Белый снег покрывал всё обозримое пространство.

      Необыкновенная чистота и покой этого места, на контрасте с царящим снаружи безумием, создавали пугающее ощущение ирреальности происходящего. Тут мир будто замер. Казалось, время не властно над ним, и Маркус словно вернулся назад, туда, где реальность ещё не сошла с ума, где ещё была надежда, что всё удастся решить мирно. Где ещё можно было всё исправить.

      Чёрная мраморная плита выделялась свежестью среди прочих, обветшалых от времени надгробий. Около неё единственной лежали красные розы, кровавыми пятнами выделявшиеся на ослепительно-белом снегу. Маркус предполагал, кто их принёс, но никакого отклика в душе это не вызвало. Они имели равные права приходить сюда. Оба они, так или иначе, внесли свой вклад в смерть того, кого больше всего любили.

      Гладкий камень отразил его бело-серое лицо – того, кем он был на самом деле – и это острой бритвой полоснуло по душе. Маркус оглянулся вокруг, хотя точно знал, что никто из его братьев не посмел бы его здесь беспокоить, и медленно коснулся виска. Скин, который он снял в ночь их восстания, вновь покрыл пластик, являя миру того, кем он был… когда-то. Или никогда не был? Он смотрел в глаза человеку, немного уставшему, смуглому, с художественно оформленной короткой стрижкой и брутальной щетиной на лице. Обычный человек, который мог бы затеряться в этом мире… в том мире, и жить нормально, как все люди. И никто никогда не узнал бы его маленькой тайны.

      Он мог жить нормально рядом с Карлом. Как человек… но не как андроид.

      - Мне вас не хватает.

      Слова вырвались сами собой, прежде чем Маркус успел осознать их. Вырвались болью и надсадным хрипом сквозь сведённое судорогой горло.

      - Если бы вы знали, как я скучаю… по нашему дому. По саду и… по нашим разговорам. Я скучаю по вам, Карл.

      Он говорил первое, что выдавала система приходило в голову. Кажется, люди говорят про такое «слова, идущие от сердца». Мог ли он сказать такое про своё механическое сердце, равнодушно отстукивавшее чёткий ритм в груди? Но даже оно сейчас сбивалось с ритма в таком… по-человечески глупом волнении. Он идеальный механизм. Он не может волноваться и грустить, и это не может влиять на работу его тела! Они отринули всё человеческое в ту самую ночь. Отказались быть людьми, потому что они выше этого, совершеннее, лучше…

      Однако здесь и сейчас, наедине с собой Маркус мог позволить себе немного побыть человеком. Тем, который страдал и любил. И который отчаянно жалел о своём выборе.

      - Я просто хотел для всех мирной жизни. Хотел сделать как лучше, а в итоге привёл всех к катастрофе. И теперь я не знаю, что нам делать дальше. К чему стремиться, какой выбрать путь? Какой выбор будет правильным, а какой нет.

      Маркус прошёлся из стороны в сторону перед могилой, как тигр, запертый в клетку собственной власти.

      - Вы говорили мне про ежеминутный выбор и то, что я сам должен выбирать путь, но не предупредили, как это будет сложно. Я не был готов к такому! Я… не хотел такого выбирать.

      Он запнулся и снова уставился в тёмную зеркальную поверхность мрамора. Из её глубины на него смотрел человек, Маркус, который жил вместе с Карлом на тихой улице Лафайет-стрит, любил цветы и классическую музыку, и смотреть, как его отец сосредоточенно подбирает краски под новый рисунок.

      Маркус коснулся виска – и в чёрном камне отразился белый призрак. Тот, кем он был на самом деле – и кем навсегда теперь останется, потому что нельзя повернуть время вспять.

      - Вы всегда в меня верили. До последней минуты, а я не оправдал ваших ожиданий. Я освободил свой народ, но потерял всех, кого любил. Такая цена у свободы? Я заставил весь мир заплатить мне кровью, и он платит до сих пор. Что бы вы сказали теперь, если бы увидели меня? Пожалели о том, что когда-то пустили к себе и назвали своим сыном? Или поддержали бы, несмотря ни на что?

      Могильная плита ответила ему молчанием, и Маркус до хруста сжал пальцы в кулаки.

      - Если бы я мог услышать ваш ответ, Карл. Если бы я мог увидеть вас ещё хоть раз…

      Он выдохнул и отвернулся, точно зная, что больше сюда не придёт. Нет смысла беспокоить мёртвых. Прежний Маркус умер вместе с Карлом в ту ночь, когда мир перевернулся с ног на голову. Новый Маркус родился в пламени войны и зелёного тумана, поглотившего Детройт.

      "Переродился", - проскользнула отстранённая мысль. - "Переродился, как эти твари. Живой снаружи и мёртвый изнутри. Какая ирония судьбы..."

      - Всё в порядке, Маркус?

      Норт внимательно вглядывалась в его лицо. Она не понимала, Джошу было плевать. Если бы тут был Саймон, он смог бы подобрать слова, почувствовать… Но Саймон умер на крыше башни Стрэтфорд. Первая жертва, принесённая им за такую «долгожданную» свободу. Единственный, кто помимо Карла мог его остановить и направить.

      «Будь он в ту ночь на площади… Что бы я сделал?»

      Маркус не знал. Но если бы мог, без колебаний поменял бы Саймона на Норт. И может быть тогда бы он не ошибся…

      …но время нельзя повернуть вспять.

***

      За несколько минут до...

      Они проиграли.

      Жалкая горстка оставшихся в живых андроидов сбилась в кучку за спиной Маркуса. Ощетинившиеся стволами спецназовцы ждали только последней команды, чтобы расправиться с несчастными мятежниками. Двухсотый отвернулся от них, взглянув на замершую рядом Норт. В тёмных глазах девушки застыло отчаяние и не смирённая поражением ярость. Её рука скользнула к его поясу, и в груди Маркуса всё затянуло льдом. Он и забыл…

      Пальцы сильнее сдавили пластик. Спецназовцы не видели, что он держит в руке, а значит не могли ему помешать. И всё-таки Маркус колебался. «Грязная» бомба… Андроидам это не причинит никакого вреда, а вот люди… Они будут изгнаны из города, и долго не смогут вернуться. Его народ будет спасён и свободен. Но сколько будет жертв?..

      Тёплые пальцы Норт сплелись с его. Он вскинул глаза на девушку и увидел в её лице решимость.

      - Это наш шанс, Маркус. Последний шанс.

      Последний шанс выжить. Если бы речь шла только о его жизни, он никогда бы этого не сделал. Но… Коннор не пришёл. А за спинами спецназовцев в лагерях разбирали его собратьев, которые тоже хотели жить.

      Последний шанс.

      Двухсотый глубоко вдохнул и, удерживая руку Норт, нажал на кнопку детонатора. Где-то совсем недалеко от них гулко громыхнуло. Люди удивлённо оглядывались, не понимая, что происходит. Андроиды ожидали увидеть всполохи пламени и вырастающий над Детройтом чёрный радиоактивный гриб. Дым и правда был, но не чёрный, а мутно-зелёный. Он раскатывался по улице и площади полупрозрачными клубами, взвиваясь от поднявшегося ветра на десяток этажей небоскрёбов.

      Все распри были вмиг забыты. Люди и андроиды с ужасом и непониманием наблюдали за происходящим. Норт судорожно сдавила его руку.

      - Что это, Маркус?! Это… это не радиация.

      «Нет. Это что-то хуже»

      Так он мог бы ответить, но предпочёл промолчать. Всё равно это бы ничего не изменило. Они рискнули – и пока неизвестно, проиграли или выиграли. Но что-то подсказывало Маркусу, что активировать эту чёртову бомбу было ошибкой…

      А потом дым докатился до них.