Что мне делать? Без тебя я словно старый робот.

Мое сердце больше не бьется, снаружи — холод.

(песня «home» — seventeen)

За Хао интересно наблюдать со стороны: видеть, как челка липнет к его лбу, как с каждым разом движения становятся все более правильными и четкими. В последнее время он пропадает в зале часами напролет. Ханбин пропадает вместе с ним — сидит, оперевшись на зеркала.

Его затылок в этих самых зеркалах не отражается, как и сам он.

— Ты делаешь акцент не на тех движениях. Первые четыре счета танцуй плавно и только потом добавь больше силы.

Воздух в комнате становится более спертым. Хао садится на пол, не в состоянии удержаться на ногах, и берет в руки полупустую бутылку воды. Музыка продолжает играть.

Они были знакомы с Ханбином около четырех лет. Первое время они часто пересекались в агентстве, и Хао думал, что Ханбин тоже был трейни. На самом деле Ханбин, профессионал своего дела, был детским тренером танцев.

Хао всегда прислушивается к его критике. И сейчас, когда Ханбин следит за каждым его движением, прикусив кончик языка, он начинает нервничать еще сильнее.

— У меня ничего не получается. Я просто не понимаю, почему это выглядит так ужасно. — В горле пересыхает, сколько бы воды он ни выпил. — Я недоволен результатом.

— Ты никогда не будешь доволен своим результатом полностью, с этим нужно просто смириться. — Ханбин поднимается с места. Хао по привычке кидает бутылку прямо ему в руки, но она пролетает сквозь Ханбина, сквозь его тело. — На сегодня хватит. С твоим усердием ты точно попадешь на шоу, не сомневайся.

Он убежден в этом, пока Хао сомневается. Собственные достижения, успехи, полученные через пот и кровь, — всего лишь удача. Остается лишь небольшая надежда на то, что дебют, когда тебе уже за двадцать, возможен.

Когда Хао провалил прослушивание впервые, он заперся в своей в квартире и пускал в нее только Ханбина. Именно Ханбин оставался рядом с ним, помог ему понять: жизнь не заканчивается при после таких сложностей.

И именно Ханбин стал тем, кто с этими сложностями справиться не смог.

***

Вечером Хао по привычке готовит ужин на двоих и только в последний момент вспоминает, что из них только он сможет поесть рамен. К такому сложно… привыкнуть.

Тесная квартира в центре Сеула, в которой они живут последние два месяца, уже не кажется такой одинокой, когда на пороге кухни появляется Ханбин.

— Я немного порылся в библиотеке, — начинает он, и по его голосу Хао понимает, что, вероятно, произошло нечто грандиозное.

— И ты снова нашел книги по психологии, — подмечает Хао. Ничем, кроме разочарования, любопытство Ханбина обычно не заканчивается. — Выкладывай.

Еще месяцем ранее Ханбин брал из библиотеки — нагло воровал, как подмечал Хао, — книги по физике. Ему хотелось найти ответы на вопросы, которые преследовали его, но успеха он не достиг.

Ни одна книга по физике не объяснит существование призраков. Ни один человек не сможет объяснить, по какой причине сейчас Хао видит перед собой мертвого человека.

— Ничего интересного, конечно, здесь нет. — Ханбин и листает книгу. Некоторые людские вещи он мог брать в руки, некоторые ему не поддавались — проходили сквозь него, как ранее прошла бутылка. — Я просто узнал, что от стресса и вечного перенапряжения могут появиться галлюцинации.

— Хочешь сказать, ты моя галлюцинация? Звучит неправдоподобно.

— Но это, скорее всего, правда, хен! Все здесь сходится.

Ханбин протягивает Хао книгу. Тот пробегает по ней глазами, прежде чем ее отодвинуть. Невозможно было найти объяснение в полотне текста, среди неизвестных терминов. С этим надо было смириться. Ханбин этого не понимал.

— Я чувствую себя сумасшедшим. Чисто технически, я буквально разговариваю с мертвецом.

— Чисто технически, я не совсем мертв, раз сейчас разговариваю сейчас с тобой, — возражает Ханбин. — Да, я убил себя полгода назад, но это лишь мелочи!

Мелочи. Хао закашливается окончательно, ощущая, как лапша застревает в горле. Еще никогда она не казалась такой горькой.

— Ты убил себя, Ханбин. Это не мелочи. — Он отодвигает тарелку от себя, не в состоянии смотреть на нее без тошноты. — Я чувствую себя сумасшедшим из-за того, что во все это ввязался.

— Ты сам согласился на это! Я всего лишь предложил тебе вернуться в прошлое, чтобы ты смог исполнить свою мечту.

Он говорил правду: месяц назад Ханбин заявился в его комнате тогда, когда Хао, казалось, только научился жить без него, когда боль потери начала немного притупляться. От нее невозможно избавиться полностью, но со временем она становится куда… тише.

— Лучше бы попросил Ее оживить тебя.

Ханбин мрачнеет. Они редко говорили на тему его смерти и причины суицида.

Хао не кажется это неправильным — спрашивать что-то подобное; ему кажется, что любое упоминание смерти Ханбина снова погрузит их в состояние, из которого никто не сможет выбраться.

Ханбин по-прежнему был мертв. Его присутствие рядом с Хао — всего лишь иллюзия, которую никто не сможет объяснить.

— У Них все там… немного сложнее, чем ты думаешь. Я сам не до конца понимаю, как это работает.

— Но это как-то работает, — заключает Хао. Ему и Ханбину еще предстоит с этим разобраться, но немного попозже.

В конце концов, у них не так много времени на подготовку к прослушиванию — к осуществлению цели, ради которой они вернулись в прошлое. Хао должен дебютировать любой ценой.

***

— Тот парень смотрит на тебя уже десять минут, — говорит Ханбин, когда они сидят в столовой.

После очередной тренировки у них есть около получаса, чтобы передохнуть. У Хао в планах — съемка практики; потом ему снова следует подойти к хореографше и уточнить пару вопросов, связанных с танцем.

За пару дней до прослушивания трейни дали больше свободы и личного времени — быть может, это было связано с загруженностью агенства; быть может, причины были какие-то иные.

Хао проводит все свободное время в зале, как не делал это тогда. На сей раз он не жил иллюзией, что его усилий достаточно: всегда были люди лучше его. Хао хотел на них равняться.

— Какой парень? — спрашивает Хао и оборачивается. Он замечает Джиуна, сидящего на другом конце столовой, и тот сразу начинает махать. Приветствует. — Понял.

Хао в ответ только кивает и снова возвращается к своему завтраку — вода и небольшой шоколадный батончик. Тревожные мысли полностью заглушают чувство голода.

Все, что крутится у него в голове, — ему срочно нужно исправить прошлое. Все станет лучше, если он попадает на Boys planet и попробует дебютировать, верно?

— Ты считаешь его симпатичным? — после небольшого молчания спрашивает Ханбин, все еще косясь в сторону Джиуна.

Вероятно, Джиун — последний, о ком Хао сейчас думает.

— Джиун не совсем в моем вкусе, — вздыхает Хао, сочтя объяснение таких простых вещей крайне нелепым. Для него Джиун — потенциальный соперник, а не человек, к которому он мог бы чувствовать влюбленность.

Вероятно, подобие влюбленности он чувствует только к Ханбину. Эта мысль, слишком неуместная, всегда отбрасывается в сторону: они просто лучшие друзья, настоящие родственные души.

— Какие люди в твоем вкусе? — после небольшой паузы спрашивает Ханбин. Что-то в его поведении кажется странным, но Хао не придает этому значения.

— Не знаю, — коротко отвечает он.

Больше этой темы они не поднимают.

***

Пару недель назад, когда они только вернулись в прошлое, Ханбин вынудил Хао посетить его родной дом.

Улицы Сеула остались теми же, какими Хао оставил их у себя в памяти. Квартира, в которой он провел подростковый возраст, была такой же — старый ремонт, фотографии семьи на стенах. Семья Чжан переехала в Сеул из Китая, когда Хао было одиннадцать.

В его мире сейчас родители были разведены. В его мире семья, в которой Хао находил опору, развалилась. Родители, которые раньше поддерживали его во всем, теперь даже ему не звонили. Встречные звонки игнорировались.

Хао чувствовал вину за это. Стало немного легче когда, оказавшись в прошлом, его снова с объятиями встретил папа, пока мама готовила что-то на кухне.

Но нельзя было так легко вернуться в прошлое.

— Ты скучаешь по ним?

— Да.

Глаза Хао начало щипать, когда он оказался в своей старой комнате — снова физически один, но рядом с призраком друга. Прошлое смешивается с настоящим в голове Хао. Кровь пульсирует в висках.

— Они любят тебя и в этом, и в нашем мире, Хао.

— Нет. Они буквально вычеркнули меня из своей жизни, даже не объяснив причину. Папа вернулся в Китай, а мама переехала в США, — сказал он. Пришлось приложить усилия, чтобы выдавить из себя хотя бы одно слово.

— Они любят тебя, Хао. Даже не сомневайся в этом.

Ханбин повернулся в его сторону, отрываясь от разглядывания многочисленных постеров на стене. Свет фонаря через окно освещал его лицо, но все равно проходит сквозь него.

В этой комнате сейчас Хао был один. Он разговаривал сам с собой.

Воспоминание о дне, когда Ханбин убил себя, приходят резко. Хао почувствовал, что начал задыхаться — и то же самое, кажется, почувствовал и Ханбин.

— Мне все же не стоило убивать себя, да? — продолжил он шепотом. Хао уже не был уверен, происходило это на самом деле или ему просто мерещилось.

Это первый раз, когда Ханбин поднял эту тему: тут же опустил голову, отвернулся лицом к постерам. Хао хочется захотел прижать его к себе, как он часто делал и раньше, но он не мог этого сделать.

— Мне все чаще кажется, что я поспешил, — продолжал Ханбин. — Я очень сильно поспешил.

— Тебе следовало попросить о помощи.

— Мне было страшно.

Хао не винил его, хоть и не мог понять. Борьба с депрессией могла становиться невыносимой: одно непростое событие в жизни — все вспыхивает, как спичка, превращается в огромный пожар.

Ханбин никогда не делился навязчивыми мыслями, которые посещали его раз за разом; он не рассказывал, что его волнует, предпочитая бороться с проблемами в одиночку.

— Я могу тебя понять, Ханбин, но прошлое ты не сможешь… изменить.

Спокойный голос Хао контрастирует с потоком тревожных мыслей у него в голове.

— Ты прав. Ты прав, хен. — Ханбин прикрыл глаза. Хао сделал шаг в его сторону, коснулся его спины, но вместо ощущения чужого тепла почувствовал лишь жжение. Непривычно. — Я осознаю это, просто в тот момент… Мне кажется, я лишился любой надежды. Я правда не знаю, о чем я думал.

На щеках Ханбина виднелись слезы — их едва заметные следы. Хао не был уверен, умеют ли призраки плакать.

— У тебя была депрессия. Она полностью меняет человека. Единственная твоя ошибка — ты не обратился за помощью.

Хао не винил Ханбина за его поступок, но не одобрял его. Жизнь сложна, она чертовски сложна, но определенно стоила того, чтобы за нее бороться.

— Обращаться за помощью не стыдно. Рядом с тобой всегда были и есть люди, которые были готовы тебе помочь, — продолжил Хао.

Он бы сделал все, что в его силах; он бы нашел подходящего специалиста и заставил бы туда ходить, лишь бы Ханбин смог почувствовать себя лучше. Но он не смог этого сделать в момент, когда это было так необходимо.

Хао мог ему помочь. Он ненавидел себя за это.

— Спасибо, — ответил Ханбин. Отчего-то Хао казалось, что он хотел сказать что-то другое, но отказался от подобной идеи в последний момент.

«Я сильно люблю тебя. Мне жаль, что так получилось», — осталось неозвученным, замерло на губах Хао.

Но он этого не произнес.