***

      Звонок. Неожиданный и нежеланный бьёт трелью по чувствительным ушам аль-Хайтама. Несмотря на огромную усталость, рука тянется к телефону, который накануне он не поставил на вибрирующий режим. Глаза слепит от яркого дисплея, буквы на котором уточняют, откуда идёт звонок, что не даёт аль-Хайтаму права просто сбросить вызов и лечь дальше крепко спать.

      — Я слушаю, — голос вымотанный и хриплый ото сна, пускай и короткого, звучит оглушительно громко в тишине собственной квартиры.

    — Хайтам, срочно. Поступили пострадавшие в аварии пациенты. Их везут на диагностику в травматологический отдел, — знакомый тон Кавеха непозволительно бодр в столь поздний час.

      — Разве этим не должны заниматься хирурги ночной смены?

      — Хайтам, ты тоже нужен не меньше.

      — Насколько серьёзные травмы и сколько людей?

      — Из четверых трое, как сообщили, тяжело ранены.

      — Понял, уже выхожу. Попроси подготовить операционную.

      Звонок обрывается в спешке. Спустя три минуты, помятый и не выспавшийся после прошлой смены, аль-Хайтам, закрыв квартиру, садится в машину. Путь его лежит прямиком в больницу «Тейват».

***

      — Доктор! Скорее!

      Все торопят и без того быстрого аль-Хайтама. У него нет времени даже посмотреть в сторону на того, кто зовёт столь нетерпеливо. При входе в травмпункт его снова окликают, на этот раз подбегая со снимками и по делу.

      — Пациент, девятнадцать лет, раздроблено бедро. Его родители также попали в аварию, поэтому согласие на операцию делать некому, — голос медсестры, чьё имя Хайтаму некогда даже посмотреть на бейдже, тараторит беспокойно. Она чуть ли не трясёт снимок перед лицом, словно так он сможет разглядеть хоть что-то. — Вести его?

      Аль-Хайтам хмурит брови, задумавшись. Его взгляд скользит к пациенту, оценивая ситуацию.

      — Кровотечение? — спрашивает он у медсестры.

      — Бедренная артерия была повреждена, доктор Синьора остановила кровь, — девушка кивает в сторону, где стоят травматологи.

      — Ясно, везите в операционную.       Девушка быстро выполняет указание, пропадая с глаз аль-Хайтама вместе с пациентом.

      — Трудная ночь сегодня? — спрашивает не пойми зачем проходящий мимо Кавех.

      — Сойдёт.

      — Исчерпывающий ответ. Ладно, удачи тебе, — он легонько стукает хирурга по плечу, подбадривая. Как будто это нужно аль-Хайтаму.

      Он думает о Кавехе немного дольше, чем следует, пока идёт одеваться в стерильную одежду. Так всегда. В их неоднозначных отношениях, где ни дня без ссор не проходит, парень как-то за секунду переключается на милейшего человека, стоит аль-Хайтаму начать готовиться к операции. Возможно, просто потому что в такие ответственные моменты нужен настрой, а детские споры и выяснения отношений никак в этом деле не помогут. Быть может, Кавеху под силу не раздражать аль-Хайтама в девяносто девяти процентах их диалогов.

      Сейчас, когда Хайтам стоит перед столом со скальпелем в руке, нет времени на дела насущные и межличностные отношения, поэтому мысли об этом с лёгкостью отбрасываются на задний план, оставляемые до поры до времени.

Впрочем, как и всегда, аль-Хайтам к ним не вернётся, чтобы рассудить до конца. Слишком энергозатратно. У него тут, вообще-то, человеку нужно ногу ампутировать.

***

      Аль-Хайтам снимает маску и перчатки, проходя мимо регистратуры, где носится Кавех. Тот практически сразу замечает хирурга и шагает навстречу.

      — Как прошло?

      — Идеально. Разве могло быть по-другому? — хмыкает Хайтам и, не останавливаясь, держит путь до ординаторской.

      — Конечно могло, ты же не робот. Всегда есть риск ошибки или ухудшения состояния пациента, — деловито заводит привычную шарманку Кавех — наверное, чтобы поддержать разговор. Аль-Хайтаму всё равно на эти попытки. — Ладно, злюка, в любом случае, ты хорошо поработал.

      Хайтам кивает, игнорируя беззлобное обзывательство, подходит к заветной двери и, не обращая внимания на остановившегося Кавеха, сам заходит внутрь.

      — Добрый вечер, — слышится голос Чжун Ли. Тот сидит за столом, в одной руке держа какой-то отчёт, а во второй чашку чая, судя по душистому аромату на всё, не особо большого размера, помещение.

      — Добрый, кого оперировали? — с ходу спрашивает аль-Хайтам, не видя смысла в обычном разговоре, когда можно обсудить работу и все возможные сложности.

      — Отца пострадавших. Кровоизлияние пошло в мозг, а рёбра были сломаны, перекрыв кислород и создавая множество рисков. Честно говоря, я предполагал летальный исход. Благо, парень из моей команды предложил альтернативу, что, кстати, помогло. Его зовут Сяо, славный малый.

      — Отлично, — аль-Хайтам знал про Сяо и еще двух ординаторов: Люмин и Итэра. Все они были хороши, так как ему приходилось пару раз с ними работать, когда Чжун Ли ушёл на больничный, и будущие хирурги справлялись на отлично. А команда аль-Хайтама — Гань Юй и Хэйдзо — тоже неплохие ребята, у которых есть огромные шансы на хорошее будущее. Возможно, как думается Хайтаму, не в этой больнице. Всем известно, что в конце практики в «Тейвате» останутся только двое из ординаторов, поэтому аль-Хайтам объективен.

***

      — Аль-Хайтам — кретин полнейший! — Кавех вваливается в лабораторию, где Тигнари сортирует и раскладывает анализы в холодильник. При резком звуке он даже не вздрагивает, ибо привык к подобным выходкам друга. — Я уже не могу, — вздыхает измучено Кавех, присаживаясь на стульчик рядом с мужчиной.

      Тот в свою очередь сначала заканчивает с образцами, из-за чего на пару минут в лаборатории висит тишина, а потом уже обращает внимание на Кавеха, который терпеливо ждал.

      — Что он уже сделал? — спрашивает Тигнари, страдальчески выдыхая.

      — Я к нему и так и сяк, а в ответ игнор полный! Почему этот ханжа не может просто для приличия сделать вид, что не плевал на всё, о чем я говорю?

      — Ты приходишь сюда в большинстве случаев, чтобы высказаться насчёт аль-Хайтама. Каждый раз я говорю тебе одно и то же, но сколько ты раз моему совету последовал? Как будто бы ноль, если память не подводит, так что всё ещё в силе вариант поговорить с ним наедине и объяснить свои намерения.

      — Ладно-ладно, я уже понял, что нагружаю тебя этой темой, больше не буду, — бурчит Кавех, поднимаясь с места. Не успевает он дойти до выхода, как Тигнари уже окликает его:

    — Нет, не нагружаешь. Просто не вижу смысла советовать тебе что-то новое, пока ты не продвигаешься дальше первого пункта. И перестань каждый раз с ним ругаться — вряд ли это поможет вам подружиться.

      — Хорошо, я поговорю с ним. Процентов на восемьдесят уверен, что пошлют меня далековато, — вздыхает максимально драматично Кавех, уходя из лаборатории.

      Тигнари остаётся лишь проводить того взглядом и вернуться к работе.

      Кавех подходит к регистратуре и случайно выцепляет глазами Лайлу — ассистентку аль-Хайтама.

      Кавех тоже когда-то занимал эту должность, но быстро отказался от неё, когда сложные отношения с хирургом начали мешать обоим на операциях. Сейчас Кавех ассистирует у Чжун Ли — тот хотя бы расположен к общению и поддержанию комфорта со всеми своими коллегами.

      Девушка расположилась на кресле в холле, совершенно не стесняясь подремать. Никто особо на это не ругается, ибо для пробуждения ей требуется одно касание к плечу, а дальше она, на удивление, работоспособна. Собственно, это Кавех и делает — будит Лайлу, которая сразу на месте подрывается и встаёт ровно, словно и не спала вовсе. Смотрит она растеряно, но через пару секунд в глазах её проскакивает понимание.

      — Что-то хотел? — интересуется ассистентка своим скрипучим голосом, прикрывая рукой рот, чтобы скрыть зевок, а второй трёт веки. Лайла двигается с места в неизвестном Кавеху направлении, но тот спокойно идёт за ней, по пути спрашивая:

      — Знаешь, где доктор аль-Хайтам?

      — М-м-м… — она задумывается, потирая пальцем подбородок, словно это действительно трудный вопрос, над которым ломают голову уже не одно столетие. — Я видела как он вышел из ординаторской и что-то говорил про Розарию. Загляни к ней.

      — Окей, спасибо, — получая в ответ на благодарность кивок, Кавех разворачивается в противоположную сторону. Туда, куда ему бы меньше всего хотелось идти.

      Морг находится в самом конце крыла больницы, где надо будет ещё спуститься вниз, на нулевой этаж.

Каждый раз Кавех не в восторге при надобности сюда заходить — особенно, если приходится при этом везти труп. Это отделение — неотъемлемая часть больницы, заодно и самая мрачная. Отсюда нет выхода тем, кто пришел не на своих ногах. И Кавеху от этого не по себе. Находясь в операционной и ассистируя, парень выполняет свою работу — спасает жизни людей. Ну, конечно, не также эффективно, как хирург, но, в каком-то смысле, исполняет тоже немаловажную роль. В любом случае, там, наверху, есть звуки жизни, надежда на спасение и выздоровление, а здесь — тишина, бирка на ноге и время смерти. Кавех морщится и передёргивает плечами от подступившего холодка и запаха формальдегида. Серьёзно, почему здесь всегда так оглушающе тихо? Каждый его шаг громко отпечатывается на светлой плитке пола.

      Кавех проходит мимо открытой двери кабинета судебно-медицинской экспертизы, а через секунду на его плечи сзади кладут руки, отчего парень громко вскрикивает, молниеносно разворачиваясь:

      — Блять! — он хватается за грудь в районе сердца, громко вдыхая и выдыхая. — Так до инсульта довести можно!

      — Ой-ёй, я хотела поздороваться, — хихикает Ху Тао — патологоанатом этой больницы, как и Розария, к которой шёл Кавех.

      — Что ты вообще делала в кабинете с выключенным светом?

      — Да я в этом отделении столько лет работаю, что помню каждый квадратный метр наизусть, — девушка упирает руки в боки и задирает подбородок вверх, очевидно, гордясь этим фактом. — Мне нужно было просто отнести на стол документы — ничего же сложного.

      — Просто.. больше не пугай так людей. Не все же любят это место, подобно тебе.

      — Да, к сожалению, многие так яро отрицают свою погибель, что морг становится чем-то страшным! Все мы когда-то умрём, но я надеюсь, что за свою непредсказуемую жизнь успею увидеть на столе как можно больше своих друзей.

      — Чего? — Кавех опешил. — Наша задача наоборот это количество сократить! Разве есть что-то хорошее в том, чтобы смотреть на бездыханное тело близкого человека?

      — Ну вот, — девушка дует губки, словно Кавех несёт полнейшую чушь. — Ты совсем не понимаешь, о чём я. Видимо, так же, как и остальные, дрожишь от мысли о своей кончине.

      — Эм, неважно, — машет рукой Кавех, решив более не продолжать столь мрачный диалог с Ху Тао, предпочитая узнать про свою первоначальную причину, чтобы сюда спуститься. — Аль-Хайтам тут?

      — А, так вот чего ты пришёл без пополнения, — Тао вздыхает, искренне расстраиваясь отсутствию работы. — Да, он с Розарией. Иди прямо до последней двери — там наша ординаторская.

      Кавех кивает: хоть и так об этом знает, но решает не давать лишний повод для разговора. Его вообще напрягает тот факт, что эти девушки могут спокойно чаёвничать, или что они там делают, когда за стеной лежат холодильники с мёртвыми людьми, чья жизнь оборвалась из-за старости, несчастного случая, болезни, или, возможно, случайного, а может и предумышленного убийства. А то и хуже — от ошибки врача.

      Поэтому Кавех и не любит морги: здесь всегда появляются подобные мысли. Хорошо хоть, что идти не долго — вот он уже стучит в дверь, после чего заходит. Розария поднимает на него нечитаемый взгляд, а аль-Хайтам изгибает бровь, глядя на прибывшего.

      — Ты что тут делаешь? — скорее он спрашивает, интересуясь, не поступил ли новый труп или не умер ли пациент, но Кавех немного более драматичен, чем он сам готов признать, поэтому воспринимает это как раздражение от аль-Хайтама.

      — Ты сейчас сильно занят? — вопросом на вопрос отвечает Кавех, сжимая губы в тонкую линию. Возможно, от него этот вопрос звучит странно по отношению к аль-Хайтаму, судя по его недоумению отразившемуся на лице.

      — Уже нет, — Доктор глядит на папку с документами у себя в руках и всовывает её Розарии, которая продолжает бесстрастно глазеть. — Тут я закончил. Что-то случилось?

      Кавех не желает выяснять что-либо в присутствии малознакомого человека, а уж тем более в стенах морга, поэтому просто указывает подбородком на дверь, дескать: «Пойдём, выйдем».

      Аль-Хайтам вздыхает, прощается с коллегой и следует за Кавехом.

     Оказавшись в более типичной обстановке, Кавех выдыхает. Плечи заметно расслабляются, и теперь появляется желание поговорить без мнимого кома в горле из-за запаха смерти.

      — Так что же случилось? — нетерпеливо спрашивает аль-Хайтам, поглядывая на наручные часы.

      — Ты куда-то спешишь? Потому что я хочу кое-что обсудить.

      — Разве что домой.

      — Дом подождет. Я, как достаточно эмоционально зрелый взрослый, подумал, что нам стоит сгладить углы во взаимоотношениях.

      — Пф, — аль-Хайтам ухмыляется. — Неужели хочешь вернуться ко мне ассистентом?

      — Что?! — удивлённый возглас Кавеха привлекает внимание рядом стоящих людей, из-за чего парень тушуется. — Не надо трактовать мои слова как тебе вздумается. Мы с тобой слишком нестабильны, чтобы работать вместе. Я перешёл к доктору Ли исключительно для блага пациентов. Или тебе напомнить, как ты отказывался оперировать до тех пор, пока я не покину операционную?

      Аль-Хайтам недовольно морщится, припоминая тот случай. Это было давно, но очень непрофессионально со стороны обоих, хоть потасовка никак не навредила пациенту, им потом всё равно прилетело. Заслуженно.

      — И что же ты хочешь от меня?

      — Пообщайся со мной по-нормальному, без своей напыщенности. Мы с тобой не чужие люди, я знаю, что ты можешь быть терпимым.

      Это действительно правда, ведь аль-Хайтам с Кавехом учились вместе, хоть и с разницей в один год, а позже вообще разошлись на разные направления, когда общая теория закончилась. В любом случае, тогда, в пору пылкой юности, парни чуть ли не каждый день проводили время вместе, лелея компанию друг друга.

      Дискуссии в библиотеке, из-за которых их могли выгнать из места предназначенного для тихого времяпрепровождения; совместные обеды; иногда драки на эмоциях — всё это было частью их студенческих лет.

Та искра, что проскочила между друзьями, была проигнорирована. Начались проблемы, от которых было проще сбежать, нежели попробовать вместе их проработать, обсудить, решить или просто пережить. Кавех испугался своих не вовремя появившихся чувств, убеждённый, что аль-Хайтаму они совершенно точно не нужны. Аль-Хайтам, в свою очередь, на фоне пытался подать руку помощи, но не всегда умел подбирать мягкие слова для ранимой молодой души, поэтому Кавех воспринял всё неверно.

      Разлад породил нескончаемый поток ссор, недопониманий и привёл к крайней точке — парни перестали общаться.

       Оба, причём, были разбиты отсутствием близкого человека рядом, но, посчитав, что так нужно, попыток не предпринимали. В итоге упрямство и гордость похоронили ту идиллию и симпатию, что раньше была чем-то дорогим и сокровенным. Чем-то, что хотели сберечь, да не смогли.

      Насколько было удивительно оказаться коллегами в одной больнице? Какова была реакция? Счастливые объятия? Может, крепкое рукопожатие?

      Конечно, нет. Оба делали вид, что совсем не рады увидеть родное лицо в стенах «Тейвата», игнорировали прошлое, прикидываясь незнакомцами, что знали друг о друге слишком много. Когда-то щуплый и низкий аль-Хайтам предстал перед Кавехом статным мужчиной. А Кавех, чьи волосы раньше были темно-коричневого цвета и совсем обычной длинны, удивили аль-Хайтама своим новым пшеничным оттенком.

Несколько лет парни провели враждуя, ссорясь и портя друг другу настроение из раза в раз, пока Кавех всё же не решил ослабить это напряжение, что не довело бы до добра. Перешёл к Чжун Ли, который с радостью его принял. Аль-Хайтам профессионально сделал вид, что очередной уход Кавеха не кольнул где-то в районе сердца.

      Сердце циркулирует кровь, Хайтам, а не отвечает за твои чувства, соберись.

      Так бы и продолжалось ещё очень-очень долго, но в какой-то из вечеров, проведённых с Тигнари в лаборатории, заставил Кавеха задуматься о прошлом, о том, как им тогда было хорошо вместе, и как это теперь хочется вернуть обратно. Тигнари дал совершенно не сложный совет — поговорить.

Кавеху это казалось невыполнимым. Но вот, день, когда он собрался и подошёл. Ему надоело быть обидчивым ребёнком в теле взрослого, поэтому, если Хайтам, который по натуре своей был эмоциональным инвалидом, не способен пойти на разговор, это сделает Кавех. И он сделал, правда сделал.

      — А тебя обычно тяжелее терпеть, — пожимает плечами хирург, привычно общаясь колкостями.

      — Значит, выйди из зоны комфорта, — Кавех втягивает воздух сквозь зубы. — Мне лично надоело делать вид, что мы друг другу никто.

      — Мы были когда-то друзьями, я это хорошо помню. Но прошло столько лет — неужели думаешь, что во мне всё еще сидит тот робкий студент с книжкой в руках наперевес?

      — Ну, практически. Теперь ты уверенный в себе доктор с книгами наперевес. Так что… это всяко лучше, чем ничего.

      Хайтам усмехается по-доброму. Кавех видит в этой реакции шанс всё исправить.

      — Ты же упёртый и не отстанешь, да?

      — Очевидно.       — Ладно, смотри не разочаруйся в своих суждениях обо мне нынешнем.

      — А ты попробуй не очароваться мной.

***