Глава 10. Начало перемен.

 

PovТимиэль

 

Пара лет непрекращающейся учёбы, изучения чужого языка и более глубокое изучение политики выматывают ничуть не меньше родов. Ещё и забота о детях забирает большую часть времени. Не то чтобы жалуюсь, просто иногда появляется такое чувство, что Мирон специально лишний раз отменяет наши занятия с учителями, лишь бы только меня отвлечь от составления плана улучшения жизни омег.

 

Не скажу, что жалею о том, что родил, просто с каждым годом Селен становится старше, и его возможный брак всё ближе и ближе. Подумать только, им уже по шесть лет. Ещё десяток, и Селена смогут выдать замуж без моего разрешения. Словам Мирона не верю. Да и наши дети растут красивыми. Конечно, каждый ребёнок для своего родителя самый лучший, но это подметил не только я.

 

Гелос похож на Мирона, даже слишком. Если бы не голубой цвет глаз, что обрамляет изумрудное кольцо зрачка, и более прямой нос, без явной горбинки на переносице, то можно было бы спокойно назвать их братьями-близнецами. К тому же, по первичным анализам, которые не так давно провела Диора, он будет альфой, а значит, он — прямой наследник. И от этого у него прибавилось занятий с физическим уклоном. Не скажу, что против этого. Скорее, наоборот, я не против, ведь он уйдёт на службу куда раньше, чем за Селена начнут приносить выкуп.

 

Если не уже, учитывая, сколько знатных альф я уже успел отогнать. Не без помощи Диоры, конечно же.

 

А он у меня как куколка. Жаль, что с лицом Мирона. Хоть оно и более детское, с пухленькими щёчками и большими глазами, но всё же с лицом Мирона. Только как и у своего близнеца, отличается лишь горбинка да цвет глаз. Длинные светлые волосы мягко лежат на одеждах и маленьких плечах. Одни серебряные, собраны в тоненькие косички, оттого их и чётко видно. Смотря на него издалека, можно подумать, что это нити из серебра украшают его волосы, и, лишь подойдя ближе, можно нормально разглядеть, что относится к украшениям, а что — к волосам. Украшения он любит, особенно те, что делает Мирон для него.

 

Сейчас он спит, уложив свою голову на мои колени. Стараюсь как можно мягче поглаживать по голове и волосам в целом, ладонью и пальцами то и дело цепляюсь за его заколку с каменными цветами на кончике. В моих волосах буквально этим утром была похожая, но больше раза в два. К обеду, когда Мирон не видел, я снял её, потому сейчас сижу с распущенными волосами. Они не так давно снова опустились до копчика, потому и не хочу собирать их надолго.

 

— Опять волосы распустил? — Не ожидал услышать голос Мирона так скоро. Максимум — к вечеру.

 

— Сегодня тепло и не сильно ветрено.

 

— И кто же потом их расчёсывать будет?

 

— Не трогай. — Буквально год назад он снова обрезал их, потому и не хочу, чтобы он хоть как-то трогал мои волосы. Наверное, боюсь, что он снова обрежет грубо и криво. Ещё и повод… Такой дурацкий… Я всего лишь попросил за Элеонора и чтобы центр был открыт не только тут, в Атлантиде, но и в Эребсии тоже.

 

Хоть я и попросил, Мирон всё равно дотрагивается до моей макушки, собирая от неё все мои волосинки. Собрав в хвост, ненавистный супруг прячет их за шиворот туники. По спине тут же идут противные мурашки, но с места так и не встаю, иначе разбужу Селена.

 

— Теперь лучше.

 

— Старцы уже рассмотрели мои предложения?

 

— Сегодня мы обсуждали только Лиль.

 

— Как там? — Уже и не думаю, что после очередного бунта там хоть кого-то начнут жалеть. Но всё же… Я продолжаю надеяться…

 

— Думаю, тебе не понравится моё решение. — Слова ненавистного супруга напрягают куда сильнее его прикосновений. Они же не будут убивать всех лильцев, да?

 

— Мирон. Что. Вы. Решили? — сцепив зубы, выговариваю каждое слово по отдельности, стараясь не кричать. Селен ещё спит.

 

— Направить туда воинов, а обычных Атлантов вывезти обратно. — Поворачиваю голову к нему, стараясь прожечь взглядом. — Не смотри так. Детей никто убивать не будет.

 

— А взрослых омег?

 

— Только тех, кто пойдёт на Атлантов с оружием. Других никто не тронет.

 

— Издеваешься? — всё же кричу, и Селен открывает глаза.

 

— Лильцы сами напросились, — Мирон жёстко произносит эти слова, чем пугает и нашего ребёнка. — Поговорим об этом наедине?

 

Не хочу, но киваю головой. Нельзя нам при детях ругаться. Нельзя подавать им плохой пример. В отличие от меня, Мирона они любят. Он их отец… Могу лишь немного уберечь…

 

— Что-то случилось? — сонно протягивает Селен, потирая глазки.

 

— Случилось. Твой папочка так сильно тебя любит, что ко мне на стол кладут всё больше и больше писем с жалобами о том, что к тебе не подпускают других маленьких альф.

 

— Есть возражения? — произношу тихо, всё ещё думая про Лиль.

 

— Нет. Никаких. Ты молодец.

 

Притянув мою голову, Мирон целует в макушку. Не позволяю ему затянуть это надолго. Толкнув от себя, удерживаю дистанцию с помощью вытянутой руки.

 

— Не трогай, — шипя на него на своём языке, не боюсь, что Селен узнает, о чём я попросил. Зато Мирон поймёт.

 

К счастью, Гелос увидел, что его младший брат проснулся. Подзовя к себе, он ждёт своего близнеца. Не спеша, Селен всё же встаёт и, лениво перебирая ногами, шагает к пруду. И как только Селен уходит в воду по пяточки, отсаживаюсь от Мирона. Хоть он и хочет притянуть меня обратно, но я не даюсь, продолжая держать вытянутыми руки.

 

— Что будет с моими родными?

 

— Я постараюсь вывезти твою мать с сестрой до начала конфликта. Может, если они увидят внуков да племянников, то смягчатся? Но ты должен дать мне кое-что взамен.

 

— И что же это? — По спине бегут противные мурашки. Что-то мне подсказывает, что ответ мне известен.

 

— Ещё один наследник.

 

— Центра ещё нет. — Не намерен рожать раньше оговоренного срока. И горящие глаза Мирона, что смотрят с желанием, не прогнут. Метка подрагивает, но не настолько, чтобы подчиниться. — Да и к чему тебе ещё один наследник? Чтобы они потом перегрызли друг другу глотки?

 

— Нет. Чтобы второго можно было послать править в Лиль. Боюсь, иначе там порядок не навести.

 

— Просто оставь Лиль в покое. Этого будет достаточно.

 

— Нет, Тимиэль. Они не оставят Атлантов в покое.

 

Приложив силу, Мирон укладывает меня на расстеленный плед. Руки легко удерживаются одной его рукой, пока вторая прикасается к моему лицу, мягко ведя пальцами. Больше, чем уверен: не будь тут детей, то он мне уже бы и ноги раздвинул, ведь его член уже колом стоит.

 

— Не трогай меня.

 

— У меня на днях будет вторая линька. Проведём её вместе.

 

— Это ведь не обязательно.

 

— Нет. Но иначе не прикажу помиловать протестующих.

 

Мирон полностью ложится на меня, придавливая своим телом. Лежит так недолго. Пока дети заняты водными забавами и не смотрят на нас, Мирон трётся об меня, тычась своим членом. Противно до отвратительных мурашек.

 

— Ненавижу тебя.

 

— Сегодня не трону. Но завтра, как стройка начнётся, встреть меня как полагается. За детьми присмотрят.

 

— Сдержи своё слово. Хотя бы это…

 

— Сдержу. Но и ты будь ласков. — Мои руки больше никем не удерживаются, и как только я чувствую свободу, тут же упираюсь ими в его плечи, чуть отталкивая. Понимаю, что не столкну с себя, но так немного спокойнее.

 

— Вот как начнётся весь процесс, так и проявлю.

 

— Ты такой холодный.

 

Не сразу понимаю, про какой холод говорит Мирон, на улице ведь тепло. И лишь когда сперма пачкает нашу одежду, понимаю, что супруг говорил про другой холод. Не чувствую своей вины в этом. Это всё вина Мирона. Только его и ничья больше.

 

PovМирон

 

Если бы не Тимиэль, если бы не его просьбы, то давно бы приказал поубивать неугомонных омег Лиля. Поступить так — проще всего. И то, что такого приказа до сих пор не озвучил — головная боль для моих атлантов: как воинов, так и мирных послов. Последним омеги Лиля начали грозить охотой на них, и попытки убийства нелюдей, как они нас прозвали, уже увенчались успехом. Правда, среди их жертв пока лишь ни в чём не виновные дети да омеги. Ни одного альфы. Так они вымещают свою злость и обиду. Естественно, мои представители на Лиле недовольны.

 

Но это того стоило.

 

Буквально только что была возложена основа для омежьего центра, о котором так сильно грезит мой милый Тимиэль последнее время. Ещё вчера младший супруг огрызался и отстранялся, стоило мне появиться перед ним. Сейчас же терпит, скрепив свои зубки, пока я раздеваю его, освобождая от слоёв одежды. И почему именно сегодня на нём столь много одежды? В нетерпении рву его тёмно-синее платье, отбрасывая куски ткани и серебряные застёжки в сторону. У нас нет времени для долгих прелюдий. Боюсь, что Тимиэль передумает и снова начнёт отказываться.

 

— Стройку ведь не приостановят? — беспокоится супруг, продолжая смотреть вдаль через панорамное окно.

 

На одном из островов среднего кольца виднеется стройка. Пока это одно большое здание, что будет пунктом контроля и администрацией в одном лице, да первые жилые дома. Все они будут двухэтажными, предназначенными для омег с двумя и более детьми. Чуть дальше будет и детская площадка. Она пока в проекте, но Тимиэль настаивает на ней.

 

— Не прекратят, пока ты со мной. Даю тебе слово, — шепчу прямо в волосы, закончив расплетать густую косу.

 

— Цена твоему слову слишком мал… — За столько лет совместной жизни мне легко предсказать все его колкости, а потому проще заткнуть, выдавив стон удовольствия. Несильно сжимаю его соски, массируя меж своих пальцев. — Ах…

 

— Расслабься хотя бы сегодня. Мы так редко остаёмся наедине. — Прижавшись к его лицу, тут же покрываю кожу поцелуями, желая как можно сильнее разогреть своего партнёра.

 

— У каждого свои заботы.

 

— Ты ведь не принимал лекарства Диоры?

 

— Н-нет… — Из-за прикрытого рта мало что слышно, но я улавливаю ответ.

 

— Только попробуй не забеременеть. — Прекратив ласки у лица и шеи, полноценно перехожу к его соскам. Совсем скоро Тимиэль снова будет кормить грудью, а потому практически плоская грудь взбухнет из-за грудного молока. С нетерпением жду, когда его плоские груди, спокойно помещающиеся в моих руках, будут мягкими и набухшими. До сих пор жалею о том, что так и не попробовал того молока, пока близнецы были малютками. — Нагну на месте, где бы мы ни оказались.

 

— Говоришь так, как будто тебя может кто-то или что-то остановить.

 

— И то верно.

 

Как только тело Тимиэля окончательно освобождается от одежды, веду послушного супруга к кровати. На нежной коже тут же остаются покраснения из-за моей спешки. К моему удивлению, член Тимиэля так и не встаёт, несмотря на все мои ласки. Лишь едва дёргается. Омега даже закрывает лицо руками, тяжело вбирая и выдыхая воздух.

 

— Прошу, сдержи своё слово хотя бы в этот раз… — Едва слышна мольба сквозь тоненькие пальцы.

 

— Всё, что угодно, мой Тимиэль, мой Вентус. — Целую сначала в пальчики, а после и в лицо, убрав маленькие ручки от лица любимого.

 

С проникновением не сильно тороплюсь. Смочив пальцы в слюне, потихоньку проталкиваю по одному, не забывая ласкать и всё остальное тело. Понемногу Тимиэль отзывается на ласки моих хвостов, рук и языка. Я должен использовать этот момент по максимуму, ведь не ведаю, когда он снова будет таким податливым. К тому же, моя линька на подходе. И пока я могу быть с ним обходительным, я должен сделать всё, чтобы и Тимиэлю было хорошо со мной.

 

 

***

 

 

Линька прошла хорошо для меня и тяжело для Тимиэля. Примерно с неделю он не вставал с постели, ещё две — прихрамывал на обе ноги. Со мной, естественно, говорил мало. Даже к Диоре он ушёл молча, сразу после собственных занятий. Если бы не приставленная к нему охрана, то и вовсе бы не узнал. Не тревожу их приём, молча ожидаю под дверью, опустившись на корточки.

 

Сам не понимаю, отчего переживаю. Во время нашей линьки шансы на оплодотворение партнёра увеличены. И я уверен, Тимиэль мог спокойно залететь от меня. Но я тут же вспоминаю, сколько лекарства от Диоры он выпил за последние лета, и какими непостоянными были его течки. И сомнения снова и снова раздирают мою душу и разум.

 

— Каков результат? — интересуюсь у Диоры, стоит ей закрыть дверь за собой.

 

— Положительный, — сообщает мне женщина, продержав небольшую паузу. Хоть новость и замечательная, но на её лице нет той же радости.

 

— Так ведь это же хорошо… Верно?

 

— Беременность будет сложная. У младшего господина Тимиэля сильные кровотечения. — Лицо Диоры мрачнеет, как будто она сообщила мне о чей-то смерти.

 

— О чём ты? — Я не подмечал за ним ничего подобного. О каком кровотечении она говорит?

 

— Подождём до двенадцатой недели, и время покажет. А пока, я не советую привязываться к этому ребёнку.

 

— Погоди! В чём причина-то? — едва ли не срываюсь на крик. Останавливает лишь то, что могу напугать младшего супруга.

 

— У Тимиэля угроза выкидыша. — Слова из уст пожилой женщины звучат, как приговор.

 

— Но почему? С телом Тимиэля же всё было нормально!

 

— Мирон, ты правда хочешь знать?

 

— Да, хочу!

 

— Почти десять лет прошло с тех пор, как его родной остров и люди познали силу атлантов. И совсем скоро их может ожидать похожая участь. И Тимиэлю об этом прекрасно известно. — Чётко слышен упрёк в словах. — Я же советовала не рассказывать ему об этом. А тут ещё и за детей одни беспокойства. А уж чего стоишь ты… К тому же, он столько лет пил противозачаточные, конечно, его организм дал сбой. — Возраст сильно сказывается на Диоре. Если раньше она уже давно бы начала прикрикивать на меня, то сейчас ей едва ли легко просто говорить всё это.

 

— Он бы всё равно узнал это от своей матери или сестры, и устроил бы нам всем скандал. А так я показал свою искренность и честность.

 

— Ты всё же приказал привезти их сюда? — Диора устало вздыхает, хватаясь одной рукой за голову, тогда как вторую ставит в бок.

 

— В следующем месяце можно их ожидать.

 

— Тимиэль попросил об этом?

 

— Нет, я… — И почему она думает, что я не мог решить этого сам? — Я не настолько идиот. Вижу его тоску и ничего не могу с этим поделать. Да и меня эта упрямая женщина не послушает. А так, быть может, смягчится и сменит гнев на милость, когда увидит собственного сына и родных внуков. А ещё лучше, если и его мать, и его сестра забудут думать о том, чтобы вести фронт сопротивления таким, как я.

 

— Не уверена, но буду молиться об этом. — Хоть Диора на словах и поддерживает меня, но по её чуть сощуренному взгляду вижу осуждение.

 

Дверь снова приоткрывается. Сначала вижу русую макушку, а уже после и самого Тимиэля в лёгкой тунике. Сейчас на нём нет украшений, зато есть серый платок. Видимо, Диора уже выдала его, чтобы вещь служила оберегом. Под глазами наливаются синяки не то от недосыпа, не то от усталости. Лицо стало ещё бледнее, по сравнению с тем, каким я видел его утром.

 

— О чём вы разговариваете? — голос Тимиэля такой же уставший, какой и его внешний вид.

 

— Я с хорошими новостями. Твоя мама и сестра прибудут к нам через месяц в гости. Сегодня ночью корабль с ними отплыл из Лиля. — Стараюсь улыбаться, чтобы хоть как-то смягчить новость об этом.

 

— Ты… — шире открыв глаза, мой милый супруг как будто не верит моим словам. Впервые за долгое время в серо-голубых глазах нет отвращения в мою сторону, — …правда, позволишь мне встретиться с семьёй?

 

— А почему нет?

 

— Просто… — Обняв самого себя за плечи, Тимиэль слегка подрагивает. — Я думал, что уже никогда их не увижу… А то, что ты сказал тогда… Я не поверил… Мне и сейчас кажется, что тебе проще убить их, чем уберечь.

 

В глазах супруга накатывают слёзы, но так и не стекают по щекам. Обойдя Диору, утираю влагу с его глаз. Интересно, когда он был беременным близнецами, он был таким же эмоциональным? В прошлый раз мне нужно было уплыть, но с тех пор я всегда здесь, рядом со своим истинным. И эту беременность я хочу провести с ним.

 

— Если ты скучаешь по ним, то стоило сказать об этом раньше. Я бы сразу же отдал приказ сопроводить их сюда, в Атлантиду.

 

Аккуратно беру своего милого на руки. Таким образом сильнее чувствую дрожь родного тела. Целую его в макушку, стараясь хотя бы так успокоить. Знаю, у Тимиэля есть полное право бояться за своих родных. Его страх — моя вина. Но от одной этой мысли в груди всё болезненно сжимается в непонятный комок. Я бы с удовольствие его вырвал, но понимаю, что этим самым комком может оказаться моё собственное сердце.

 

— Не думаю, что им здесь понравится, — с некой грустью шепчет Тимиэль, уткнувшись лбом в моё плечо.

 

— Покажешь им свой проект. Уверен, они оценят его по достоинству и будут гордиться тобою.

 

— Хорошо… — Тимиэль совсем ненамного успокаивается. Хоть дрожь в теле ещё осталась, но его голос уже звучит не так тревожно. — Так и сделаю…

 

— Знаешь, я тоже кое-чего жду.

 

— Чего именно? — Тимиэль даже немного приподнимает голову, не понимая, чего же такого я могу ждать.

 

— Хороших новостей и для меня.

 

— Тебе уже всё Диора рассказала. Разве нет? — Тимэль снова опускает голову, сильнее кутаясь в серый платок.

 

— Хочу услышать это лично от тебя.

 

— Тебе не придётся искать первую попавшуюся поверхность, ведь я беременен. Доволен? — Однотонно, но мне и это подойдёт.

 

— Обязательно буду, когда ты разродишься.

 

— Возможно, это дитя не увидит свет, — всё так же монотонно произносит Тимиэль.

 

— Мы постараемся. Ты, я и ещё не родившаяся кроха. — Целую милого в макушку, стараясь и сам поверить в собственные слова. — Обязательно постараемся.

 

— Мне бы твой оптимизм, Мирон… — с усталостью, с некой обречённостью, звучат слова из уст моего супруга.

 

— Моего оптимизма хватит на нас всех.

 

Тимиэль научился за эти годы жизни со мной не спорить тогда, когда это необходимо, потому больше ничего и не отвечает. Либо же просто смирился с моим упрямством. А может… возможно, что боится за жизнь нашей маленькой крохи… Стоит вспомнить, как рьяно он защищал свой живот, а после и родившихся близнецов. Думаю, мне и в этот раз стоит быть готовым к чему-то подобному.

 

В спальню вношу уже в тишине. Уложив на кровать, подмечаю лёгкий кровавый след на своей руке. Она точно не моя, ведь на мне нет ран, ни закрытых, ни открытых. Тут же вспоминаю слова Диоры.

 

Беременность будет сложная. У младшего господина Тимиэля сильные кровотечения.

 

…значит, это кровь Тимиэля.

 

Подкладываю под его таз сложенную в несколько раз плотную простыню темно-бордового цвета. Таким образом, даже если она и испачкается, то хотя бы не напугает Тимиэля. Да и пятно будет не таким заметным, как на любом другом цвете. Вероятно, его дрожь связана с тем, что милый уже успел потерять достаточно крови. Надо будет попросить у Диоры что-нибудь для восстановления крови. А пока что… Могу предложить тот же вариант, что был использован при рождении близнецов. Выпустив когти, режу собственную ладонь. Кровь тут же стекает по кисти руки. Тимиэль даже замирает, смотря на меня с немым вопросом.

 

— Когда ты родил близнецов, то был на грани жизни и смерти. — Подмечаю удивление на лице милого. Видимо, он ни с кем это не обсуждал. — Диора навряд ли тебе рассказывала об этом?

 

— И как же я выжил? — Тимиэль чуть-чуть отодвигается от меня, только отодвигаться некуда. За его спиной лишь спинка кровати да белая стена.

 

— Я напоил тебя собственной кровью. Поэтому — пей, — подсовываю к его рту кровоточащую рану. — Это должно помочь.

 

Поначалу Тимиэль морщится, но всё же не отказывается. Лизнув, он потихоньку присасывается к ране. Совершив пару глотков, милый тут же отрывается от моей руки. Причмокнув губками, он слизывает пару капель с губ. Остатки убираю сам, стирая их с подбородка собственным рукавом белой рубахи. Мне всё равно, что пятно не отстирается. Главное — облегчить жизнь Тимиэля.

 

— Столько хватит? — уточняет Тимиэль, отвернувшись к панорамному окну. Подмечаю, как он складывает руки на живот, словно сжимает его, дабы спасти от спазмов… или от меня. Всё же мне стоит ожидать такого же поведения от Тимиэля, что и в прошлый раз.

 

— На сегодня — должно.

 

— Сегодня? — Тимиэль возмущён, даже поворачивается обратно в мою сторону.

 

— Посмотрим на твоё состояние.

 

— Хорошо. — Искренне надеюсь на благоразумие Тимиэля. Убрав волосы с его лба, чувствую, как сильно он вспотел и замёрз.

 

— И пока возьми перерыв абсолютно во всём. — Встав с постели, тут же накрываю Тимиэля одеялом. Подтолкнув, я и сам ложусь рядом. Вижу возмущение в перекошенном лице Тимиэля, но он ничего не озвучивает. Лишь пыхтит да шевелит ноздрями. Видимо, и правда боится разозлить меня, пока носит дитя под сердцем. — Вернёшься к работе, учёбе и воспитанию детей, когда полегчает. Договорились?

 

— Зачем спрашиваешь, если уже решил за меня?

 

— Потому что ты такой же упрямец, как и я.

 

— Дурень.

 

Отвернувшись от меня не только лицом, но и всем телом, Тимиэль сильнее укутывается в одеяло, зарывшись в него аж носом. Обнимаю его поверх одеяла, прижимая к себе. Даже если эти действия не успокоят его сомнения, то он хотя бы быстрее согреется.

 

 

***

 

 

День идёт за днём. Почти наступила пятая неделя. Тимиэлю всё никак не легчает. Наоборот, с каждым днём жизненные силы покидают его. Если ещё вчера он ещё садился на постели, в ожидании смотря в морскую даль, то сегодня он лежит без сознания, обильно истекая кровью.

 

— Ты выяснила, что с ним? — Места себе не нахожу, потому хожу из одного угла комнаты в другой. В словах тоже себя не сдерживаю, потому речь выходит резкой. Хвосты невольно вышли из маскировки и теперь ходят ходуном, чудом пока ничего не снеся на своём пути.

 

— Прости… — Диора даже опускает собственную голову в поклоне.

 

— Да чтоб вас всех… — Стучу хвостами в стену, совершенно не рассчитывая собственные силы. Естественно, с полок Диоры тут же всё падает: от книг до склянок с лекарствами.

 

Диора редко когда боится меня. Но сейчас — исключение. Отойдя к двери, она готова остановить меня ценой собственной жизни, в случае, если я решил навредить собственному ребёнку. Солгу, если скажу, что подобных мыслей не было в моей голове. За эти долгие дни я уже чего только не обдумал. И дошёл до мысли о том, что буду рад, если выживет только Тимиэль, а дитя под его сердцем — нет. Ненавижу себя за подобные размышления.

 

— Мирон, надеюсь, ты не будешь вымещать свою злость на ребёнке? — Стоя спиной к двери, она тянет собственные руки к дверной ручке, дабы в случае чего успеть закрыть на защёлку. Как будто это меня остановит.

 

— Нет! Конечно, нет, — кричу больше от бессилия, нежели чем от гнева. — Нам нужно спасти и Тимиэля, и плод. Понятно?

 

— Мирон, так бывает. Даже у ваших родителей…

 

— Мой чёртов отец не желал видеть ничего дальше своего носа! Я — не он! — Ненавижу, когда она припоминает мне моих родителей. Данный разговор обязательно сведётся к тому, что я не так уж сильно и отличаюсь от своего отца.

 

— И всё же, несмотря на наши желания, так всё же случается. В случае господина Тимиэля — ожидаемый результат хотя бы потому, что вы оба представители разных рас.

 

— Я всё сказал! — снова кричу, отчего пугаю Диору.

 

Не желаю продолжать этот спор, потому, отодвинув Диору своими хвостами, ухожу прочь. Мне срочно нужно успокоиться.

 

 

 

Тимиэль просыпается к вечеру. С тех пор, как вернулся в нашу спальню, я не отпускал его руки, потому и почувствовал, как он начал двигаться. Тяжело открыв глаза, милый как будто не в силах сосредоточить свой взгляд на чём-то конкретном. Он рассеян.

 

— Тимиэль, как ты? — Крепче сжимаю его руку, прижимая к себе.

 

Младший супруг смотрит с удивлением сначала на меня, а после и на свою руку. Мне же больно смотреть на слабого, теряющего жизненные силы супруга. Немного помолчав, Тимиэль сжимает мою руку в ответ. Чуть прикрыв глаза, он снова отворачивается к окну.

 

— Хочу окунуть ноги в воду, — неожиданно произносит Тимиэль вместо того, чтобы ответить на мой вопрос.

 

— Хорошо. Я сейчас же велю набрать воды в купальне. — Уже встаю с насиженного места, желая исполнить желание Тимиэля, но его тонкие пальцы крепче сжимают мою руку, останавливая.

 

— Нет… мне нужно к морю… — Тимиэль всё так же смотрит на меня. Он полностью сосредоточен на водной глади за окном.

 

— Значит, отнесу. Только подберу тебе платье потеплее. — Аккуратно укладываю его руку на постель, прежде чем уйти в гардеробную.

 

Благо гардеробная совсем рядом. Оставив дверь открытой, мне так удобнее копошиться в вещах и присматривать за младшим супругом. Найдя его самое тёплое платье, беру также меховую накидку. Я, конечно, тёплый, и в случае чего смогу согреть, но лучше перестраховаться.

 

Стоит мне выйти из гардеробной, как Тимиэль делает попытку сесть самостоятельно. Молча бросаю вещи на хвост и помогаю милому сесть на постели. Свесив ноги на пол, Тимиэль опирается на меня, чтобы потихоньку встать на собственные стопы. На моё счастье, он позволяет переодеть себя. Белое платье переливается в голубых оттенках ближе к подолу. По краям рукавов и подола вышиты золотые цветочные узоры. Меховая накидка всё это скрывает под собой, но ни я, ни он не жалуемся.

 

Из пирамиды выношу на своих руках, как и обещал. Берег, в отличие от причала, находится дальше. Было бы проще выпрыгнуть из окна и, помогая себе хвостами, достигнуть нужного места, но Тимиэль не в том состоянии, чтобы я вот так неаккуратно с ним носился. Ступаю неспешно, потому путь и кажется долгим. Тимиэль прижимает руки к своему животу, скручиваясь на моих руках. Поджав ноги, супруг слегка стонет, и я уже хочу вернуть его обратно в спальню, попутно вызвав Диору. Даже останавливаю шаг, готовый развернуться в обратную сторону.

 

— Неси дальше… — почти со стоном боли шепчет Тимиэль.

 

— Тебе хуже.

 

— К морю. Продолжай идти. — Левую руку Тимиэль закидывает на мою шею, приобнимая. Не ожидал от него такого, но крепкая хватка маленькой руки говорит о том, что мой милый мучается.

 

— Может, в другой раз? — пробую снова отговорить.

 

— Нет…

 

— Уверен?

 

— Да.

 

Выдохнув, несу его дальше. Благо, до берега остаётся не так далеко. Надеюсь, ему станет лучше от этой прогулки.

 

Наконец, дойдя до мелководья, встаю в воду по самые щиколотки. Тимиэль наконец-то выпрямляется и делает попытку спрыгнуть с моих рук. Правда, у него это не получается. Слишком уж он ослаб за последние недели. Сам опускаю его на ноги. Уверен, вода морозит и его стопы, потому опускаю разгорячённые хвосты под воду, окружая ими наши ноги. Чуть шатаясь, Тимиэль продолжает стоять. Видя, что ему сложно, присаживаюсь на колени, и уже после усаживаю на себя Тимиэля. Так и его одежда почти не намокает, только моя.

 

— Доволен? — говорю ему в ухо, чтобы он услышал не смотря на поднимающийся ветер.

 

— Побудем так ещё немного.

 

— Только немного. — Трусь щекой об его лицо, тут же прижимая нос к его коже. Руками же обнимаю его, некрепко сжимая.

 

Наверное, лишь сейчас действительно осознал, насколько сильно я боюсь потерять Тимиэля. Да и все мои глупости — всё из-за страха потерять его. Боюсь, что он уйдёт от меня. Боюсь, что он найдёт себе другого партнёра, куда лучше меня. Боюсь, что его заберут у меня. И если у кого-то живого я его отобью, верну на место рядом со мной, то что я смогу сделать против смерти? Ничего… Не хочу это признавать, но это так. Тимиэль был прав, когда сказал, что сегодня я сильный, а завтра — другой. Чертовски прав.

 

Хоть я и прикрыл глаза, но мне всё равно видно, как вокруг нас собирается кровавое пятно, понемногу растекаясь во все стороны от нас. Тимиэль пускает слезу, которая падает на мою кожу. Бесполезно спрашивать, и так понятно, что ему больно. Крепче обнимаю его, уложив голову на его правое плечо.

 

Неважно, кто или что это будет. Даже если это будет смерть, я обязательно должен справиться с ней ради того, чтобы защитить и сохранить Тимиэля и наших детей рядом со мной.

 

— Это всё моя вина… — неожиданно произносит Тимиэль.

 

— Смотрю, из-за отдыха ты начал глупеть. — Не понимаю, зачем он винит только себя. Ребёнка мы делали вместе, значит, ответственность лежит также на наших плечах, а не только на ком-то одном.

 

— Я не хотел этого ребёнка. Вот он и отторгается. — Признание звучит тихо, но я всё прекрасно слышу. Сжимаю кулаками чёрных мех, но самому Тимиэлю боли не причиняю.

 

— Не говори так.

 

— Но это правда. Рождение первенцев позволило мне закрепить своё положение здесь, в Атлантиде, поэтому я желал их рождения. Но, родив их, я перестал видеть смысл в последующих. Или ты думаешь, я просто так пил все эти настойки Диоры? — Я не знаю, что ему ответить. В голове пусто. Понимаю, что он честен со мной, и от этого больнее.

 

— Ветер поднимается. Давай вернёмся обратно. — Не спрашиваю. Утверждаю.

 

Тимиэль не возражает. Послушно усаживается в моих руках, всё так же подмяв ноги к себе. Ухожу, стараясь не смотреть на воду и не думать о кровавом разводе на её поверхности.

 

 

PovТимиэль

 

Подумать не мог о том, что Мирон может быть настолько заботливым по отношению ко мне.

 

Завтрак в постель стал привычным. Сколько бы не дерзил ему, он так ни разу даже не нахмурился. Уверен, если я решусь ударить его, то он ничего не сделает мне в ответ. Жаль, что ни на что нет сил. Принимая суп с ложечки, уже не удивляюсь тому, что Мирон лично кормит меня. Я бы даже мог полюбить его такого, будь он с самого начала таким, и если бы я не был связан с Юнгином. Как минимум привязаться и проникнуться хоть какими-нибудь чувствами к нему – мне было бы по силам. Жаль, что он решил показывать такого себя лишь тогда, когда мне поплохело.

 

Наш уединённый завтрак прерывается слугами. Постучав два раза в дверь, юноша входит с опущенной головой.

 

— Корабли уже на горизонте. — Сообщает он.

 

— Можешь идти. — Поставив тарелку с супом на тумбочку, Мирон утирает мои губы салфеткой. — Готов увидеться с ними?

 

— Ага. Поможешь переодеться? — В обычной ситуации я бы ни за что не попросил его об этом. Но сейчас спокоен. Сам не понимаю от чего.

 

— Конечно.

 

И Мирон тут же уходит в гардеробную выбирать для меня наряд. Он так забавно бегает, пока ищет чего понаряднее, то и дело рассматривая, что за вещь он взял в руки. Думаю, такой старший супруг нравится мне больше.

 

 

 

К причалу вышли всей семьёй. Я стою с помощью обезболивающей настойки и рук Мирона. Близнецы с интересом рассматривают всех тех, кто сходит с корабля, пока я в ожидании высматриваю определённых людей. И они наконец-то ступают на трап, неспешно спускаясь вниз. Пусть они далеко, но я узнаю родные рыжие волосы сестры и матери. Уже хочу ступить им навстречу, но Мирон легко удерживает меня на месте.

 

— Тимиэль, давай подождём их здесь. Атланты проведут их к нам.

 

— Я просто соскучился. Давно не виделся с ними.

 

— Понимаю. Я дам вам время на то, чтобы вы побыли вместе.

 

— Спасибо.

 

Как только мама с сестрой ступают на каменную плитку, их тела показываются полностью. Чёрные платья доходят до самых щиколоток, длинные рукава закрывают руки почти до самых пальцев рук. Лёгкая обувь такая же чёрная. Лицо Фиалки открыто, ведь волосы собраны в одну большую косу. Мать же закрылась чёрным платком, что закрывает большую часть её лица и шею. Кончик платка развивается на ветру, чудом не улетая с матушки.

 

Стоит матери заметить меня, как тут же ускоряет шаг, придерживая руками платок и подол платья. Мирон позволяет мне обнять маму, всё так же придерживая руками. Фиалка не отстаёт, и быстро догоняет. Стоит ей обнять нас, как мы тут же падаем на колени. Отчего-то не могу сдержать своих эмоций. Я должен быть сильным для своих детей, но стоило мне обнять собственную мать с сестрой, как тут же превратился в мямлю.

 

— Тимиэль, сыночек мой. Как же ты повзрослел. — Мать то прижимает мою голову к собственной груди да плечам, то отводит от себя, чтобы рассмотреть моё лицо, попутно утирая слёзы с моих щёк, хотя ей бы самой утереться от слёз.

 

— Мамочка, прошу, не плачь. Я рядом. — Именно это и делаю. Рукава белого платья сразу же намокают. — Целый и невредимый.

 

— Да как же тут не плакать…

 

К сожалению для себя подмечаю, как сильно похудели мои родные. Впалые щёки матушки всё так же усыпаны веснушками, только сейчас они блеклые, потерявшие свой беззаботный блеск. Фиалка тоже осунулась, тогда как под глазами залегли синяки от недосыпа. Наверное, и я сам выгляжу не лучше.

 

— Отец, кто это? — Слышу вопрос от Гелоса.

 

— Ваша бабушка и тётушка. — Ответ на вопрос сына звучит на языке атлантов. А следующие слова уже на моём родном языке. Мирон не склоняет головы, но прикладывает руки на мои плечи. — Приветствую вас в Атланте, Ханди Метаксия Лильская, Фиалка Мелина Лильская.

 

— Не притворяйся. Ты точно не рад нас видеть, а мы – тебя. — Дерзит Фиалка, даже не смотря в сторону Мирона.

 

— Надеюсь, вы выучили основы языка Атлантов, иначе с внуками вам будет трудно общаться.

 

— Точно… внуки… — С неким пренебрежением произносит Фиалка, прекратив меня обнимать. Следующие слова старшей сестры вызывают болезненные ощущения в моей груди. — Неудивительно, что они такие уродцы. Пошли в своего отца. — Дёргаю сестру за руку, чтобы она прекратила. Да, они от Мирона, но это так же и мои дети.

 

Матушка тоже прерывает объятия, чтобы рассмотреть наших с Мироном детей. И смотрит она пристально. Буквально на миг в её лице вижу отвращение и страх. Беру мать за руки, ища в ней то, что искал в детстве: любовь и поддержку. Только в ней нет всего этого для моих детей. Она потихоньку угасает.

 

— Я… была готова к тому, что они будут похожи на это чудовище. — С неким сожалением произносит матушка. Всё, что я могу, это показать, что мои дети – не монстры. Они достойны любви.

 

— Познакомьтесь. Это наши с Мироном дети. Альфа, и наследник, Гелос и омега – Селен. Они близнецы. — Представляю детей своим родным, поочерёдно показывая рукой на каждого. — И они не монстры. И уж тем более не уродцы, сестрица.

 

— Да, я вижу. И они точно от… от этого… — Мать куда аккуратнее в своих словах.

 

— Папа, отойди от них. — Гелос дёргает меня за платье со спины, потихоньку выпуская свои короткие хвостики.

 

— Братец Гелос верно говорит. — Селен конючит вслед за своим братом.

 

— Это моя мама и старшая сестра. И я очень соскучился по ним. — Пробую донести свои чувства детям. — Познакомитесь с ними?

 

— Они довели тебя до слёз. — Селен едва сдерживает свои слёзы, сжимая ручками своё платице.

 

— Именно. Это непозволительно! — Ещё громче кричит Гелос, продолжая тянуть моё платье на себя не только ручками, но и хвостиками.

 

— Давайте все вместе пойдём внутрь. У Тимиэля тяжело проходит беременность, а вы тут на него навалились. — В разговор вмешивается Мирон. Взяв детей своими хвостами, Мирон обращается к ним. — Ваш папа ещё не восстановился. Ему нельзя так сильно нервничать.

 

— Ты… — Фиалка и краснеет, и белеет, пока вены на её висках проявляются в опасной близости к её глазам. Переход на крик естественно пугает моих близнецов. Да и я сам дёргаюсь в сторону детей, не ожидав подобного поведения от своей сестры. — Тимиэль, почему ты продолжаешь рожать ему?

 

— Сестрица, не кричи. — Мирно прошу её, привыкший к уважению старших.

 

— Если ты успел забыть, то я тебе напомню. Именно по вине атлантов умирают Лильцы! — Тыкнув пальцем в сторону Мирона, Фиалка не сдерживает своего гнева. — Мирон убил твоего жениха Юнгина, а после изнасиловал тебя на глазах у всех!

 

— Фиалка! — Всё же кричу на сестру, смотря на неё в упор так, как на атлантов с желанием запугать их. И это работает на моей сестре. Она делает шаг назад, со страхом смотря на меня. — Решим наши разногласия не при детях. Прошу тебя, сестрица. — Вижу, что у моей сестры есть ещё уйма вещей, которые ей не терпится произнести, но она замолкает, проглотив всё своё недовольство на некоторое время.

 

Мирон помогает встать не только мне и моей матери на ноги, протянув свои руки, но так же и уносит меня на руках в сторону пирамиды. Пусть я и никогда не скажу ему этого, но я благодарен ему в том, что сейчас несёт меня на руках. В животе потихоньку сжимается болезненный узел, не сулящий ничего хорошего.

 

 

 

Ужин, как и завтрак с обедом до этого, проходит в натянутой обстановке.

 

Моё платье недостаточно закрытое, чтобы скрыть все мои шрамы. Особенно на спине. Да и моя матушка всегда была внимательной. Ей не составило труда подметить всё то, что я хотел скрыть. Проведённого одного дня было достаточно. Естественно, она всё понимает, кто и почему. Мои уверения в том, что Мирон меня больше не избивает, не успокоили мою сестру и матушку. Да и наши нынешние взаимоотношения, некое подобие перемирия, не вызывают у них доверия.

 

Фиалка не скрывает свою ненависть, открыто высказывая её то прямыми словами, то так, как будто Мирона нет рядом с нами. Старался сгладить обстановку в течение всего дня как мог, но безуспешно. Всё, чего я добился – опасения в глазах близнецов, дёргающийся правый глаз у Мирона, и боли в моём животе.

 

Тихо и про себя радуюсь тому, что супруг только язвит на колкости сестры. Знаю, что Мирон дал мне слово не трогать остатки моей семьи, но я помню, каким было главное блюдо на больших праздниках. И как бы я не храбрился перед родными, страх всё же остался. Мирон же, лишь нежно поглаживает меня то по спине, то по голове, то по ногам. Наверное, он так успокаивается. Я тоже стараюсь не перечить, дабы избежать ненужного конфликта.

 

— Не могу поверить, — по новой начинает сестра, громки выронив столовые приборы. — Ты его простил? Простил этого монстра? Простил ему Юнгина?

 

— Фиалка, мы ведь уже договорились. Не при детях.

 

— Они разве не должны знать о том, что их отец насильник и убийца? — Снова возмущается сестра.

 

— Довольно! — Приказ старшего супруга звучит угрожающе. Распустив свои хвосты, Мирон угрожающе опускает их рядом с моими родными.

 

Естественно, пугаются все в столовой. Близнецы, сидевшие рядом со своим отцом, теперь прижались ко мне. И я их инстинктивно прикрываю всем своим телом. Понимаю, что Мирон им ничего не сделает, но всё равно побаиваюсь. Уверен, у близнецов возникнут вопросы после сегодняшнего, а в моей голове ни единой адекватной мысли, как именно оправдать поведение Мирона.

 

— Он тоже просил тебя остановиться. Но ты этого не сделал. — Тихо отзывается матушка на языке атлантов, положив столовые приборы аккуратно и тихо. Удивлённо поднимаю голову на неё, ведь до этого она не подавала ни единого признака на свои умения. — Потому не вини Фиалку. Если мой Тимиэль и решил уступить, хотя бы ради ваших общих детей, то мы – ничего не забыли. И прощать не собираемся.

 

Боюсь даже представить, как отреагирует Мирон. Невольно затрясло… Не придумываю ничего лучше, чем хватиться за собственный живот, имитируя стон боли. Не забываю и сгорбиться. И я почти не вру. Живот действительно болит, просто не так сильно, как сейчас показываю. Боль ещё только-только нарастает, вырываясь из опьяняющей хватки обезболивающего.

 

К счастью, Мирон отвлекается на меня. Передав близнецов в руки моей охраны в лице трёх девушек-атланток, супруг поднимает меня на руки. Унося прочь из столовой, старший супруг старается не поворачивать голову в сторону моих родственников.

 

— Если вы не голодны, то советую прогуляться по саду. Вечером и ночью он особенно красочен. Слуги вас проводят. — Единственное, что произносит Мирон, прежде чем уйти.

 

Коридор давно не казался таким длинным. Либо так сказывается натянутая тишина и колющая боль в нижней части живота. Голова покоиться у его широкой груди, потому мне слышно, как быстро стучит сердце атланта. Положив ладонь, чувствую, как она вздымается. Мирон определённо точно злится.

 

— Мирон… — Первым начинаю разговор.

 

— Я держу своё слово. Ничего им не сделал. — Выстреливает Мирон, пока его ноздри ходят ходуном. — В конце только словестно не сдержался.

 

— …спасибо… Правда, спасибо. — Кто бы знал, что я буду благодарить старшего супруга за то, что тот никого не прибил.

 

— Не переживай так сильно. Ради тебя и твоего спокойствия – не сорвусь.

 

— У детей точно будут вопросы.

 

— Я сам с ними поговорю.

 

— Только будь с ними мягким. Они и так испугались твоей реакции. — За себя так сильно не боюсь, как за близнецов. Дети слишком малы для всей этой грязи.

 

— Обязательно.

 

— Что-то с Тимиэлем? — Резко звучит голос Диоры.

 

Повернув голову, убеждаюсь в том, что мы дошли до лазарета. Судя по корзинке в её руках, она уже собиралась уйти за ингредиентами на рынок, но увидев нас, поменяла свои планы. Диора удивлена, но всё же открывает нам дверь, чтобы пропустить внутрь. Внутри ничего не изменилось за все эти года. Не считая пропажи пары банок с настойками для обеззараживания и затягиванию ран. Знаю это, ведь они не раз использовались на моём теле.

 

— Переволновался за ужином. — Отвечаю сам, спускаясь с рук Мирона на кушетку.

 

В этот самый момент чувствую, как кровь, кажется, снова капает. В животе снова всё скручивает по-особому сильно. Горблюсь, стараясь не стонать от боли. Ложусь уже с помощью Мирона. К моему удивлению, его руки дрожат. Да и сам Мирон бледен. Утерев с моего лица пот, Мирон подпускает ко мне Диору. Та уже успела вымыть руки и уже вытирает их полотенцем.

 

— Есть ещё жалобы?

 

— В животе словно узел затягивается. И постоянно вниз тянет.

 

— Кровотечение?

 

— Днём не было. Но сейчас… Я не уверен… Скорее, да, чем нет.

 

Подняв платье и разведя мои ноги в сторону, Диора спешит проверить прокладку из ткани, специально уложенную в мои трусы. И она вся в крови. Непонятный сгусток крови смутно напоминает маленькую фигурку. Лицо Диоры застывает в гробовом молчании. Быстро свернув ткань, женщина не выкидывает свёрток в мусорное ведро. Она аккуратно укладывает его в пустую коробку небольшого размера, сделанную из чёрного камня.

 

Не сразу, но до меня доходит, что именно произошло. Откидываюсь головой назад, закрыв лицо руками. Я не смогу выполнить свою часть договора с Мироном. И не смогу увидеть это дитя живым.

 

— Примите мои соболезнования. — Голос Диоры почти не слышен.

 

— Ха? Какие ещё соболезнования? С ума сошла под старость лет? — Недоумевает Мирон, крича на весь небольшой кабинет.

 

— Мирон, не кричи на неё, прошу… — Не уверен, что мои слова возымеют хоть какой-нибудь эффект на него, но всё же прошу его.

 

— Объяснись, Диора. — Уже тише спрашивает Мирон.

 

— Тимиэль не сможет родить этого ребёнка. — Я так и не взял коробку с рук Диоры, наверное поэтому она протягивает её в руки Мирона. Тот спешно откидывает крышку, чтобы заглянуть внутрь. Осознание приходит и к нему. — Мне жаль.

 

— Жаль? Тебе жаль? — Левой рукой Мирон продолжает держать коробочку, тогда как правой он закрывает лицо, тря переносицу. Альфу всего трясёт. — Раз тебе жаль, то приложила бы все силы и свои знания, чтобы сохранить это дитя!

 

— Я сказал тебе не кричать! — Срываю голос, более не сдерживая слёз.

 

— Тимиэль… — Мирон начинает жёстко, но стоит повернуть голову ко мне, как тут же смягчается. — Эй… Посмотри на меня… — Схватив меня за плечи, Мирон некрепко сжимает. — Мы вместе преодолеем эту потерю.

 

— Преодолеем? Да как вообще… — Не нахожу слов, потому просто замолкаю. Прикусив нижнюю губу, отворачиваюсь в противоположную сторону. Не хочу сейчас никого видеть или слышать.

 

— Тише. Да, у нас не получилось сейчас, но получится в следующий. Обязательно получится.

 

Объятья слишком крепкие, но я пользуюсь ими. Укрыв лицо в плече, продолжаю плакать. Я знал, что этот ребёнок может не родиться, так отчего же я лью столько слёз?