Сёко провожает ленивым взглядом улетающий радужный пузырик.

Дышится легко.

В кои-то веки сердце перестало плавиться в жарких языках пламени, спрятавшись в ласковых руках. Сожми что крепче — обожжённый кусочек рассыпется пеплом, оставляя после себя лишь тёмные, грязные следы.

Настолько свободно она себя сейчас чувствовала, запуская пальцы в белоснежные пряди волос парня, устроившего голову на её коленях. Нос улавливал какой-то сладкий запах, мыслями возвращая её в парк аттракционов из детства.

Надоедливый звук веселой музыки, запах сладостей из ларьков, веселье…

Годжо приподнимается с её колен. Ей приходится убрать руки, сложив их в замок на животе.

Как ребёнок он тыкает длинным пальцем в мыльный пузырик, лопая тот.

Сёко фыркает, устраивая голову на плече Гето.

Несмотря на очередной жаркий день лета, они всё равно предпочли соприкасаться друг с другом телами. Хотя бы немного.

Никакая жара не была способна остановить эту всепоглощающую волну безмятежности и счастья, заливающую тревожный разум. Каждое касание волновало сердце, каждое касание успокаивало разум.

Сёко ни за что бы не отказалась от этих прикосновений.

Наверное, потому что каждое прикосновение — объятия, поцелуи, просто контакт кожи к коже — укрепляло её связь с реальностью, где всё хорошо. Всё хорошо настолько, что просто не верится.

Дышится легко.

Приятно.

Годжо приближает своё лицо к её, долгим пронзительным взглядом окидывает спокойное, девичье лицо. Сердце у него сладко сжимается, когда она отвечает нежным, ласковым взглядом. Он бездумно прикасается своими губами к её, не испытывая ни страха, ни сомнений.

Сёко гладила его ладонью по щеке, игриво прикусывая нижнюю губу парня зубами.

Годжо довольно жмурится, отстраняясь.

Гето опускает маленькую рамку в бутылочку с мыльной водичкой, на которой уже выцвела этикетка. Он легонько болтает мыльную водичку, чтобы после вытащить рамку и легонько подуть, выпуская маленькие, радужные пузырьки.

В воздухе запахло мыльным раствором.

Сатору морщит нос, отводя взгляд от его длинных пальцев.

Желание прикоснуться к ним пропало, стоило только увидеть на них жидкость — этот самый мыльный раствор. Он всё ещё помнит отвратительный, горький вкус на языке, когда на него попало пару капель.

Гето усмехается.

Откидывает голову, упираясь затылком на ствол дерева, под сенью которого укрылись от жарких лучей солнца.

Годжо растягивается на вытянутых ногах однокурсников, подобно большому, ленивому коту.

Было жарко.

Но никто даже не потрудился согнать тяжёлую, горячую тушу со своих ног, даже если вскоре кожа стала покрываться потом.

Сёко прям чувствовала, как капли стекают под колено тонкими струйками.

Между рёбер расцветали яркие лепестки, щекоча лёгкие вместе с измученным сердечком, от чего из горла у девушки вырывались счастливые смешки. Всё внутри неё — цветущий, солнечный сад счастья.

Та линия, что отделяла её от них, стала лишь бессмысленным рисунком на песке, стершимся под ступнями парней в тот миг, когда они обернулись, протягивая к ней руки.

После того дня, — вечера, вернее, — изменилось всё.

Больше не нужно было наблюдать со стороны за чужим счастьем.

В любой момент времени она могла обхватить руками мужскую талию, оставить поцелуй на нежной коже и получить всё то же взамен. А может, даже больше…

Этими мгновениями Сёко пыталась наслаждаться полностью, выжимая всё что могла из моментов нежности с парнями. Всё, чтобы заполнить дорогими образами каждый уголок своей памяти.

Она вдыхает свежий воздух, ощущая в данный момент лишь то, насколько прекрасен окружающий мир. Резко трава стала зеленее, еда вкуснее, а окружающие люди — дружелюбнее. Иногда ей даже вроде мерещились розовые блёстки, такие очаровательно-невинные, совершенно детские.

Подул нежный ветерок, совсем немного холодя влажную от пота кожу.

Сёко улыбается.

И пусть эти мгновения не закончатся никогда.

***

На уроках они всё так же сидели, ебланили.

Вернее, Сатору ерзал на стуле, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы его развеселить, рисовал в тетради, пытался дозваться до Сёко… Иногда тыкал ручкой в ногу Гето, до которой легко мог дотянуться.

Реакции от брюнета он никакой не получал.

Сугуру всё ещё был образцовым студентом, который безукоризненно вёл лекции, выполнял домашнее задание и игнорировал своего гиперактивного парня. Всё ещё единственный, кому было дело до слов учителя.

Сёко наконец свободно спала, развалившись на парте. Постепенно синяки под глазами стали уходить, вместе с кошмарами и диким желанием выкурить пару-тройку десятков сигаретных пачек в день. К ней вернулся здоровый сон.

Просыпалась она по разному, в зависимости от того, кто именно её будил.

Гето всегда мягко сжимал её плечо, нашёптывая на ухо какие-то приятные глупости. Пускай, сквозь сон тумана она ничего не понимает, но грудь всё равно наполняется игривыми смешинками. Тело становится таким лёгким, будто от каждого шага за спиной распускаются белоснежные крылья.

Годжо дёргает за спинку стула, едва не роняя её на пол. Несмотря на то, что длинными руками он всегда удерживает её тело на сидении, сонный разум успевает взбаламутиться от чувства возможного падения.

Сдерживать желание ударить хорошенькую морду этого нехорошего человека с каждым разом всё сложнее.

Каждый день полон сочных красок, жарких поцелуев и крепких объятий.

Время летит незаметно, останавливаясь лишь иногда.

В тот момент, когда Сёко утыкается носом в шею Гето, одновременно с этим переплетая свои пальцы с пальцами Сатору. Всё это врезается в память, превращая сладостные секунды в долгожданную вечность…

Меж жарких тел всё казалось чрезмерно настоящим, будто она внезапно вышла из густого тумана, застилавшего взор. Время от времени чужая потная кожа вызывала дискомфортные ощущения. По ощущениям всё равно что надеть грубую ткань на голое тело.

Хотя, может, ей кажется.

Они не говорят друг другу громкое «люблю».

Ограничиваются лишь «ты мне нравишься».

Сёко, пожалуй, боится.

Что-то неприятное ползёт по горлу вниз, заполняет скользким телом всё нутро. В ней разливается чёрное море паники, чьи волны бьются о стенки плоти в поисках выхода наружу. Всё для того, чтобы погрузить её в очередную пучину собственных больных загонов.

Боится, что всё рухнет в один миг, стоит только произнести вслух заветные слова. Слишком громкие.

Честно говорят, она попросту не уверена, что есть «любовь».

Что-то трепещет, сладко-сладко тикает в теле, не давая осечек, стоит только опереться плечом о крепкие тела парней. Что-то в животе пархает, лаская тонкими крылышками пищевод, от одного только ласково взгляда с их стороны.

Но любовь ли это, Сёко не знает.

И не спрашивает.

Боится услышать от парней ответ, каким бы по итогу он ни был. Знают ли они ответ, не знают, ошибутся ли…

Сёко хорошо сейчас.

В этих мгновениях уже полноценных отношений, когда можно подойти со спины, обхватить руками чужую талию, уткнуться носом в крепкие лопатки и просто молча стоять. Такие моменты нежности были необходимы, как глоток воды.

Ей не хочется рушить то, что совсем недавно появилось.

Поэтому она молчит.

И они не углубляются в эту тему при разговорах, позволяя себе насладиться чем-то несерьёзным, лёгким и воздушным. Любые темы, касающиеся взаимоотношений, казались слишком неподъемными для подростков, наслаждающихся жизнью.

Никто не против.

Так хорошо.

Но все мысли об этом отступают, когда Сатору с жадностью касается губами татуировки на спине. Так горячо. С таким вожделением.

Или когда Сугуру ласково, с величайшей осторожностью перебирает пальцами пряди её волос. Так, будто держит в своих руках драгоценный шёлк.

Зачем об этом думать, когда всё вокруг окунается в ярко-розовый фильтр трёх слов?

«Ты мне нравишься».

«Ты нам нравишься».

«Вы мне нравитесь».

Это тот момент, когда всё хорошо.

Меняются и сюрпризы.

Если раньше любая выходка парней сопровождалась раздражительным непонимаем, то сейчас было в этом что-то крайне очаровательное. Особенно после того, как она увидела на своей кровати коробку с новеньким, дорогим телефоном.

Да и как-то естественно Гето стал покупать ей нормальные сигареты, словно всегда это делал.

Приятное тепло заполняет горло, только чтобы позже залить все внутренности.

Такая забота причина.

Гето не говорит о том, что купил ей сигареты, просто оставляя пачку в карманах её одежды или в комнате. Точно также, как и Годжо не акцентирует внимание на сладостях, которые покупает специально для них.

Так, будто бы пакеты со сладким появлялись сами по себе.

Губы её сами растягиваются в улыбке.

Сёко подбегает, с удовольствием шлепая сексуальную мужскую задницу, крутящуюся возле плиты.

Гето вздрагивает.

— Жопка зачёт, — хихикает Сёко.

Находящийся рядом Годжо возмутился:

— Я тоже хочу!

— Руки прочь от моей задницы, — отрезал Гето.

Сатору недовольно буркнул.

Сёко хихикнула, показав шестиглазому язык.

— Так нечестно! — Сатору складывает руки на груди.

— Всё честно, — хмыкает Сёко. — Его задница только для меня.

Гето оборачивается через плечо, смотря на неё осуждающе и произносит:

— Не говори ерунды.

— Вот именно! — фыркает Годжо. — Это задница только для меня!

Гето вздыхает:

— Вы внезапно подключились к друг другу блютуз или что?

— О да, — Сёко опускает взгляд, смотря на его задницу в шортах. — Спутниковая связь у нас.

Сатору не сдерживается, так же шлепая сексуальную задницу ладонью.

Гето раздражённо зашипел, смотря на него убийственным взглядом.

— Не смотри так на меня! — капризно говорит Сатору. — Я не единственный, кто так сделал!

Сёко невинно хлопает ресничками:

— Не понимаю, о чём ты.

Гето жмурится, тихо ругаясь себе под нос.

В груди, тем не менее, образовалось спокойное, ласковое море с нежным бризом. Ему действительно было хорошо.

Улучив момент, Гето отвлекается от готовки и шлёпает их обоих по пятой точке.

Вот только если ладонь достигает округлостей Сёко, то Годжо… Ладонь встречается с непреодолимым препятствием, в которой секундой позже Сугуру признаёт «бесконечность».

Годжо кидает на него хитрый взгляд.

— Лошара, — просто выдаёт Годжо.

У Гето раздражённо дёргается правая бровь.

— Годжо, я твоим лицом унитазы буду мыть, — мило сообщил брюнет.

— Ну, ты определенно будешь мыть унитазы, — Годжо высунул язык. — Просто своими руками, а не моим лицом.

Сёко порылась в своих карманах и тактично свалила из кухни.

Не ей пытаться их перевоспитывать.

В конце концов они были совершенно безнадежны!

А тем временем за окном сгущались тучи.