Июльская ночь была душной.

  Хотя здесь, в глубине окруженного каменными стенами сада было прохладно и сыро. Мерно журчали тонкие ручейки, вливаясь в озеро с карпами. Светильники, расставленные повсюду, гасли один за другим, и лорд Язет кай Орсис дал знак не зажигать их снова. Он не хотел, чтобы ему мешали. 

Эту ночь, очередную годовщину того злополучного июльского бала, он предпочитал проводить в одиночестве и размышлениях. Почему он отмечает эту дату, и что она значит лично для него, Язет и сам бы не смог сказать, но всегда приходил посидеть в саду, пока на далеком востоке не начинала заниматься заря.

Свое лордство Язет получил лет десять назад, причем совершенно неожиданно. После возвращения домой он долго прятался от всех, в том числе от себя, и потому вести о казни лорда Дьюлы Морета дошли до него только вместе с посланником от Кланового собрания. Его приглашали в Шадах-Мекхес, а причина была витиевато выражена в письме как «признание методов бывшего прим-лорда кай Морета недостойными при всех его заслугах в вопросе создания Гегемонии найдазе» и «необходимость моральной и материальной компенсации для жертв произвола ныне казненного бывшего лорда». Письмо было размашисто подписано дважды: новым прим-лордом Кланового собрания и незнакомым почерком, но вполне знакомым именем лорда Рагвальда Халардей. 

Помнится, увидев эту подпись, Язет вздрогнул, мгновенно похолодел и тут же ощутил приступ паники. Встречаться со своим мучителем лицом к лицу… Дагмар был прав, но только отчасти: даже дома Язет не в безопасности, если его преследует собственный лорд. Вокруг снова смыкались оковы его неизлечимого теперь страха. 

Язету говорили, что тогда он на несколько мгновений потерял сознание. Ему же показалось, что мир вокруг просто почернел сам по себе. Но как бы там ни было, от приглашения Кланового собрания не отказываются, а потому он с замирающим сердцем приказал готовить свой отлет. 

Он собирался с тем чувством, с которым осужденный идет на эшафот. Однако за день до того, как должен был вылететь его аффлатос, незнакомый одноместный катер, весь обтекаемо-черный и без опознавательных знаков, попросил разрешения на посадку на причальной башне дома Орсис. Нежданного гостя проводили к хозяину и оставили их. Только после этого незнакомец откинул глубокий капюшон плаща со светлых волос. 

Увидев Сил-Халара перед собой, Язет стал белее мела. Но родные стены и разделяющий их массивный стол придали ему сил. Рагвальд улыбался так знакомо, так страшно, но выглядел изможденным. Язету даже показалось — больным. 

— Здравствуй, мой огненный цветок. Скучал по мне? — спросил светловолосый аристократ с кривой ухмылкой. 

И эта знакомая фраза только еще больше подчеркнула, что бывший предводитель северных изгнанников лишь тень себя. 

Язет не ответил. Он хотел спросить, зачем Сил-Халар прилетел, но властный взгляд напротив внезапно напомнил, что Рагвальд теперь его повелитель. А значит, он пришел спросить с него долг за неповиновение. Или просто вернуть себе бывшую собственность, посмевшую сбежать.

Гость опустился в кресло у стола, и, повинуясь его требовательному взгляду, Язет обошел стол и сел в кресло напротив — гораздо ближе, чем ему бы хотелось. Рагвальд молчал, и Язет, не выдержав его взгляда, опустил глаза к полу, нервно пряча руки в широких рукавах хорта. Он чувствовал себя раздетым и беззащитным.

Лорд Халардей спросил его тогда, не хочет ли кай Орсис принести своему новому законному лорду оммаж? И Язету ничего не оставалось делать, кроме как опуститься на колени и произнести слова клятвы верности. Он лишь едва заметно отшатнулся, когда знакомая рука в перчатке вытащила из-под плаща нож и приложила бритвенно-острый край к его губам. Порез был почти неощутим, его защипало лишь тогда, когда горячий рот прижался к нему, беря виру кровью. Конечно, это было совсем не так красиво, как должно быть, когда приносишь клятву перед лицом толпы других аристократов… Тогда все чинно следуют протоколу. Здесь же… Они одни, а Язет не имел права его оттолкнуть, лишь сдерживал волну страха, сжимая руки в кулаки. А когда мучительно-долгое мгновение закончилось, Язет все же спросил:

— Ты пришел заявить на меня свое личное право?

Сил-Халар тогда рассмеялся своим фирменным тихим смехом, от которого мурашки бежали по коже. 

— Ты знаешь, огненный мальчик, я не страдаю излишком благородства, мне это чуждо. Но ситуация и обстоятельства вынуждают меня таким быть. Хотя в иное время я бы не выпустил тебя из спальни. А сейчас ты послужишь мне для другой цели: Морета — признанное общественностью чудовище, и я должен стать его противоположностью на долгие годы вперед. Добрая слава. Мне нужна добрая слава, а ты будешь ее инструментом. Потому поедешь на Клановое собрание, выступишь перед досточтимыми лордами, пустишь горькую несчастную слезу, они дадут твоему роду независимость, вернут земли и статус семьи Орсис, но потребуют, чтобы ты вступил в законный альянс с моей семьей. На что ты, конечно, с радостью согласишься. И тогда никто не узнает ни о твоих шалостях с Дагмаром, ни о том, что ты — любовник нового лорда Халардей и хорошо поработал задницей, чтобы получить свое право на виру кровью.

Язет тогда смотрел на него, как на призрака, и не мог поверить собственным ушам, даже переспросил, отпускает ли его Рагвальд. И его мучитель ответил:

— Ты свободен, хотя мне жаль тебя отпускать. Твои губы просят поцелуев, а тело — удовольствий. 

И тогда в его медноволосой и, как говорил иногда Рагвальд, глупой голове сложилась маленькая головоломка.

— Ты умираешь. 

Сил-Халар обернулся, уже стоя в дверях кабинета — он так и не снял ни плаща, ни перчаток. Улыбка, медленно раздвинувшая его губы, была непривычно грустной.

— А ты все-таки не безнадежен, Язет.

И снял перчатку, показывая страшные черные пятна, покрывающие пальцы, тыльную сторону ладони и исчезающие в широком длинном рукаве. А еще он назвал его по имени, а не просто мальчиком. По имени он звал его всего несколько раз.

— У меня не слишком много времени, чтобы завершить все дела, но так даже лучше. Я понятия не имел, что мне делать с целым родом добропорядочных идиотов. До смерти скучно.

Язет поднялся с пола и бледно улыбнулся. Он не знал тогда, что ему сказать. Все, что можно было сказать, не подходило к их странной двусмысленной ситуации, и было бы ложью. Но Сил-Халар все сказал за него. Он вернулся, притягивая его к себе, и поцеловал глубоко, бесцеремонно, совсем как всегда, но без боли — почти ласково. Отпустил, когда Язет почувствовал, что вот-вот задохнется, прошептал прямо в приоткрытый рот:

— Ты еще скажешь мне «спасибо» за мои уроки. И будешь скучать.

Язет и сам не знал, почему тогда ответил ему так, как ответил:

— Когда-нибудь, наверно, скажу… Когда-нибудь, наверно, буду… 

«Когда-нибудь буду». 

И ведь действительно, иногда он скучал по нему. Не по тому, кто ломал его в угоду своим целям. По тому, кто на миг выглянул из-под толстой, вросшей в кожу брони аристократа-изгнанника, по тому ироничному, притягательному мужчине, которым он мог бы стать… По тому, кто, сложись иначе их жизни, возможно, познакомил бы его с наслаждением взаимной страсти. 

После этого, как и было сказано, он полетел на Клановое собрание и сделал то, что требовалось. Язет был несколько урезан в правах по сравнению с другими лордами, но его это устраивало. Он и не стремился влиять на политику или лезть в постоянные распри его ближайших соседей. Официально лорд Орсис входил в союз с кланом Морета-Халардей, и представительские обязанности полностью ложились на лорда Халардей. Точнее, его преемника. Сам Вельд Халардей, получив назад незаконно отнятое у него лордство и назначив наследника, исчез в неизвестном направлении. 

Язет часто в течение первых лет нервно оглядывался по сторонам на раутах в Шадах-Мекхес, ощущая на себе давящий взгляд бледно-фиолетовых глаз, хотя точно знал в отличие от многих, что Рагвальд Халардей мертв. Со временем Язет научился сдерживать свою манию преследования. 

Еще он хорошо помнил о своей неосторожной клятве Дагмару. И только она помешала новому лорду Орсис совершить то, чего так хотелось — тихо и незаметно ускользнуть в черный провал небытия, не разбираясь с тем, что накопилось за полтора года его странного рабства. Он жил, потому что в сердцах пообещал убить того, кого вряд ли когда-нибудь еще увидит. Лишь только теперь, спустя годы, Язет готов был признать, что самоубийство было бы глупым ребячеством и слабостью, которую найдазе ненавидели. И возможно, где-то в глубине души он даже был благодарен Дагмару Энверу за это вырванное слово, хотя никогда не признался бы в этом даже себе.

За голову начальника охраны Дьюлы Морета назначили баснословную награду. Шутка ли — предательство лорда. После этой истории еще не скоро Дети Истинных смогут занимать сколько-нибудь важные посты при своих высокомерных хозяевах. Может, оно и к лучшему. Дагмар успешно скрывался где-то, и его по сей день не нашли. Пожалуй, и не найдут уже. 

А сам Язет… Он и впрямь превратился в красивого статного мужчину и разбил немало сердец, поскольку никто не мог оставаться равнодушным к его странному мрачному обаянию. Сам же лорд Орсис сторонился не то что общения, а даже любых касаний. Никогда не заводил интрижек или простой дружбы ни с найдазе, ни с Детьми Истинных, ни с отдающими, за что получил прозвище Язет Неприкосновенный. Для легитимности союза с кланом Халардей он взял в сателлиты девушку из семьи лорда, но даже она, родив ему детей, не могла похвастаться тем, что ей самой удалось прикоснуться к нему хоть раз. 

Лорд Орсис и сам не помнил, с чего вдруг стал отмечать для себя эту дату в июле. Но даже если он не мог вспомнить, какое сегодня точно число, он приходил в сад. Сидя на скамейке, он бездумно созерцал воду в пруду с рыбками и даже не знал, что чувствовал. Может, какое-то смутное сожаление пополам с грустью. Но о чем он сожалел?.. Он не знал и этого. 

Язет уже собирался подняться и уйти, когда услышал, что кто-то пытается перелезть через ограду сада. Стены были высокими и сложенными на совесть, но неизвестный полуночный гость оказался упорным. Минут через пять в кусты, высаженные вдоль парковой стены, кто-то спрыгнул. Язет с досадой прислушивался к шорохам. Нет, ночных визитеров он не опасался, но его уединение было безвозвратно разрушено, и настроение сразу испортилось. Он продолжал сидеть на скамейке, здраво рассудив, что и отсюда неплохо рассмотрит незваного гостя. Спустя пару минут на дорожке показалась темная фигура, нервно озиравшаяся по сторонам, будто в поисках чего-то. Язет склонил голову и прислушался — неровное быстрое биение сердца, но гораздо медленнее, чем у человека. Вампир из Детей Истинных… Притом, голодный. Запах немытого тела недельной крепости… 

Язет вздохнул и поднялся, шагнул от пруда в сторону дорожки. Светлый хорт лучше всего остального выдал его присутствие среди темных зарослей самшита. Ночной гость шарахнулся, было, в сторону, но что-то заставило его остановиться. Он сделал несколько нерешительных шагов к светлеющей фигуре, а потом медленно опустился на колени и замер. В тот момент каким-то внутренним чутьем, самой кожей Язет уже знал, кто перед ним. 

* * *

Он подплыл к нему, будто не касаясь земли ногами — белый призрак из темной чащи. Холеные руки провели по лицу, оставив точки ледяных касаний на щеках, на лбу и подбородке. Безжалостно повернутый к свету, с откинутыми волосами — еще никогда Дагмар не был так беззащитен ни перед кем. Язет, как хозяин этого места, мог бы позвать охрану прямо сейчас, но не сделал этого. Только поджал свои роскошные сочные губы. Как же он был захватывающе красив! Тогда, на балу, это была лишь тень его сегодняшней красоты, неясный набросок будущего полотна. 

Когда от далекого входа в сад послышались шум и ругань, Язет молча указал на неприметную дверь под высокой мраморной ротондой. Служебная каморка для полива сада, как понял Дагмар, протиснувшись внутрь. Снаружи шумели, говорили, потом долго бегали и шарили по кустам в поисках нарушителя. За ним уже давно шли по следу ищейки Кланового собрания, они не оставили его в покое ни разу за эти десять лет, и в какую-то из недавних ночей Дагмар понял, что устал бегать. Бегать ему придется вечно, но навечно его сил и изобретательности не хватит. И перед тем, как остановиться, наконец, Дагмар хотел сделать еще одну вещь — увидеть Его снова. Увидеть, каким Он стал… Свое медноволосое солнце. Свою неизбывную боль. Свою сумасшедшую одержимость. Свою бесконечную любовь…

Дагмар понятия не имел, сколько пролежал, свернувшись в сырой темноте под ротондой на бухтах поливных шлангов, как будто грезя наяву, когда в люк постучали. Все равно, что ждало его там: клановые палачи или еще кто-то. Он готов был умереть, потому что глаза его словно ослепли — в них все еще стояло бледноликое совершенство холодной красоты лорда Орсис — такое, каким он увидел его сегодня в сумерках сада.

Пожалуй, когда Дагмар снова предстал перед Язетом, еще грязнее, чем раньше, ему стало неловко за то, что он даже не нашел, где умыться. Они молчали, будто продолжая свой разговор взглядов ровно с того места, где их прервали. Помнит ли он? Вряд ли забыл — говорят, найдазе ничего не забывают. Дагмар готов был стоять перед ним на коленях вечно.

Но показалось, или призрак все же спросил его?

— Зачем ты пришел, Дагмар?

— Просто… Увидеть тебя еще раз. Я устал прятаться, — тоже показалось или он сказал это вслух?

— Сдаешься? — спросили карамельные глаза над ним.

— Да… — ответил Дагмар им снизу. 

Язет медленно повернулся, хорт прошелестел по земле, задевая колени, и Дагмар, как зачарованный, потянулся за волной тонкого, едва уловимого аромата летней грозы. 

Небрежно откинутые величавым движением головы волосы взмыли дугой и плавно упали за плечо, открывая полупрофиль любимого лица.

— Ты же помнишь, что только я могу тебя убить? Я поклялся…

— Помню, — сиплый шепот не соответствовал горячечному взгляду, как будто умоляющему о чем-то, — и если убьешь меня своей рукой, я буду счастливее всех на этой земле. 

Язет не ответил. Лишь молча посмотрел в его глаза. Дагмар ничего не мог прочесть в них теперь — ушла или спряталась даже та тьма, что так пугала его когда-то. Наконец, губы приоткрылись, исторгая долгий, как будто усталый вздох, и Энвер замер, боясь упустить хоть слово, что они произнесут.

— Я сам решу, когда мне убить тебя, Дагмар. Когда я захочу… Когда для этого придет время.

* * *

Язет Неприкосновенный и его род вошли в историю найдазе как исключение из всех правил. И это особое свойство сохранилось у всех его потомков, до тех пор, пока маленький клан не растворился в другом совершенно мирным путем. Но память о первом лорде Орсис как о символе аристократической стойкости и независимости сохранилась на многие поколения и после этого. Его всегда боготворили как надежду слабых и беззащитных, как пример для подражания.

При Язете всегда был молчаливый страж, неизвестно — кто, неизвестно — откуда. Известно было лишь то, что за своего хозяина он готов был рвать голыми руками. Говорили, он не снимал маску и перчатки, потому что был страшно изуродован. Говорили, что он — порождение магии своего господина. Говорили, что он был любовником Язета Неприкосновенного. Но никто не рисковал проверять эти слухи, пока молчаливый черный призрак за плечом лорда Орсис небрежно оглаживал рукоять меча. А правда была известна лишь им двоим…