Что может быть хуже ожидания приговора? Дагмар — предатель для Дьюлы Морета. Ненужный свидетель — для Сил-Халара, кем бы тот ни был. Для Язета он — чудовище, которое растоптало его жизнь. А все вместе это значит, что не один так другой однажды оборвет его жизнь.

Дагмар впервые совершенно равнодушно принял к сведению, что Дьюла чем-то недоволен в его работе, рассыпался в извинениях и заверениях, но едва откланявшись, тут же забыл об этом. Он отправился прямиком к себе, легко утащив из караулки журнал дежурств - новый начальник охраны вроде старался, но прокалывался вот на таких мелочах, на которые Дагмар до недавнего времени пытался указывать. Не считая гарнизона на внешних укреплениях, днем замок охраняло восемь патрулей по двое. Сделать так, чтобы в их маршрутах появилтсь окна в несколько минут — ровно столько, сколько потребуется маленькому отряду, чтобы проскользнуть ужом по болотной траве - было проще простого тому, кто десятилетиями занимался этой работой. Подделать почерк тоже не было сверхсложной задачей - никто особенно и не смотрит на него.

Дагмар заполнял строчки и считал минуты на хронометре, прикидывая, как будут развиваться события. Выхода для себя он не видел. Единственное, на чем он мог настаивать и что было отчасти в его интересах — малочисленный отряд. Большая группа не пройдет незамеченной, а значит, будет только пять-шесть верных, сам Сил-Халар, Дагмар и юноша. Язет. Последнего с собой никто, конечно, не потащит. 

Покои Дьюлы днем охранялись лучше всего. Помимо двух постоянных патрулей был еще караул у входа. Самый первый патруль при входе в замок придется снять. Двое из сообщников Сил-Халара переоденутся. В случае непредвиденной ситуации они смогут выиграть время или вовсе не привлекут внимания. Караул перед крылом лорда снимать придется самому Дагмару и кому-то из ряженых, иначе лишнего шума не избежать. Патрули на хозяйском этаже будут ходить по такому расписанию, что у Сил-Халара останется полчаса форы.

А вот когда они войдут в крыло лорда… Тут было два возможных варианта развития событий. В первом случае Энвера попытаются убить сразу после того, как он их проведет. Во втором — они убьют его после, когда он их выведет. Как ни посмотри, его жизнь подошла к финалу, если только не произойдет чуда: пятеро мечников на одного — это как раз та ситуация, когда численность важнее мастерства.

Итак, с его судьбой все более-менее понятно. Оставался только один вопрос: как выручить Язета? Сил-Халар не дурак, он не потащит мальчика на операцию — тот будет под охраной в надежном месте. Дагмар может только вовремя сбежать от своих визави, но без лорда-отступника юноши ему не видать. По сути, Язет такой же ненужный свидетель, как и сам Дагмар, но Язетом управлять гораздо проще, чем Дагмаром. Последнему уже нечего терять, а вот найдазе… Ни один аристократ в здравом уме не позволит выплыть наружу подробностям такой грязной истории, какая приключилась с мальчишкой.

Мелькнула соблазнительная мысль — ну и бездна с ним, с Язетом! Надо свою шкуру спасать. Аристократ аристократа вряд ли убьет - разойдутся с миром после хорошо смешанного коктейля из угроз и взаимных кровных клятв, и все закончится. Но потом Дагмар вспомнил, по чьей вине и что именно Язет пережил, и понял, что даже если бы очень захотел, то все равно не смог бы бросить юношу. Уж лучше тогда он своей рукой явит ему последнее милосердие — быстрое, безболезненное и точное. В том, что сможет, не сомневался.

В конце концов, совершенно измученный перебором вероятностей Дагмар решил, что все равно придется смотреть в оба и действовать по ситуации. 

* * *

Сил-Халар прилетел на аффлатосе-разведчике, Дагмар добирался до места встречи пешком. Эту полянку в глубокой чаще среди болот он хорошо знал, люди по этим лесам не ходили — хорошо замаскированные топи наводили ужас на местное население, а найдазе с удовольствием этим пользовались, построив свою крепость в сердце бескрайних хвойников. Патрули из крепости в этой глухомани иногда бывали, но кто лучше Дагмара, знал, как безопасно добраться туда и обратно никем не замеченным? Он пришел уже после того, как Сил-Халар посадил и накрыл свой катер маскировочной тканью. 

Едва завидев пробирающегося через валежник гостя, лорд-отступник приказал вынести Язета. Высокий крепкий найдазе держал юношу на руках, словно ребенка. Медноволосая голова безвольно приникла к плечу, лицо было почти прозрачным, а под глазами залегли красноватые тени. У Дагмара кольнуло сердце.

— Язет!

Юноша не откликнулся, и Дагмар свирепо уставился на Сил-Халара.

— Ты какого хрена с ним сделал, ублюдок?! Ты дал слово найдазе!..

Сил-Халар презрительно процедил, неспешно натягивая перчатки:

— Он крепко спит, чтобы никому не доставлять хлопот. Как бьется его сердце, тебе прекрасно слышно.

Дагмар вынужден был признать, что лорд-отступник прав. Но также это значило, что в случае чего помощи от юноши не будет. Энвер бросил последний взгляд на белеющее в предрассветных сумерках лицо, повернулся и повел за собой отряд Сил-Халара. Он знал, что не имеет права на ошибку. С Язетом остался тот здоровяк с сальным взглядом. Когда они отошли на несколько сот метров от импровизированного укрытия, Сил-Халар позвал Энвера.

— Если думаешь завести нас в ловушку или болота, на всякий случай предупреждаю, — аристократ приподнял правую руку, на которой масляно поблескивал браслет из круглых пластинок гематита. — У меня с Ройсом, тем, кто остался с Язетом, связь через этот браслет. Если мое сердце невзначай остановится, Ройс тут же подберет твоему протеже самый отдаленный, самый грязный и самый популярный припортовый бордель в человеческих городах. Там такое мясо будет нарасхват.

От браслета даже на глаз несло магией на крови, так что Дагмар не сомневался ни на секунду, что браслет заговорен.

— А если тебя убьет Дьюла? — спросил он.

Сил-Халар ухмыльнулся.

— Значит в твоих интересах этого не допустить. 

Дагмар скривился, но все же неохотно поделился:

— Насколько я знаю, он хранит меч где-то у изголовья. Есть ли что-то еще кроме этого, мне неизвестно. Спит он довольно крепко, но не всегда.

Еще какое-то время они пробирались через бурелом под аккомпанемент дыхания, изредка потрескивающих под ногами веточек и шуршания упругой подстилки, пока Дагмар не спросил:

— На что тебе Дьюла?

Северный лорд небрежно ответил:

— Когда-то, в совсем другой жизни меня звали Вельд Халардей.

Энвер больше ни о чем не спрашивал - он, в отличие от Язета, знал эту историю изнутри. Вот значит как... Змея извернулась и ужалила за хвост сама себя - Морета сожрал Халардеев, а те выплюнули последнего своего представителя и собирались сожрать Морета сразу с головы. До самых стен крепости они шли в молчании. 

Внутрь они попали незамеченными через секретную калитку, от которой у Дагмара был дубликат ключа. Каменная тропка в толще стен, узкая, словно карниз, тянулась вдоль потока реки из дождевой воды, который направляли сюда для нужд замка. Они шли по ней гуськом, при свете единственного светильника в руках Дагмара. Во внутренний двор поднялись по мостику и узкому проходу между стен. Их не видел никто. Дагмар предупредил, что первых патрульных в замке нужно тихо убить и взять их одежду. Никто не спорил. План в общих чертах Дагмар озвучил, когда они добрались до внешних стен.

Все шло так, как Дагмар и рассчитывал. У дверей апартаментов лорда они оказались, едва только один из патрулей скрылся за углом коридора. Сил-Халар приказал выждать еще несколько минут для верности и жестом указал Дагмару на караульных.

Энвер старался быть милосердным к своим же солдатам — их смерть была легкой и быстрой. Тела унесли по его указке в ближайшую кладовую. Так не сразу заподозрят нападение. После этого он посмотрел на Сил-Халара, замершего у двери покоев лорда Морета. Лорд-отступник улыбался. И в этой улыбке было понимание всех расчетов Дагмара, его опасений и догадок. 

— Не забудь, если погибну я, то наш милый солнечный мальчик умрет совсем не так быстро, как хотелось бы. И не карауль меня на выходе, дорогой, обратно я сам выберусь, — мужчина прищурился и кивнул своим людям, прежде чем скрыться за тяжелой двойной дверью.

«Четверо на одного», — подумал Дагмар и незаметно проверил, легко ли вынимается нож.

* * *

Тьма струилась, словно ткань по обнаженной коже. Лорд Морета ощущал ее будто живую, ощущал, как ее руки касаются его тела, нежные, как любовница, холодные, как смерть. Первозданная тьма. Холод воды. Незыблемость камня. Запах сухих цветов, пыли, мокрого железа. Магия на крови пришла во тьму. А потом явился свет, обычный пошлый свет, и резанул по глазам. Тьма бежала, словно ночь от дня. Дьюла с трудом разлепил веки и понял, что лежит на каменной плите над водой в центре своего личного ритуального зала. 

Он помнил, что чужое присутствие разбудило его среди дня, он махнул вслепую коротким мечом, что держал у изголовья, кажется, даже попал, но было слишком поздно, и его все равно поглотило небытие. Кто пришел за ним? Кто посмел?..

Во тьму над ним вторгся желтый свет чадящих факелов. А потом в круг света вошло лицо. Дьюла не узнал его. Он никогда не видел этого найдазе, но его странные бледно-фиолетовые водянистые глаза будили в нем смутное воспоминание. Лицо отшатнулось и ушло за границу тени. Зажигались новые факелы, Дьюла слышал, как потрескивало горящее масло в желобах на полу по контуру круга. И только до высокого сводчатого потолка свет не доставал. Загадочно поблескивали в полумраке вкрапления слюды. Лорд Морета несколько раз с усилием моргнул, разгоняя туман перед глазами. Картинка стала ярче, но мысли по-прежнему текли вяло. Он попробовал пошевелить руками, но понял, что они прикованы к плите. 

Морета тряхнул головой. Жертвенный зал. Запах магии. Все верно. А на месте жертвы — он сам. Вот только кто на месте мага? Лорд повернул голову, всматриваясь в раздевающегося светловолосого мужчину. Одет не как аристократ. Скорее, как человек. Что за мерзкая мода… Брюки, короткая куртка, рубашка, сапоги. Все по очереди, кроме брюк, сброшено на пол за границу круга, очерченного огнем. Тело отмечено магией. На предплечье длинный, неглубокий порез. Стоит думать, от его меча; Морета ощутил мимолетное удовлетворение.

Незнакомец подошел к алтарю над водой и церемонно поклонился. Не как низший, как равный, лорд — лорду. Отбросил небрежным жестом за плечо длинные волосы и, насмешливо приподняв уголок губ, по-хозяйски бросил:

— Начнем, пожалуй. 

Как по волшебству упавший в раскрытую ладонь нож медленно чертил на другой, здоровой руке ровную, толщиною с волос линию. Она тут же набухала гранатовой кровью, что бежала вниз по предплечью неровными змейками, обходя лишь ей видимые изгибы, собиралась в чаше ладони. Обмакнув пальцы в густую лужицу, незнакомец начал писать у изножья алтаря формулу. 

Морета все еще пытался понять, почему эти глаза кажутся такими знакомыми. Неохотно уходила отупелая безразличность, кровь бежала быстрее, и он все отчетливее понимал, что это покушение. Очередное в длинной веренице предыдущих. На этот раз, верно, удачное. Он пробежался по сухим губам таким же сухим языком, недовольно почувствовал, что его мучает жажда, и хрипло каркнул, глядя на готовящегося найдазе:

— Ты кто?

Мужчина на миг поднял светловолосую голову, отрываясь от своей работы, иронично улыбнулся и ответил беззаботно, как будто для него это ничего не значило:

— Я — последний наследник дома Халардей, Рагвальд Халардей. Хотя обычно я предпочитаю имя Сил-Халар. 

Морета рванулся из своих оков, пытаясь привстать. 

— Ты — кто?! — хрипло выдохнул он, но ответ ему был не нужен. Он, наконец, вспомнил, почему эти глаза казались знакомыми. 

— Я вижу, мою сестру ты помнишь, — заметил Сил-Халар. 

— Эту шалаву? Ее помню не только я, — презрительно процедил Дьюла и уронил голову обратно на плиту, больно стукнувшись затылком. Во мраке свода равнодушно мерцали искусственные слюдяные звезды.

— Не опускайся до такой низости, как клевета, Морета. Обмана и предательства уже вполне достаточно. 

Какое-то время в круглом гулком зале царила почти тишина. Рагвальд продолжал писать. Лорд Дьюла смотрел во тьму. Наконец, повернулся и постарался взглянуть на Халардея.

— Почему же ты ждал столько лет?

— Хотелось сделать это здесь, в твоем собственном зале, но ты не баловал меня приглашениями. 

— Кто меня предал?

— А как ты думаешь?

— Дагмар Энвер, — протянул Морета.

— Ты сам дал мне в руки оружие против него, — пожал плечами Рагвальд.

— Мальчик из Орсис, — Дьюла скривился, словно надкусил лимон, и снова посмотрел в потолок. — Надо было избавиться от них обоих. Что теперь? 

— Теперь? Озадачу тебя кое-чем и уйду. Потом верну себе свой клан и продолжу развлекаться с мальчишкой. Он забавный, для найдазе. 

Морета против воли хрипло рассмеялся.

— Ты? Вернешь себе клан?! За убийство лорда клан тебе не отдадут. Скорее, это тебя отдадут — судьям. 

— А я не буду тебя убивать, — Рагвальд остановился, задумавшись. — Знаешь, терпеть не могу эту театральную банальщину, но умереть для тебя — слишком просто.

Морета хмыкнул.

— Мог бы придумать фразу пооригинальней. Как-никак, ты, наконец, отомстил, и это твоя финальная речь. 

Сил-Халар рассмеялся:

— Много чести. Месть — это для того, кого ненавидят, а мне на тебя — плевать. Я всего лишь имел глупость дать своей сестре кровную клятву. 

Морета не ответил. 

Трещали и чадили факелы, тьма под сводом потолка затягивала как водоворот. И Морета, поняв, что это просто действие магии, с трудом разорвал оковы Голоса мага. Надо было отдать мерзавцу должное — он сильный, а кроме того, умелый. Лорд дернулся, снова безрезультатно, и скосил глаза на Сил-Халара. Тот уже оседлал его бедра и, подняв лицо к первозданной, опускающейся на них плитой тьме, быстрым, накатывающим как волна речитативом читал формулу. 

Говорили, что сама формула, ее слова не имели значения, значение имел лишь определенный ритм, звучание и сила крови гематора. Так ли это, Морета не решился проверить в свое время. Но теперь он точно мог поверить. Слова не были древними, не были новыми, не были теми, что он знал или слышал когда-либо. Они приходили откуда-то из глубин подсознания, до ужаса правильные, лучше любых формул подходящие, непонятные, нелогичные, как будто рвался наружу из смертного тела какой-то общий изначальный язык. Язык самой магии на крови, пришедший от тех предков, чьи сознания вплавлялись в суть каждого из найдазе поколение за поколением благодаря памяти Рода. 

Морета со страхом понимал, что кровь внутри его тела пляшет под этот ритм, подчиняется приливам и отливам в нем. Сил-Халар вонзил зубы в собственное запястье, а Голос все еще звучал эхом под сводами, бесконечно кидая мячик искаженных окончаний. Лорда Дьюлу затягивало в эту первобытную шаманскую музыку слов, вот он уже сам как мячик прыгал между стен вместе с эхом и веселился, передразнивая маленькое бессильное существо в самом низу каменного зала.

Но даже здесь на недоступной высоте, в холоде камня он ощущал, как к его губам прижимается горячий рот, пахнущий кровью. И Морета не в силах сопротивляться пьянящему аромату Силы в нем, похожем на брызги горячего источника, разжал зубы и пил этот добровольно предложенный дар. Глотнул раз… два… три… Резко распахнул глаза и забился на ритуальном камне как припадочный. Голос мага снова усыпил его, и он сделал то, чего делать никогда нельзя — пил насыщенную магией кровь. Во рту горело и жгло, но то был лишь вкус крови, которую уже не выплюнешь обратно. Лорд невнятно ругался. Сил-Халар по-прежнему сидел верхом на нем, пережидая припадок буйства Дьюлы. Наконец тот затих, тяжело дыша. Светловолосый мужчина снова вскрыл себе руку и кровью что-то написал у него на лбу, придерживая лицо за подбородок. 

Голос разлился над залом как багровый закат — тревожный, значимый, холодный. И Морета больше не мог противостоять ему, словно наркоман, погруженный в грезы опиумного дыма. Сила давила на него снаружи и отзывалась внутри него, делая слабым. Голос метался над ним, вспыхивал во тьме яркими пятнами, окружал его радужной дымкой. Теперь он видел звуки, ощущал вкус черноты, а запах крови слышал даже не ушами, а чувствовал телом как вибрацию. Голова закружилась, стала легкой и пустой. 

Следующее, что его отстраненное сознание выхватило из череды неясных образов — боль. Словно надоедливый комар она вмешивалась снова и снова в его радужный полет, пока, наконец, он не соизволил сосредоточиться на ней. Сначала ему показалось, что у него перед глазами тенистый лесной пруд, по воде прыгали солнечные зайчики, и слегка шуршала на ветру листва. Но по мере того, как зрение обретало четкость, Морета понимал, что нет никакого солнечного пруда и нет никакого леса. 

Желтый свет шипящих словно злая кошка факелов плясал на платиновых волосах, склонившейся к его груди головы. Сил-Халар поднял голову, и по растянутым в довольной улыбке губам пробежал алый, измазанный кровью язык. Вокруг бледного соска Дьюлы выстроился ряд аккуратных точек от зубов и два столь же аккуратных прокола, из которых неохотно бежала кровь. При попытке шевельнуться всю левую сторону груди пронзила не сильная, но неприятная, покалывающая боль. Сил-Халар отстранился, слез с него, тыльной стороной руки утирая рот. 

Морета впервые почувствовал отвращение и понял, как иногда ощущали себя его не очень добровольные отдающие. Это было все равно, что публично раздеться на потеху толпе. В животе клубком свернулось невнятное чувство стыда, гадливости и чего-то, напоминающего сожаление. 

Светловолосый мужчина снова встал у него в ногах, как будто ожидая знака свыше. Морета не отводил от него взгляда, но вдруг понял, что факелы гаснут, и зал медленно погружается во мрак. А точнее, черная пелена перед его глазами становится все плотнее и плотнее, вплоть до кромешной тьмы, как та, что безраздельно царила под куполом зала. Ледяные руки легли на его обнаженные ноги, и от пальцев вверх рвануло странное чувство — приятное, слегка покалывающее тепло, которое он уже почти забыл — чувство узнавания родственной крови. Морета испуганно задохнулся, впервые ощутив, как им овладевает самый настоящий животный ужас за свою жизнь. Как он мог не узнать этот ритуал, пусть даже измененный?! Тот самый ритуал единой крови, которому он подверг Иолу Халардей! 

С осознанием того, что произошло, им овладело внезапное холодное спокойствие. Чего мог добиться мальчишка Халардей, отлучив его от крови и силы Морета и приняв в свою семью? С объединением кланов перестало иметь значение, к чьей крови принадлежит лорд. А по известным физиологическим причинам никто из них не мог бы зачать ребенка. 

Над ним раздался все такой же насмешливый голос, уже без ноток магии в нем:

— Добро пожаловать в семью, дорогой… дядюшка. 

И после этих слов Морету внезапно скрутило, словно в мясорубке. Боль разделяла его тело на волокна, собирала снова, завязывала в узлы, распускала и выжимала из него нечеловеческие вопли. Ему показалось, что он провел на этом алтаре муки тысячелетия, но приступ прошел всего за несколько секунд. Когда Морета задыхающийся и едва понимающий себя снова оказался там же, где все началось — на холодной каменной плите над бассейном, полным воды, — он ощутил между собой и стоящим у него в ногах светловолосым сученышем тонкую нить родственной связи. Ловко, ничего не скажешь. Но, повторяясь, что ему с того?

Сил-Халар продолжал елейно улыбаться. 

— Отдышались, дядюшка? Тогда продолжим. Осталось всего ничего.

Он ловко сдернул стопор с противоположного края плиты и, дрогнув на шаровом основании под весом тела на ней, она медленно опустилась одним концом в воду. Дьюла обвис на своих оковах почти вертикально, но теперь ему хорошо стал виден зал. В углу у двери было что-то свалено в темную кучу. Дьюла понял, что это кто-то из его стражников, то ли без сознания, то ли мертвый. Впрочем, в магии на крови мертвые никогда не участвовали. Сил-Халар перетащил стражника к краю бассейна и взялся за свой нож. По периметру горели факелы, воткнутые в отверстия в полу. По воде, словно дым от кучи сырых веток, растекалось облако ярко-алой крови. 

Сил-Халар обмакивал в нее нож и царапал что-то на полу. Потом поднялся и снова запел. 

Морета ощутил, как сила вокруг них поднимается от воды, от крови, что как живая двигалась в его сторону. И эти слова Дьюла хорошо знал. Знал, как стрекот тысячи жестких крыльев в Голосе рассыплется дробным стуком и обрушится на того, кто стоит в воде и ждет, когда жертвенная кровь коснется его кожи, обернет его, впитается в тело и подарит возможность слышать мертвых рода и говорить с ними. Память крови… Дар. А теперь проклятье, которое Халардей обернет против него, когда в его мысли постучится Иола Халардей. Не будь мальчишка теперь его родной кровью, он не разбудил бы в нем никого из Халардеев без его воли! Как просто! Как изящно. Морета уже понимал, что его ждет. Если формулу не завершить надлежащим образом, он навсегда останется погруженным в прошлое своей семьи. Утонет в нем, сойдет с ума, не сможет контролировать тех, с кем говорит. Один на один с Иолой Халардей. 

Впрочем, за секунду до того, как кровь в воде коснулась его тела, он бросил взгляд на располосованное его мечом предплечье ублюдка и мимолетно улыбнулся. Каждый получает то, чего заслуживает. 

Сил-Халар оборвал себя на полувздохе. Не требовалось заканчивать те Слова, что он начал. Морета медленно перекатывал голову по плите. Потом он придет в себя, но сюда, в мир живых, больше не вернется. Им теперь навсегда владеют мертвые. Он будет буйствовать и крушить мебель. А может, будет тихо сидеть и пускать слюни. Как бы то ни было, сумасшедших найдазе убивают. Сумасшедший маг — это слишком опасно, чтобы оставлять ему жизнь. 

Рагвальд поморщился, когда, одеваясь, задел раненную Дьюлой руку. Поднял свой нож. Огляделся. Стер формулы, что писал на каменном полу и вышел, тихо притворив за собой двери ритуального зала. Он не ощущал ровным счетом ничего. Хотя может быть, смутное облегчение от того, что список незавершенных дел сократился на один пункт. Он также не ощущал ничего, зная, что эта пустяшная царапина, оставленная ему на память Морета, станет причиной его смерти. 

Дагмар не сказал ему, что Морета мажет все свои клинки ядом, но Сил-Халар и так это знал. До того, как эта отрава убьет его тело, у будущего лорда Халардей есть немного времени, и потратить его нужно с пользой, например, написать обстоятельное завещание. А может, подарить медноволосому мальчику настоящую свободу, которую он вряд ли сполна оценит. А может, придумать какую-нибудь забаву и повеселиться напоследок… 

* * *

Когда люди Сил-Халара остались один на один с Дагмаром, он счел, что на самом деле четверо — лучше, чем пятеро. А еще лучше - трое. И молниеносно всадил нож под ребра тому, кто оказался ближе других. А потом воспользовался тем, что хорошо знает замок, гораздо лучше своих "гостей", и дал деру. И когда противники бросились за ним, выскочил на них из-за угла, резко сменив направление. Потеряв еще одного своего, его противники стали гораздо осторожнее. Они больше не бросались на него очертя голову, но и уйти не давали. Выведя их в рекреацию между коридорами, где можно было развернуться, Дагмар рискнул дать им открытый бой. Окно между патрулями, которое он им обеспечил, скоро закончится. До того момента, когда в замке поднимут тревогу, ему нужно было убраться как можно дальше. В идеале, оказаться на той полянке у спрятанного от чужих глаз аффлатоса. Оставалось надеяться, что Сил-Халар, в свою очередь, одолеет Дьюлу, или если нет — умрет не сразу, и Энвер успеет добраться до леса до того, как заговоренный браслет подаст свой сигнал Ройсу, который охранял спящего Язета.

Дагмар устал, и дыхание до сих пор не восстановилось, кроме того, он заработал пару легких порезов, но выбираясь из замка, думал только о том, чтобы Сил-Халар был до сих пор жив. Чтобы не терять времени, он взял маленький одноместный аффлатос-разведчик. Он может лететь на нем низко и бросить его где-нибудь посреди леса. Пусть из чащи он уже никогда не поднимется, это будет не нужно. Главное — суметь сбить с толку Ройса. 

К катеру, на котором прилетел отряд Сил-Халара, Дагмар вышел совсем с другой стороны, обойдя поляну по кругу. Он умел ходить совершенно тихо, не утопая в листьях и хвое, не хрустя ветками и не задевая травы. Он подкрался к катеру и, нарочито громко взбегая по трапу, крикнул:

— Мы вернулись!

Ройс высунулся из каюты навстречу, и Дагмар, который только этого и ждал, метнул в него иглой. Убить не убил, но ранил. Ройс потерял равновесие и несколько драгоценных секунд. Энвер прыгнул на него сверху, целясь ножом в горло, и противники покатились по палубе. 

Дагмар дрался с отчаянием умирающего. Он беспощадно и без правил пинал, кусал и ослеплял своего противника. Не было слышно ни звука, кроме тяжелого дыхания и ударов тел, что катались по палубе. Пытаясь сбросить с себя Энвера, Ройс извернулся и откатился, но ударился головой о ворот, управляющий парусом. Короткого мига замешательства Дагмару хватило, и он вонзил свой нож в глаз противника. А потом тыкал им снова и снова, пока не осознал, что тело под ним больше не шевелится. 

Руки и ноги дрожали, когда он встал. Прошло всего несколько минут с момента начала схватки, но Энверу показалось, что они провели на этой палубе вечность. Нож, скользкий от крови, выпал из пальцев, и Дагмар, хватаясь за поручни фальшборта, направился вниз. Нужно было срочно убираться отсюда. 

На мгновение склонившись над все еще спящим Язетом и убедившись, что с ним все в порядке, Энвер забрался в кресло пилота и с трудом поднял аффлатос из зарослей. Куда лететь, он не знал. Почему-то самым безопасным убежищем ему показался собственный дом. У них будет мало времени, чтобы попрощаться, но Язет легко сможет оттуда добраться до своего поместья или куда душе угодно, а он… Что будет делать он сам, бывший пес Дьюлы не задумывался.

* * *

Дагмар с усилием разжал занемевшие на штурвале пальцы, казалось, аффлатос до сих пор еще в воздухе, но было непривычно тихо — ни свиста ветра, ни хлопков раскрытого паруса. Руки, покрытые уже засохшей кровью, дрожали, как и все тело — он заметил это только теперь. По вискам катился холодный пот. Энвер не знал, идет ли кто-то уже по их следу, мертв Сил-Халар или жив? Скоро ли возможным преследователям придет в голову искать их в поместье Энвера?.. 

Напряжение из тела уходило, но внутри будто засела взведенная, крепко сжатая пружина. Дагмар выдохнул, резко и коротко, хотя знал — это ничем не поможет. Что дальше? Что с ними будет? Задавать себе все эти вопросы казалось кощунством рядом со спящим юношей. Боги отрешенные, разве можно было стоять рядом с ним и думать о посторонних вещах? Во сне гибкое тело непринужденно и уютно раскинулось на пассажирском диванчике, а лицо разгладилось. Он снова был тем неземным существом, притягательным и совсем юным мальчиком с июльского бала. Дагмар знал, иллюзия исчезнет, едва лишь Язет откроет глаза, и не хотел его будить, но с каждым мигом, ускользающим в небытие, им обоим грозила все большая опасность. Теперь Энвер — преступник, голову которого оценят в целое состояние, за которым будут гоняться все, кому не жаль ресурсов.

Он опустился перед диваном на колени, словно это был алтарь, и прижал к губам соскользнувшую с подушки прядку. И показалось, будто он окунулся в опушку осеннего леса. Он почти слышал, как по мелким веткам и остаткам холодных листьев колотит мелкий дождь, будто рассыпается крупа. Ледяная… Почти как снег. 

Что-то изменилось в нем… В юноше, которого он помнил. Дагмар сжал в грязной ладони тонкие пальцы, гладкие, словно женские. Все верно — вряд ли за то время, что Язет провел в плену сначала у Дагмара, потом на севере, он хоть раз брал в руки оружие, чтобы потренироваться. Энвер перебирал их в ладони, гладил и целовал, ощущая под фарфоровой кожей хрупкие косточки. Ему хотелось сжать ладонь так крепко, чтобы вплавить осколки костей и обрывки кожи в себя, чтобы юноша никогда не мог от него избавиться. Но сцепив зубы, он давил в себе болезненный порыв. Уничтожить, лишь бы не дать отнять — не лучший выбор. Или нет?.. Уничтожить, чтобы показать, насколько сильно можно любить. Так сильно, что любовь превращается в ненасытную потребность, желание полного болезненного слияния, зависимость, симбиоз. Как жить без него теперь?

Язет выплывал из забвения неохотно. Навеянный сон не желал выпускать его из-под своей власти. Обведя глазами рубку управления, он в упор посмотрел на Дагмара и с неприятной колкой улыбкой заметил:

— Снова переходящее знамя. Куда теперь, Дагмар?

Мужчине показалось, что в этом вопросе скрыт какой-то странный смысл, ускользающий от него, ощутил неприятный холодок и предпочел не вникать. Именно сейчас его больше волновала безопасность юноши, а не раны его души. Энвер покусал губы и ответил:

— Не знаю. Я — не знаю, куда. Подальше. А ты — возьмешь этот аффлатос и полетишь домой, в поместье Орсис. Сил-Халар… Может быть, мертв. А если нет — не сможет навредить тебе в твоем же доме. Кроме того, если он выживет, у него будут другие заботы. Так что ты свободен. Мы оба свободны.

 Резкая болезненная горечь открыто заполнила пронзительные карамельные глаза. Дагмар даже содрогнулся от такой откровенности — найдазе прятали все свои чувства за масками, а еще лучше умели превращать в маски собственные лица. А Язет, казалось, совсем забыл о культе аристократической бесчувственности. 

Он откинулся на спинку дивана, обхватив себя за плечи руками, и позволил низшему созерцать всю гамму чувств, что отражалась на его молодом лице со старыми глазами: от мимолетного удивления до разочарования. 

— Нельзя быть свободным от этого: от самого себя и своих поступков. 

Дагмар усмехнулся в ответ не менее горько и неприятно.

— Уж мне мог бы не говорить.

Юноша дернулся как от удара. Костяшки рук побелели, выступили желваки на скулах, но со своего места он так и не поднялся, лишь глубже спрятался в тень и, наконец, вспомнив об открытом лице, отвернулся. Только эту выгнутую бумерангом косточку челюсти и край подбородка и было видно Дагмару — света из окон не хватало, чтобы осветить все лицо Язета. Дагмар хотел видеть его больные глаза, но не осмелился дотронуться до него.

— Я убил донора, — внезапно сообщил Язет, поворачиваясь. — Потому что приказал он, Сил-Халар. Я не смог не послушать. А ты говоришь — свободен. Я… только и могу думать о том, что я хочу еще раз ощутить чью-то жизнь, до самой ее глубины, во всех проявлениях — в себе. Я не буду свободен от этого никогда.

Дагмар думал, стоит ли говорить. Но глядя в его распахнутые глаза, наполненные… Он даже не мог сказать точно, чем — отчаяньем, испугом, голодом или надеждой? — не стал молчать.

— Это пройдет. Через какое-то время ты переборешь эту жажду... Сгладится острота.

Язет затравленно посмотрел на Дагмара.

— Ты еще скажи, что Сил-Халар хотел, чтобы меня это закалило. 

Дагмар заставил себя медленно вздохнуть. Все, что было, сам воздух вокруг них, запах дождя словно облако дорогих духов, осознание того, что это — последняя их встреча, несказанные слова, повисшие между ними, все, что он совершил и все, что так и не сделал — все это бурлило в нем, словно в котле. Он сидел неподвижно, как изваяние только потому, что боялся, если пошевелится — уже не сможет себя остановить, схватит юношу в охапку и больше не выпустит, даже если придется убить. Энвер не хотел, чтобы все то, что он испытывал к Язету — смесь порочной страсти, любви, жалости и обожания — выплеснулось наружу, словно созревший болезненный нарыв. Он не знал, что ему делать со своей жизнью, а они продолжали говорить о… глупостях. Милых, совсем детских глупостях. Язета все еще волнует чья-то жизнь. Дагмар снова вздохнул и ответил:

— Щенят бросают на глубину не для того, чтобы утопить. Хотя некоторые все равно тонут.

Юноша вскочил на ноги, опрокидывая на пол Дагмара, и замер над ним, прижав скрюченные пальцы к груди, как будто пытаясь выцарапать собственное сердце.

— Хватит!.. Я устал от всего этого, от всех вас!.. Все дороги для меня закрыты, кроме одной!

— Вот и уезжай домой. Там ждут, — выдавил мужчина пересохшими губами, так и не поднявшись с пола. 

Он сознательно делал вид, что не понимает, о чем говорил Язет. Злость и ненависть — лишь обратная сторона любви, пусть так. Это лучше смерти — мертвых не воскресить. Юноша стоял над ним и наконец-то выплескивал из себя весь яд, что бурлил в нем. Возможно ли, что после этого ему станет легче? Примитивная психология… Но Дагмару хотелось верить, что поможет. Язет шипел ему:

— Ждут? Кого?.. Шлюху? Убийцу? Мальчик доверял мне полностью, подставил горло, поверив, что я не сделаю ему больно. Не наврежу. 

А Дагмар слышал: «Помоги мне, мне страшно и больно…». 

— Ты не один такой, Язет. Многие убивали. И каждому доверились. Нельзя выпить эмоции, если отдающий их не верит тебе. Разве ты пил его только из-за того, что тебе приказали?

Нездоровый блеск глаз Язета, лихорадочный, вопил ему из полумрака: удержи меня! Дагмар сжал зубы и уставился в них в ответ, стараясь вложить в этот взгляд всю силу, которой хотел с ним поделиться. 

— Разве только из-за этого? — шепотом повторил он.

— Сил-Халар… сказал, что все равно убьет его, только медленно…

Дагмар кивнул, поднимаясь с пола.

— Ты хотел избавить его от страданий. Иногда цена нашего благородства высока. Выше той, что мы готовы платить, но другого варианта нет. И мы платим. Если б тебе дали второй шанс, ты бы оставил его в живых? Оставил бы его Сил-Халару?

С каждым словом Дагмар медленно приближался к нему, боясь, что Язет заметит это приближение и снова оттолкнет, не позволит коснуться не тела, но сердца.

Юноша обхватил себя за плечи и покачал головой.

— Нет… Только не Сил-Халару. 

— Тогда незачем себя винить. Жажда… уйдет. Останется только ненависть.

Язет вздохнул, снова качнул головой, глядя на темный силуэт прямо перед собой, что загораживал весь свет из окон рубки.

— И так слишком много ненависти. Посмотри, — он схватился за воротник своего хорта, — вот все, к чему меня, тебя и самого Сил-Халара привела ненависть. Он — наследник Халардея. 

— Да, знаю. Я спросил. Только ты ошибся. Ненависть ни при чем. Все из-за того, что я нарушил табу. Я осмелился захотеть… тебя. Проявил слабость. Все началось именно с этого.

Язет молчал. Дагмар не мог сказать, стало ли его лицо белее, чем было. Но оно как будто светилось изнутри. Если бы он всмотрелся в его глаза, он бы потерял всю свою решимость. Потому Энвер опустил взгляд на свои изуродованные руки — вечное напоминание о совершенном грехе.

— Я увидел тебя на летнем балу, когда ты приносил лорду оммаж, клятву верности… Я увидел тебя в толпе других таких же, достигших совершеннолетия, веселых, галдящих… Но ты так восхитительно выделялся среди них. В тебе было… величие. Неподдельное, полное достоинства, истинно королевское. Я ощущал тебя совсем рядом, впитывал запах твоих духов, как будто вместе с ним мог бы впитать и твою кожу, чтобы коснуться ее. Я больше ни о чем не мог думать, кроме этого. Мое тело болело от невозможности получить тебя прямо там. Я не мог прогнать твой образ из головы и тогда подумал, что это, вероятно, болезнь. Я весь горел от этой страсти, словно на костре. Даже спустя несколько месяцев я все еще думал только о том, как тебя получить. А потом... Шпионы лорда есть практически в каждом доме Клана. В лояльных никогда не было недостатка, сам знаешь. Однажды мне доложили о вольных настроениях твоего отца. И я понял, что если в эту благодатную почву бросить нужные семена, всходы не заставят себя ждать. Так и вышло. Несколько интересных фактов под нужным соусом, как говорят люди, и лорд ощутил болезненное давление на свою любимую мозоль — в его власти кто-то засомневался. Он вспыхнул как спичка, и как всегда скорый на расправу. Тогда ты от меня чуть не ускользнул, и я набрался наглости попросить тебя у него. Для себя. Когда тебя держали в подвалах замка в ожидании решения лорда, я пришел к нему. Дьюла не дурак, он сразу все понял. Но за время службы я пришел просить его о чем-то в первый раз. И он решил, что позволит мне эту прихоть. Хотя бы ради моей… — Дагмар неопределенно покрутил пальцами в воздухе, — преданности. Дальше ты знаешь. 

Язет кивнул. Его лицо было больше похоже на одну из тех модных масок без украшений, что носили найдазе. Такое же белое, словно присыпанное мукой, в эффектном обрамлении медно-красных волос. 

— Рагвальд говорил мне, что такое возможно. Но я, наверное, не поверил в это до конца. 

Дагмар тяжело сглотнул и внезапно ощутил, что не может смотреть в эти налитые тьмой глаза. Из глубины его естества поднималось забытое чувство, мощное и требовательное. Дагмар даже не сразу понял, что ему не дает дышать стыд.

— Теперь ты знаешь, что первопричиной всего была… страсть, — голос прервался, но он снова сглотнул, прокашлялся, выравнивая дыхание, и заставил себя говорить ровно, — в самом низменном виде. Это привело лишь к разрушенным жизням, как ты и сказал, но твою еще можно вернуть. Никто не знал о нас с тобой, кроме Дьюлы. О севере тем более не знал никто. В Шадах-Мекхес уже давным-давно забыли про ту пару скандальных вечеринок, где ты был в качестве… эскорта лорда. Забудь все, как кошмар, и лети домой. Прощения у тебя просить не буду, пусть и хочу — не думаю, что заслужил. 

Они долго молчали, замерев друг напротив друга, словно плохое зеркало. Ни один из них не смотрел в глаза другому, каждый тщательно следил за крохотными проявлениями чувств по мелким жестам — дернулись пальцы, дрогнула щека, сжались губы, обозначились морщинки в углах рта, стало тяжелее дыхание. 

Дагмару хотелось кричать на Язета и трясти его за плечи: "Живи! Ты только живи!" Но он лишь бессильно сжимал и разжимал дрожащие пальцы. 

Язет поднес руку ко лбу, поморщился, как будто силясь что-то вспомнить, выдавил из себя:

— Это мало что меняет.

Дагмар ждал этого мига, когда Язет, наконец, что-то скажет. Он шагнул к нему, своим телом сминая невнятное сопротивление, вжимая в переборку, впился в его губы поцелуем, жестоким и горьким, требующим того, что ему никогда не принадлежало. Последним. И Язет ответил. 

Он сжал зубы, и небольшие клыки впились в нежеланную мягкую плоть чужого рта. Когда на языке защипало от вкуса крови, теплой, соленой, сочной, Язет отпустил его, толкнул Дагмара в грудь, но как будто толкнул каменную стену. Чужие, не менее острые клыки уже вжимались в плоть у него на шее, давили, рвали, выжимали алый сок. Руки крепко держали его голову, и Язет мог только кричать, как тогда, в самый первый раз. Он запаниковал, беспорядочно и тщетно наносил удары руками — куда дотягивался.

И зубы, и руки, и тяжелое тело исчезли так же внезапно, как появились. Язет сполз по стене, задыхающийся, с разодранной шеей, со слезами и искаженным кровавым оскалом. Он тихонько, не слыша себя, шептал:

— Убью тебя, я тебя убью, убью, клянусь, убью…

— Вот и убей, если хочешь. Только живи дальше, раз поклялся. 

Кровью не делились даже равные. Как можно делиться кровью, если это значит — добровольное рабство и признание чьей-то власти над собой? Если это значит любовь? Любовь для найдазе недоступную. Но Дагмар словно вор вырвал у Язета то, чего тот не хотел и не мог ему дать, и теперь убегал с этим даром. Было слышно топот по палубе над головой, потом по земле, а потом все постепенно стихло… И только медноволосый юноша остался на месте, чувствуя бесконечную пустоту там, где должно было что-то болеть.