антон не был единственным ксюшиным планом побега. после изнасилования, к ней заходил хуа бин. сначала он думал, как обворожительно она плачет, стонет от сухой боли, но окончательно потерял голову, когда она вцепилась в его руку, моля трахать её как в последний раз. и ведь каждый его раз мог стать её последним. хуа бин имел её несколько раз на дню.

ксюша просила отсылать антона, чтобы он не мешал. и антон ни разу их не застукал.

хуа бин трахал её, не жалея мафиозного костюма на гадком матрасе для пленниц. он не брезгал её ртом после минета, глядя, как она слизывала остатки себя с его члена, иногда даже кровавые. и вкус и цвет устраивал. сколько бы он не драл ксюшу, ему было мало.

сейчас он в третий раз подвергал сверхстимуляции её киску. он об этом не знал, понял бы по кровавым следам после. хуа бин воспринимал их как данность, чем лучше секс, тем больше крови теряет ксюша.

он даёт ксюше пощёчину, даже не близко такую пурпурно-романтичную, как в первый раз. больше игриво. по-другому он не трахался. ксюше надо было дать по заднице, по плечу, толкнуть её спиной на стену и вставлять резко в слабо текущую киску. ксюше везло, если на одной морали ей удавалось подготовить себя к такому использованию.

из двух зол она предпочитала антона.

— блядь!

он кончает внутрь в третий раз. из неё идёт по ногам. хуа бин, довольный результатом, обессиленно падает рядом на матрас. сегодня он превзошёл сам себя.

если бы у него хватало члена, он бы давно её порвал. влагалище жгло, терпимо. хуже чем раньше, но терпимо. ксюша стирает слёзы с глаз, шмыгает носом. он держал её раком под сорок минут. нос не успокаивается.

хуа бин забывает о её существовании. лёжа рядом, он пытается отдышаться, на автомате застёгивая штаны. его мозг оперирует в подвешенном состоянии.

ксюша подходит к раковине, смывая кровь и сперму. ксюша не понимает, как может смотреть на это и считать нормой. у неё больше нет внешней реакции. крики проглочены настолько глубоко, что их больше не слышно. остаётся тёртая боль. она не думает, что хуа бин тупой, ему плевать. у таких, как она — чувства легковесны, так все считали. ксюше нравится соглашаться с этим. всего будет меньше: страданий, мук, крови, слёз. но вот жизни становилось только больше.

она оборачивается на хуа бина. он заснул. ксюша может его убить, задушить. ей хватит ненависти и сожаления, чтобы сделать это голыми руками. но... ей невыгодно. чего она этим добьётся?

она могла убить и отца. только кто будет на её стороне? её чувства — поверхностны, значит там немного.

ксюша переползает обратно к стене, устраиваясь на том же месте. она мечтательно укладывает щёку на его плечо, как на подушку. первую за все дни здесь. она может видеть, как в замёрзшей комнате движется его тёплое дыхание. с ним рядом теплее, он не нежнее чугунной плиты, но ты многого и не требуешь.

хуа бин приоткрывает глаза, замечая её.

— устал? — ксюша поднимается на подбородок, оставаясь на его плече, словно не может усидеть на месте.

— да, походу. — щурит глаз, он заглядывает внутрь себя.

она подкладывает руки под подбородок, ощущаемо располагаясь на его плече. она склоняет голову в сторону, оказываясь напротив его лица.

— можно спросить?

— разумеется.

ксюша кладёт подбородок на распрямлённые костяшки ладони.

— ты в идеале знаешь китайский и русский, почему ты здесь?

— ты знаешь людей с моим разрезом глаз? даже ваших, не заграничных.

ксюша отрицательно мотает головой.

— не очень хорошо к ним относятся. знать русский 'в идеале' (он показывает кавычки одной рукой, чтобы не высвобождать из-под ксюши второе плечо) может усложнять жизнь в россии. я знаю всевозможные виды отношения к китайцам, а я из штанов вон не лез.

— прости, пожалуйста, мне жаль.

— да нормально. — отмахивается хуа бин.

— не нормально.

'теперь ты предпочитаешь насиловать и пытать, в свободное от грабежей и убийств время'. ксюше почти было жалко, насколько эрудированный человек мог быть дезориентирован. из-за такой бесчеловечной человечности.

— здесь — по-другому?

— здесь — китайский бизнес. мой босс — китаец.

он добрался до своей безопасности. и погряз.

застрял.

— ты же не остановишься на этом?

— почему нет?

— разве ты не чувствуешь, ты создан для чего-то большего?

— я знаю. — самодовольно заглядывает в мечты на обляпанном потолке.

разговор прекращается.

хуа бин ничего о ней не знает. ему не надо, он не спрашивает. он считает, она достаточно рассказывает о себе, делясь с ним своими восхищениями о нём. там бы могло быть чем восхищаться, если бы он не лишил её девственности, изнасиловав. если бы повод для гордости был внутри, а не снаружи. если бы внутри хоть что-то осталось.

хуа бин смотрел на свою любимую куклу, удачную находку. он задремал со своим несмышлёным питомцем на груди. только бы ксюше хватало животной глупости устроиться поперёк его горла. только бы.