины.
— И что? — прикрикнул тот на него в ответ — Это даëт вам право кидаться на него втроëм? Взрослые вроде уже.
— Он по-другому не понимает!..
И так далее, и тому подобное. Дазай попробовал ещë раз взять тело под контроль и тут же скривился от резко пронзившей заднюю часть шеи боли так, будто что-то внутри надломилось.
— Тебе больно? — заметив это, спросил мужчина.
— Немного…
Он скорчил недоверчивую гримасу, но переспрашивать не стал и продолжил допрос, как ни в чëм не бывало:
— Кто тебе эти мальчики?
— Никто… — не сразу ответил Дазай — Они… Они меня часто бьют без причины.
— Что произошло сейчас?
— Я просто шëл домой, и они меня вдруг окружили. Стали уводить к реке. Потом намочили мою сумку. Потом стали топить меня. Я попытался вырваться, и они начали меня бить.
А затем он перевëл взгляд на всë ещë продолжавшего спорить Аикуру, мысленно злорадствуя.
— Что-нибудь ещë болит?
— Уже нет. Не особо.
— Тебя отвести к врачу? Есть телефон дома?
— Всë нормально… Я дойду сам. Мне уже лучше, честно.
Мужчина недоверчиво нахмурился и, нечаянно переведя взгляд на две следивших за происходящим фигуры, выпрямился во весь рост. Воспользовавшись этим, Дазай как можно быстрее встал на ноги, подобрал свои брошенные метрах в трëх вещи и, прихрамывая, стал подниматься к дороге. Не обращая внимания ни на кого: ни на «спасителей», пытавшихся окликнуть его, ни на нескольких любопытных прохожих, решивших понаблюдать за разборками.
Дышать было больновато из-за вызванной множеством ударов боли в мышцах, но это были мелочи в сравнении с тем, что ждало дома. Наверняка достанется ещë за опоздание, очередную драку, запачканную форму, испорченные учебники и тетради и не случившуюся, но возможную порчу музыкального инструмента, а там дальше по стандартному сценарию: скрипка, учëба, рисование, уборка, и всë в сопровождении побоев. Через пятнадцать минут Дазай дошëл до дома и, небрежно открыв дверь, зашëл внутрь.
— Я дома.
Тишина. К двери, как ни странно, никто не спешил.
— Ма-ам? — позвал он.
С кухни донеслось раздражëнное мычание, и Дазай обречëнно вздохнул, осознавая, что наказание будет ещë хуже, чем планировалось. Он дошëл до своей комнаты, сбросил в угол вещи, быстро переоделся в домашнее, оставив на полу грязную форму, и пошëл на кухню, морщась от ударившего в нос едкого запаха спирта.
— Ты опять? Неделя только началась… — неодобрительно пробормотал Дазай, подсаживаясь за противоположную от матери сторону стола, на котором стояла тëмная стеклянная бутылка с названием бренда алкоголя на этикетке и наполовину наполненная чем-то прозрачным, но явно не водой, рюмка.
— Помолчи-ка лучше! — прикрикнула женщина, ударяя кулаком по столу, из-за чего посуда коротко звякнула — Мать здесь я.
Она громко шмыгнула, потëрла левой рукой заплаканные глаза и одним глотком опустошила рюмку, а затем, сдерживая эмоции, сжала губы. Он с осуждением опустил взгляд на стол.
— Ты бы хоть закусывала, а то ночевать в туалете будешь и до обеда не встанешь.
Мать нахмурилась и замахнулась на Дазая. Почти дотянулась, но он успел чуть отклониться назад.
— Я о тебе беспокоюсь, мам! Если тебе нравится чувствовать себя сгнившим трупом, могла бы так и сказать, а то мне обычно неприятно, когда болит голова и желудок выворачивает наизнанку!
Она тяжело вздохнула, невнятно что-то пробурчала, подпирая голову руками, и замолчала. Они провели две минуты в безмолвии, которое казалось громче любого шума: настолько было напряжëнным в ожидании продолжения диалога. Было слышно только тяжëлое прерывистое дыхание и изредка раздававшиеся всхлипы.
«Ей, походу, сейчас не до меня. Странно, обычно так не бывает…»
— Что на этот раз? — не выдержав продолжительной тишины, решил как бы мимоходом спросить Дазай — Отцу опять хуже? Долгов немерено? И то, и другое?..
— Я тебе слова не давала, Осаму! — почти его перебивая, крикнула мать и пронзила рассерженным взглядом.
А затем стала пристально разглядывать его лицо, видимо, заметив засохшую под носом кровь, и он, опережая вопрос, твëрдо сказал полушëпотом:
— Да, я подрался. Это обязательно повторится ещë не раз, и я никак не могу на это повлиять.
Пока она не перешла в атакующую позицию, Дазай подкатил к ней на коленях и крепко обнял, молящим тоном выпалив:
— Пожалуйста, войди в моë положение! Меня избили, мне очень больно везде, где только можно, у меня ужасно болит голова. Если ты мне сделаешь ещë хуж…
— А ну отцепись!
Он был вынужден подчиниться, дабы не нарваться ещë сильнее. На его макушку резко опустилась стеклянная бутылка, в глазах потемнело, по волосам потекла обжигающая раны жидкость, и на пол полетела куча осколков разного размера. Он молча согнулся, вцепившись в колени, стиснул зубы в попытках не издать ни звука, но всë-таки из горла предательски вырвался всхлип, рефлекторно заставивший поднять руки на уровень лица прежде осознания произошедшего.
— Из раза в раз одно и то же! — крикнула мать, швырнув в Дазая то, что осталось от бутылки, и попав по ладоням — Эти его побили, те его побили! Какого чëрта ты позволяешь себе влезать в драки? — а затем с силой ударила ладонью по его затылку — Вытворяешь ты, а стыдно мне! Ты позор семьи, Осаму! Зачем я тебя рожала?
Из-за полученной у моста травмы подзатыльник вышел куда более болезненным, чем обычно. Пострадавшее место уже понемногу переставало давать о себе знать, но теперь болело чуть ли не сильнее, чем в момент драки. Тощая, но сильная рука грубо толкнула голову Дазая назад, выбивая из равновесия, и он упал на спину, шумно вдохнув сквозь стиснутые зубы. Приземление вышло не самым удачным, но вполне могло быть и хуже.
— Я… Я же сказал… — часто дыша от страха и боли, хныкнул он — Что ничего не могу с этим сделать…
— Я что, непонятно выражаюсь, когда говорю тебе не драться ни с кем?! — тон голоса женщины повысился ещë сильнее, не предвещая ничего хорошего — Мне понятней сказать?!
Поднявшись, она прицелилась ногой в пах, но, пошатнувшись, в итоге промахнулась и ударила по внутренней стороне левого бедра. Сдержав стон, Дазай стал суетливо отползать назад, не в силах в срочном порядке встать. Мать вскоре его догнала и прижала к стене, наступая на середину груди.
— Ай! — тут же тихо пискнул он.
— Не молчи, Осаму! Я с тобой разговариваю!
— Всë понятно… Но мне правд…
Договорить он не успел, потому что в солнечное сплетение врезалась пятка.
— Ненавижу вас всех! — яростно прокричала женщина, плача — Ненавижу!
Она вернулась за стол и, поставив локти на него, вцепилась в волосы, а затем чуть тише скомандовала:
— Убери тут всë!
От удара на несколько секунд потемнело в глазах. Отдышавшись, Дазай пошëл выполнять поручение и стал дрожащими руками подбирать крупные осколки, поглядывая на улетевшую под стол верхнюю часть бутылки. От дрожи в руках острые края несколько раз впились в кожу, оставив на пальцах мелкие порезы. Выкинув осколки, он взял веник с совком и поплëлся обратно подметать мелкие, в процессе успев пару раз на них наступить, а затем пошëл за тряпкой, чтобы вытереть пролившееся саке, и тайком пронёс оставшуюся часть бутылки.
— Можно я сегодня не буду заниматься? — тихо спросил Дазай, вяло отдраивая пол.
— Да делай, что хочешь, только чтоб глаза мои тебя не видели! — громко простонала мать — Надоел уже!
***
Тëплая вода обласкала окоченевшие руки и обожгла порезанные осколками пальцы. Отстирав форму, Дазай оставил набираться ванну и вскоре туда залез. Всë тело противно защипало, но он заставил себя терпеть и попытался наконец расслабиться, погрузившись в размышления.
«Кого ещë она там ненавидит?.. Блеск. От меня продолжают что-то скрывать. А смысл, если это только беды приносит? Прошли ведь уже, почему жизнь ничему не учит? Сначала Ëшико, потом отец…» — последнее слово он особо выделил, будто питая к нему презрение — «Интересно, раньше откинется мама, или я?»
Тусклый свет от лампочки, как обычно, неприятно замигал, но потухать не собирался.
«Если она умрëт раньше, мне, скорее всего, придëтся наблюдать за еë страданиями. А надо ли оно мне? Эх, дожили… И в какой момент всë успело пойти не так?..»
Дазай решил окунуться с головой и нырнул вглубь, задерживая дыхание. От этого ему почему-то вспомнилась Ëшико.
«Еë задушили. Если убийца не маньяк, то, вероятно, из-за того, что она сопротивлялась ему. Интересно, планировалось ли это? Зачем еë могли убить?»
Спустя меньше минуты он вынырнул на поверхность, вдыхая полной грудью, и стал намыливать волосы каким-то дешëвым шампунем, стараясь игнорировать пощипывание и сосредоточиться на обдумывании причины убийства сестры, хоть и в таком состоянии это было нелегко.
«Родители странно себя вели в последнее время. Постоянно что-то прятали, ругались друг с другом, делали вид, что всë хорошо… Во что они вляпались? Почему это коснулось Ëшико?.. Или она сама во что-то влезла и не поняла этого? Или так хорошо скрывала? Хотя вряд ли, было бы заметно, если бы она что-то недоговаривала», — Дазай тяжело вздохнул и добавил уже для придания себе уверенности — «Я всë налажу, Ëшико. Ради тебя и ради себя».
***
В окно комнаты постучались утренние лучи и, не дождавшись приглашения, стали лелеять спавшего Дазая. Вокруг было тихо, как и подобало в столь ранний час, но в один момент из соседней комнаты стали доноситься тихие шаги, а затем и приближаться. Еле слышно скрипнула дверь, ей вторил пол, послышался тихий выдох, а затем в лоб воткнулось что-то тонкое.
— Подъëм, спящая красавица! — вполголоса отчеканила Ëшико.
— Отстань… — вяло протянул сонный Дазай и натянул одеяло на уши.
— Вста-ва-а-ай! — не унималась Ëшико, пробираясь под одеяло, начав атаковать все области лица брата — Я случайно проснулась и не могу уснуть, мне скучно, так что, вставай и развлекай меня.
— Сейчас часов шесть, отвали, дай выспаться.
— Шесть тридцать три, вообще-то! Полчаса ничего не изменят, поднимайся!
Она стала тыкать пальцем в нос, но палец вскоре зажало зубами, которые Дазай успел оголить.
— Ай, отпусти! — пискнула Ëшико.
Он помотал головой, не открывая глаз, и со злорадством улыбнулся. Она хихикнула и резким движением выдернула палец, но вскоре снова нахмурилась: Дазай бессовестно повернулся на другой бок и попытался снова провалиться в сон.
— Да ну чëрт тебя дери, хватит дрыхнуть! На уроках отоспишься, что тебе сделают?
Он тихо промямлил что-то похожее на «отстань». Ëшико вздохнула и стащила с него одеяло.
— Если ты сейчас не встанешь, я оболью тебя водой.
— Вредина.
— Ты же помнишь, какой сегодня день? — улыбнувшись, как бы ненавязчиво спросила она.
— Ага, — ответил Дазай — Четверг. Восемнадцатое апреля, если не ошибаюсь.
— Вот ведь гадина, — нахмурилась Ëшико — Ты же специально. Не мог ты забыть.
Наконец сдавшись, Дазай всë-таки открыл глаза и приподнялся на локтях, зевая, и тут же вздрогнул оттого, что в него прилетела одежда.
— Ты проснулся, молодец. А теперь пойдëм погуляем, пока мама не застукала.
Ëшико оказалась уже одета и минуты две ждала, пока оденется он, после чего с вещами они на цыпочках стали красться к выходу. До двери оставалось два метра, как вдруг из родительской комнаты послышались шаги.
— Бежим, — шепнула она и, взяв Дазая за руку, ускорилась.
Выбегая из дома, они заметили, кто вышел из комнаты. Это оказался отец. Сонный, он посмотрел в сторону двери без особого интереса и, как могло показаться, пошëл дальше по своим делам. Дети быстро обулись и рванули прочь, а метров через двести остановились.
— Осаму, тебе бы побольше бегать, — отметила Ëшико — Если ты будешь убегать от маньяка или похитителя, тебя точно поймают.
— Ага… На каждом углу вон их, по десятку, — съязвил оперевшийся на столб Дазай, тяжело дыша.
— Я ведь серьёзно говорю. Я знаю, что над тобой издеваются, тебе это пригодится. Мудрость гласит, что рождëнный бегать люлей не получит.
В ответ он промолчал, восстанавливая дыхание, и вскоре задумчиво сказал:
— Ему, похоже, прилетит за то, что он не смог нас остановить.
Ëшико скривилась, не поняв, о чëм речь.
— В смысл… А-а-а, ты про него. Да ну, ты правда думаешь, что мама что-то ему сделает? У неë рука не поднимется.
Периодически перекидываясь такого рода фразами, они в течение десяти минут шли к шоссе. Невдалеке показались торговые автоматы, и Ëшико потянула Дазая к ним. Не спрашивая его пожелания, она стала засовывать монеты в отверстие одного из них, и вскоре протянула холодную алюминиевую банку фиолетового цвета.
— Смотри, не облейся, а то знаю я тебя, — Ëшико щëлкнула кольцом от своей банки и взвизгнула, когда через появившееся отверстие, шипя, на блузку стала вытекать густая пена — Ах, вот блин! Только постирала!
Дазай хмыкнул:
— Отлично, меня ты знаешь, теперь пора приступить к себе.
Ëшико несильно, по-дружески ударила его в плечо и посмеялась.
— Ладно, с днëм рождения меня.
Они чокнулись и отпили немного. Сладкая, пряноватая жидкость стала приятно пощипывать рот, навевая светлые чувства. Последний раз Дазай пил газировку в Новый год и за это время по вкусу успел соскучиться.
— Что будешь делать сегодня? — поинтересовался он.
Ëшико пожала плечами:
— Да ничего особенного, отучусь и пойду домой, как обычно. А что, мне с кем-то ещë праздновать? Да я уж лучше сдохну. Хотя я и так сдохну, если отпраздную не в кругу семьи.
— Это да…
— А у тебя какие планы? Опять весь занятой?
— Естественно. Мне так лень скрипкой заниматься…
— Как ты ещë терпишь? Меня мама перестала донимать, когда я специально несколько недель на пианино не занималась, сделай и ты так же.
— Она меня прикончит за это. Да и не только она.
— Да ладно тебе, покричит немного, побьëт и отстанет. Главное — это перетерпеть.
Дазай недоверчиво скривился, но для приличия кивнул. Ëшико вдруг взяла его за руки и закружилась вместе с ним, чуть не свалив с ног.
— Ну что ты, как маленькая? — недовольно спросил он, но не стал сопротивляться.
— Хочу, — бросила сестра — А ты чего, как взрослый?
Дазай промолчал и засмеялся. Они вскоре остановились из-за того, что закружилась голова, затем неспешно прошлись до его школы, минут сорок пообщались и разошлись в хорошем настроении. До начала занятий оставалось ещë много времени, но ученики понемногу начинали подходить. Дазай забился в угол, достал учебник и уткнулся в него в надежде, что так останется незамеченным — иногда это работало.
Учебный день прошëл довольно спокойно — одноклассники только на второй перемене подставили ему подножку и бросили пару стандартных насмешек на тему «Посмотрите, кто тут у нас самый умный». После занятия на скрипке Дазай пошëл домой, по пути заметил невдалеке неспешно идущую Ëшико и побежал к ней.
— При…вет… — хотел было радостно воскликнуть он, но, заметив еë неважный вид, сник посреди слова.
— О, Осаму! — тут же улыбнулась она, обернувшись, и обняла его.
«Что-то не так. Как-то вымученно она улыбается».
— Всё нормально?
— Ну… Да, а почему ты спрашиваешь? — растерянно сказала Ëшико с тем же выражением лица.
— Я же вижу, что что-то случилось. Скажи мне, я никому не скажу, — тихо произнëс он, подняв на неë призывающий довериться взгляд.
Дазай решил отнестись к этому со всей серьëзностью, ибо знал, что никто другой ей не поможет. Что бы ни случилось, он был готов дать опору и поддержать, чем смог бы.
— Осаму, всë хорошо, правда, — развела руками Ёшико и снова натянула на лицо улыбку — Что могло случиться в мой день рождения?
Хотелось бы и ему так думать…
Домой они шли в сопровождении неловкого молчания, но никто не решался его нарушить, отчего становилось даже страшно. Атмосфера накалялась, расширялась чëрной дырой и высасывала все остатки хорошего настроения.
— Приветик, мы дома! — крикнула Ëшико, переступив порог.
Доносившийся из гостиной спор прервался. Дети поспешили по комнатам, дабы, в случае чего, не отхватить так сразу за утреннюю прогулку. Переодевшись, Дазай решил зайти к сестре и подошëл к двери, а затем постучал и тихо произнëс:
— Ëшико, это я. Можно?
— Давай попозже. Я книгу хочу почитать.
— Привет, Осаму, — послышался за спиной мягкий голос отца, положившего руку ему на плечо — Не хочешь пойти там, не знаю, маме помочь? Не донимай Ëшико, дай ей отдохнуть.
— Хорошо… — покорно протянул Дазай и неохотно отправился на кухню, где уже вовсю гремела посуда.
Где-то через час стол был накрыт: скромный, несмотря на праздник, ужин, два бокала, два стакана, упаковка сока и бутылка вина. Ëшико присоединилась к семье с видом уставшего на изнурительной работе взрослого и, соответственно этому, не пыталась ни с кем заговорить.
— Что-то ты сегодня какая-то молчаливая, — отметил отец — Решила в этот раз побыть серьëзнее?
— Поди, опять оценку плохую получила, — тихо буркнула мать.
Она махнула рукой и уставилась в потолок.
— Что ж… — снова подал голос глава семьи, поднимая бокал — Ëшико, мы тебя поздравляем с днëм рождения, успехов тебе во всëм, в чëм можно. За приближение на шаг к взрослой жизни.
Ëшико улыбнулась, опустив взгляд, чокнулась с родителями и братом и неохотно стала пить свой сок.
«Ладно, поговорю об этом в другой раз», — подумал Дазай, с беспокойством поглядывая на неë — «Всë-таки, сегодня не очень подходящее время».
Она пробыла в таком состоянии ещë два дня и понемногу вернулась в прежнее, однако от разговоров о его причине всеми способами старалась увиливать. Было очевидно, что день рождения прошëл далеко не так радужно, как хотелось бы, однако тайну событий того дня Ëшико так и унесла с собой в могилу, не оставив даже намëка на истину.