— Чуя, как ты думаешь, почему Слизерин считается обителью зла, хотя нарушений больше на Рейвенкло?

      — Потому что люди ценят амбициозность в других только тогда когда их цели совпадают. А ещё потому что факультет никак не может отмыться от имён некоторых его выпускников. И к тому же…

      — …Как скучно ты мыслишь. Всё намного проще. Рейвенкло не попадаются, когда они нарушают правила.

***

      Чуе не спалось. Абсолютно. Долго и мучительно. Привычный синий мягкий браслет на руке будто бы жёг, поэтому его оставили на прикроватной тумбе. Он решил перестать мешать соседям по спальне звуками своего ворочанья и вышел в общую гостинную, а потом и вовсе покинул обитель Слизерина. В такие ночи ему отчаянно хотелось на воздух и под звёзды. Путь к любимому окну, которое было достаточно низко над крышей, чтобы безболезненно на неё спрыгнуть, а потом забраться обратно внутрь замка, был уже где-то на подкорке мозга.

      Знал ли Чуя, что нарушает правила школы? Да, прекрасно. Останавливало ли это его хоть когда-то? Не особо. Тем более теперь он староста… Хоть сам всё не может привыкнуть называть себя таковым.

      Если говорить начистоту, у себя в голове Накахара являлся скорее не особо послушным четверокурсником, который лишь по какой-то странной иронии теперь обязан был провожать первогодок до нужных кабинетов и призывать к порядку весь факультет. Особенно сложно было с курсами старше него самого. Они смотрели на Чую свысока во всех смыслах. Откровенно на смех нового старосту никто поднять ещё не пытался, но Накахара чувствовал, что это скорее благодарность за кубок Хогвартса по квиддичу в прошлом году, чем действительно признание его авторитета. Ну, или очень своевременный кашель Айсмена у него за спиной в особо напряжённые моменты. Вот высокого шестикурсника ещё и со статусом капитана команды за плечами слушались все и сразу. Чуя хоть и был благодарен товарищу за поддержку, не мог отрицать, что подобное немного било по самолюбию. Пока серебристо-зелёный значок на форме больше раздражал окружающих и его самого. Радовал только доступ к отдельной ванной, на которую претендовала уже не вся мужская половина Хогвартса, а только десяток человек: восемь старост факультета и пара старост школы.

      Назначение на должность за полтора месяца так и не вытравило из него былых привычек. Чуя по тёмным коридорам откровенно крался, прикрывая рукой кончик палочки так, чтобы Люмос не освещал ничего, кроме пола под ногами. Портреты на стенах могли быть шумными спросонья, потому он старался не тревожить их даже во время ночных обходов, которые теперь совершал в качестве обязанности. Во время вылазки по личной прихоти слизеринец тем более не хотел нарушать тишину.

      Пару раз Чуя нервно дёрнулся из-за промелькнувшего в поле бокового зрения приведения. По крайней мере, он думал, что это приведение. Преподавателю или другому ученику было бы просто незачем вот так пропадать обратно в темноту. К призракам в школе он уже привык, но это не убавляло противного чувства, что за тобой наблюдают, куда бы ты не свернул. Легкая паранойя исподтишка щекотала нервы, особенно буйствуя в самые ненужные моменты.

      Однако внезапно беспокойство стало чуть менее беспричинным. Из-за угла стали слышаться шаги. Вот это уже приведением нельзя было объяснить. Издавать звуки при ходьбе может только тот, кто ещё имеет тело.

      После очень глубокого вздоха Чуя уже начал сочинять легенду о заблудившемся первокурснике, которого он сейчас вынужденно ищет тут в одной пижаме по слёзной просьбе соседей потеряшки по спальне. Ну а что? На каком факультете нет любителей искать приключений на свою голову? Хаффлпафф не в счёт. Когда твоя гостинная находится у кухни — это особый случай.

      Чуя выпрямился и уже подготовился убрать ладонь от кончика палочки, чтобы выглядеть как порядочный староста, который точно имеет достойную причину ходить по школе ночью, как вдруг кто-то закрыл ему рот, плотно зажав рукой. Следующим ощущением стало то, что Накахару очень крепко схватили поперёк корпуса и прижали к себе. Резкое действие на выдохе не позволило нормально вдохнуть, от этого вся ситуация стала чувствоваться ещё паршивее.Чуя наугад ударил локтями в темноту.

      Над ухом послышалось шипение, но его всё ещё тащили назад, довольно шустро пятясь. Наконец в голову пришла идея просто приподнять палочку, на конце которой всё ещё горел свет. Не прекращая извиваться всем телом, Накахара осветил лицо того, кто старательно волочил его к стене. Карие глаза пусть и слегка изменили оттенок из-за голубоватого сияния заклинания, но узнавались сразу, как и каштановые волосы, что частично жили собственной жизнью.

      — Опусти, — шепнул Дазай, которого явно слепил настолько близкий свет. — Нас из-за тебя заметят…

      Чуя нехотя повиновался, хоть его и подмывало сказать, что их сейчас заметят в любом случае. Поначалу он промолчал банально из-за того, что Осаму всё ещё закрывал ему рот рукой, потом же Накахара понял, что его новоявленный спаситель (или всё-таки пленитель?) что-то перешагнул.

      Ну конечно! Даже кто-то вроде Дазая не мог просто появиться посреди коридора у него за спиной из воздуха. Осаму утащил Чую в тайный ход за одним из пейзажей. Картина была в невероятно массивной широкой раме, перегруженной лепниной, и настолько огромных размеров сама по себе, что нижний край находился менее чем в полуметре от земли. У них обоих как-то вышло преодолеть участок стены под картиной таким образом, что Дазаю даже не пришлось расцеплять хватку, а после замаскированная дверь захлопнулась за ними, сделав это невероятно бесшумно для её габаритов.

      Дазай практически сразу прильнул к паре потёртостей в холсте, через которые слабо виднелся коридор. То, что Чуя всё ещё оставался у него в руках, кажется, вообще не волновало Осаму. Он всё разглядывал шальными от азарта глазами старосту Гриффиндора, которая показалась из-за угла. Её цокающие каблуками туфли может и не привлекали внимания днём, но в тёмном и притихшем замке, ощущались как звуковой аналог маяка, перетягивающий на себя всё внимание.

      Вероятно, будь Чуя сейчас свободен, он бы тоже изучал происходящее сквозь картину, ощущая прилив адреналина от понимания того, насколько близко они были к тому, чтобы попасться. Однако его уж слишком отвлекала ладонь, стискивающая нижнюю половину лица. В других обстоятельствах Накахара так этого бы не оставил, но сейчас смиренно терпел. Попытка вырваться могла создать слишком много ненужного шума. Всё-таки противнее и позорнее, чем быть пойманным посреди ночи вне гостинной факультета, могло быть только попасться кому-то на глаза с Дазаем после отбоя… ещё и в тайном проходе. Может Осаму и такому придумал бы несуразное, но внутренне себе не противоречащее объяснение, но проверять Чуе совсем не хотелось.

      Несколько секунд они стояли неподвижно, пока звук шагов неумолимо приближался, прежде, чем прозвучать прямо перед притаившимися старостами. Даже с пониманием, что тебя не увидят, это несколько давило. Будто набойки каблуков стучали не по многовековому каменного полу, а непосредственно по твоему черепу. Но не для Дазая. Он как завороженный смотрел за происходящим снаружи и, кажется, неиронично получал удовольствие от того, что ему удалось улизнуть, ещё и прихватив кого-то с собой.

      Постепенно звуки из коридора становились всё тише, шаги сменились на их эхо. Чуя решился подать голос.

      — Не уберёшь руку — я укушу тебя за пальцы, — пробубнил он в ладонь, которая уже давно не прижималась к его губам.

      — Потом ты удивляешься, почему я зову тебя собакой… — прошептал Дазай, отпуская его.

      Они сделали по шагу в стороны друг от друга. Потайной туннель был настолько узким, что Чуя сразу же упёрся спиной в стену. Сразу после он задал, пожалуй, самый животрепещущий вопрос, который по факту нёс в себе сразу два:

      — Что ты забыл тут посреди ночи и какого хрена это только что было, Дазай?

      Осаму тоже не утруждал себя переодеваниями из пижамы. Он стоял в таком же, как у Чуи, да и у всей школы, комплекте из широких штанов и ночной рубашки свободного кроя. Рукава и штанины заметно оголяли запястья и щиколотки соответственно. Кто-то вырос за лето. Впрочем нелепый вид из-за очевидно малой одежды Дазая не смущал.

      — Шёл в Запретную секцию библиотеки, прежде, чем заметил идущего на крышу тебя, — легко сорвалось с губ почти что чистосердечное признание. — …А там не удержался, решил по доброте душевной спасти тебя от поимки с поличным.

      За три года между ними двумя возникла договорённость: они никогда не впутывали во вражду между собой учителей. Никто не мог ответить точно, откуда это благородство взялось. Скорее всего у него были намного менее возвышенные предпосылки в виде банального нежелания делить месть с кем-то, а потом подобное просто вошло в привычку.

      Наверное, именно поэтому Дазай сразу и открыто рассказывал про набеги на Запретную секцию, мотивированные тем, что «… если бы они действительно не хотели, чтобы кто-то это прочёл, то вывезли бы всё из школы». Говоря начистоту, все в замке подозревали, что он так делает. Подозревали, но ни разу не смогли поймать. Осаму проявлял чудеса находчивости, воруя и пряча книги. Когда и где он успевал их читать, тоже оставалось загадкой. Однако если окружающие обо всём этом могли только догадываться, то перед Чуей Дазай временами чуть ли не хвастался своими находками.

      — Дазай, мы чёртовы старосты… — пробормотал Накахара тише, чем хотелось. Гриффиндорка всё ещё должна была быть недалеко. — Я спокойно сочинил бы себе повод ходить ночью по коридорам!

      — То есть то, что ты шёл на крышу, ты даже не отрицаешь? — Дазай улыбался так широко и противно, что это было невозможно не заметить даже в полумраке. — Идём, выйдем у северной стены и там поведёшь. Выходы на крышу ты лучше знаешь.

      Чуя начал шагать, потирая переносицу от раздражения. Он ещё не до конца смирился с таким положением дел, но делать всё равно нечего. Во вмурованном в стены тоннеле не так уж много альтернатив для перемещений. Вперёд, назад и сантиметров на тридцать вверх, иначе начнёшь биться головой об потолок. Хотя Дазаю Накахара этого уже искренне желал, пусть даже он ростом ещё недотягивал до такого.

      — И зачем ты увязался со мной? — спросил Чуя, когда справился с первой реакцией.

      — Я нарушил из-за тебя свои планы, тебе придётся нарушить из-за меня свои… — многозначительно ответил Осаму, меж слов кинув на него беглый взгляд. — По-моему, всё честно.

      — Чёрта с два! Я тебя не просил о помощи.

      Дазай на попытки огрызаться с ним сейчас лишь отмахнулся, сохраняя нейтральное выражение лица:

      — Детали.

      Они практически маршем в ногу шли по узкому ходу. Неровные почти необработанные стены, то заметно сужались, то расходились, однако последнее было едва заметно. Подростки просто начинали реже биться плечами в такие моменты. В воздухе не было откровенно ужасных запахов, но он был невероятно спёртый, затхлый и неподвижный. Казалось, при желании его можно было нарезать на вполне материальные куски чего-то на основе вековой пыли.

      — Как ты вообще нашёл это место? — поинтересовался Чуя, оглядывая, как далеко вперёд уходит свет в замкнутом пространстве.

      — Я вычитал в справочнике по истории Хогвартса, что все картины в замке защищены реставрационной магией…

      — И?

      Дазай разочарованно вздохнул. Он никогда не любил пояснять свои промежуточные рассуждения, обычно ограничиваясь вводными данными и готовым, часто верным, результатом. Это, конечно, добавляло всему мистики и эффектности в теории, но на практике лишь трепало нервы обеим сторонам.

      — Если потёртости на холстах и трещины в краске не могли появиться сами по себе, то они сделаны на картинах намеренно, как вариант — для наблюдения с другой стороны, — неохотно объяснил Осаму, раскачивая головой. — А ещё живые портреты туповаты, если ты уверен, что за картиной есть тайный ход, то заговорить им зубы и выведать пароль не так уж сложно.

      Чуе оставалось только согласиться. И с высказыванием о умственных способностях портретов и с дальнейшим присутствием Дазая, который вместе с ним вышел из туннеля и продолжал преследовать на всём пути до астрономической башни. На этаже, где она только начинала возвышаться над основным зданием Хогвартса, Чуя уже заученным движением запрыгнул на подоконник и открыл окно, точно зная, что оно поддастся простому Алахомора.

      В стенах школы они почти не говорили, чтобы не создавать шум. А даже если бы не это условие, то Чуе всё равно не хотелось вести светские беседы.

      После замкнутого и душного тоннеля открытое пространство и чистый воздух кружили голову. Осень начала давать о себе знать. Находиться снаружи в ночнушке было холодно, но Слизерин и спальни в подземельях быстро учили согревающим заклинаниям. Дазай скорее всего тоже их откуда-то да знал, а если нет — его проблема, Накахара не просил за ним ходить. Не тратя своё время на беспокойство о чужом самочувствии, Чуя направился на вершину крыши, где сходились своды. Отсюда всё казалось маленьким. Далёкие домики в Хогсмиде, поле для игры в квиддич и кольца ворот над ним, внутренний двор школы и арки, в него ведущие. Только Чёрное озеро и Запретный лес ещё не создавали впечатление чего-то крошечного, хотя, кто знает. Может нужно просто залезть не на основное здание, а на башню Гриффиндора… Сидя высоко легко поверить, что всё в этом мире незначительное, включая твои проблемы. Наверное поэтому Накахара и сбегал на крыши сколько себя помнил.

      Дазай даже тут не мог оставить его в покое. Он прогулялся по черепице до края крыши, пнул что-то вниз и петлями вернулся ближе к Чуе, усевшись на расстоянии двух вытянутых рук от него.

      — Наконец-то отбился от стада, Чуя? — спросил Осаму. Его голос звучал особо противно то ли от возрастных изменений, то ли от ситуации.

      Ещё до того, как Накахара успел спросить, как он, чёрт возьми, угадал, Дазай поднял вверх правую руку и указал на запястье. Он умудрился заметить, что Чуя снял браслет Юан. Значит врать было уже бесполезно.

      Их отношения с Дазаем за эти три года развились во что-то странное, но поразительно стабильное для череды ссор, розыгрышей и мелких фигуральных и не очень подножек друг другу. Пусть они не могли просидеть рядом тихо и нескольких минут, суммарно они провели рядом столько времени, что выучили многое о сопернике наизусть. Чуя правда не уверен, что даже те же «Овцы» могли бы рассказать о нём столько же, сколько и Осаму.

      — Мори поймал их во время побега за территорию, — без особого желания признался Накахара. — Они считают, что его на них натравил я из обиды, так как не смог присоединиться из-за собрания старост.

      — Значит они недалёкие, — неожиданно весело и живо отозвался Дазай. — Впрочем, как я всегда и думал…

      Чуя посмотрел на него так, словно у собеседника, как минимум отросла вторая голова. Это было сравнимо по вероятности с тем, что Осаму вдруг… встанет на его сторону? Дазай правда никогда не питал симпатии к Юан и Ширасэ, но и активной ненависти он к ним никогда не демонстрировал, скорее просто не замечал, концентрируя всё внимание на негласном лидере троицы. И тут вдруг это.

      Кажется, смятение Чуи не осталось незамеченным. Ночь была ясной и лунной, но света всё равно было маловато для того, чтобы полноценно разглядеть чужие черты, считывать настроение собеседника приходилось скорее по позе и интонации, чем по мимике. Однако Дазай всё-таки догадался добавить пару пояснений:

      — Для начала, более чем очевидно, что наше назначение раньше срока это прихоть Мори. А ты ещё и посредственно скрываешь, что тебе неохота быть старостой. Зачем рушить связь с друзьями ради навязанной должности — не понятно, — Осаму поднял в воздух указательный палец и тут же отогнул средний, начав своеобразный счёт. — К тому же ты, Чуя, слишком гордый, чтобы решать что-то через учителей. То, что Коё до сих пор не обыскивала мою спальню в действительно нужных местах, это доказывает…

      Накахара лишь фыркнул. Было непонятно, подразумевалось ли последнее как лесть или как упрёк в неготовности идти до конца, но по крайней мере это было правдой. А Дазай тем временем отогнул ещё один палец:

      — Ну и наконец, ты не сильно близок к Мори даже несмотря на то, что он твой декан. Намного проще предположить, что ему всё рассказал я, как на самом деле и было.

      Чуя на мгновение замер, решив, что ему почудилась вторая половина ответа. Однако даже при отсутствии возможности нормально посмотреть собеседнику в глаза что-то в повисшей тишине подсказывало, что Осаму сказал именно то, что он расслышал.

      У Осаму всегда было очень специфическое понимание границ дозволенного, однако обычно он всё-таки ограничивался скорее чем-то раздражающим, чем действительно серьёзным. Зачаровывал перчатки Чуи так, чтобы они убегали от него, используя указательный и средний палец как ноги, заставлял его учебники левитировать в случайные моменты времени, но это… Это Чую действительно вывело из себя, породив сильное желание скинуть Дазая с крыши. И как назло он сидел абсолютно спокойно, пока у Накахары сводило пальцы от того, насколько сильно он сжал кулаки. Будто сам виновник произошедшего не то, что не чувствовал вину, а вообще не ощущал ничего в связи с ситуацией.

      — Ты что, блять?! — рявкнул Чуя в полный голос. Здесь их всё равно вряд ли кто-нибудь услышит.

      — Это я дал нашему дорогому профессору зельеварения наводку, — всё также ровно и бесстрастно ответил Дазай.

      Хуже его безразличия могли быть разве что раболепные попытки оправдаться, да и то Накахара не был уверен, что и они бы заставили его стиснуть челюсти плотнее. Где-то секунды две потребовалось, чтобы собраться и не превратить речь в один сплошной поток ругательств:

      — Дазай. Какого чёрта?

      — Такого, что твои «Овцы» уже год как точат на тебя волчьи зубы и без моей помощи, — голос Осаму всё также не мог дрогнуть даже для приличия.

      По правде говоря, отношения с Ширасэ и Юан и впрямь стали несколько натянутыми уже давно. Для себя Чуя объяснял это естественными изменениями в их дружбе в связи с новыми обстоятельствами. На третьем курсе он стал ловцом факультетской команды по квиддичу. Свободного времени стало меньше, а вот внимания окружающих, сконцентрированного на нём — больше. А если ещё вспомнить их первые публичные дуэли с Дазаем… Судя по слухам, старшекурсники даже делали на них ставки, пусть и не денежные, а в конспектах по гербологии.

      Иными словами, Чую начала замечать не только параллель и ничего с этим сделать нельзя было. Последствия у локальной славы имелись как приятные, так раздражающие. Да, теперь если он падал с метлы во время матча, сладкие гостинцы в Больничное крыло внезапно приносили множество едва знакомых учеников со всей школы, но в то же время ярые болельщики проигравших команд перестали обращаться к Чуе без упоминания роста, Дазая или покровительства Коё. Однако шипение случайных прохожих перетерпеть можно было, а вот от жалоб Юан на возникшую между ними пропасть и упрёков Ширасэ в том же спрятаться было почти невозможно.

      Неужели всё действительно стало настолько плохо?

      — Чуя, «особенные» люди делятся на две категории: тех, кто реально чего-то стоит и тех, кто думают, что они особенные, раз слушают музыку старше их самих, — внезапная поучающая интонация в речи Дазая абсолютно не помогала успокоиться. — Кажется, твои друзья раньше тебя поняли, что вам не по пути.

      И чего он вообще добивается от Чуи? Ликования? Благодарности за открытые глаза? Пока выходили только злоба и бесконечно растущее раздражение. Накахара не выдержал и скинул с крыши прошлогоднее причье гнездо. После того, как последние ветки под звонкую дробь ударов об черепицу скатились вниз, он снова повернулся к Дазаю:

      — Ох, вот только не надо пытаться меня задобрить лестью!

      — Я и не пытался, — Осаму звучал так, словно не понимал, насколько собеседнику хотелось отправить в свободное паденье не птичью постройку, а его самого. — Но если бы ты не представлял бы из себя ничего, я бы не тратил на тебя своё время.

      Накахара правда не смог бы назвать весь спектр того, что он сейчас чувствовал. Ещё сложнее ему было бы назвать только то, что он в теории должен бы был сейчас чувствовать. Весь сентябрь и половину октября ему трепали нервы все, кому ни попадя: первокурсники, которые не знают куда идти, учителя, для которых его новые обязанности не являлись оправданием опозданий, слизеринцы старше его, которые не понимали, почему пятнадцатилетка теперь может снимать с них баллы… И всё это для того, чтобы узнать, что «Овцы» так устали от его вечной занятости, что накинулись на него после первой же провокации от Дазая.

      После первой вспышки гнева от всего этого внезапно стало как-то пусто на душе. Пусто и скверно. Если бы рядом не было бы Осаму, было бы ещё и одиноко.

      Он привык к чужим бурным реакциям и не лез на рожон, когда Чуя действительно выходил из себя. Конкретно сейчас он просто молча наблюдал, как Накахара встал и пару раз пнул какой-то мусор на крыше с рыкающим звуком. Не задавал лишних вопросов, пока рядом беспокойно кружили по своду, прежде чем вновь уронить себя на прежнее место, но уже без сил. Дазай лишь был рядом и ждал. Для чего-то, что скроено из явно неподходящих друг другу кусков, их несуразное взаимопонимание было уж очень крепко сшито.

      — Ты всё равно мог просто со мною поговорить, — всё-таки выдавил из себя Чуя.

      Осаму лишь громко фыркнул и приподнял бровь:

      — И ты конечно же не вцепился бы в своих друзьяшек с новой силой, ведь я, демонический вундеркинд из Рейвенкловской башни, просто хочу вас рассорить.

      В Дазае отталкивало многое при близком знакомстве. Вряд ли хоть кто-то в Хогвартсе был знаком с ним ближе, чем Чуя, поэтому Накахара мог со всей ответственностью заявить, что худшим являлось то, как часто он оказывался прав.

      Раздражение от необходимости признавать чужую правоту пробирало, словно судорога. Оно противным электрическим разрядом расползалось по всей нервной системе от мозга к кончикам пальцев. Если бы Чуя не потратил все моральные силы раньше, то снова бы начал что-то пинать или швырять. Сейчас же ему оставалось только прошипеть что-то невнятное сквозь зубы и закрыть глаза.

      Что удивительно, молчать рядом с Дазаем было относительно комфортно. Во всяком случае комфортнее, чем выслушивать его признания сегодня. Некоторое время на крыше было слышно лишь подвывания ветра да уханье сов учащихся, вылетевших на охоту. Это позволило если не успокоиться вовсе, то перевести дух.

      Вдруг Осаму нарушил небольшую паузу, пожалуй, последним вопросом, который от него ожидал Чуя:

      — Мне рассказать им правду?

      Накахара открыл глаза, чтобы удостовериться, что над ним не издеваются. Дазай всё ещё сидел рядом с ним, обняв поджатые к груди ноги, его голова покоилась на коленях. Глаза у Осаму были странно-внимательными, но всё ещё не баловали излишней эмоциональностью. Кажется, он и впрямь ждал ответа.

      — Не надо… — вздох на середине фразы вышел у Чуи едва ли не громче слов. — По крайней мере, пока не извинятся…

      Если первая волна эмоций была направлена на Дазая, то сейчас всё это постепенно выместила жгучая обида на Юан и Ширасэ. Накахара всё острее чувствовал, что не так уж и горит желанием мириться с теми, для кого самым простым объяснением ситуации с Мори было его предательство. С его губ вновь срывается тяжёлый вздох, а вместе с ним ещё несколько слов:

      — Одну правильную вещь ты за сегодня всё-таки сказал, Дазай. Я правда гордый.

      Они вновь довольно продолжительное время ни о чём не говорили, просто смотрели вниз куда-то в сторону Хогсмида и железнодорожной станции. У Чуи голова постепенно пустела, так как ни одна из возникавших в ней сейчас мыслей не казалась достаточно привлекательной, чтобы долго её обдумывать. Что в это время творилось в разуме у Дазая слизеринец не знал и не горел желанием лезть в этот тёмный лес. Так или иначе, но в итоге первым заговорил именно Осаму, сменив тон голоса на привычную для него беспечность:

      — По-моему, я за сегодня сказал минимум две правдивые вещи… И одну мы с тобой доказали вместе.

      Дазай усмехнулся так громко, что это было очевидно даже несмотря на тень от облака, наплывшего на Луну.

      — Рейвенкло… — начал он настолько противным тоном, что у Чуи не осталось иного выбора, кроме как закончить за ним недовольным бормотанием.

      — … не попадаются.