Вот несмешной анекдот: заходит в бар уставший, сломленный мальчик и Святая, которая на самом деле та ещё тварь. И Святая Тварь говорит ему: я хочу убить Бога.

      И Бармен, начищающий медные стаканы, куда с радостью плеснул бы их кровь, начинает хохотать чуть ли не до судорожного припадка. В конвульсии бьётся, брызгает слюной от смеха, повторяя из раза в раз:

убить Бога

убить Бога

убить Бога

УБИТЬ

Б О Г А

      чем бы дитя не тешилось, лишь бы не геноцид нации. Или что там меньшее из зол? У Авантюрина совершенно нет времени выяснять это.

      Потому что с минуты на минуту покажется КММ, уже узнавшие о произошедшем и понявшие, куда идти. Вмешаются, воспользовавшись суетой и положением, как всегда наводя порядок в самый удобный для себя момент, чтобы остальных выставить своими должниками. Возьмут то, что хотели, силой.

      А хотят они Агнессу. Авантюрин тоже. А у Агнессы свои планы — Бога, вот, убить. Кто-то ходит за продуктами, кто-то в тир. Кто-то в список дел добавляет пунктик: убить Бога после шести вечера, а потом прогуляться по виноградникам, где воистину прекрасный закат.

      У них нет времени на разговоры, но Авантюрин, криво ухмыльнувшись, спрашивает:

      — Какого из?

      Агнесса молчит с мгновение, вновь сделавшись отчуженно-кроткой. Лишь она, по ощущениям, из всех людей может сказать нечто такое, от чего внутри всё болезненно сжимается, желая вытолкнуть наружу, подальше от души, веру в лучшее, а потом смотреть так — так.

      В чужой крови, отпечатавшейся и на бледной коже, и запёкшейся под ногтями; с мечом в руках, что уже запятнан первородным грехом, — есть же в священных писаниях рассказ про первого убийцу, а? — и всё же с таким преданным взглядом.

      Точно если он, Авантюрин, на полставки раб, наполовину человек, недостойная падаль, попросит, она что угодно сделает.

      Не только Бога убьёт.

      Но она не говорит этого вслух. И не отвечает на вопрос. Делится совершенно другим:

      — Там, в колокольне, построенной на костях сотни Святых, мне открылось откровение, которого я не желала. Моя непоследовательная память обнажила воспоминание, как я виделась с нашим Богом. Мы говорили. Вернее, он больше смеялся, а я лишь хотела понять… нечто важное. Например, почему он одарил меня своим благословением, которого я не просила. Или какой стороной всё же упала монетка. Он подбросил её, но так и не поведал мне, что выбрала судьба.

      Лицо сводит от ухмылки.

      — И как это связано с желанием убить его?

      Агнесса ленно моргает. Кажется, что она и не здесь вовсе.

      Может, её никогда с ним не было. По-настоящему. В настоящем времени. Взаправду. Как с ней можно быть уверенным хоть в чём-то? Простая истина в том, что она никогда не видела его. Настоящего. Живущего прямо здесь и сейчас.

      — Мне казалось, что всё достаточно очевидно и ответ лежит на поверхности. Если тебя не устраивает выступление — убей шута.

      В один миг Авантюрин чувствует злость. Неподдельную. Налитую в самый большой бокал в баре и не размешанную ни с чем. Даже закуски никакой не дали — обойдётся, пусть глотку обжигает, заслужил.

      Всё, что он на самом деле хотел, это чтобы ему сказали правду.

      А после его оглушает осознание. Как озарение приходит — болезненное. Или больное совершенно — как вся ситуация в целом. Как это место. Как Агнесса.

      Как их проклятый Бог.

      — Все Святые… были эманаторами Радости?

      Эон, жаждущий хлеба и зрелищ. Эон, шутки ради благословивший целую семью — обязательно с красными волосами, чтоб с рождения клеймились, — даром, ставшим скорее проклятием. Эон, упивающийся трагедией.

      Естественно, это был Аха. Всё это время. Сделавший гения из червя забавы ради; создавший маленький культ смеха ради.

      Безумные мертвецы, крутящие рулетку из предсказаний по приказу Ахи. Голоса давно сгнивших предков, сводящих с ума по приказу Ахи.

Аха, Аха, Аха Аха Аха Ахаха Ахахахахахах

Ахахахахахахахахахахахахаха

как плевок в лицо во время смеха.

Закрой рот и послушно глотай.

      — Эманатор? Возможно, я не знакома с этим обозначением, — Агнесса наклоняет голову, небрежным жестом вытирая меч о брюки. — Но с большой вероятностью ты прав.

      Алые разводы на чёрном. Раздробленная до красных кровоподтёков мраморная плитка. Руки в крови.

      Агнессу словно совершенно не волнует происходящее. Авантюрин помнит, как впервые, когда он смог принять нормальную ванну, растирал руки до тех пор, пока не разодрал их в мясо. Хотел отмыться, хотел забыть, хотел вырвать из себя гниющий кусок, но понял, что уже весь пропитан сладким гноем.

      Руки в крови. Руки в крови. Руки в крови.

      У обоих.

      Агнесса — грёбаный эманатор Радости. Святая с двумя с половиной эмоциями — эманатор Радости. Святая, которая и улыбки из себя выдавить не сможет — эманатор Радости.

      Святая, сама не знающая предел своих возможностей. Не знающая свою цену. Не знающая о себе ни-че-го.

      Это джекпот в казино на грани банкротства; нужно любой ценой понять, как это использовать в своих целях, пока кто-то другой не узнал об этом.

      И уберечь дурную Святую от загребущих рук КММ.

руки, туго обмотанные цепями; кровь, которую так и не удалось отмыть, насколько дорогим мылом бы не намыливался.

с чего ты решил, что вообще имеешь право хоть на что-то, отброс?

ты неудачник убийца трус ахаха трус поганый трус ничего сделать не сумеешь не решишься ахаха трус хочешь чтобы тебе протянули руку ахаха но не готов протягивать её в ответ ахаха боишься что утянут снова на дно

ахаха

ахах

аха

трус.

трус.

трус.

[какого цвета глаза будут у Смерти?]

      Авантюрин чувствует жар. Он горит, плавится в собственных чувствах, эмоциях, внезапно захвативших его. Он пытается затолкать их обратно в ларец под девятью замками, но замки заржавели и больше не хотят закрываться.

      Потому что кто-то успел их со смехом расковырять.

Авантюрин сглатывает.

Хвалёный самоконтроль подводит.

Агнесса едва заметно хмурится.

Хмурится. Хмурится. Хмурится.

Авантюрин и не знал, что она умеет.

Хлопок. Мысли взрываются, как хлопушки.

Агнесса делает шаг к нему.

Хороший авгин — мёртвый авгин.

Авантюрин не прочь уме….

      — Авгин, — тихий голос звучит колокольным перезвоном, громким и оглушительным.

      Она подходит ближе. Едва слышимый стук каблуков. Авантюрин несколько раз моргает, избавляясь от наваждения.

      Это не его мысли. Не его, не его. Самоненависть — то, в чем он со скрытым удовольствием утопает последние несколько лет, но он умеет различать свой ясный рассудок от чьего-то вмешательства.

      Ощущение, как будто его облапали. Фигурально, конечно. Можно ли жаловаться, что тебя потрогали за душу, грязными руками расковыряв грудную клетку? Покажи, где тебя трогал этот плохой-плохой Эон, ахаха.

      — Авгин? — вновь окликает его Агнесса, и дышать почти легче становится, когда она настолько близко к нему. — Подбрось монетку.

      Пахнет ладаном и воском. Язык едва удаётся отодрать от крепко сжатой челюсти:

      — Что?..

      — Я знаю, что у тебя в кармане всегда лежит монетка. Подбрось её. Ставлю на трагедию… решку.

      Руки деревянные, не слушаются. И всё же он находит монетку в кармане. Тоже знает, что она всегда там. Помогает снять мандраж. Помогает успокоиться. Повертел монетку между пальцев, убедился, что есть хоть что-то в кармане, и день сразу лучше.

      Лучше. Да, лучше.

      Р а д о с т н е е

      Неловким движением он подбрасывает монетку. Подпрыгнув, несколько раз покрутившись, она падает обратно на ладонь. Сквозь ткань перчаток кажется раскалённой и потяжелевшей на несколько тысяч тонн.

      Орёл. Что там это значило? Комедия, да?

ахаха

да-да. она самая.

      — Почему… — Агнесса резко выдыхает, прикладывая ладонь к лицу, — почему вы соврали мне?

      Ошиблась. Ошиблась. Ошиблась. Агнесса, что на весь мир смотрела с безразличным прищуром коллекционера, которого уже невозможно удивить, ошиблась. Для обычного человека — ерунда, шанс всего лишь пятьдесят на пятьдесят, не угадал и пусть; для Агнессы — самая настоящая трагедия.

твой Бог просто издевается над тобой, милая.

      — Подбрось ещё раз, авгин. Решка.

      Авантюрин не видит будущего, но уже знает исход; орёл на ладони переливается алеющим закатом. Снова и снова; сколько бы раз он не подбросил проклятую монетку, в момент, когда она оказывается в воздухе, перезвоном звучит смех, и каждый раз — орёл, орёл, орёл.

      Комедия, комедия, комедия.

ахахах, почему вы не смеётесь, почему не р а д у е т е с ь?

ахаха, вам мало, мало, м а л о? хотите больше?

аха, вам недостаточно с м е ш н о?

ха. ха. ха.

      Авантюрин не успевает среагировать в тот момент, когда Агнесса свободной рукой сдавливает острие меча, прежде чем резко выдернуть его. Тёмные капли крови ударяются о плитку с глухим стуком.

      Алые реки меж пальцев. Рваная рана кровоточит совсем как у обычного человека. Взгляда не отвести — зачарованного и ошарашенного. Алые реки меж пальцев. Прошлой ночью это были её волосы. Мягкие, шёлковые. Она сама — мирно лежащая с ним рядом настолько близко, что можно было уловить её слабое тепло. Словно находясь рядом с ним понемногу согревалась.

      Словно начинала замечать его, Авантюрина, а не неясный, далёкий и прекрасный образ из будущего.

хочется

заставить

Святую

смотреть

наменяменяменя

широко раскрытыми глазами, чтоб взгляда не смела отвести, не смела зажмуриться; чтоб в омуте, где перебили всех чертей ради единоличного господства, увидеть собственное отражение; совершенно безумное, погрязшее в первородном сумасшествии, искажённое в захлёстывающем сумасшествии; когда взведу курок, я непременно

выстрелю.

      — Моей крови вам уже недостаточно?

      Авантюрин смотрит на неё, Агнессу. Как она касается краёв раны губами; как губы неаккуратно пачкаются, словно ей размазали помаду небрежным поцелуем; как по клинку, точно он слёзы проливает, стекает кровь.

      — Я десятилетиями просила о молчании, но вы решились на это лишь в тот миг, когда мне необходимы ответы?

      Авантюрин смотрит на неё. Как она беспечно проводит пальцами по щекам, так и не стерев кровавый отпечаток; как прикрывает стеклянные глаза, точно надеясь уловить шёпот из прошлого; как ленно облизывает блестящие губы.

      Как её грудь медленно поднимается на глубоком вдохе.

      Она сходит с ума — слишком давно, чтобы вспомнить, когда это началось; Авантюрин сходит с ума вместе с ней, увязая в этом, как в зыбучих песках. Снова.

      — Авгин, — Агнесса поворачивается к нему, — скажи мне… ты сможешь выполнить мою просьбу?

бездна раззевает рот в хриплом хохоте, звучащем мелодией плохого скрипача в ушах. в груди становится тесно.

УБЕЙ

Б О Г А

УБЕЙ

М Е Н Я

и руки, бестелесные и всеохватывающие, тянутся со всех углов, тьма расступается под ярчайшие фанфары, конфетти разлетаются разноцветными пташками; кто выйдет на сцену добровольцем, чтобы показать смертельный фокус?

      Топот, скрежет металла; КММ всегда приходят под одни и те же звуки, быстро сменяющиеся взрывом и мольбой о помощи. Как стабильный, никогда не ломающийся механизм. Агнесса не обращает на них внимание, а Авантюрин отшатывается в сторону.

      Он никогда не видел лиц низших работников, спрятанных за надёжной чёрной броней, и всё же сейчас, сейчас не может отделаться от мысли, что под бронёй — бездонные провалы; ничего не останется, если снять с них шлепмы. Ничего не осталось от них, отливающих не благородным чёрным, а насмешливой брозной; чудится, что видит бронзовые нити-невидимки, когда они синхронно вскидывают руки, когда механически перебирают ногами, шагая тяжело и топорно.

      Что-то не так. Не так. Не так. Авантюрин касается своего лица и вздрагивает.

      Плавится. Плавится, он плавится, как грёбаный сыр; расслаивается, растекается, как сыр по тарелке. Кажется, что может оттянуть собственную кожу, отходящую от него размазанными кусками, а в мыслях один сплошной и бессвязный бред.

      Эоны, какой нахрен сыр.

почему остальные ведут себя нормально? почему не обращают внимание? почему он один сходит с ума? проблема в нём, да, да, да-а?

      — Авгин…

      Агнесса дёргается в его сторону; КММ реагируют мгновенно, наставив на неё со всех сторон ружья. Едва ли даже Святая устоит перед примитивной, но действенной грубой силой; голова разлетится, как арбуз под битой.

ахахаха

сы-ы-ыр.

      Агнесса отворачивается, более не сказав ни слова. Снова умолчала, снова решила не говорить.

      Бог его знает, что на уме у Бога.

      Хороший Бог — спящий Бог.

☬☬☬

      Тихий звук шагов отражается от холодных стен темницы; с каждым шагом вниз по лестнице Авантюрину мерещится, что он спускается на самое дно ада, но даже он ощущается милосерднее и радушнее, чем нынешний день.

      В попытках примириться с собой — прогуливался по саду, лишь бы не думать о происходящем; застал неподвижных левитов, застывших на одном месте; издалека казалось, что они — не более, чем скульптуры из чёрного мрамора, но стоило подойти ближе — те обернулись к нему настолько резко, словно кто-то дёрнул за нити. Следили за ним, пока он не скрылся из их поля зрения.

      Верховного Служителя и вовсе не сумел отыскать, как и других коэнов. Словно храм тонет в безумии; словно он сам больше не осознаёт происходящего. Как сотрудники КММ, реагирующие на него слишком неестественно.

Господин Авантюрин?

Что прикажете, господин Авантюрин?

Вам что-нибудь нужно, господин Авантюрин?

Господин Авантюрин, господин Авантюрин, господин Авантюрин…

      Алый на чёрном; Агнесса с лёгкостью узнаётся и во мраке, и во тьме, и на самом дне ада. Темница сырая, холод пробирает до дрожи, но Авантюрин подходит ближе, не думая больше отступать.

      Агнесса сидит у стены, обхватив колени. Глаза прикрыты ровно до момента, как она осознаёт его присутствие; её неторопливая, сонная манера кажется утешением. Казавшаяся раньше чудным видением, сейчас — единственное доказательство его остаточного благоразумия.

      Авантюрин бросает ей меч. Сталь со звоном падает перед ней, заслуживая лишь слабо-заинтересованный взгляд. Словно с того момента, как их разлучили, надев на её запястья наручники и приведя в темницу, она потеряла всякий интерес к происходящему.

      — Мне казалось, что он тебе важен, — Авантюрин криво ухмыляется, — потому и подобрал его. Или я ошибся?

      — Этот меч — священная религия коэнов, — тихо произносит Агнесса, чуть прикрывая глаза, — по легенде, им сразили вековое зло, некогда буйствовавшее на Обетованной Земле. Предки молили меня взять его, молили напоить клинок кровью Святого… Я более не считаюсь Святой, или всё же меня обманули? Всё это время, что я провела здесь, я усердно размышляла о происходящем.

      — И к какому выводу ты пришла? — Авантюрин усмехается, присаживаясь на корточки.

      Агнесса с несколько мгновений смотрит на него, не проронив ни слова. Авантюрин вновь ждёт, даже если кажется, что прошло несколько вечностей. Происходящее исказило его понимание времени.

      — Почему… ты столь преданно следуешь за мной? Всё из-за вопроса, который ты не успел задать до этого?

      — Ты… знала? — удивление простреливает грудь; становится почти стыдно за себя, да только стыд он продал давным давно за несколько танб.

      — С самого начала, авгин, — Агнесса наклоняет голову, скрывая лицо за каскадом волос, — я… я лишь не понимаю, что вынуждает тебя настолько хорошо относиться ко мне. Я знаю будущее, но не понимаю твоих чувств и мыслей.

      — Происходящее сейчас ты тоже предвидела, значит? — Авантюрин чувствует, как дёргается уголок губ. — Могла и предупредить. Что за чертовщина у вас тут происходит?

      — Я не могу предвидеть вмешательство Богов, — Агнесса крепче стискивает свои колени, — я видела, что будет до, и вижу, что будет после. Сейчас… сейчас я не верю даже самой себе. И не должен верить ты, ведь всё случившееся — по моей вине. Одно лишь я знаю точно — всё происходящее является спектаклем, ничего не имеющего общего с настоящей жизнью. Бог желает роскошного бенефиса в свою честь.

      Авантюрин вздыхает, склонив голову, взглядом уперевшись в носики дорогих туфлей. Он чувствует себя так, словно на его плечах сидит с дюжину чертей. И они смеются, смеются, качая ногами, свешенными вниз, и забавляются.

      Но он хотя бы ощущает себя цельным.

      — Почему здесь… нормально? — спрашивает Авантюрин, садясь спиной к решётке, согнув одну ногу в колене. Плевать на дорогой костюм. Это меньшая проблема из всех.

      — Я… лишь догадываюсь.

      Шорох одежды, тихий стук туфель; Агнесса подходит и садится рядом, спина к спине.

      — Здесь, под храмом, хранится множество священных артефактов, — продолжает Агнесса, — многие из тех времён, когда нашей семьи ещё не существовало. Возможно… сила, хранящаяся в них, не связана с нашим Богом, посему и уберегает от его безумств.

      — Хочешь сказать, что всё случившееся до — дело рук вашего божка? — Авантюрин усмехается, устало прикрывая глаза.

      Всего лишь на мгновение. Хотя бы на мгновение.

      — Не всё, но многое, — ровно произносит Агнесса, — я отчасти благодарна. Его безумство заткнуло голоса предков и я способна мыслить как никогда ясно. Возможно, в этом и кроется проблема. Необходимо довести всё до крайнего абсурда, способного удовлетворить Бога. Я… имею предположение, как мне этого достичь.

      — Твой план включает себя долгую болтовню в темнице? — издевается Авантюрин, но больше над самим собой.

      Он устал, устал, устал. Хочется обратно в казино — там хотя бы есть иллюзия, что от него что-то зависит.

      — Он принёс декорации и подготовил сцену. Всё, чего он желает теперь — моего хода… моего спектакля для него, — голос Агнессы звучит почти ласково, почти как обещание утешения, — если желаешь, можем… поговорить. Я чувствую, что ты устал. Я не смею просить тебя о помощи в подобном состоянии.

      — Хочешь, чтобы я побыл главным шутом? — горько смеётся Авантюрин.

      Агнесса копошится, позади него, пересаживаясь так, чтобы почти прикоснуться к его плечу своим. Прутья толстые, но промежутки меж ними достаточно большие, оставляя возможность соприкоснуться.

      — Авгин, — окликает она его, вынуждая оглянуться через плечо, — я не стану просить тебя о большем, чем ты сумеешь сделать для меня, как и не взвалю на твои плечи ответственность за мои поступки. Всё, чего я молю у тебя, это быть рядом — как ты делал всё это время.

      — Я не…

      Агнесса мотает головой, перебивая его без слов.

      — Я не свята, ты же не был со мной рядом ранее, всё это мне известно. Но я вкладывала в свои слова совершенно другой смысл, который покажу тебе, ежели ты согласишься.

      — Это нечестно — у меня в любом случае нет выбора. Даже казино радушнее относится к своим клиентам.

      Агнесса отводит взгляд и кажется вновь пугающе-кроткой. Каждый раз, когда она показывает себя с подобной стороны, случается что-то плохое. С её же подачи.

      — Я не знаю, как тебя убедить… по-хорошему. Я не желаю твоей ненависти, но теряюсь каждый раз перед тобой.

      Авантюрин тяжело вздыхает. Ситуация — дрянь, жизнь — вновь скалится на него, судьба — заряжает восемь пуль в барабан. Всё это — по вине этой безумной Святой, на которую он совершенно не может обозлиться.

      Понимает ведь, что она делает это… искренне. Так, как умеет.

      — Твоя сестра сказала мне, что ты такая только со мной.

      Агнесса хмурится на упоминании Анны, но то — лишь мгновение, перед которым она вновь становится безразличной.

      — Верно. Ведь ты многое значишь для меня.

      — Тогда заодно признайся, что тебе не нужны были деньги на самом деле. Ты завела меня в казино ради меня же?

      Агнесса тупит взгляд вниз, не отвечая словами — жестами. Стоило догадаться об этом раньше. Особенно — после слов о том, что это — её подарок ему. Она одновременно и спасение, и погибель для него.

      Авантюрин сам переводит тему, кивнув на её руку:

      — Зачем ты это сделала?

      Агнесса без интереса оглядывается на свою ладонь, медленно сжимает её. Рана, успевшая покрыться тонкой корочкой, вновь начинает кровить.

      — Поначалу — поддавшись наваждению, а после… Кровь, авгин. Она совсем сладкая. Как сахарная вата и карамельный попкорн. Это и убедило меня в нереалистичности всего происходящего.

      Авантюрин вновь откидывается на прутья, вздыхая. Уверен, что сейчас Аха заливается хохотом с их задушевных разговоров — его смех всё ещё звучит в ушах. Больной ублюдок.

      Хочет, чтобы ему устроили бенефис? Пусть захлебнётся от счастья.

      — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

      — Доверился мне, — без промедления отвечает Агнесса, вернув всё внимание к нему, — у меня есть план. Я не уверена в его успехе, и всё же желаю рискнуть. К моему счастью, тебя не пугают риски.

      Авантюрин усмехается.

      — Звучит как потрясающая авантюра.

      Агнесса неспешно поднимается на ноги, Авантюрин — следом.

      — Раз мой дар напрямую связан с его могуществом, я воспользуюсь всем, что он мне даст, дабы рассказать тебе всю историю с самого начала, прежде чем уступить сцену ему. Тебя же я попрошу об одном — верь только своему разуму, и не доверяй моим словам, пока не прозвучит выстрел.

      Авантюрин смотрит на протянутую ему окровавленную ладонь. Всем нутром он чувствует, насколько это отвратительно-ужасная идея — в очередной раз идти на поводу у Агнессы, утягивающей его всё глубже в свой омут.

      И всё равно протягивает руку в ответ.

монетка падает, звонко ударившись о мраморный пол.

терракотовые рты раскрываются, обнажая бездну.

неподдельный восторг льётся по хладным губам.

захлебнёмся же в р а д о с т и