Скажи мне, ведь внутри себя я сражаюсь,

Оставляю для тебя пустоту.

Вещи вдруг начинают казаться очень тяжелыми.

Это ощущается немного странно — снова иметь Ханбина в своей жизни. Хао даже не знает, как на это правильно… реагировать.

Чисто технически, человек, который уже некоторое время был призраком, снова возвращается к жизни. Чисто технически, человек, который в этом мире лежал в коме, находится неподалеку от Хао и сейчас ведет себя живее всех живых.

После того случая Ханбина они сблизились — Хао не заметил, в какой именно момент их касания стали… другими. Он сам начал ловить на себе долгие, изучающие взгляды Ханбина.

Он не мог осознать его оживление в полной мере; игнорирование проблемы стало самым простым способом ее решения. Неловкость никуда не исчезала, а попытки скрыть происходящее за маской дружбы делала только хуже.

Впрочем, именно он затаскивает Ханбина через пару дней в больницу. Там находят большую часть его документов — те же самые, что были у него в их мире. В регистратуре на Ханбина смотрят подозрительно, будто зная о его прошлом, что, формально, являлось настоящим.

У Хао кипит мозг.

— Очень интересный случай. Как ваше самочувствие, Ханбин? — Врач вынуждает Ханбина подойти к нему и снова проходится стетоскопом по его груди, будто пытаясь услышать то, чего раньше не слышал. Но Ханбин все еще живой, Ханбин все еще спокойно дышит, медленно вдыхая и выдыхая.

— Все хорошо. Очень даже хорошо, — отвечает Ханбин. У него есть небольшое головокружение и небольшая слабость, отдающая в мышцах, но Она предупреждала, что это может быть на первых порах. Это нормально.

— У него сильно болит голова в последнее время. Вы же доктор, вы знаете, что выход из комы не может пройти так легко.

Знакомый голос раздается сзади, и Ханбину даже не приходится задумываться, кому он принадлежит. Она появляется из ниоткуда и шагает по кабинету, прямиком к столу врача, снова цокая небольшими каблуками по паркету.

На сей раз на ней — черный пиджак и строгая черная юбка, не совсем подходящая к ее возрасту; ее движения чёткие, уверенные.

— Некультурно не здороваться с человеком, когда он разговаривает с вами, — говорит она, обращаясь к врачу.

— Кем вы приходитесь Сон Ханбину, если не секрет? На каком основании вы вообще зашли в этот кабинет?

Ханбин пятится, предпочитая не вмешиваться в их разговор. Встает рядом с Хао.

— Это та девочка, о которой ты говорил? — шепчет Хао — единственное, что может из себя выдавить.

— Да, это Она.

Хао не так представлял себе человека («человекоподобное создание», — одергивает он себя), который вершит судьбы людей. Не будь он настолько вымотанный постоянными тренировками, работай его мозг лучше, у него точно случилась бы истерика.

И она точно произойдет, если Хао останется в неведении всего. Неизвестность выматывает.

— Странно, что Ханбин вообще вышел из комы и не столкнулся ни с какими последствиями, — говорит врач. Девочка усаживает его на стул одним взглядом, не позволяя ему и дальше, пользуясь преимуществом в росте, над Нею возвышаться.

— Странно лишь то, что вас это напрягает. Некоторые люди заслуживают второго шанса, даже если этот шанс они будут проживать… не у себя в мире.

Фразы врываются в сознание Хао урывками, не создавая целой картины. Будет слишком глупо, если даст себе лишнюю надежду.

— Я вас понял. — Врач затихает, все еще смотря девочке в глаза.

— Это прекрасно. Сделайте так, чтобы подобный инцидент не привлек внимание общественности. В конце концов, вы же доктор.

Но этот инцидент не может не привлечь внимание общественности. Вчера люди в автобусе обсуждали неожиданно ожившего пациента больницы; подобные слухи Хао слышал и в столовой, когда сидел там с Джиуном и Мэттью. От них нельзя было просто так избавиться.

Не один Хао переживал об этом.

— Я с ними договорилась. Никаких слухов про Ханбина больше не будет: люди совсем скоро начнут забывать, что он вообще был в коме, — говорит она, как только переступает порог квартиры Хао. — Я, кстати, Чхве Сонхи. Будем с вами знакомы лично, господин Чжан Хао.

Хао отвечает что-то несуразное. В его квартире — разбросанные упаковки еды и огромный пакет мусора, стоящий около входа. Грязная посуда лежит в раковине уже третий дня.

— Не переживай, господин Чжан. Я совсем не придирчива, когда дело касается людского жилья.

Она, проходя по комнатам безо всякого стеснения, останавливается возле книжного шкафа. Проводит по книгам пальцами одна за другой; Хао молча за ней наблюдает.

— Ты по-прежнему любишь Гюго, верно? Впрочем, я так и предполагала. — Она поворачивается к Хао. — «Отверженные», «Человек, который смеется»… Вера в правосудие и в то, что человеколюбие всегда побеждает. Ты в любом мире остаешься наивным.

Она говорит это и выходит из спальни. Ее присутствие ощущается необычной легкостью. Хао переглядывается с Ханбином, прежде чем пойти за ней следом.

— Я не думала, что вы так быстро обживетесь в прошлом. Обычно у людей, возвращающихся сюда, сразу начинается паника. — Она садится за кухонный стол, поправив юбку, и поднимает взгляд на Ханбина. — Предложишь мне чай? Не угощать гостей — крайне некультурно.

Ханбин наливает Ей чай. Хао ощущает на себе пристальный, изучающий взгляд. Она видит насквозь, замечает то, чего замечать не стоит.

— Вы отреагировали на перемещение в прошлое… спокойно, — продолжает она. — Вы даже не просили меня вернуться обратно и были вполне довольны происходящим. Даже обжились в уютной квартире. Это крайне неплохо.

Хао ставит перед ней чашку с печеньем, сочтя невежливым оставлять гостью без угощений. Ее выражение лица становится более мягким.

— Спасибо, — сдержанно благодарит она, но к еде не притрагивается. — Впрочем, я зашла к вам по совсем другой причине.

Недосказанность начинает напрягать Хао — и, вероятно, в следующий раз он сам будет сидеть в библиотеке сутками напролет, читать книги, лишь бы узнать, кем является эта девочка.

— Что вы думаете насчёт того, чтобы остаться здесь навсегда? Как видите, никаких проблем со слухами больше не возникнет. Вы сможете счастливо жить вместе до самой смерти, как вы оба и хотели этого.

Ханбин неожиданно для всех закашливается.

— Нечего кашлять. Чувства — это не то, чего нужно стесняться, господин Сон Ханбин, — говорит она. — Твое будущее только в твоих руках.

Если будущее вправду ждет его впереди, означает ли это, что…

— Вы решили оживить его? — не то спрашивает, не то утверждает Хао спокойно. В моменты, где Ханбин бы начал паниковать, Хао всегда держал себя в руках, знал границы дозволенного.

Девочка делает пару глотков чая и морщится — людские напитки никогда не приходились ей по душе.

— Именно так. Господин Сон Ханбин — светлый человек со светлыми мыслями. Он один из немногих, к кому мой отец проявил милосердие. Второй шанс — меньшее, что он может вам дать.

Хао замирает. Все помещение кухни, такое огромное, вдруг сужается до одного квадратного сантиметра, а во рту становится сухо — верны ли его мысли?

— Я буду посещать тебя, господин Сон Ханбин, не так часто, как могла бы. Мой папа по-прежнему не одобряет мое общение с обычными смертными.

Девочка, не дожидаясь ответа, поднимается с места и встает напротив Ханбина. Тот привычным жестом кланяется. То же самое делает и Хао.

— На этом мои новости закончились. Впереди у меня — разговор с одной девочкой, которая умерла из-за… — Она глубоко вздыхает. Каждая смерть, каждое дело, с которым ей приходилось работать, находило место в Ее сердце даже спустя столько лет работы. — Впрочем, неважно. Главное, что ты понравился моему папе.

Отец этой девочки, по рассказам Ханбина, — весьма строгий мужчина. Он управлял всем миром, и лично определял, какая участь ждет человека после смерти. Только он мог принимать такие решение.

Ханбин получил от него разрешение пожить дальше. Эта мысль не укладывается в голове Хао; он снова не может пошевелиться.

— Крайне невежливо — заставлять меня ждать, господин Чжан Хао, — говорит девочка, когда уже стоит возле порога. Она в нетерпении стучит зонтиком, что появился в ее руках неожиданно, по полу. Хао подходит к Ней.

— Здесь есть письмо от твоего будущего фаната. Не могу сказать, дебютируешь ли ты благодаря шоу на выживание — я и так много чего лишнего рассказала, каюсь! — В ее руках магическим образом появляется письмо. — Мне просто захотелось тебя чем-то порадовать. Ты неплохой человек и точно добьешься того, чего хочешь.

Конверт трясется в руках Хао, как только он берет его в руки. Напряжение в воздухе не то пропадает, не то усиливается, когда Она исчезает.

Они остаются наедине в пустой квартире.

***

— Ты не хочешь его открыть?

Ханбин спрашивает это в десятый раз за час, пока Хао молча листает книги по физике и психологии. Ему нужно было уложить в голове… все это.

Это не похоже на галлюцинации. Хао не принимал ничего такого, он не делал ничего такого, в конце концов, — никаких весомых причин. Ни в одном справочнике не станут писать, что стоит за подобными… случаями.

Хао просто начинает сходить с ума.

— Тогда я точно свихнусь, — отвечает Хао. Злополучное письмо лежит на столе, и Хао охватывает странная волна жара сразу после одного лишь взгляда на него. Он слегка ударяет Ханбина по рукам, когда тот тянется к письму самостоятельно. Все еще непривычно ощущать кожу Ханбина на своей.

Он скучал по этому.

— Только попробуй, — шипит Хао угрожающе, но получается крайне плохо. — Я открою его сам… когда буду готов.

Но к этому невозможно подготовиться: Хао просто возится с письмом, перебирает белый конверт, залепленный печатью, и думает-думает-думает.

Думает, когда на следующий день снова оказывается в тренировочном зале, думает, когда хореографша в очередной раз указывает ему на недочеты. Мысли отчего-то разбегаются, и не получается ухватиться за одну из них.

И Хао впервые за долгое время хвалят. Он даже этого не замечает.

— Ты хорошо потрудился. — Джиун хлопает его по спине. — В последнее время они единственные, кто так долго засиживается, практически живет, в зале.

Репетировать приходится постоянно — одна небольшая деталь, небольшой недочет, и все старания Хао могут не принести должные результаты. Он так и не сможет стать хорошим айдолом. Он не сможет дебютировать.

Только вот письмо в его руках говорит об обратном.

Хао не выдерживает и запирается в кабинке туалета — единственном спокойном месте — с письмом через пару минут. Из приоткрытой двери, ведущей в коридор, доносится знакомая песня.

«Моему самому главному кумиру, Чжан Хао.

Мы искренне рады, что ты смог исполнить свою мечту. С самого детства ты был сильным и целеустремленным человеком. Каждая твоя самая небольшая награда заставляет нас гордиться тобой еще больше, чем ты мог себе вообразить.

В последнее время ты занят предстоящим дебютом — или люди обычно называют это камбэком? Извини, сын, я до сих пор плохо разбираюсь во всех названиях. Я редко тебе звоню, мама — тоже. У нас начался новый этап в жизни, и мне жаль, что я не могу провести его рядом с тобой.

Я всегда тебя любил и продолжу тебя любить, несмотря ни на что. Будь счастлив и не забывай приезжать ко мне в Китай хотя бы иногда. Буду рад, если ты возьмешь с собой Ханбина. Он хороший парень.

Мне кажется, вы вправду хорошо друг другу подходите. Продолжайте любить друг друга и в случае чего не бойтесь обратиться ко мне за советом.

Передавай привет своим коллегам по группе и по совместительству новым друзьям, Джиуну и Мэттью. И тоже приводи их ко мне, как только появится возможность — мне будет интересно пообщаться с ними лично. Они чудесные люди.

Твой папа».

Письмо из будущего. Та же самая дата — двадцать четвертый год, — тот же почерк. Значит, в будущем Хао сможет дебютировать вместе с Джиуном и Мэттью. Это приносит облегчение, хоть пока он недостаточно хорошо знает их. Быть может, во время шоу выживания они окончательно сблизятся.

В будущем его родители снова разойдутся, но будут… счастливы. Хао большего и не надо, он больше не чувствует обиду из-за того, что про него забыли. Его любят. Про него помнят. И даже упоминание Ханбина…

Ему становится неловко от собственных догадок. Ему было чуждо смущение, но в момент, когда его собственный отец упоминал Ханбина в своем письме, оно окатывало его с головой.

Хао приводил Ханбина к себе домой только один раз, на рождественских каникулах пару лет назад; тогда Ханбин сумел найти общий язык с его отцом. Отец даже сказал, что был бы не против такого зятя — уж слишком хорошим показался ему Ханбин.

Чувства начинают возрастать внутри него яркими бутонами.

***

Потому что я твой дом — место, куда ты всегда можешь прийти;

Человек, на которого ты всегда можешь положиться.

Ханбин встречает Хао после тренировки. Прохладный ветер бьет в лицо, когда они молча идут домой по мосту, а усталость охватывает полностью, отдаваясь приятной слабостью в мышцах. На улицах подозрительно пусто.

— Так что ты думаешь… по этому поводу? — прокашливается Ханбин и встает рядом с Хао, плечо к плечу. Тогда они останавливаются возле ограждения моста.

— Я…

— Мне кажется…

Они замолкают одновременно, как одновременно и начинали говорить. Оба начинают смеяться — Хао непроизвольно подается вперед и, переполненный смешанными эмоциями, слегка ударяет Ханбина по плечу.

Касания все еще кажутся непривычными, слова — лишними. Хао сомневается, что кто-нибудь из них может объяснить происходящее между ними.

Но это вдруг становится невыносимо — просто смотреть на Ханбина, снова молчать. Непривычная смелость охватывает его, воодушевляет, и Хао даже не успевает с нею совладать.

— Я тебя люблю, — выпаливает он. В его голове эта фраза горит ярко-красным, пылает огнем — еще немного, и он сожжет все на своем пути.

Сердце Хао делает кувырок в очередной раз, пока Ханбин вовсе замирает. Молчит. Ветер взъерошивает его волосы, кадык дергается при каждом сглатывании.

Хао выбрал не самый подходящий момент. Вероятно, он об этом немного сожалеет.

— После того, через что нам пришлось пройти, — начинает Ханбин шепотом, — тебе не кажется, что нам не стоит тянуть время?

На сей сглатывает Хао. В голове проскальзывает мысль о том, какая сильная будет истерика после полного осознания всего произошедшего — пока смерть Ханбина и его внезапное воскрешение не поддаются логическому объяснению. Хао потом сделает все, чтобы его найти.

— Тянуть время с чем? — спрашивает он.

Ханбин снова колеблется, но делает шаг навстречу Хао. Тот не шевелится; не дергается и в момент, когда Ханбин берет его руки в свои.

— Я не умею формулировать мысли красиво, а речь заранее не подготовил. Моя вина. — У него начинают трястись руки: Хао может это почувствовать и потому сжимает чужие руки сильнее. — Я… На самом деле… Черт.

Прямой вопрос выбивает Ханбина из колеи еще сильнее, как выбивает и воздух из его груди:

— Ты предлагаешь начать встречаться?

— Может быть? — продолжает он, немного колеблясь. — Не думаю, что статус пары что-то существенно изменит в наших отношениях, но все равно. Мы никогда не знаем, когда умрем, поэтому предлагаю наслаждаться жизнью вместе.

Хао только кивает, сочтя лишним добавлять что-то еще. Мысль о смерти больше не тревожила так сильно.

— Да. Потом можно пожениться в Вегасе и набить парные татуировки, — смеется Хао. Он не любил татуировки, не видя в них смысл, но это было бы неплохо — набить нечто подобное вместе с Ханбином. Все друзья так делают.

Хао осторожно убирает свои руки из рук Ханбина только для того, чтобы прислониться спиной к ограждению. Воздух вокруг ощущается по-особенному, от прежней тревоги ничего не остается.

Становится спокойнее.

— Договорились. — Ханбин встает рядом с ним, и тревога исчезает окончательно. — Это можно считать за положительный ответ, да? Просто не хочу себя радовать раньше времени.

Хао притягивает его к себе за талию и на сей раз пробирается холодными пальцами под чужую толстовку, едва касаясь кожи Ханбина.

— Я хочу с тобой встречаться, — отвечает Хао, сочтя признание в любви более неловким, чем подобные касания — рискованный шаг, вызывающий у Ханбина лишь ухмылку на лице. — Я тот еще придурок, когда дело касается отношений, но ты и так это знаешь. Терпи.

Между ними многое не изменится — Хао в этом уверен. И, быть может, впервые за долгое время Хао чувствует себя спокойно.

Быть может, все вправду будет хорошо.