— Ты бы могла жить, как императрица… — выдохнул так томно.

Ей в губы.

Тенши моргает, медленно осознавая, что он всего за краткое мгновение — меньше, чем требуется векам, чтобы закрыться — переместился с дивана к ней, стоящей в проходе на кухню. Чудовищная скорость. Чудовищно сладкий голос. Чудовищно красивые глаза.

— Нужно лишь желание… — кончиками пальцев он касается её волос.

Тенши отступает на несколько шагов. Собственное сердцебиение оглушает. Щёки горят.

… а станет тленом.

Секо всегда стоит позади. Всегда на голову ниже, всегда на шаг дальше, всегда в тени.

Их жизнь, общая, движется вперёд, а её собственная стоит на месте, запутавшись в липкую паутину неизменности. Одиночества.

//Секо старается побороть чувство одиночества, а Гето и Годжо пытаются справится с ревностью.

Приходится признать — Сугуру вовсе не принц. А она — не сказочная принцесса. Сложив свою цветочную корону, она на мир смотрит глазами опустевшими, стеклянными. Весь её розовый мир разбился в одночасье.

//она уходит красиво — тихо, молча, не взяв ничего, кроме своего раненного сердца. Она оставляет после себя мир разбитый. Под ногами её образуются трещины. И они — демоны её прошлого — следуют за ней из самых глубин Ада.

Когда перед тобой появляется мужчина мечты, когда ты в него влюбляешься — из под ног уходит земля, опора исчезает, вынуждая рухнуть в бездну. Бездну под названием «Фушигуро Тоджи».

//Сборник драбблов, связанных только одной героиней.

Груз чужих ожиданий давит на плечи, когда Тойя поступает в университет. У неё нет друзей, нет возлюбленного, зато есть три навязчивых брата, которым голову снесло на почве опеки. В это время по соседству — храни их Боже! — проживают два сексуальных соседа, от которых в животе у неё бабочки порхают.

Юки — это солнце, угрожающее сжечь его.

В памяти всплывают поцелуи — влажные, жадные — в громких ночных клубах. Они сидят на заляпанном алкоголем диване, обнимаются, жадно и отчаянно соприкасаясь губами. Юки кусает его, оттягивает нижнюю губу своими зубами, расплетает его хвостики, запуская ловки пальцы в его длинные волосы. Чосо сжимает её талию своими руками, вжимая в себя, не пытаясь перехватить инициативу.

У него нет никакого опыта в поцелуях.

Юки с охотой готова научить его всему.

Сатору заперт здесь — в этом странном, давящем месте, где шастают человечки, где нет ничего родного и знакомого. Сатору заперт здесь с тоской по океанским просторам, по ласковому ветру и тёплому солнечному свету. Сатору заперт здесь с мыслью, что может никогда больше не увидеть ни свою душу, своё дорогое сердце, ни своих крошечных мальков.

Так было до того, как подошла она.

Это похоже на долгий, затянувший сон, когда плаваешь в бескрайней пустоте… Вот только моя пустота не была такой уж и пустой, нет. Она сковывала движения, вынуждала сжиматься, прижимать колени к груди…

Пальцы увядали в чём-то тёплом, мягком… Это почти вызывало дрожь отвращения, вынуждая дёргаться яростнее, изо всех сил царапать мягкие стенки. В ушах зашумело. Тук-тук-тук.

Свобода где-то там.

Она не была хорошей девочкой, и потому стала для Гермионы недосягаемым идеалом.